А впрочем – не этого ли разговора все время добивался он сам? И не думал же он, в самом деле, что Старик направит корабль куда-то, даже не зная зачем!
– Я хочу многого, – признался он. – Служба Новых ставит своей конечной целью научиться прогнозировать вспышки этих звезд с достаточной точностью. Теперь, когда мы заселяем все новые системы, важность задачи возрастает.
– Благородная цель, – кивнул Старик.
– Все, что мы знали до сих пор, помогало лишь в частных случаях. Общего решения проблемы у нас нет.
– И вы надеетесь его найти?
В голосе Старика была одна лишь доброжелательность.
– Я подумал, что ключом к решению проблемы могло бы послужить более тщательное изучение дельта-процессов в Новых. Хотя, как вы знаете, дельта-поле является близкодействующим и, например, дельта-излучение нашего Солнца едва уловимо уже на орбите Земли, все же при вспышках Новых всплески этого поля, хотя и очень слабо, улавливаются даже в Солнечной системе, несмотря на относительно большие расстояния.
Старик кивнул, подтверждая, что это ему известно.
– И вот, если бы удалось получить характеристики дельта-излучения Новой, находясь невдалеке от нее, чтобы свести ошибку до минимума, и сравнить полученные значения с предвычисленными на основании теоретических построений, то мы получили бы возможность судить о том, не начинает ли напряженность дельта-поля возрастать в звездах задолго до вспышки. Не является ли это возрастание той причиной, которая…
– Я понял, – перебил его Старик. – Благодарю.
Он сделал паузу… Игорь ждал продолжения.
– А еще? Обычно исследователи в вашем возрасте, кроме основной задачи, ставят перед собой еще и, так сказать, сверхзадачу. Ведь в глубине души все мы в молодости – гении. Точнее, особенно в молодости. А вы?
Поколебавшись, Игорь решился.
– Дельта-поле – основной инициатор жизни, – сказал он. – Поэтому мы обнаруживаем жизнь, как правило, на близких к светилам планетах. Но почему бы под влиянием сверхмощного поля, как в случае Новых, жизни не зародиться прямо в околозвездном пространстве?
– Теперь я понимаю, – сказал Старик. – Значит, это и есть те научные причины, которые побудили вас отправиться со мной.
Голосом он подчеркнул слово «научные».
– Да.
– Прочие мы не станем тревожить.
Игорь согласился и с этим.
– Что же, – сказал Старик, – я привык знакомиться с новыми идеями. Хотя они не всегда вытесняют то, что существовало до них. Так же как новые друзья не заменяют старых. А жаль. – Он помолчал. – Старые друзья уходят, все равно – люди они, корабли или гипотезы. Да… в моем возрасте можно однажды проснуться – и не понять мира. Я стараюсь избежать этого.
Он махнул рукой, словно отбрасывая все рассуждения.
– Что касается вашей основной задачи, она действительно серьезна, хоть в основе ее и лежит гипотеза Арно о дельта-взрывах, до сих пор не подтвержденная наблюдениями. А относительно второй задачи… мне трудно судить, потому что я никогда не занимался такими вопросами. Однако, исходя из того, что я знаю о пространстве, мне хочется отнести вашу гипотезу к тем играм, которыми вы тешились в детстве.
Этого Игорь не ожидал. Это было, как удар, как пощечина.
– Не огорчайтесь, увлечения свойственны юности. Но что касается меня, то я, в моем уже не столь юном возрасте, вряд ли стал бы изменять курс, чтобы проверить обоснованность этих ваших предположений.
Игорь почувствовал, что губы с трудом повинуются ему.
– Итак, вы считаете, что жизни в пространстве быть не может?
– В пространстве есть и жизнь, и смерть. Но это – наша жизнь и наша смерть. И только.
Игорь почувствовал, что больше не в силах сдержаться.
– Юности свойственно увлечение… – произнес он дрожащим голосом. – Но старости – бессилие. И если вы боитесь пройти вблизи Новой потому, что это вам уже не под силу, то к чему же…
Старик поднялся. Он резко вытянул руку, заставляя Игоря умолкнуть.
– Если бы потребовалось, – сказал он очень спокойным голосом, – я прошел бы даже сквозь Новую, не только вблизи нее. Но пока не вижу оснований изменять курс. Вот все.
– Нет, не все! – крикнул Игорь. – Вы боитесь! И, кроме того…
Но последние слова Старик предпочел не услышать. Это он умел. Он повернулся и вышел, резко захлопнув за собой дверь.
7
Старик сидел в обычной позе, упершись взглядом в экран, лицо его не выражало ничего, кроме готовности ждать. Терпение – вот чем он обладал в изобилии, вот что осталось ему от прошлого. Сидит. Смотрит. Месяцами. Годами… И это о нем рассказывают легенды!
Старик обернулся на звук шагов. Брови его выразили изумление: наверное, он ухитрился уже забыть, что на корабле их двое. Эта мысль все еще оставалась для него новой. Или просто не ждал Игоря так скоро?
– Капитан!
– Я вас слушаю.
– Вы говорите: жизнь в пространстве – абсурд. А ваши журавли?
Старик помедлил.
– Вы же говорили, что ничего не знаете.
– Я и не знаю. Но кое-что слышал. Разве ваши журавли – это не жизнь?
Старик покачал головой.
– Всего лишь явление природы.
– Почему же они – журавли? – Игорь не хотел сдаваться.
– Это долгая история. И давняя. Но к земным птицам они не имеют отношения. К тем самым, на которых вы, по-видимому, еще не так давно смотрели не в одиночестве…
Игорь невольно вздохнул.
– Да, – пробормотал Старик, – журавли обычно вспоминаются в таких случаях. Простая ассоциация. Улетают, уносят… Когда они прилетают, они не столь заметны.
– А ваши – тоже улетели?
– И унесли. Я же говорил: старые друзья уходят. И мало того: они еще оставляют нерешенные задачи. Это в лучшем случае. А то еще они выдвигают проблемы, уходя.
– Я припоминаю… Там было что-то, связанное с аварией корабля?
– Что-то! – сказал Старик сердито. – Такие вещи надо знать во всех деталях! Это – опыт, сокровищница звездоплавания. Что-то!
– Я ведь кончал не Московский Звездный.
– Не имеет значения. Раз вы полетели…
– Полетел ради проблемы Новых! Но для вас, по-видимому, журавли куда значительнее.
– Да. Они для меня важнее.
Игорь опомнился.
– Простите меня, – сказал он. – Мне следовало понять. Конечно, раз это связано с гибелью корабля… У вас там кто-то был, да?
– Кто-то – это слишком просто сказано. У меня там был друг. Большой. Тогда в пространстве нельзя было не иметь друзей рядом.
– А сейчас?
– Сейчас ваш друг может жить на Земле, и все равно вы не будете разлучены с ним, обладая возможностью видеть и слышать его. Иная связь! Предположим, некая девушка…
Он умолк. После паузы сказал:
– Простите, это была бестактность. Я упустил из виду, что… Да. Во всяком случае, сейчас вас охраняет в пространстве могучая защита, сделавшая наши корабли практически неуязвимыми. А тогда друзья нужны были здесь, рядом. Дружба защищала нас. Тогда и возник метод парных полетов: шло сразу два корабля.
– Я вспомнил, – сказал Игорь. – Вы же были там!
– Я был там.
– На «Согдиане»…
– Вы опять перепутали. Я шел на «Галилее». Теперь это уже седая старина, – он провел рукой по коротким волосам, – тихоход класса «Бета-0,5». Мы шли к Эвридике, чтобы сдать корабли Дальней разведке и вернуться на рейсовой машине. Иногда это кажется заманчивым: путешествовать в качестве пассажира. Мы заранее предвкушали… Я был на «Галилее», да. А на «Согдиане» находился мой друг. «Согдиана» обладала более сильными двигателями…
8
«Согдиана» обладала мощными двигателями и надежной защитой. Она могла ускоряться быстрее и вскоре опередила «Галилея». Конечно, это было нарушением правил парного полета, но «Согдиану» очень ждали на Эвридике – планете в системе отдаленной звезды, где размещалась тогда передовая база Дальней разведки.
В день, когда расстояние между кораблями достигло полутора миллиардов километров и связь, в те времена еще несовершенная, должна была прерваться, пилота «Галилея», как обычно в таких случаях, охватила грусть. В космосе всегда становится грустно, когда прерывается связь, пусть даже не навсегда.
Вдогонку другу был послан традиционный привет и пожелание чистого пространства. Ответ должен был прийти через три часа. Однако уже через полтора был принят сигнал бедствия.
«Галилей» увеличил скорость до предела, не переставая посылать в пространство ободряющие слова – единственное, чем он пока мог помочь. Но словам нужно было время, чтобы дойти до «Согдианы», прозвучать в ее рубке, обратиться в другие слова и вернуться обратно: пока же до «Галилея» долетало лишь сказанное в те минуты, когда пилот терпевшего бедствие корабля даже не был уверен в том, что его слышат.
Высокий голос звучал непривычно сухо; он сообщал, что случилось самое страшное: вышли из-под контроля и начали терять мощность генераторы дельта-поля. Антивещество в топливных контейнерах «Согдианы» изолировалось дельта-полем; это было новинкой, до сих пор везде использовали для этой цели электромагнитное поле. Причина аварии оставалась неясной, хотя пилот и высказал несколько предположений. Командир – он же и весь экипаж «Галилея» – рвал на себе волосы: почему на «Согдиане» не пошел он? Привычка всегда выбирать слабейший корабль на этот раз обратилась против него; но ведь дельта-генераторы испытывались не раз и казались весьма надежными. Он еще увеличил скорость, хотя стрелки контроля безопасности уже колебались на красной черте, каждым движением перечеркивая ее крест-накрест, и вместе с нею как бы ставя крест и на самом «Галилее».
Высокий голос звучал непривычно сухо; он сообщал, что случилось самое страшное: вышли из-под контроля и начали терять мощность генераторы дельта-поля. Антивещество в топливных контейнерах «Согдианы» изолировалось дельта-полем; это было новинкой, до сих пор везде использовали для этой цели электромагнитное поле. Причина аварии оставалась неясной, хотя пилот и высказал несколько предположений. Командир – он же и весь экипаж «Галилея» – рвал на себе волосы: почему на «Согдиане» не пошел он? Привычка всегда выбирать слабейший корабль на этот раз обратилась против него; но ведь дельта-генераторы испытывались не раз и казались весьма надежными. Он еще увеличил скорость, хотя стрелки контроля безопасности уже колебались на красной черте, каждым движением перечеркивая ее крест-накрест, и вместе с нею как бы ставя крест и на самом «Галилее».
Потом голос изменился, он произнес: «Слышу тебя, знаю – ты успеешь, успеешь. Я…» На этом передача оборвалась. Натренированная мысль подсказала, что защитная автоматика корабля, лишившись дельта-устройств, пыталась спасти машину, создавая в АВ-контейнерах электромагнитную изоляцию. Для того чтобы получить необходимую мощность, автоматы отключили все, без чего корабль мог жить, – в том числе и аппаратуру связи. Теперь «Согдиана» боролась молча.
Полученный с «Согдианы» ответ помог уточнить расстояние между кораблями. Оно оказалось даже несколько меньше расчетного; наступила пора начать торможение. Казалось противоестественным уменьшать скорость, когда все требовало сумасшедшего стремления вперед; но пилот «Галилея» знал, сколь многие погибли, мчась до последнего и развивая затем, на сверхсрочном торможении, запретные перегрузки. Он помнил трагические истории, когда спасавшие корабли, вынесшись из глубины пространства, останавливались в намеченной точке, и терпевшие бедствие бросались в скафандрах и катерах под защиту бронированных бортов, стремясь скорее укрыться в надежных помещениях; но люки не открывались, подоспевшие корабли оставались безучастными к попыткам людей проникнуть извне в намертво запертые входные камеры; и люди в пространстве сходили с ума, не зная, что великолепные машины несли мертвый, убитый собственной неосторожностью экипаж, и открыть люки было некому.
Пилот «Галилея» знал пределы, установленные для машины и для него самого. Он заметил силуэт «Согдианы» на видеоэкранах точно в рассчитанный момент. До встречи оставались минуты. И тут капитан увидел, что темное тело звездолета внезапно превратилось в яркую звезду.
9
– Вам случалось наблюдать аннигиляционный взрыв в пространстве? – спросил Старик. – Нет? Это невеселое зрелище, особенно если взрывается корабль, а на корабле летела… летел ваш друг. Это было нестерпимое белое сияние. Оно продолжалось всего лишь долю секунды, от чрезмерной нагрузки выключились предохранители видеоприемников. Но и за этот миг я успел ослепнуть.
Игорь кивнул. Он искал, что сказать. Похоже, глупо было бы выражать сочувствие по поводу истории, приключившейся Бог знает сколько десятилетий тому назад.
Это обычная ошибка молодости: ей не дано понять, как быстро струится время и как недавно сегодняшние старики были молодыми. Юности кажется, что мир, каким она его видит, был таким всегда, и только ей суждено преобразить его; старики же помнят, каким он был вчера, и знают, что это было действительно лишь вчера. А вчера – это почти сегодня. Только очень добрые старики прощают непонимание этого, но командир корабля вряд ли принадлежал к их числу.
– Да, – сказал он наконец, – аннигиляционные взрывы – ужасная вещь. «Согдиана» превратилась в излучение. Это был не первый случай взрыва корабля в пространстве, но единственный, когда человеку удалось наблюдать такой взрыв, а приборам – записать его. До сих пор причины взрыва оставались неизвестными: ведь и тогда уже не бывало случаев, чтобы механизмы отказывали.
В первый момент я даже не понял всего, чем это грозило. Слишком велико было горе. А ведь сумей я в тот миг рассуждать трезво, я сообразил бы, что этот случай перечеркивал все надежды на пригодность дельта-защиты АВ. Звездоплавание оказалось бы вновь отброшенным назад. Единственный выход был в том, чтобы обнаружить конкретную причину взрыва – причину постижимую, материальную, которую можно было бы проанализировать, понять и нейтрализовать. Но мне тогда, как вы понимаете, было не до поисков причин. Когда я раскрыл слезившиеся после вспышки глаза, видеоприемники успели включиться, но смотреть было уже не на что…
Игорь повел плечами, вдруг замерзнув.
– И тогда, – сказал Старик, – я увидел это.
Он перевел дыхание.
– Я увидел… Вы наблюдали, как летят журавли? Клином, не так ли? И я увидел на экранах клин.
Собственно, я не увидел ничего. Заметил только, что вдруг исчезли некоторые звезды. Потом появились опять. Чем было вызвано это затмение, я не знал. Но, честное слово, мне почудилось, что само пространство в месте взрыва разорвалось на клочки и теперь медленно склеивалось. Мысль эта не показалась мне нелепой, она была, как прикосновение к чему-то новому, неизвестному, таинственному. Знаете, бывает такое ощущение… Хотя вы, наверное, не поймете.
– Я знаю, – проговорил Игорь. Подумав, Старик кивнул.
– Что же, не исключено. Вот и все, что мне тогда удалось заметить. Ни через видеоприемники, ни в инфракрасном диапазоне я не смог увидеть ничего, кроме этого кратковременного, почти мгновенного затмения некоторых звезд. Потом я снова запустил двигатели, обошел весь район катастрофы и, ничего не обнаружив, направился домой. И только там, обработав эту пленку, я рассмотрел Журавли.
Брови Игоря дрогнули, это движение не ускользнуло от взгляда Старика.
– Нет, я не оговорился: Журавли, не Журавлей. Не будем продолжать дискуссию. Широкие черные полотнища – совершенно черные, они, очевидно, поглощали всю энергию, падавшую на них, и поэтому видеть их было нельзя: они ничего не отражали, ни кванта. Но на фоне звездного скопления можно было наблюдать их силуэты.
Абсолютно черными оказались они, и как бы двухмерными, словно совсем не обладали толщиной. Площадь каждого из них составляла десятки, а может быть, и сотни квадратных метров, даже тысячи; по этим кадрам расстояние до них определить не удалось, поэтому предположения об истинной величине Журавлей расходятся на целый порядок. И они летели клином, впрочем, может быть, конусом, но съемка не была стереоскопической.
Потом, сравнивая с этим фильмом записи, сделанные другими приборами, мы обнаружили следы, оставленные этим явлением на ленте записывающей приставки дельтавизора. Стало ясно, что Журавли все же испускают определенные кванты, а именно – дельта-кванты. Сравнивая обе записи – кино– и дельта, – мы пытались понять, что же представляют собой эти полотнища, застилавшие звезды. Несомненным казалось, что они движутся; но в мире нет неподвижных вещей, а установить величину скорости или вычислить орбиту нам не удалось.
Вот так мы впервые встретились с Черными Журавлями. Так их тогда назвали – за цвет и за клинообразный строй.
Старик умолк, наверное, еще раз переживая рассказанное. Игорь ждал, не решаясь нарушить это молчание: ему хотелось услышать еще что-нибудь, но он понимал, что теперь, когда Старик ушел в размышления, одного не к месту сказанного слова будет достаточно, чтобы разговор прервался надолго. Пауза затянулась.
– Да, вот это и была загадка, оставленная другом, – сказал наконец Старик. – Оставленная в назидание поучающимся… – В его голосе неожиданно прозвучала ирония, которая на сей раз относилась, наверное, к собственной, несколько неприличной, словоохотливости, а, может быть, просто служила средством, чтобы не расчувствоваться окончательно. – Загадка гибели, как говорили когда-то. Было создано много гипотез, высказана масса предложений. Но показания дельтавизоров сделали бесспорным одно: именно они, Журавли, явились убийцами.
– Но ведь если они – всего лишь явление природы…
– Да нет… Ну, я неточно выразился… Конечно, не они; убийцей в большинстве таких случаев бывает наше собственное неведение законов природы. Но человек не может винить себя в том, что чего-то еще не знает: если бы он поступал так, человечество вечно чувствовало бы себя виноватым. Ведь и жизнь, и смерть – тоже научные проблемы. Как бы там ни было, несчастье с «Согдианой» показало, чего следует опасаться кораблям, обладающим дельта-защитой. Как только это тело – я имею в виду Журавлиную стаю – будет обнаружено, капитан должен немедленно принять меры для того, чтобы пройти в максимальном удалении от стаи. Своевременно же заметить ее – нетрудная задача для тех дельта-устройств, которыми даже рейсовые корабли оснащены в изобилии. А что касается убийц, то Журавли были ими в той же мере, как молния, сжигающая дом с людьми. Хотя, разумеется, и к молнии можно испытывать ненависть.