— Еще раз здравствуйте. А, не виделись. Иван. Так, ребята, рассаживаемся. Я хочу устроить вам небольшую экскурсию по родному городу, с шашлыком в финале.
Котелков, Капитан и Куклинс сели в «Вольво», Толик и Олег — в джип. Кроме них там сидело еще двое охранников. У одного был автомат.
Машины сорвались и помчались по городу, обдавая мощными лучами стены домов. Если площадь, на которой стояла гостиница, была еще более-менее освещена, то окрестные улицы, казалось, лежали в полной темноте.
Минут через пять они остановились на берегу.
— Вот там, — сказал Савушкин, вылезая из машины, Пороховая башня. Всего их было четыре, осталась — одна. Сам острог, естественно, сложили из бревен. При Борисе Годунове хотели и стены из камня сделать — тут хороший известняк близко. Но граница ушла в степь, и стратегическое значение исчезло. Саня, дай-ка дальний свет на башню! Я хотел тут устроить подсветку, чтобы как в нормальных городах, можно было бы на нее вечером смотреть, так урод не позволил!
«Лендкрузер» отъехал, осветил башню издали. Она была приземистой, без шатра, но при этом— мощной, настоящая, боевая башня.
— Казаки тут первое время брали от каждого покоренного рода аманатов, да не двух-трех, чуть не треть всех парней, ослабить боевой потенциал, если восстанут. Харчи обеспечивало племя, а чтобы аманаты без дела не сидели в ямах, вот им дали работенку. Сложили, без известки, без цемента, сама собой держится. Вот что меня всегда бесит: почему в России если что-то построено на века, так обязательно рабский труд. Ладно, поехали. Собор днем рассмотрите сами.
Через пару минут остановились опять. На берегу стоял заброшенный постамент; даже в полутьме были видны его щербины.
— Бывший памятник капитану Мейендорфу. Поставлен в столетие Пугачевского бунта от именитых горожан Ирхайска. Я еще в 93-м, до Батьки, хотел восстановить за свой счет — что думаешь, против целая коалиция поперла. Коммунисты и великий яблочник Фомин. «Как же можно, он же потом пленных на стене развесил, два плота с трупами вниз по Ирхаю пустил.» Кто-то его называл «золотопогонником», кому было обидно, что он вообще носил погоны. Чего им скажешь? В Казани такого капитана не нашлось, так от города головешки остались. Поехали.
На этот раз ехали минут десять. Фары джипа высветили непонятное сооружение.
— А вот это, пожалуй, главный городской прикол. Тоже результат подневольного труда. Ну-ка, гости, что вам это здание напоминает?
— Быть не может, — сказал Куклинс.
— Рейхстаг в Берлине, — неуверенно сказал Олег. — Только в миниатюре.
— Он и есть. Это ДК рабочего поселка. После войны строили пленные немцы. Тут церкви не оказалось поблизости, чтобы переделать под ДК, вот и пришлось возводить объект. Инженер тоже был немец, он спроектировал. Секретарь горкома, кстати, редкий случай, бывший фронтовик, одобрил проект. Сказал — пусть будет как трофей. Уникальное место и, самое смешное, никто в Москве про это не знает.
Ладно. Дальше только производственные мощности, а здание администрации и так увидите днем. Поехали ужинать.
— Иван, — спросил Олег, — а что это за красная башня у пешеходного моста?
— Понял. Это музыкальная школа. Хороший домишко. Был у нас такой архитектор, — Люблинский. Много строил в Екатеринбурге и Омске, а у себя на родине почти ничего. Не было заказчиков. Наш Ирхайск город купеческий, народ всегда был прижимистый, если богатели, то строили просто большую каменную избу, без излишек. Промышленник Сахаров — одно из немногих исключений. Он и заказал эту псевдоготику.
Последние слова Савушкин произнес уже садясь в машину. Остальные сели тоже. «Ишь ты, крутой стрингер, — прошептал Толик, слегка толкнув его в бок. — Все газеты на стенах прочитал, все башни разыскал.»
Некоторое время спустя, выехали на шоссе — дорога стала чуть лучше. Чувствовало, машины идут в гору, временами, очень крутую. За окнами пропали последние огоньки, исчезли даже силуэты частных домиков.
— Ночное сафари? — спросил Котелков.
— Не. Я заниматься вечером активными видами спорта уже не способен. Сейчас доедем, увидишь сам.
Доехали. Машины остановились на асфальтированной площадке. Откуда-то тянуло костром и шашлыком.
— Ух ты, — сказал Толик. — Хорошее местечко!
И кто бы с ним поспорил. Они стояли на высоком холме. Где-то внизу блестел в лунном свете Ирхай, а по правую руку, под горой, расстилался город — сотни огоньков под ногами. Это была карта, где вместо линий — пунктиры включенных лампочек. Котелков, вспоминая недавний прилет, почувствовал, что уже узнает некоторые районы.
— Это называется — «Утес», — гордо сказал Савушкин. — Моя идея. Реализовал ее, правда, не я, а Кренделеев — наш пивной магнат. Здесь с десяти вечера все столы — только по заказу. Сегодня больше никого не будет. Еще сам хозяин подъедет.
Основное здание ресторана — мощная, бревенчатая изба, никого в такую погоду не привлекало. Котелков указал пальцем на деревянные скамьи под навесом, на самом берегу. Отсюда город был виден еще лучше.
Мгновенно рядом оказались два официанта, напоминавшие светлячков, так как каждый держал в руках маленькие свечки. Официанты были в черных брюках и белых рубахах с кисами, будто и нет в двух шагах кустов и обрывистого откоса. Они поставили на длинный стол зажженные свечи и подали меню, к удивлению почти всех гостей — каждому.
— Изучайте, — сказал Савушкин, — а пока всем рекомендую местное пиво. Когда оно разливное, да еще вчерашнее, знаете ли, почти пражские ощущения. Мне нравится «Светлый бархат», да и вам советую.
Котелков, Капитан, Толик и Олег последовали совету, а Куклинс попросил винную карту. Официанты пошли выполнять заказ. «Хотел бы знать, Гусар мне еще пятисотку одолжит, -подумал Олег. Если здесь хватит пятисотки.»
— Тут хозяин принял мой принцип, — сказал Савушкин. — Все начинается с униформы. Если ты открыл ресторан, то и официанты должны быть одеты, как в настоящем ресторане, без всяких скидок. На производстве у меня — тоже самое: начинаем с того, что человек должен быть одет. Одет профессионально: шофер, как шофер, охранник, как охранник. Почему немцы так быстро научились жить без Гитлера? Потому, что форму сменили. Всю и сразу. На солдатах, на полиции, чтобы ничего не напоминало. У нас часто говорят: ладно там, что одето, как побрито, был бы внутренний мир. Черта с два! В душу ты человеку все равно не залезешь, да и не надо. А форму видно издали. Потом можно заниматься и тем, что внутри.
— Вот и займемся. Изменим внутренний мир — сказал Толик, с кружкой в руках — перед которым, как и перед остальными (кроме, естественно, Владимира Геннадьевича, выбравшего «Ахтамар») поставили пиво. Пиво и вправду оказалось достойным: мягкое, почти бархатное, в меру прохладное. Появилась и закуска от заведения — чесночные гренки.
— За встречу, — Савушкин поднял тяжелую кружку. Раздался добротный перестук.
— Теперь можно перейти и к меню. — Что же порекомендовать? Конечно, уху. Бараний шашлык. Шашлык жарит специалист — турок. Не пожалеете. Ну и, раз начали с пива, еще одна наша экзотика — раки. Их сварят минут за двадцать.
— А чем думаете продолжить? — спросил Капитан.
— Лично я — только пивом. Я давно понял, если пить водку как следует — это не отдых.
— А как следует приходилось? — усмехнулся Котелков.
Савушкин усмехнулся.
— А кому не приходилось? Приходилось даже одному моему знакомому муфтию. Правда, до медресе.
— Пока не начали отдыхать — рабочий вопрос. Ваша производственная разведка уже поимела сегодняшнюю вражескую аналитику?
— Поимела. Причем, и я, и ты прочитали ее раньше, чем Батька. Нет, это не оперативность, просто Батька из Сочи возвращается только через неделю, и все сводки подшиваются в архив.
— Хорошая новость.
— Ну, для меня это не новость. Могу еще раз обрадовать: ваш приезд остался незамеченным. Больше никаких серьезных происшествий, за исключением одного: приехали двое журналистов из Москвы. Один из издания «Невское время», откуда второй — непонятно.
— «Невское время» это что? Орган петербургского землячества в городе Москва? — спросил Куклинс. Олег ощутил легкий прилив крови к ушам и прочему лицу; ночной ветерок, к счастью, действовал освежающе. Толик тихо прыснул, будто это его и не касалось.
— Журналистский десант из Москвы? — с нескрываемым удивлением спросил Котелков. — Будем ждать новых данных по этой теме. Враг как-нибудь отреагировал?
— Да. Резолюция Шмакова — «разобраться на х.й». Резолюция устная, других там не признают. Товарищ Шмаков — зам на хозяйстве, в том числе и по безопасности. Вообще-то безопасностью непосредственно ведает отставной мент Шурыгин — отставленный за повышенный садизм на рабочем месте, это так, к сведению. Шурыгин — это охранное подразделение «Перун», проще — бандитская крыша. А еще есть просто банда без крыши и без башни.
— Иван Дмитрич, — сказал Котелков, — это очень интересно и важно. — Такой разговор с пивом совместить трудно. Я то может и выдержу, но вот к примеру великий писатель Анатолий Уздечкин того и гляди вынет блокнот и начнет составлять ударную статью: «Сибирский Пиночет и его тонтон-макуты». Давай пить пиво, а разговор о вражеских структурах продолжим завтра.
— Пусть так и будет, — ответил Савушкин. — Тем более, вот и хозяин прибыл. Не станем ему портить вечер производственными проблемами.
На площадке фыркнул подъехавший автомобиль. Подскочивший официант смахнул пыль с соседнего столика, постелил скатерть.
Появился и долгожданный хозяин. Он был не один.
— Вот Гумберт позорный, — тихо сказал Толик.
Пивной магнат и владелец ресторана по совместительству, был объемен, но еще более толст. Это особенно подчеркивала его спутница — высокая и стройная девочка, с чуть вздернутым носиком. Таких девочек еще в детском саду выбирают на роль принцесс; они взрослеют, но корона так и продолжает поблескивать на золотистых волосах. Девочка с любопытством смотрела на сидящих за столом, пытаясь понять кто они такие.
— Знакомьтесь, — Савушкин приподнялся, — пивоварня «Сибирский ковш» Алексей Баринов и его дочь Юлия, королева красоты Первого городского лицея.
— Сам ты Гумберт, — еще тише шепнул Олег, пихая Толика.
— Как вам наше пивко? — пробасил Баринов.
— «Хейнекен» отдыхает, — с чувством сказал Капитан.
— Он это серьезно, — заметил Котелков. — Сергей Иванович из Калининграда, там плохого пива не пьют.
— Здорово, — обрадовался Баринов. — Всю жизнь мечтал там побывать. Юлька, садись. Уже к вас собрался — вижу, Юлька из конной секции идет. — Ужинала? — Нет. — А я еду уху хлебать — поехали со мной. Так вот и приехали. Витя (к официанту) сделай быстренько две ухи.
Савушкин, сидевший рядом с Бариновым, сказал полушепотом.
— Леша, она что у тебя одна по городу гуляет?
— Одна. Иногда с друзьями. А что?
— Не надо ей больше без охраны ходить. Даже в школу.
— Ты зря. Все знают, что она моя дочь. И в первую очередь знает Батька. Знает, что с ним случится, если…
— Все равно, поберегись. Если ты и, правда идешь со мной против Батьки…
— Давно решил.
— Вот и поберегись. Этот урод даже сам не представляет, до какой степени он непредсказуем.
Официанты принесли уху, одновременно поставив Баринову хрустальный графинчик с водкой, заранее зная о его привычках. Пошли тосты за встречу и совместную работу. Уха только-только была доедена, как подали главное украшение стола — широкий, деревянный поднос, на котором возвышалась груда раков, с зеленью и лимонами. Раки были громадны, иной безусловно одолел бы омара, встреться с ним в честном и открытом бою. Олег допивал уже третью кружку пива, пытался в полутьме на ощупь определить, где у рака шейка (попутно вспоминая, что у рака ищут не только шейку). Было на удивление хорошо: прохладный ветерок, звезды над головой, внизу огни Ирхайска, а вокруг полутьма и шутки коллег. Настроение не испортила даже необходимость подняться и произнести какой-то дурацкий тост, связанный с городом, из которого он недавно прибыл.
— Так ты из Питера? — обрадовался Баринов. — Пойдем-ка, покурим-ка, — (верно, запомнил от секретарши, поклонницы Масяни).
Они отошли шага на три от стола, встав над обрывом — еще шаг и почти вертикальное путешествие в прохладную тьму.
— Как звать? Олег? Здорово, кореш такой был в классе, бандюком стал, убили. Олег, слушай, у вас там остался тот самый, проходняк, с канала Грибоедова, на Плеханова?
— Сохранился. Иногда пользуюсь.
— Ух ты, здорово. Я, как и Ванька, у вас учился, только он в Первом меде, а я — в Лесгафта, на легкой атлетики. Ты не удивляйся на мое брюхо, это оно у меня производственное. На «Зенит» ходишь? Ну хотя бы ходил? Молодцом! Слушай, у меня самое сильное впечатление, это когда он «Арарат» 6:2 сделал, а я ходил в 33-й сектор, самый хулиганский. Мы со стадиона уходили колонной и нас стали на Плеханова менты брать, причем так конкретно, просто на месте гасили, хоть и советские времена. Причем с двух сторон, с Невского и с Дзержинского, или как там у вас сейчас, с Гороховой. Я только потому и спасся, что ушел в тот проходняк. Потом через мост и до Садовой добежал, я так на стометровках не выкладывался. Слушай, сделаешь про меня репортах для своей питерской газеты, как мы тут пиво варим, не хуже вашей «Балтики»?
— Не волнуйся, будет и про тебя репортаж. Олег — лауреат «Золотого пера», так что распишет все в лучшем виде.
Это был Котелков, тоже покинувший стол. Рядом стоял Савушкин.
— Леша, на два слова, — сказал он.
Олег остался на обрыве в одиночестве, но ненадолго. Кто-то встал рядом.
— Вы и правда журналист из Санкт-Петербурга?
Голосок был тонкий и звонкий, так где-то внизу журчал Ирхай. Олег обернулся и сразу же сам почувствовал себя несостоявшимся Гумбертом. Рядом стояла Юля.
— Вам не приходилось брать интервью у Александра Васильева. Это группа «Сплин».
«Похоже, интервью с Розенбаумом тут будет невостребованным», — подумал Олег. Но из положения надо было выходить.
Шагах в тридцати от них, Савушкин и Котелков тоже глядели с обрыва на реку, но говорили о другом (Баринов, обсудив какую-то техническую мелочь и отпустив пяток шуточек вернулся доедать раков). Они спустились по тропинке на несколько метров вниз, поэтому, даже среди тихой ночи, их разговор никому не был слышен.
— Миша, такой разговор возможен только под пиво. Я все про наш недавний разговор. Скажи мне правду, ты можешь победить?
— Это ты меня под пиво спрашиваешь? — ответил Котелков. — Думаешь, я выпил достаточно для ответа? Хорошо, отвечу. Победить могу. Но для этого придется выложиться всем. И моим людям, и твоим. А тебе — больше всех. Сейчас ты не кандидат. Ты — хороший менеджер, способный управлять крупной фирмой. Городом, таким как Ирхайск, ты управлять можешь тоже. Но избиратели этого не знают и ты должен убедить их за полтора месяца.
— Ты должен мне помочь, — сказал Савушкин. — Посмотри, — он указал вниз, — вот мой город. Я здесь родился. А теперь езжу по городу как босс какой-то мафии в Майями — с охраной и непременно с личным адвокатом. Я хочу навести здесь порядок. Уже дал себе слово: если проиграю выборы — уйду отсюда. Может лет на десять, может — навсегда. Производство продам, оно без меня, надеюсь, не развалится. Просто, если такой кретин, как Назаренко, нужнее людям, чем я, тогда мне делать нечего.
— Знаешь, — просто сказал Котелков, — пошли пиво пить. Думаю, мы победим.
Часть II
Глава 1. (восьмая неделя)
Голландец под Смоленском. Чем платят? Луком и дровами. Битый бультерьер и футурологическая лекция. Мейл Гиббсон против Тони Блэра XIII века. Интеллигенцию — на поводок! Пусть лучше пьет, чем агитирует. Экстрим по нижегородски. На горизонте — двойник. «Я очень люблю шоколадные конфеты». «Я поступил, как все плохие мужья». Кучи злата.
— Как ты, Арнольд?
— … Карошо!
Голландцы вообще вежливый народ, даром, что язык у них по природе своей грубоватый, но Арнольду ван Вюстенбергу действительно было хорошо. Выживание редко переходит в удовольствие; с Арнольдом именно это и случилось. В первый день, проведенный в деревне Еберище, он пытался ответить на самые незамысловатые вопросы, так часто преследующие путешественников всех эпох и народов: как местные жители добывают пищу, где у них вода, как они справляют естественные потребности — впрочем, иногда прорывался дополнительный вопрос: а не шутка ли все это, причем шутка, организованная специально для него. Пусть его русский друг, заманивший своего голландского коллегу в родную смоленскую деревню, и уверял его, что деревня Еберище не менее почтенна возрастом, чем город Аахен, Арнольд все равно не верил.
С русским философом Сергеем Гречиным, русист Арнольд познакомился четыре года назад, в Москве. С той поры они встречались и в Москве, и в Амстердаме, переписывали по инету, а сейчас Сергей привез своего друга в родную деревню, в шестидесяти километрах от Смоленска и десяти от автотрассы номер 1.
Голландцу оказалось не просто поверить, что всего в девяти милях отсюда дорога, по которой Наполеон шел на Москву и обратно. До самого Еберище доехать они так и не смогли; в ближайшем селе оставили «Ниву» у хорошего знакомого, за минимальную мзду наняли трактор и преодолели на нем оставшиеся пять километров. Голландец в недоумении смотрел на единственную деревенскую улицу, на избы, нечиненые с военных времен и на немногочисленных местных жителей, которые глазели на Арнольда с не меньшим удивлением. Единственный вопрос, которые соседи сразу же задали Сергею — не немец ли его гость? Узнав что нет, безусловно обрадовались и несчастный стал жертвой гостеприимства. Гречин с самого начала честно предупредил голландца: привезенных трех бутылок не хватит, и пить придется то, что и местные. Как местные все это пьют и до сих пор живы, Арнольд не понял, сколько не ломал над этим с утра свою больную голову.