— Нам придется с ними работать, Орфен, — утвердительно произнес Раиф, разгрызая хрящик.
— Не-а, — безразлично ответил тот. — Не будем мы с ними «работать». Они покажут на очко в сортире — ты прыгнешь в дерьмо. Вот как всё теперь пойдет.
— Пусть так. Но ты все равно следи за языком, я не хочу, чтобы твое отношение влияло на солдат.
Намог заржал и отхлебнул ещё тарека. Между его крупных желтых зубов торчали застрявшие кусочки мяса.
— Не бойся, парни и так уже все с полными штанами ходят. А я ведь им ещё ничего не рассказывал.
Бусина на стоячем воротнике Хамеда моргнула красным, и он вдруг ощутил неприятное шевеление в животе.
— И чего же мы все так боимся? — пробормотал он, вставая и забирая шлем с лавки.
Намог вытер губы и вслед за командиром направился к выходу.
— Слышал о Контквале? — спросил он. — Знаешь, что они там устроили?
Хамед оправил складки на форме и надел шлем, на ходу проверяя герметичность соединений.
— Не стоит верить всему, что пишут, Орфен. В инфосетях полно разного вранья.
— Каждый третий. Вот сколько народу они положили. «Карательные меры», говорят. А те несчастные ублюдки ведь были на нашей стороне.
Открыв противовзрывные двери, ведущие из офицерских казарм, Хамед вышел в вестибюль командного пункта. Плечи расправлены, взгляд вперед. Мелочи всегда имеют значение.
— Как я и говорил. Полно разного вранья.
Они вошли в командный пункт. Железный отец Наим Морвокс ждал внутри, все такой же огромный и готовый едко съязвить.
— Мы получили всё, что требовалось, — сообщил он. — Начинаем.
Быстрым шагом из Эксцельсиона, в длинные бункеры Секурума, увешанные неяркими осветительными полосами. Администратум позабавил физиономиями схолиастов, перепугано смотревших, как черные гиганты маршируют через их лекс-палаты. Вниз под своды Кордекса, где несколько священников попытались благословить космодесантников, но те просто отодвинули их от себя, как и всех остальных.
И затем, снова в грязи, по липкому полу, набирая горячий воздух в легкие, и вентиляция хрипела, будто торчок под фенексодролом. Солдаты ждали их на станции Лирис, выстроившись рядами по сто. Они смотрелись весьма достойно в полных комплектах серой полевой формы и надетой поверх неё штурмовой броне. Под ногами почти не было заметно пятен крови, видимо, кто-то перед их появлением усердно оттирал полы.
— Вы будете произносить речь? — спросил Хамед, сам не зная, пойдет ли это на пользу боевому духу иостарцев.
— Нет, — ответил Морвокс, по-прежнему шагая вперед.
Он никогда не останавливался. Он просто-напросто продолжал идти.
…Вот тогда-то ты и понимаешь, что был прав в первый раз. Это машина, жуткая машина из ночного кошмара.
Неумолимость их движений сильнее всего нервировала Раифа. Да, Железные Руки выглядели почти неуязвимыми, и даже шум доспехов словно нес какую-то угрозу. Но вот это ощущение непримиримости, ощущение, что они просто будут продолжать идти, пробирало до печенок.
У любого смертного, даже у такого невероятного упрямца, как Намог, есть предел, после которого он сдастся. Но Железные Руки не остановятся. Никогда.
— Как должны выдвигаться иостарцы?
— Все приказы уже в тактической сети. Пока пусть просто не отстают.
И снова вниз, мимо станционных укреплений, по тоннелям техобслуживания к скоплениям жилых модулей в сердцевине улья. Слабая освещенность превращается в проблему. Шахты здесь явно более узкие и дольше не видавшие ремонтников. Витки кабелей свисают с потолка, влага собирается лужицами в темных углах, неисправные светильники моргают за железными сетками.
Они подбирались все ближе к цели. В улье Горгон, чтобы спуститься на полкилометра вниз, нужно было пройти намного более длинный путь под землей. Целые горы скалобетона теперь отделяли от Раифа ближайший клочок неба, вентиляционные системы выкашливали сырой, смердящий выгребной ямой воздух. Основные энергосистемы пострадали или были полностью уничтожены в начале беспорядков, а мощностей полевых генераторов явно не хватало для полноценной замены.
Хамед включил усилители освещенности в шлеме, и то же самое сделали двадцать солдат из его передового отряда. Они следовали буквально по пятам Железных Рук, ни на миг не сбившихся с ритма.
— Узел 4R, — объявил Морвокс, приближаясь к массивному, укрепленному гермозатвору в конце коридора. Сейчас ворота были закрыты, и по бокам занимали позиции отряды часовых-серорубашечников, явно напряженных и с лазганами наизготовку.
— Мы очистим его. Вы закрепитесь на отвоеванных позициях. Твои солдаты готовы?
Раиф откровенно запыхался по пути вниз. Бросив быстрый взгляд за спину, на заполненный иостарцами коридор, он убедился, что боеготовность передового отряда не вызывает вопросов, но за ними, растянувшись по длинному, слабо освещенному тоннелю, подтягивались остальные взводы. Хамед видел, что некоторые солдаты на ходу вставляют в лазганы батареи питания или герметично застегивают шлемы. Что ж, их тоже будем считать готовыми.
— Ждут вашей команды, — кивнул он Морвоксу.
— Нам не нужна огневая поддержка. Вы не должны активно участвовать в наступлении. Закрепляйтесь на зачищенной нами территории. После того, как мы закончим, вы получите новые приказы.
Затем сержант произнес что-то по закрытому каналу, и космодесантники достали оружие. Четверо из них, включая Морвокса, теперь держали в руках большие, угловатые пистолеты с кургузыми стволами. Внизу, перед рукоятью, торчали короткие и толстые магазины. В целом создавалось впечатление, что Железные Руки идут в бой с небольшими гранатометами, а не обычным огнестрельным оружием.
Пятый космодесантник поднял нечто действительно громадное, орудие, место которому было в артиллерии, с магазином не меньше человеческого туловища. Даже он мог держать его только двумя руками, одна из которых охватила отдельную рукоять над стволом. Нечто вроде твердой патронной ленты, составленной из сцепленных друг с другом кассет, уходило за спину воина.
И это ещё не все, у них ведь имелись и клинки. Некоторые походили на короткие колющие мечи, которыми сражались в ближнем бою люди Хамеда, только вдвое больше. Прочие же были совершенно иными. Двое гигантов взяли в свободные руки заводские ленточные пилы, принявшие форму гигантских палашей.
Это оружие казалось просто смехотворным. Чрезмерно большое, предназначенное для убийств в промышленном масштабе, выдуманное каким-то обезумевшим машиновидцем и отданное в руки сверхлюдям. Саиф прикинул, что едва сможет поднять один из «пистолетов», но космодесантники держали их с легкостью, одной рукой.
В горле у дженумария пересохло. Несмотря ни на что, он не забывал о кошмаре, ждущем на той стороне барьера.
— Открыть гермозатвор, — скомандовал он по воксу.
И вот, со скрежетом металла, надрывными стонами древних и болезненных механизмов, медленно раскрылись врата, ведущие в прихожую ада.
II
Землеход. Длинный для своего типа, протянувшийся на километр от раскидистых гроздей сенсориумов на голове до мусородробилок на заду. Массивный, чуть раскачивающийся, увенчанный короной пыльного смога, медленно сползающего по боковой броне. Тусклые желтые огоньки, почти незаметные в яростной буре, усеивали её потрепанные пластины.
Ветер пытался пошатнуть, свалить его, но гигантские суспензорные катушки, установленные в подвеске, сглаживали каждое движение многотысячетонного тела, скрывавшего в себе движущие механизмы, обрабатывающие конвейеры, кузницы, жилища экипажа и оружейные.
Двигатели выли все время, неустанно и неусыпно. Они никогда не останавливались.
Землеход двигался с хорошей, по медузанским меркам, скоростью, равной 0.3 километра в час. Полы дрожали, отзываясь шуму приводов, с воздухозаборников сыпалась черная пыль.
Снаружи ревел ураган, могучий и грязно-черный. Чьи-то голоса подвывали ветрам.
На Медузе всегда ревели ураганы, могучие и грязно-черные. На Медузе чьи-то голоса всегда подвывали ветрам.
Перед землеходом простерлась равнина, покрытая паутиной глубоких трещин и заостренными временем валунами. Алые молнии били из облаков смога, нависших над далеким горизонтом.
Хаак Рейн, откинувшись на решетчатую спинку железного кресла, потер глаза. Металл правого оптического имплантата неприятно ощущался кожей.
Рейна окружали пикт-экраны, плотно развешанные по всему сенсориуму, тесному наблюдательному пункту, установленному прямо на переднем левом углу ведущего гусеничного модуля. Изображения с них моргали оранжевым и представляли собой наборы тускло горящих рун, суммирующих информацию, поступающую с органов чувств «Мордехая», семи тысяч авгуров узконаправленного обзора. Имплантат помогал Рейну разобраться в их непрестанном мельтешении.
Рейна окружали пикт-экраны, плотно развешанные по всему сенсориуму, тесному наблюдательному пункту, установленному прямо на переднем левом углу ведущего гусеничного модуля. Изображения с них моргали оранжевым и представляли собой наборы тускло горящих рун, суммирующих информацию, поступающую с органов чувств «Мордехая», семи тысяч авгуров узконаправленного обзора. Имплантат помогал Рейну разобраться в их непрестанном мельтешении.
А ещё от него болела голова. Круглые сутки имплантат изводил Хаака своим неизменным жаром. Проклятая штуковина сидела в черепе, будто капля расплавленного металла, но Рейн не роптал. Ему в голову не приходило жаловаться, так же, как и когда его подключили к железному креслу, или когда ноги от недостатка движения превратились в высохшие тростинки, или когда он понял, что не может спать без двойной дозы успокоительных и специальных цифлексных упражнений.
Весьма немногие жители Медузы видели смысл в жалобах. Такое уж это было место.
Что-то мелькнуло на одном из пикт-экранов. Рейн уставился на него мутным взглядом, увеличил разрешение и соответственно сменил настройки имплантата.
— Трон, — присвистнул он, повышая приоритет сигнала. — Траак, ты тоже это видишь?
За тысячу метров от него, на дальней стороне ведущего модуля «Мордехая», с треском проснулся комлинк.
— Ага, — голос Траака казался вялым, словно он только что пытался подремать. — Хочется верить, мы с тобой не ошибаемся. Спускаем краулер?
— Да, приступаю.
Своей правой рукой, той, что ещё могла двигаться, Рейн ввел возможные варианты курса. Левая, та, что оканчивалась пучком стальных кабелей, подергивалась, пока шла установка нейросоединения с Душой «Мордехая». На слияние ушло несколько секунд. Затем из инфосети пришло подтверждение, и откуда-то снизу донесся отдаленный скрежет металла о металл, вслед за которым что-то затряслось, и, наконец, прозвучал гулкий удар. Рейн переключился на другой пикт-экран, отображающий причальный борт гусеничного модуля.
У самого его основания, между двумя кожухами траков, Хаак увидел открытый люк с выдвинутой из него пологой рампой, оставлявшей борозды на почве под землеходом.
Четырехгусеничный краулер скатился по спуску, и его грубый, угловатый корпус покачнулся в момент соприкосновения с равниной. Из выхлопных колонн толчками повалили клубы сажи, и транспорт направился по заданному курсу, подергиваясь на неровном грунте.
Рейн переключился на поток данных с краулера, и на экране несколько секунд дрожали статические помехи, сменившиеся нормальным изображением. Он увидел, как из ослепляющих вихрей пыльной бури выступают очертания человека, все ещё держащегося на ногах, но прихрамывающего и клонящегося под порывами ветра. Его изодранную одежду покрывала черная пыль равнин, делая незнакомца похожим на кусок обугленного мяса.
Достигнув заданной точки, краулер остановился. Пошатываясь, человек добрался до транспорта и забрался внутрь, после чего краулер развернулся и направился обратно к рампе. Вновь сменив пикт-поток, Рейн получил обзор с внутренней камеры и увидел, как человек тяжело оседает в углу грузового отсека.
— Жизненные показатели, — приказал Хаак.
Несколько индикаторов возникли на соседнем экране, сообщая, что парень держится на границе жизни и смерти.
Крепкий ублюдок. Если вовремя окажется в руках медиков, то, возможно, выживет. Рейн отправил сообщение в инфосеть и услышал щелчок, подтверждающий его регистрацию Душой.
— Метки нашел? — спросил Траак, явно подключенный к тому же пикт-потоку.
— Ещё нет, — ответил Рейн, увеличивая изображение измазанного в грязи лица и пристально рассматривая его. Что бы этот парень ни делал на равнинах, он определенно чуть не погиб там. Половину его буревой брони просто сорвало с тела. — Ясно только, что типчик не из наших.
— Можешь пробить по иденту?
— Да, если ты успокоишься и дашь мне пару минут.
Краулер вернулся на борт, и Рейн, подав запрос, получил разрешение на глубокое сканирование. Авгуры перенастроились, и по телу незнакомца широким взмахом пробежала красная полоса лазера. Как только сканирующий луч коснулся височного штифта, в инфосеть загрузился пакет новых данных, внимательно изученных Хааком.
— Есть что-нибудь? — Траак уже начинал действовать на нервы.
— Ничего особо волнующего, — ответил Рейн, подготавливая данные для пересылки медикам, втягивая рампу и закрывая люк. — Парень из клана Грамен. Да уж, далеко забрался от дома, одному Манусу ведомо, что он делал на этой равнине.
— А имя?
— Морвокс. Мне ни о чем не говорит, а тебе? Наим Кадаан Морвокс.
Другой землеход. Меньше «Мордехая», но повыше и лучше бронированный. Никаких меток клана не было на его корпусе и черных бортах, ни один огонек не светил с панциря, и ни один рудозаборный пандус не входил в почти отвесные бока.
Землеход полз по бесплодной равнине, и ураган бессильно пытался сотрясти его. Он даже не покачивался. Глубоко внутри, среди гробниц из металла и скалобетона, среди могучих механизмов, располагалось идеально квадратное, погруженное в полумрак помещение с полом из черного камня. По стенам вились почти органические переплетения трубопроводов, а с железного потолочного свода свисали тусклые лампы.
В центре стоял на коленях обнаженный человек, покрытый блестящими каплями пота, склонив голову в знак покорности. Его окружали высокие и широкоплечие фигуры, облаченные в длинные, свободные одеяния. Их лица скрывались за металлическими масками.
Дрожь двигателей передавалась стенам.
Один из безликих выступил вперед и долго смотрел снизу вверх на коленопреклоненного человека, не нарушая молчания. Когда же он, наконец, заговорил, то голос показался совсем не подходящим столь могучему телу. Звучал он тонко и бесстрастно, словно пропущенный через множество аудиофильтров.
— Среди всех кандидатов из Грамена, ты один выдержал испытание равнинами. Какой урок следует из этого извлечь?
Стоявший на коленях не ответил и даже не пошевелился.
— Какой же?
— Я не знаю, господин.
— Никакой. Ты не избранный. Ты не особенный. Бывают годы, когда не возвращается никто. Бывает, возвращаются многие.
Человек у ног великана не поднимал голову, и его мышцы трепетали, стараясь сохранять неподвижность тела. Он был отлично сложен по меркам Медузы, высокий, худощавый, но мускулистый. Шрамы испещряли его плоть, на которой виднелось и несколько свежих ран.
— Ты можешь преуспеть и в последующих испытаниях. Ты можешь погибнуть в них. Не нужно искать в этом знаков судьбы или видеть предназначение. Есть лишь то, что продолжает работать, и то, что отказывает.
— Да, господин.
Безликий гигант извлек долгий стальной клинок, явно не предназначенный для сражений, слишком хрупкий, слишком незапятнанный. Он походил на инструмент хирурга, который кто-то решил использовать для торжественных церемоний.
— Ты поймешь это. Ты осознаешь, что путь твоей жизни не уникален, и поймешь, что твое существование обретает смысл, лишь становясь частью чего-то большего. Ты — модуль системы. Ты — винтик механизма.
Коленопреклоненный человек вытянул перед собой левую руку, сжав пальцы в кулак. Он по-прежнему не поднимал голову.
— Со временем ты поймешь, что эти слова истинны. Ты пожелаешь избавиться от всего, что будет напоминать тебе о прошлом. Ты забудешь, что был единственным выжившим в испытании. Даже оно само сотрется из памяти. Ты будешь помнить лишь путь восхождения. Ты станешь его воплощением.
Гигант встал на колени перед израненным человеком и приложил к его вытянутой руке клинок, точно между запястьем и локтем. Режущий край коснулся покрытой испариной кожи.
— Вот первый знак на этом пути. Хочешь ли ты продолжать?
Вопрос показался неуместным. Путь уже начался, и выбора не осталось. Быть может, то звучало забытое эхо старых времен, когда в обряде почему-то уделялось больше внимания личной готовности к изменениям.
— Я хочу этого, — прозвучал ответ.
Лезвие глубоко вонзилось в кожу и скользнуло вправо, оставляя глубокий и аккуратный разрез. Когда клинок покинул плоть, обнаженный кандидат почти неслышно втянул воздух, сражаясь с болью. Густая, горячая кровь текла из пореза.
Пока что он оставался смертным. Его самоконтроль ещё не был идеальным.
Великан поднялся, дал крови стечь с клинка и отступил в сторону.
— Это лишь отметка, там, где однажды будет сделан настоящий разрез, — сказал он, убирая стальное лезвие. — Встань, кандидат Морвокс. Ты уже не тот, что прежде. Теперь тебе суждено стать боевым братом Железных Рук, воином клана Раукаан — или никем.