– Ладно, Богдан, хочешь ты нас с уговора сбить, но не выйдет у тебя, будем вместо тебя с другими толковать, потерпим до конца похода, даем тебе слово.
– Ну, значит и я, до конца похода с чужими больше не заговорю. В том вам слово даю.
Иван на меня подозрительно смотрел, а я мысленно улыбался, теперь вы ребята будете вместо меня продолжать информационную борьбу. Первым делом, выпив пива, я им спел думу о казаке Кериме Вырвыноги. Потрясенный народ молчал, а я тонко намекнул, что это святой Илья поручил мне думу про Керима сочинить. Народ вызвал меня на бис, а поскольку мозги в эту эпоху не были перегружены избытком информации, мне сразу начали подпевать. Третий раз мы уже исполняли ее уверенным хором.
На последок все спрашивали меня, какую я байку рассказывал на базаре и что там пану не сподобилось, я и им рассказал смешную байку про католического духовника, жившего в доме у одного пана. И так заботился он о моральном облике его домочадцев, что ночи не спал, а когда пан вернулся из очередного похода то обнаружил и жену и дочку в интересном положении. Духовник, не будь дурак, не дожидаясь благодарностей за свой неусыпный труд, сделал ноги.
– Вот скажите, чем я тут римскую церковь обидел? Наоборот рассказал, как ее слуги неусыпно работают с прихожанками.
– Все, Богдан, нам рассказал, больше никому, такие времена пошли, что князья могут и на голову укоротить за такие байки. Мы для князей те же тати с большой дороги, так и ищут повод с нами бучу затеять. А без повода боятся, знают, что могут казаки и татар на помощь позвать, чтоб помститься зарвавшемуся князьку. Так что любую свару, князь против тебя решит Богдан. Добре что вы стражи не дожидались, от стражи одна беда.
Иван подтвердил мои сомнения в справедливости правосудия в эту эпоху. А с другой стороны, что тут странного? Назовите мне хоть один период в истории человечества где правосудие не вызывало бы сомнение. А вот то что вы ребята не удержитесь, и сами мои байки, а у меня их много есть в запасе, будете в корчмах пересказывать, сомнения не вызывало. У нас, как известно, ради красного словца, народ многим готов рискнуть.
– А покажи Богдан, как ты пана с двумя гайдуками голыми руками побил. А то так как Дмитро рассказывал, то они крепче нас троих были.
– Не буду показывать, поломаем тут все, другим разом покажу. Поздно уже, идем Дмитро, там нас еще вечеря ждет.
– Какое поздно, вон еще только солнце заходит, светло на дворе.
– Иван, пусть Сулим с Давидом, тут пиво пьют, а ты нас проводи, тут недалече, следующая наша корчма как в Киев идти, нужно мне, чтоб ты с хозяином потолковал. Нечисто там что-то у него. Дмитро, скажешь корчмарю, что знакомого казака встретили, пусть вечерю и пиво несет, и молчи, потом Иван толковать будет, понял?
– Понял, чего тут не понять то.
Зайдя в корчму, после небольшой вступительной части в которой мы еще раз поужинали и выпили пива, Иван, отозвав хозяина в сторону, и умело разыгрывая подвыпившего казака, начал с ним неторопливую беседу. Мы тем временем наедались на запас, восстанавливая недополученное в этот, и другие не менее насыщенные событиями дни. Наконец Иван закончил свой длинный разговор с корчмарем и попрощавшись с нами, задумавшись о чем-то, пошел к своей корчме.
Утром встали затемно, усадив Дмитра на воза, и выпустив его за ворота, я тут же заставил хозяина закрыть ворота и потащил его в корчму. Там заставил паковать в торбу копченого мяса, сала, хлеба, и пирогов с капустой. Рассчитавшись и медленно оседлав коня, погрузил торбы на вторую лошадь, седло с которой мы вчера благоразумно сняли еще на окружной дороге. Отъехав от корчмы и выехав на основную дорогу, повернул в сторону Киева и легкой рысью поскакал по дороге. Отъехав недалеко, развернулся и ходкой рысью поскакал обратно в сторону Черкасс. Как я и предполагал, любопытный хозяин среагировал на звуки, и успел выскочить из калитки, когда я пролетал по дороге мимо его корчмы. Паранойя тяжелое заболевание, но параноики живут дольше остальных, научно-медицинский факт. Почему-то мне не хотелось, чтоб этот корчмарь знал, куда я поехал на самом деле. Проскакав немного, перешел на легкую рысь, затем развернувшись, шагом поехал к Ивану и остальным казакам. Они, оседлав и нагрузив лошадей, выводили наш табун из ворот своей корчмы. Поскольку Дмитро был с возом и должен уже двигаться по окружной вокруг Киева, каждому из нас приходилось вести в поводу пять-шесть коней. Догнав Дмитра на окружной дороге и погрузив на воза лишние седла, прикрыв все потниками и попонами, мы со скоростью хорошо груженого воза двинулись к паромной переправе. Возле переправы выстроились уже несколько караванов возов, ожидая своей очереди. Найдя в этом бедламе ближайшего к переправе купца, одного из тех, кто хотел нас нанять, представил ему нашу команду. Иван, быстро получив подтверждение от купца об условиях сделки и порядке движения, дав нам инструкции, пошел с купцом обговаривать многочисленные подробности.
После переправы, отправив нас с Сулимом в передний дозор, Иван с Давидом замыкали караван, что, как правило, было самым опасным и ответственным постом. Между Киевом и Черниговом километров сто сорок пути, и в принципе, такое расстояние можно проехать обозом за два-три дня. Но мы живем не в принципе, а на Руси, а у нас все не так как в принципе, и спрашивают часто люди друг у друга, а где ж тот загадочный принцип, где все работает, не ломается, и обозы в день по дороге могут проехать аж пятьдесят километров…
Дорога была в совершенно ужасном состоянии, видно в распутицу ее искорежили колесами, а потом так оно все и замерзло марсианским пейзажем, по которому нужно ехать гружеными возами. Отовсюду слышался забористый русский мат, сопровождавший попытки преодолеть очередное препятствие.
Еще, помнится мне, в прошлой жизни, когда я был автолюбителем, и ездил по нашим дорогам, мне не раз приходила в голову мысль, что самые выразительные и многоэтажные конструкции в русской речи оттачивались и росли в этажности именно на наших дорогах. И вот я получил прямое подтверждение своей гениальной, не побоюсь этого слова, догадке.
Я знал, я чувствовал, что без наших дорог, наша речь не получила бы такого богатства и разнообразия выразительных средств, а наша литература не смогла бы взять вершину мирового лидера. С любовью смотрел на ухабы и застывшие буруны, я увидел в этой дороге, серой лентой вьющейся через леса, строки Сковороды, Гоголя, Толстого, и слезы невольно затмили мой взор, скрыв неровности и изъяны, оставляя в памяти нереальный, импрессионистский рисунок лесной дороги, так богато раскрашенный эмоциями и звуками…
Вызвав Богдана следить за дорогой и контролировать окрестности на предмет неприятных неожиданностей, зарылся в самокопание, основной темой которого был вечный вопрос, как сделать лучше, чтоб не получилось хуже. Вот, к примеру, удастся мне изменить историю в этой реальности, и в результате не родиться Гоголь, или помрет в детстве. Как измерить, лучше эта реальность или хуже, достойно то что вышло такой жертвы? Ведь недаром первый постулат врача, который они успешно забывают "Не навреди". Потому что можно вылечить насморк разными способами. Укоротив человека на голову, ты решишь проблему насморка радикально. Правда вряд ли больной одобрит такое лекарство, а что он откажется его принимать самостоятельно, тут я готов с любым заклясться. Или возьмем к примеру Чингизхана. Завоевал ты парень Китай, разберись, посмотри, что ж тебе в руки упало. Соедини преданность, неподкупность и бесстрашие монголов с изворотливостью, практичностью и трудолюбием китайцев, разберись, что можно использовать из их копилки знаний. То что китайцы уже знали порох, это известно всем, а то что они на двести лет раньше европейцев имели суда, способные преодолевать океаны, что они плавали в Индонезию и Вьетнам, знают не все. И счастье европейцев, что следующий император запретил дальние плавания, аргументируя это тем, что чужие знания нарушат самобытность китайского народа. Иначе бы китайцев на планете было бы не четверть, а три четверти, а до двадцатого столетия, думаю все бы мы были китайцами. Остановился бы Чингизхан в Китае, породнился с китайским народом, придал бы ему импульс экспансионизма, которого Китаю всегда не хватало, за лет двести-триста все континенты и все народы входили бы в большой Китай. Но это, всего лишь на всего, мои предположения. Да и в реальной истории, не привей Великий Хан своим потомкам такой ненависти к городам, которой они оставались верны все триста лет существования своей империи, развивай они ремесла, науку, кто смог бы бросить им вызов? Только собственные идеологические шоры разрушили империю, занимавшую процентов восемьдесят известного на то время пространства, и создавшую социальный строй несравнимо прогрессивней чем у соседей. Субудай, Тимур, Едигей, этот список можно продолжить, начинали с самых низов общества, и только благодаря личными качествам, делали карьеру немыслимую в монархическом обществе.
Но конечно самое смешное это думать над этим, когда тебя могут повесить как простого бандита, и все твои достижения, это тачка и спусковой механизм арбалета, которые научился делать Степан с дядькой Опанасом. Да и вообще, Владимир Васильевич, откуда эта эмоциональность, откуда эта экспрессия и мечтательность? Богданчик наш себе новую игрушку нашел, характер мне решил переделать, другое объяснение найти трудно. Подкинул старому сухарю, пару новых черт характера, нет, скорее всего, у меня их нашел где-то на свалке, и слегка на них нажал, чтоб вышли на первый план. И так все незаметно делает, где-то находясь за пределами сознательного восприятия, что я и не замечаю ничего. А для него все происходящее с нами, воспринимается, как смесь кинофильма с компьютерной игрой, где-то он смотрит кино, не вмешиваясь, где-то его позовут на помощь, а где-то парень уже научился сам на педали нажимать. Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. В конце концов это его жизнь, просто у него игрушки другие на уровне информационных технологий будущего. Я для него что-то типа искусственного интеллекта с огромной базой данных, он пока изучает мои возможности нажимая на разные кнопки. А вот что дальше будет… Но пока самоконтроль и проверка желаний на соответствие психотипу, это в нашей власти, эмоциональность это не беда, беда ее избыток.
Вернувшись к реальности, решил продолжить подрывную работу, и начал рассказывать Сулиму остальные байки про католических священников, и мнимые просьбы наших гречкосеев.
– Многие меня просили, Сулим, чтоб помог я им весточку для родных передать. Подумай сам, некоторых вы у татар отбили, другие сами пришли, у всех родня где-то осталась. В Киев на базар они не ездят, монет у них нет, добычи нет, что им там делать. Вот и просили меня, с купцами толковать, кто туда ездит, где они раньше жили, чтоб рассказал про них, что живы, здоровы живут с казаками дружно, все у них есть, дом, скотина, земли, сколько обработать сможешь, чтоб до родни весточка дошла. Раз у меня рот зашит, вы теперь с купцами толковать будете. А чтоб ты не забывал, я тебе напоминать буду, как нового купца увижу.
– Придумал на свою голову! Надо было тебя Богдан, домой отправлять, твою добычу бы сами продали, монеты бы тебе привезли. Сам будешь с купцом толковать, я рядом слушать буду, чтоб ты дурниц не говорил.
– Не, слово крепче булата, Сулим, не могу я теперь.
– Я с Иваном потолкую, со мной можешь сам говорить, беды не будет.
– Ну, разве что так, тогда можно, но смотри, ты с Иваном потолкуй.
– Не боись казак, раз я сказал, значит так и будет.
Кормил купец хорошо хоть и в сухомятку, оно понятно пока светло останавливаться недосуг. На ходу раздали холодные пироги с рыбой, с мясом, и с капустой, середа постный день, но подорожному можно отступить от предписаний, каждый сам решал что кушать, и напиток типа разведенного водой меда, но голодным никто себя не чувствовал, так и ехали. Мерная езда убаюкивала, но передний дозор дело ответственное и я подключив Богдана добросовестно проверял прилегающие к дороге заросли.
– А тут лихие люди часто шалят Сулим?
– Так откуда мне то знать, я что тут каждый месяц еду? Купца, Иван спрашивал, говорит, бывает, пропадают люди на этой дороге, но то по глупости, кто малым числом идет. На такой обоз как наш никто не полезет. Ведь за нами следующий обоз недалече идет, не успеют нас побить, как подмога подъедет, а добычу и взять не успеют.
Солнце уже повернуло на закат, как нас стремительно обошла пятерка всадников и ходкой рысью ускакала по дороге. Выглядели они как павлины, цветные перья колыхались на верхушках шлемов, европейского типа доспехи, как те, что лежали на дне нашей телеги, снятые с самоуверенного пана, разноцветные плащи на плечах. Красиво проскакали, как в кино про средние века, мне аж завидно стало. Сулим, со злостью посмотрел им вслед, и пробормотал что-то ругательное.
– Знакомых встретил, Сулим? Чем тебе те паны не приглянулись?
– Век бы не знал, не горевал бы. То ляхи поскакали, один из них нас с постоялого двора спроваживал, дерьмо псячье! Как я его тогда не зарубил, сам не знаю, так и просился сучонок под саблю!
– А ты не мог обознаться?
– Я его морду долго не забуду, и усы вверх задранные, да и остальные ему под стать. В наших краях таких петухов на дороге редко встретишь. Ляхи то поскакали, из тех, что в Киев к князю приехали.
– А что впятером не страшно им, не побьют их на дороге?
– Как же их побьют на конях в доспехе, никто их не побьет, а побьют, жалеть не буду, туда им и дорога.
– А стрелами посечь из-за деревьев? С десяти шагов бить можно, никто не заметит.
– Тоже не каждый лучник попадет, видишь как скачут, шагом не едут, попробуй в лицо попади, а опусти они забрало у шлемов то и стрелой не просто взять, но бронебойной возьмешь. Так, где ты лучников добрых у татей лесных видел? Добрый лучник себе другой заработок ищет, кому охота с петлей на шее на гиляке висеть.
Это был реальный шанс узнать все подробности того, что затевалось и при хорошем стечении обстоятельств добыть важную для Витовта информацию. А вот как ей распорядиться это уже дело техники. Если я правильно понимаю ситуацию, то должен готовиться поход на Гродно. Он и был, неожиданным для Витовта и вынудившим его после поражения искать защиты у Ордена. И фактически это единственная возможность оказать ему существенную услугу пока он не стал Великим князем Литовским, а находится в весьма уязвимом состоянии. Недаром многие, кто на словах поддерживал его, не встали на его сторону в этом эпизоде, а выжидали, наблюдая, чья возьмет. Такая услуга, дорогого стоит и запоминается дольше, чем любые достижения, которые ты начнешь оказывать Великому князю.
– А вот ты, к примеру, попадешь?
– Ты куда это ведешь Богдан? Ты что задумал опять?
– Ты, Сулим послушай сначала, не кричи, от разговора беды не будет, а потом решай. Смотри, сегодня середа, сегодня они в Чернигов не успеют, по дороге ночевать будут. Письмо везут, аль на словах что, то без разницы. Завтра к вечеру приедут, отдыхать день будут и ответа ждать, коням тоже роздых нужен. В субботу или в воскресенье обратно поедут, ответ повезут, тут мы их прямо на дороге в лесу и встретим, стрелами посечем, главного тупой стрелой приглушим, спрос учиним, и на базар в город поедем торговать.
– Так а толку, в субботу мы еще с обозом в дороге будем, не будешь их у всех на глазах бить. Добычу такую не продашь, приметная больно, на базаре углядит кто, сразу на суку окажешься. Нет, Богдан, дурная то думка у тебя.
– Поедем дальше, Сулим, найдем обоз в Елец иль в другой город, что городов мало на Руси? Была бы добыча, а продать всегда можно. А как побить придумаем, три дня впереди, за три дня и не такое придумаем. Да и поспрошать надо ляхов, что задумали, чего к князьям ездят, а потом поехать к тому, кто про то знать не должен, тоже заработать можно.
– Можно, нож под ребро точно заработаешь. Не лезь, куда не просят Богдан, паны нам платят острым железом, а не монетами.
– Думай добре Сулим, с Иваном потолкуй. Пять ляхов нам в руки сами лезут, и нас как раз пятеро, это же знак Сулим.
– Да там и пятерых не надо, я сам один, двоих, а то и троих сниму, Иван лучник хороший, Давид из лука бьет добре. Не о том речь, а о другом. Могут и в понедельник обратно выехать, мы что в лесу под Черниговом станем, ждать их будем? И так есть что продавать, слава Богу. Ненужная то выйдет буча, Богдан. Да и Иван не согласиться.
– А ты с ним потолкуй Сулим, у него тоже на ляхов зуб вырос. Дело верное Сулим, не будут их лишний день держать, в субботу обратно поедут, или в воскресенье, помянешь мое слово. Ну а если и в понедельник, нам какая разница. Мы уже там будем и выследим их, никуда они не денутся. Добыча знатная уйдет, и знать не будем, что ляхи затевают с князьями литовскими.
– Ты прямо змей, Богдан, недаром про тебя отец Василий говорил, что не святой Илья тебе является.
– Ты отца Василия с перепою то не больно слушай, ему самому везде черти являются, ты с Иваном вечером потолкуй.
– Так ясное дело что потолкую, чего вцепился как репей, только не верю я что Иван согласиться, Иван казак осторожный. Хотя дело то плевое, глазом ляхи моргнуть не успеют, как стрелу получат. Ездят тут, как петухи, по дорогах, на нас как на собак смотрят.
– Вот и я о том Сулим, ляхов побить сам Бог велел, ездят как по своей земле, на всех, как на холопов смотрят.
– Буду вечером с Иваном толковать. Посмотрим, что он скажет. Пойдем глянем что за тем горбочком.
Сулим пришпорив коня на очередной холм, обозревать окрестности, а я думал как организовать засаду, почему-то за ответ Ивана я был спокоен, он ведь чего так вчера орал? Попробуй сохрани спокойствие когда тебя сапогами с двору выгоняют, а тут приходит Богдан, и рассказывает что они с Дмитром аж троих зарезали за то что в плечи пихались. Тут любой взбесится от такой несправедливости.