– Вы еще бронетранспортер прикатите! – буркнул я и нажал на кнопку стеклоподъемника. Вылезать не буду, хотя, может, и стоило бы. – Не дождетесь, – прошептал я и высунулся в окно.
– Капитан Соколов, – представился гаишник и вяло махнул правой кистью возле виска. – Права и документы на машину.
Грубо, капитан. Что ж так грубо-то?
Все, пора действовать. Иначе никаких шансов. Я протянул портмоне с документами.
– Товарищ капитан…
Удивительно, в нашей великой и могучей России «товарищами» остались только менты да вояки. Трудно себе представить фразу, начинающуюся словами «Господин милиционер» или «Господин капитан». Боюсь, можно даже по роже схлопотать – они шуток не понимают, а нешуток – тем более.
– Товарищ капитан… – затянул я. – Я понимаю, что нарушил, но я очень спешу… У меня очень важная деловая встреча. А потому я был бы очень признателен… э… Если бы мы каким-то образом пришли к согласию…
Интересно, не переборщил ли? Еще подумает, что издеваюсь. Не хотелось бы.
Капитан внимательно посмотрел на меня и, ничего не сказав, принялся изучать портмоне.
– Товарищ капитан, простите, но я действительно очень спешу…
И в следующее мгновение я понял, что ни на какую встречу я сегодня уже не попаду. Все, Илюша, приехал.
– А мне плевать! – зарычал капитан, и на его лбу набухла и задергалась жилка. – Ты что, особенный? У меня брат полгода уже в больнице лежит, а его жена с дочерью столько же на кладбище! И все из-за таких, как ты! Спешит он? Тише едешь… Знаешь такую пословицу?!
Я решил молчать. Слишком многое было поставлено на карту в эту секунду. При других обстоятельствах он бы у меня сейчас землю жрал, но сейчас я был полностью в его власти. Можно было бы, конечно, сделать пару звоночков, но, боюсь, это ни к чему не приведет. Сто процентов на принцип пойдет. Ни о каких деньгах речи также быть не могло. С таким красавцем дело кончится КПЗ. Это уж как пить дать.
– Выйдите, пожалуйста, из машины, – сказал Соколов и провел рукой по усам.
Второй гаишник – лейтенант, сразу как-то напрягся и еще крепче сжал автомат. Я только сейчас обратил на него внимание. Оказалось, что он, наверно, вдвое моложе капитана и во столько же раз больше.
Я открыл дверь и вышел. Черт, ну надо было так попасть, а? Ну что теперь делать? Леха меня не простит. Да я сам себя не прощу, при чем здесь Леха…
– Сюда! – Капитан прошел к капоту моей машины и ткнул пальцем в крыло. – Руки на капот!
– Капитан, не слишком, а? – огрызнулся я. Теперь было уже все равно.
– Руки на капот! Ноги раздвинуть!
Ну что за дела? Может, не менты? Что я им такого сделал-то, что так завелись?
Я повиновался. Капитан кивнул лейтенанту, и тот тут же просунул голову в открытое окно моей машины. После чего подошел и небрежно похлопал меня от подмышек до колен.
«Может, ищут кого?» – пронеслось в голове. Надо же было так попасть все-таки, а?
– Багажник откройте! – грассируя, произнес лейтенант.
Я улыбнулся. Случайно как-то. Просто эдакий прононс никак не вязался с внешним видом этого здорового, судя по всему, деревенского парня. Да еще автомат этот. С таким «говором» он должен сжимать в руках скрипку, а не это «чудовище».
Заметив мою улыбку, лейтенант тут же покраснел, и было видно, как он ненавидит этот свой недостаток. А потому он решил тут же исправиться.
– Покажите, что в багажнике. – сказал он.
Я нырнул в окно и нажал соответствующую кнопку, после чего прошел к багажнику. Пока лейтенант высматривал то, что ему было нужно, я повернулся к капитану.
– Капитан, ну а все-таки можно чуть-чуть побыстрее? – решив вновь попробовать, сказал я. – И в чем вообще дело?
Усатый вновь взглянул на меня.
Да понял я уже, что «любви» мне от тебя не дождаться. Вот не знаю только почему? Может похож на соседа, который, как только ты уходишь на дежурство, тут же прыгает в твою еще теплую постель? Или я похож на того, кто, когда ты еще был в армии, не любил тебя больше всех, а потому ты вечно стирал ему носки? Может, на какого-нибудь майора, полковника, генерала, из-за которого на твоих погонах не сияет очередная звездочка? Или на всех их вместе? Я не знаю. Да и не важно. Важно то, что сегодня я очень недоволен, что встретил тебя! Очень!
– Сереж! – крикнул капитан, и лейтенант тут же уставился на него. – Трубку принеси, пусть дунет, не нравится он мне.
У меня задрожали коленки. Вот теперь все – конец.
41В офис я приехал в начале второго и тут же бросился в кабинет Алексея.
Кивнув секретарше, я тут же прошел внутрь.
Леха сидел, закинув ноги на стол, и даже не взглянул на меня, когда я вошел и уселся в кресло напротив.
– Лех… – начал было я, хотя совершенно не представлял, что можно сказать в данной ситуации.
– Они отказались, – пропел Алексей и, сняв ноги со стола, наконец-то взглянул на меня. Хотя мне очень не понравился его взгляд. – Все, Илья, – сказал Алексей как-то вяло и медленно.
– Что «все»? – сказал я. – Ничего не все. Сейчас позвоню Севастьянову и…
– Я о другом, Илья, – сказал Алексей. – Я устал от тебя… От всех этих твоих штучек…
Не веря своим ушам, я уставился на него.
– Да, да, Илья, – продолжал Леха. – Это не бизнес, так не бывает. Я вообще не понимаю, как так можно? Уже несколько лет я тяну эту лямку в надежде, что ты будешь делать хоть что-то… Но…
Я хотел что-то возразить, но Лехе это было не нужно. Ладно, пусть выговорится. Накипело – это понятно, я действительно сильно подвел его. Да даже не его, а нас.
– То ты устал, то ты заболел, то еще что-нибудь! – Леха теребил в руках карандаш. – Тебя никогда нет на работе! Тебя, судя по всему, вообще нигде нет! Ты живешь в каком-то своем мире, и тебе никто не нужен!
Тогда я не обратил внимания на эту последнюю сказанную им фразу. Ее я понял потом.
– Ты используешь любую возможность, чтобы… – Чтобы что, Леша? – Я все-таки перебил его.
Леха запнулся, похоже, потеряв ход мысли, и решил не продолжать, а просто сказать главное:
– Я больше не хочу работать вместе с тобой. Все.
– То есть?
– Я больше не хочу, чтобы ты был моим компаньоном, – сказал Алексей и опустил глаза.
– То есть так, да? – Внутри меня разгорался огонь.
– Да, так, – промычал Минаев, смотря куда-то вниз.
– Ну и как ты себе это представляешь? Ты что, уволишь меня? – поинтересовался я. – Отстранишь от дел? Выгонишь? Сократишь? Или, может, «закажешь», чтобы уже наверняка? А? Как, Леш? Как? Давай уж начистоту!
– Я не знаю…
– Не знаешь? – взвился я.
– Не перебивай! – закричал Алексей. – Долгое время все слушали только тебя! Настало время и тебе послушать!
– Что… э… Ты…
Я не ожидал подобной контратаки, и мой язык словно заклинило. Он встал поперек рта и больше меня не слушался. Все, что я мог, – это лишь мычать.
– Я не знаю, как поступишь ты… Я ничего не собираюсь требовать, – сказал Леха. – Я знаю лишь одно – достаточно, Илья! С меня достаточно. Долгое время ты совершенно не считался со мной – ты делал все, как тебе заблагорассудится! Тебе просто было наплевать на все!
– Но… я… – Я все еще пытался вставить хоть слово.
– Да, ты был хорошим стартером этой фирмы, ее искрой… Но на этом все и кончилось. Пламенем ты быть не захотел. Сам. Тебе было удобнее жить так, как ты стал жить. С каждым днем ты все дальше отдалялся. Я не знаю, что произошло, Илья, не знаю. Я не знаю, кто и в чем виноват. Мы много говорили об этом, и я выслушал порядочно твоего нытья – только теперь все! Достаточно! Ты живешь своими страхами и пытаешься всех подчинить им! Ты совершенно забыл о тех людях, что окружают тебя… О тех, кому ты не безразличен, кто любит тебя, несмотря ни на что! Ты просто наплевал на них! Ты, как пиявка, присосался и жил за их счет! Но теперь настало время платить по счетам! И я рад, что наконец-то высказал тебе все это в лицо, Илья! Ты мой друг, но всему есть предел! Работать с тобой я больше не буду, а дружба… Я не знаю – решение за тобой!
Я смотрел на Леху и восхищался им. Мне ужасно хотелось врезать ему по его красной физиономии, но не восхищаться им я не мог. Удивительные перемены произошли с человеком. Некогда рохля (я всегда удивлялся, как он жениться-то умудрился) превратился наконец-то в мужика. Я полез в карман за сигаретами, но тут же спохватился и выдернул руку из кармана.
Только не сейчас, терпи! Если ты закуришь, то покажешь, что нервничаешь, а этого делать нельзя. Безусловно, Леха прав, я зашел слишком далеко со своими страхами, но кто он такой, чтобы судить меня? Кто ты, Леша Минаев? Все то, что он здесь «пропел», я исполнял себе каждый день, причем каждый раз с новыми аранжировками, а потому для меня это не секрет. Что он знает, в сущности, обо мне? Да ни черта ты, друг мой, не знаешь! Устал работать со мной? Ну так давай вперед, в чем дело-то? Только не надо строить здесь из себя человека, желающего мне помочь. Проморгал я тебя, ох проморгал. Что ж, в бизнесе все-таки нет друзей – решил все же от меня избавиться. Хоть подождал бы, когда от смерти матери отойду… А, ладно…
Я встал и внимательно посмотрел на Алексея. Что ж, дружок, флаг в руки. Не прогадай только. Никаких вариантов я предлагать не собираюсь – сам приползешь, и с хорошим, это уж как пить дать. На том и порешим. Друзьями, конечно, мы уже не будем, это ты смалодушничал. Если на разговоры о работе у тебя еще кишки хватило, то дальше этого, приятель, дело не пошло.
– Делай как знаешь, Лех, – сказал я. – Решил – значит решил. Но я бы на твоем месте все-таки выслушал хотя бы причину, почему я не приехал сегодня на встречу.
– А мне все равно. – Голос Алексея прозвучал с еще большей уверенностью. – Знаешь, я просто загадал.
Я все-таки достал сигареты, но постарался сделать это как можно невозмутимее.
– Что сделал? – спросил я, и сигарета повисла, прилипнув фильтром к нижней губе.
– Загадал, – сказал Леха. – Я не стал ни о чем думать. Ни о хорошем, ни о плохом. Я просто загадал, что если ты явишься, то я забываю обо всем, что было. И мы вновь тянем эту лямку, даже если ты будешь просто идти рядом и делать вид, что тянешь ее. Ну а если нет… Ты видишь, что случилось «если нет». И я рад этому. Это просто означает, что справедливость все-таки есть на свете, хотя так часто в последнее время все вокруг заявляют обратное. Она есть.
– Когда же ты успел так меня возненавидеть-то, Лех? – спросил я и глубоко затянулся.
– Я не ненавижу тебя, – сказал Алексей. – Ты глупый, если так думаешь. Просто пришло время, когда тебе нужно разобраться, действительно нужно разобраться и понять, что в твоей жизни не так. И вообще жизнь ли это.
– Да пошел ты! – сказал я и повернулся к двери.
– Я-то пойду, Илья, – произнес Леха. – Вот только что будет с тобой? Разве ты не замечаешь, что сейчас ты только теряешь, и больше ничего? А, Илья? Ты уже потерял жену, ребенка…
Меня словно ошпарило кипятком. Я медленно повернулся и уставился на Алексея.
– Что ты сказал? – прошипел я.
– Она звонила мне, Илья, – проговорил Минаев. – Сначала она говорила с Машкой, а потом попросила зачем-то меня. Она пыталась разобраться, пыталась понять.
– Представляю, что ты ей наговорил, – усмехнулся я.
– А ничего. Говорила в основном она, – продолжал Алексей. – Я только слушал и становился еще более уверенным, что я должен сделать то, что сейчас сделал. Не знаю, возможно она искала какой-либо поддержки, и думаю, что нашла ее. В моем лице, в лице Машки, в лице мужчины, с которым она сейчас.
Ревность и злоба одновременно с чудовищной силой врезали мне под дых. Что позволяет себе этот ублюдок? И что вообще происходит? Эй, человечек! Ты кем себя возомнил?
Последнюю мысль я решил озвучить.
– Лех, а ты кем себя возомнил-то вообще? – сказал я и снова закурил. – То есть я такая сволочь, скотина, а вы все вокруг невинные овечки? Эталоны порядочности и человечности? – Я перевел дух. – Что ты скалишься? Думаешь, ты на коне? Что ж, слава Богу, если так, Лешенька! Так что идите вы все к чертям собачьим, твари! И ты, скотина, нотации жене своей читай, а мне не стоит, я как-нибудь сам разберусь! Это моя жизнь! Не твоя, не ее, а моя! И мне плевать, что вы там все думаете! Не нравлюсь, не устраиваю – пошли к такой-то матери! Я не знаю, Леха, вернее, знаю, есть в твоих словах правда, она есть, бесспорно, но только в словах! Поступил ты как дерьмо собачье! Ты мог бы дать мне в морду, и я бы понял это и, возможно, подставил бы и вторую щеку! Но ты, словно крыса, укусил, и, признаюсь, больно укусил, как-то исподтишка! По-сучьи, одним словом! Давай бывай – живи долго и счастливо! А насчет фирмы… Забирай, сука, только одно условие! Название смени – это мое название, и мне плевать, что его уже все знают и сколько проблем будет с этим связано. Понял?
– Илья, постой… – забормотал было Леха.
– Пошел на… – бросил я и затушил сигарету о полированный стол.
42Вдавив педаль газа в пол и бешено вертя рулем, я несся в неизвестном мне направлении. Выйдя от Лехи, я просто сел, завелся и сорвался с места, как говорится, куда глаза глядят.
Я слышал крики клаксонов со всех сторон, пару раз расслышал даже какие-то матерные вопли, но мне было наплевать. Дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает, а потому не думаю, что кто-нибудь попытается второй раз за день отобрать мою машину. Хотя… А, ладно, деньги есть. Плевать, не убиться бы только, этого вот не хочется… Вроде…
Бывает, делаешь что-то и понимаешь – нельзя этого делать, но тем не менее делаешь и надеешься, что пронесет; может, потом когда-нибудь и не пронесет, а сейчас точно – без проблем. Вот и сейчас я как сумасшедший несусь по Москве и думаю, что контролирую все и вся. Я что-то доказываю, правда, не знаю кому. Я бешусь, а потому я хочу как-то это продемонстрировать, только опять-таки совершенно не понимаю кому. Кто способен сейчас оценить мое состояние, кроме меня, ведь никого нет вокруг меня из близких или знакомых мне людей.
Вот если я дома за праздничным столом, когда меня окружают все мои любимые и близкие люди, неожиданно начну бить посуду или сделаю еще что-нибудь в этом духе, то у меня еще есть шанс, что кто-нибудь из них не побежит сразу звонить в дурдом, а подумает: «Ой, да у него что-то не так… Он взбешен, но наверняка этому есть объяснение, есть причины… Я же знаю его, он отличный парень, а значит, раз он так себя ведет, что-то действительно произошло – нужно постараться помочь…» Да, приблизительно так. А здесь… Что я могу показать или тем более доказать? Да ничего. Для всех этих людей, что находятся сейчас рядом со мной, я не больше чем головная боль, источник опасности как для жизни, так и для материального состояния. Вот и все. А во всем остальном я для них никто. Никто меня не знает, а главное, и не хочет знать. Откуда они знают, что со мной? И зачем им вообще знать это?
Для них я очередной идиот за рулем дорогой машины, причем одни ненавидят меня за первое, другие за второе, а третьи вообще за все сразу – за то, что идиот, и за то, что на дорогой машине. А главное, случись что-нибудь, никто не скажет, стоя у развороченной груды металла над моим переломанным бездыханным телом, что этот вот товарищ был очень расстроен тем-то и тем-то, а потому был взбешен, и стоит его понять, а может быть, даже простить и пожалеть. Никто так не скажет, все скажут обратное. Это как подростковые суициды. Какой-нибудь мальчик или девочка, просовывая голову в петлю или проглатывая сотую таблетку снотворного… Из-за несчастной любви? Конечно, а из-за чего же еще. Так вот, думает лишь о том, что сейчас, мол, буду висеть здесь или лежать потом в гробу и смотреть, как вы все меня любите. А особенно ты, предмет моей любви, мне интересно, что будешь делать ты? Как ты будешь жить после этого? Так вот, сейчас узнаем, нужно только записку поплаксивее написать. Вот приблизительно так:
А дальше подпись. И где-нибудь ниже: «Помни обо мне».
Вот так. И это кажется таким прекрасным, таким восхитительным, что этот человек сидит, по нескольку раз перечитывает эти строки, удивляясь и восторгаясь самим собой, как будто он написал какой-то прекрасный сценарий, по которому через несколько минут будет разыгран спектакль, после которого все поплачут, похлопают актерам и пойдут на банкет.
Да, примерно так и будет. С некоторыми поправками. Хлопать будет некому, а банкет будет проходить под черными флагами.
И вот как только у меня все это прокрутилось в голове, я мгновенно успокоился. Точнее, успокоился настолько, чтобы успокоить автомобиль, взял себя в руки и осторожно, ряд за рядом, перестроился на крайнюю правую полосу и остановился.
На мгновение стало как-то легко на душе. Словно мне удалось посадить ночью огромный военный бомбардировщик со всем его боекомплектом и на фюзеляж, потому как что-то произошло с шасси.
Я сильно стукнул по рулю и громко выругался. А потом откинулся на спинку сиденья, затылком коснулся подголовника и закрыл глаза.
Я просто сидел под тихий шепот стеклоочистителей и щелканье «аварийки».
– Ну что? Ты как? – Кто-то внутри меня вновь начал диалог.
– А ты не видишь? – ответил второй.
– Что собираешься делать?
– Не знаю. Что я могу?
– Ты? – удивился первый.
– Да, я, – прошептал второй.
– Да все. Ты можешь все, если засунешь поглубже все свои страхи, жалобы, необоснованные страдания… Свою липовую депрессию!
– Липовую?
– Да, да, липовую… Какую же еще? Вот скажи мне, ты счастлив?
– М-м-м…
– Что, неужели так трудно ответить?
– Нет, я не счастлив. Абсолютно.
– А почему?
– Я не знаю.
– Хорошо, тогда скажи мне, что тебе сейчас нужно, чтобы почувствовать себя счастливым, а?
– В первую очередь вернуть мать, потом ребенка с женой, потом…
– Стоп, стоп, стоп! Разогнался, – крикнул первый. – Тогда объясни, почему ты не мог быть счастлив раньше, когда все это у тебя было? Почему? Что мешало тебе? Кто мешал тебе? Кто заставлял тебя лежать на диване и желать единственного – скорее уснуть, чтобы не видеть всего этого кошмара, что тебя окружает? А? Ответь? Где ты? Куда подевался? Э… Эй!