И потом, одно дело услышать об убийстве, и совсем другое – увидеть своими глазами место, где это убийство произошло…
Как раз тут перед нами раскрылась кабина лифта. Мы вошли в нее, поднялись на третий этаж. Люба порылась в кармане своего фартука, нашла связку ключей и открыла дверь пятьдесят второй квартиры.
– Прибраться-то я не успела… – проговорила она, включив свет в прихожей. – Ну да ничего, она девушка аккуратная, большого беспорядка не оставила…
На мой взгляд, в квартире не было не то что большого беспорядка – в ней царил просто идеальный, образцовый порядок, как в операционной или в лаборатории. Все вещи стояли на своих местах, нигде не валялось ни клочка бумаги, ни яблочного огрызка. Мне не удалось бы добиться такой умопомрачительной чистоты, даже если бы я потратила целый день на уборку. Впрочем, у меня есть Бонни, который умудряется за считаные минуты любое жилище превратить в помесь помойки с лавкой старьевщика.
Квартира была небольшая – кухня, ванная, просторная комната и прихожая. Я обошла ее всю за несколько минут и, кроме образцовой чистоты и порядка, не нашла в ней ничего интересного.
То есть это интриговало само по себе – в этой квартире не нашлось ничего, что хоть как-то охарактеризовало бы личность только что съехавшей жилички.
Дядя Вася, обучая меня основам детективного дела, говорил, что любое жилище несет на себе отпечаток живущего в нем человека. Когда человек живет какое-то время в квартире, он оставляет в ней отпечаток своей личности, нечто вроде отпечатков пальцев: книги, которые он читал, журналы или газеты, календари – настенные или маленькие карманные, какие-то квитанции, магазинные чеки, мелкие сувениры… Все это характеризует его привычки, манеры, образ жизни. В этой же квартире совершенно отсутствовали все подобные мелочи. Казалось, здесь жил человек без свойств, человек-невидимка…
Обойдя квартиру, я зашла на кухню. Здесь тоже царил образцовый порядок – на полке стояли в ряд чистые кастрюльки и ковшики, баночки с солью и специями.
Да, Алена Щукина была просто маниакальной чистюлей.
Или перед тем, как освободить квартиру, самым тщательным образом ее вылизала.
Правда, Люба, заглянув в шкафчик под мойкой, обнаружила наполненное мусорное ведро.
– Видно, спешила очень жиличка, – проговорила дворничиха, вытаскивая пакет с мусором. – Ну, ничего, я сейчас прихвачу…
При виде мусора у меня загорелись глаза: дядя Вася неоднократно говорил мне, что мусор – это еще один способ узнать человека, и часто в мусорном ведре находились важные улики и вещественные доказательства. Может быть, если в самой квартире не осталось ничего важного, что-то обнаружится среди отходов? Но не могла же я вырывать мусорный пакет у дворничихи!
– Ну, как – осмотрела квартирку? – спросила Люба, возвращаясь в прихожую. – Подходит тебе?
– Да вроде неплохая, – признала я. – Главное, место подходящее. Подумаю до завтра и снова зайду…
– Думай, да только не очень тяни, – Люба вышла на лестничную площадку, выпустила меня и заперла дверь. – Квартира хорошая, уйдет быстро!
Спорить с ней я не стала, хотя в наше время съемные квартиры не в дефиците, все столбы и стены в окрестностях обклеены объявлениями о сдаче жилья.
Мы спустились по лестнице, вышли на улицу. Навстречу нам спешил коренастый мужчина лет сорока в кожаной куртке.
– Люба! – окликнул он дворничиху. – Ты где пропадаешь? Во втором подъезде грязь! Кто-то пакет с кефиром разлил и не признается! Я тебя ищу-ищу…
– Сейчас, Иван Константинович! – всполошилась дворничиха. – Я тут на лестнице прибиралась…
Она мигнула мне, чтобы я не выдала ее маленький бизнес.
– Смотри у меня! – кипятился управляющий. – Я на твое место быстро желающих найду!
В руке у Любы был пакет с мусором, и я поняла, что она разрывается – то ли бежать за начальником, то ли свернуть к помойке и выбросить этот пакет…
– Люба, давай я выброшу! – пришла я ей на помощь. – Мне все равно в ту сторону идти…
– Вот спасибо! – Люба отдала мне пакет и, благодарно улыбнувшись, припустила вслед за управляющим ко второму подъезду. Из кустов тут же выскочила кошка Нюська и понеслась за хозяйкой.
А я направилась к площадке сбоку от дома, где располагались мусорные контейнеры.
Однако, убедившись, что дворничиха скрылась из виду и больше никто меня не видит, я резко изменила направление и отправилась домой со своим сомнительным трофеем – мешком мусора из квартиры Алены Щукиной.
Дома меня встретил Бонни.
Он с ходу попытался встать мне лапами на плечи, а когда я ловко увернулась, дал мне понять, что очень соскучился и что ему совершенно необходимо немедленно отправиться на прогулку. Ведь утром-то не ходили… А пройтись хочется, погода такая хорошая, и наверняка на набережной Смоленки собралось самое изысканное собачье общество…
– Перебьешься! – ответила я строго и выпустила его в наш собственный маленький садик.
Мне самой требовалось хоть на какое-то время выпроводить его из дому, потому что разбирать при нем мусор было нереально: он принял бы в этом процессе самое живое участие, растащил бы весь мусор по квартире, после чего понадобилась бы генеральная уборка, а со всеми ценными находками, на которые я рассчитывала, пришлось бы распрощаться.
Бонни дал мне понять, что обижен до глубины души. Я, однако, была неумолима, закрыла за ним входную дверь и приступила к «следственным действиям», как называет дядя Вася любую работу с уликами.
Прежде чем начать, я натянула на руки тонкие резиновые перчатки, расстелила на полу газету (это была рекламная газета, в которой дядя Вася публикует свои объявления) и высыпала на нее содержимое мусорного мешка.
Первым делом я отделила и выкинула пищевой мусор – коробочку из-под сметаны (низкой жирности), упаковку от творога (вовсе обезжиренного) и обертку от диетических зерновых хлебцев. Этот мусор ничего не говорил об Алене Щукиной, кроме того, что она следила за фигурой и вела здоровый образ жизни.
Затем в пакет с отходами отправилась пустая баночка из-под тонального крема, упаковка от бумажных салфеток, пластиковая коробочка от ватных палочек для ушей, флакончик от жидкости для снятия лака, картонная коробка от одноразовых чайных пакетиков (английский чай для завтрака с ароматом бергамота). Одну использованную салфетку я отложила, чтобы предъявить Гене Прыщу на предмет запаха духов, после сегодняшнего пятиразового ночного моциона я Гену очень зауважала.
В итоге на газете осталась груда бумажных обрывков размером с почтовую марку или еще меньше. Это была изорванная на мелкие клочки газета.
Я тупо уставилась на обрывки.
Может быть, это было что-то важное, что-то, что прольет свет на все мое расследование, но для того, чтобы соединить эти клочки воедино, требовалось время, а еще – совершенно фантастическое терпение, которым я не обладала.
Кроме того, дверь квартиры уже несколько минут сотрясалась от тяжелых ударов. Это Бонни, которому надоело находиться в садике, просился домой в свойственной ему грубой и примитивной манере.
Я поняла, что еще несколько ударов – и дверь просто слетит с петель, а установка новой мне обойдется очень дорого. Поэтому я поспешно ссыпала бумажные обрывки в приготовленный пакетик, а все остальное затолкала в мусорное ведро.
Ведро было и так переполнено, его давно уже следовало вынести, но первым делом я должна была впустить Бонни. Иначе придется делать в квартире ремонт.
Я открыла дверь, он ворвался внутрь и едва не свалил меня с ног.
За ним протиснулся в дверь дядя Вася, у которого имелись собственные ключи от калитки.
– Вот хорошо, что вы пришли! – обрадовалась я. – Надо срочно поговорить…
И я повела дядю Васю прямиком на кухню. Потому что питается он по-холостяцки: пельменями и сардельками, и я чувствую за него ответственность и стараюсь при каждом удобном случае старика подкормить. Покойная жена дяди Васи была женщина домовитая, готовила очень хорошо, мне за ней не угнаться, однако стремиться к этому надо. Сегодня на обед были борщ и рыба. Бонни, разумеется, тоже увязался за нами, но я сделала страшные глаза.
– Ты забыл, как провели мы сегодняшнюю ночь?
Бонни потупил очи – так он показывает, что смущен.
Однако когда я отвернулась к плите, у меня за спиной негромко хлопнула дверца холодильника, и тут же раздался ни с чем не сравнимый звук, который издает, захлопываясь, огромная пасть Бонни. Я развернулась, но оба – и Бонни, и дядя Вася – смотрели на меня совершенно невинными глазами.
– Дядя Вася! – сказала я сурово. – Не надо портить мою собаку! Он и так недисциплинированный, непослушный и прожорливый пес, а вы его еще больше распускаете!
– Да ладно, – миролюбиво протянул Василий Макарович. – Всего-то маленький кусочек ветчинки… Собачка же кушать хочет! У него же молодой, растущий, развивающийся организм!
– Да ладно, – миролюбиво протянул Василий Макарович. – Всего-то маленький кусочек ветчинки… Собачка же кушать хочет! У него же молодой, растущий, развивающийся организм!
– Вы что – хотите сказать, что он еще больше вырастет? – ужаснулась я. – Да нет, такого не может быть! Иначе мне придется снова менять квартиру, в этой он и так с трудом помещается! И вообще, этой, как вы говорите, собачке нужно строгий режим соблюдать! – Я погрозила обоим пальцем.
Бонни понял, что больше ему ничего не перепадет, и обиженно удалился в гостиную, цокая когтями по кафелю.
Я поставила разогреваться еду и сходила в гостиную, чтобы включить Бонни телевизор. Не помню, говорила ли я, что у этого обормота есть очень необычное пристрастие: он обожает смотреть телевизор, причем не какие-нибудь передачи из жизни животных, и даже не фильмы про дикую природу, а программы новостей. Так что я нашла ему канал, по которому в это время передавали городские новости, и отправилась на кухню кормить Василия Макаровича.
На второе я приготовила очень вкусное блюдо – рыбу, запеченную с морковкой и яблоками. Сейчас я только разогрела ее в духовке и подала на стол с салатом из помидоров и брынзы, сбрызнутым оливковым маслом.
Дядя Вася осторожно попробовал блюдо, и на его лице появилось сначала недоумение, а потом – восторг.
– Ну, тезка! – проговорил он через несколько минут с полным ртом. – Не ожидал!
– Что значит – не ожидал? – спросила я настороженно.
– Не думал, что ты так вкусно умеешь готовить! – И он подложил себе еще немного салата. – Это же просто пальчики оближешь! Вот что я скажу, – он положил вилку и посерьезнел: – Тебе, тезка, замуж надо! Готовишь замечательно, жилплощадь есть, красивая… Да тебя кто угодно замуж возьмет!
– Вот уж спасибо! – проворчала я. – Мне кто угодно не нужен! И вообще, я замужем уже побывала, еле живая выбралась. Чуть в тюрьму не загремела![3]. Нет, нам с Бонни и так хорошо, а свои кулинарные таланты я могу время от времени на вас отрабатывать.
– Это хорошо, – согласился дядя Вася. – Кстати, там еще рыбки не осталось?
Я щедрой рукой положила ему добавки и включила электрический чайник.
– Ну, что ты на меня так хитро смотришь? – спросил дядя Вася, отодвигая пустую тарелку. – Говори уж, что у тебя на уме.
– Сказать кое-что хотела, только сперва дайте слово, что ругаться не станете…
– Ну, ладно… – после сытной еды дядя Вася был добрый и покладистый.
Я набрала побольше воздуха и одним духом выложила дяде Васе все про сумку, про мои изыскания в зубной клинике, про адрес и про поздний звонок Эльвиры, которым она сообщила мне имя предполагаемой любовницы убитого директора зоомагазина.
– Ну, ты даешь! – выдохнул дядя Вася и вылупил на меня глаза.
– А что я-то? – отбивалась я. – Если все так получилось… Вы что – Бонни не знаете?
– Хулиган известный… – согласился дядя Вася.
– Вот видите! – обрадовалась я. – Стало быть, все к лучшему! Теперь мы знаем имя…
– И адрес… – протянул дядя Вася.
– Да, только ее там нету…
И только было я собралась пересказать ему свой утренний поход в квартиру Алены Щукиной, как из гостиной донеслось жуткое завывание. Это были примерно такие же звуки, которые наводили ужас на окрестных жителей в романе «Собака Баскервилей». Правда, думаю, среди осенних английских болот такое завывание производило более сильное впечатление, чем в современном жилом доме, но наши с Бонни соседи почему-то тоже были недовольны его вокальными упражнениями и грозили пожаловаться в милицию или в общество защиты животных.
Вообще, мне не совсем понятно, почему есть общество защиты животных, но нет общества защиты людей от тех же животных. Потому что не всякий может сладить даже с обычным котом, я уж не говорю про семидесятикилограммового дога.
Короче, я бросилась в гостиную, чтобы призвать Бонни к порядку.
Этот обормот лежал на ковре перед телевизором, запрокинув свою огромную лобастую голову, и выл на люстру, как его отдаленные дикие предки выли на луну.
– Сейчас же замолчи! – крикнула я с порога. – Ты же знаешь, что соседи не понимают и не любят твои песнопения!
Бонни не обратил на меня внимания и издал особенно выразительную, леденящую душу руладу.
– Замолчи, или я выключу телевизор! – пригрозила я.
Бонни скосил на меня взгляд. Я увидела, что он прижимает лапой пульт от телевизора. То есть дает мне понять, что мои угрозы его совершенно не пугают.
– Ах, вот как! – возмутилась я. – Думаешь, ты самый хитрый? Так я и без пульта обойдусь! – И я повернулась к телевизору, чтобы нажать кнопку на его панели.
И невольно обратила внимание на экран.
На нем было изображение какой-то жуткой воронки, по краям которой были разбросаны бесформенные ошметки. Дальше суетились люди в милицейской форме, люди в штатском и люди в белых халатах. Впрочем, последние не суетились, они стояли спокойно, потому что делать что-то было поздно.
– Вячеслав Рыбников был известен в деловых кругах города как жесткий и решительный бизнесмен, – говорил голос за кадром. – В последнее время у него наметился конфликт с некоторыми влиятельными группировками. Не так давно на его жизнь было организовано покушение, Рыбников чудом избежал смерти и стал придавать особенно большое значение личной безопасности. Тем не менее сегодня во время прогулки с собакой он был убит большим зарядом взрывчатого вещества. Тип взрывного устройства пока не установлен, но от самого Рыбникова и от его собаки практически ничего не осталось…
– Ах, вот почему ты так переживаешь! – догадалась я. – Ты жалеешь погибшую собаку… Ну, здесь ты прав: люди могут враждовать друг с другом, устраивать настоящие войны, но собака-то при чем? Убивать собак – это отвратительно!
Бонни снова завыл, но уже не так громко.
А на экране появилось новое изображение.
Теперь это было снятое крупным планом мужское лицо. Гладкое, холеное лицо, покрытое ровным золотистым загаром. Его обладатель очень приличный мужчина – импозантный, представительный, с седыми висками, хорошо одетый.
– Вячеслав Рыбников претендовал на большое пятно застройки в одном из центральных районов города, – продолжал голос за кадром. – Но на это же пятно, кроме него…
– Дядя Вася! – закричала я что есть силы. – Дядя Вася, идите сюда скорее!
– Да что тут такое, – проворчал Василий Макарович, появляясь на пороге гостиной с чашкой чая в руке. – Один воет как по покойнику, другая кричит как ненормальная…
– Это он! – выкрикнула я, показывая пальцем на экран. – Это тот мужчина, чьи фотографии были в сумке!..
– Какой мужчина? Какие фотографии? – недовольно проворчал дядя Вася, поставив чашку на журнальный столик.
Вообще-то я ему это не позволяю, но сейчас было не до таких мелочей. Имелись более серьезные причины для волнения.
– Да вот… да сейчас… – я бросилась к книжной полке, куда машинально сунула конверт с фотографиями после того, как Бонни изжевал сумку.
– Да где же он… – бормотала я, одну за другой выбрасывая на ковер книжки. Бонни следил за мной с одобрением и явным интересом: он очень любил всякие проявления беспорядка, хотя и не понимал, почему мне это можно, а ему – нет.
– Ну вот, вот оно! – Я наконец нашла злополучный конверт, который завалился между новым детективом и книгой о комнатных растениях. Вытряхнув из него снимки, я бросила их дяде Васе: – Вот! Вы видите – это тот самый человек!
Василий Макарович с раздражающей меня медлительностью подобрал снимки, недоуменно уставился на них и потом поднял взгляд на экран.
Там в это время снова показывали воронку, образовавшуюся на месте взрыва. Потом камера поймала тоскливое лицо человека в милицейской форме.
– Наш собеседник – майор милиции Степан Степанович Кружкин, – говорил голос за кадром. – Он одним из первых прибыл на место преступления. Степан Степанович, что вы думаете об этом ужасном событии?
– А что тут думать-то? – проговорил милиционер уныло. – Дело ясное, заказное убийство. Работал, само собой, профессионал… любителю такое не под силу…
– Вам будет трудно найти преступника?
– Да нас к такому делу и не подпустят! – вздохнул майор. – Вон, уже подъехали люди из спецслужб… – он показал на черную машину, остановившуюся неподалеку от воронки. – Они наверняка возьмут это дело в работу…
– Не понял, – проворчал дядя Вася. – А при чем тут…
И в это время картинка на экране опять сменилась, появилось лицо с седыми висками, и ведущий за кадром снова начал рассказывать про погибшего бизнесмена.
– Ну, теперь вы видите? – воскликнула я, тыча пальцем в фотографии. – Вы видите, что это один и тот же человек?
– А ведь и правда! – Дядя Вася сосредоточенно почесал в затылке. – Откуда, говоришь, у тебя эти фотографии? Ах, из той сумки, которую Бонни изжевал?