Следователь решительно придвинул к себе клавиатуру компьютера.
– Так, что мы будем писать в протокол? – сердито поинтересовался он.
– Запишите то, о чем вам сказала Ева, – твердо произнесла Дубровская. – Она вину в организации убийства не признает. Вострецова не просила приятеля расправиться с Винницким.
– Может, она отрицает даже свой визит к нему в дом? – зло спросил следователь. – Вы можете говорить что хотите. Ваше право! Но Вострецову и Бирюкова видели на месте преступления. У меня есть очевидцы и вещдоки. Если вас это не интересует – валяйте! Выставите себя на посмешище в суде.
– Нет, я была в доме Винницкого, – вмешалась Ева. – Жорик был со мной, но мы пришли просто поговорить с Артемом…
Сыщик достал из пачки сигарету и, не спрашивая разрешения милых дам, закурил, показывая, что находится в высшей степени раздражения. Зажав сигарету губами, он, пыхтя, как паровоз, начал печатать. Его пальцы проворно бегали по клавиатуре компьютера, а на экране появлялись строчки.
– Как отнесся Винницкий к вашему появлению? – спросил он.
Ева заколебалась.
– Хорошо. Мы просто поговорили.
Сыщик хмыкнул и только покачал головой.
– Вас видела Милица Андреевна?
– Да.
– Она требовала, чтобы вы ушли?
Ева обеспокоенно взглянула на Дубровскую.
– Отвечайте самостоятельно. Если это будет ответ адвоката, я занесу это в протокол!
– Ну, как вам сказать… Милица Андреевна всегда относилась ко мне не очень. Может, она и не обрадовалась нашему визиту.
– Дарил вам Винницкий в этот вечер ювелирные украшения?
– Нет, а почему вы спрашиваете?
– Дарил он что-нибудь Бирюкову?
– Нет, конечно. Бред какой-то! С чего он должен был ему что-то дарить?
– Вам виднее, – бросил сыщик, не переставая печатать. – Наносили вы или Бирюков телесные повреждения Винницкому?
В памяти вспыхнули, как неоновая вывеска, слова Жорика: «Он там кровью умывается».
– Нет, мы не били его.
– Совсем?
– Абсолютно.
– Откуда у вас взялось кольцо с бриллиантом?
Вопросы следовали один за другим. Дубровская еле успевала следить за ходом допроса. Ее беспокоила большая стрелка на настенных часах. Она неумолимо двигалась по кругу, показывая, что время идет. Елизавета гадала, чем теперь заняты малыши, взяла ли Ольга Сергеевна их на прогулку. Ко всему еще груди нещадно щипало, и Лиза, к своему ужасу, ощутила, что молоко уже побежало. На блузке проявились два влажных пятна.
– Как вы можете объяснить, что у Винницких была разбита напольная ваза?
– Вы собираетесь поставить мне это в вину? – возмутилась Ева. – А может, вам стоит пересчитать количество ложек и вилок у них в буфете? Вдруг я стянула парочку?
– Не дерзите, Вострецова. Если нужно, пересчитаю и ложки, – отвечал следователь. – Вопрос я задаю вам не из собственного интереса. Мы осматривали место происшествия, гостиную Винницких. Так вот порядок там был нарушен. Журнальный столик сдвинут в сторону. Бутылка коньяка опрокинута. Ваза разбита. Вы можете как-нибудь объяснить это? Вы ведь говорите мне исключительно о мирном характере вашей встречи.
– Я не знаю. Этого не могло быть!
– Вы все увидите в свое время. Мы сделали снимки.
Ева умоляюще взглянула на Дубровскую. Но та вряд ли могла ей сейчас чем-то помочь. Большая часть из того, о чем говорил следователь, была для нее новостью. Кроме того, адвокат как-то странно ерзала на своем месте, словно ей не терпелось куда-то немедленно убежать.
– Вы пили до того, как явились к Винницкому?
– Я?! Немного… Чуть-чуть…
– Бирюков пил?
– Он тоже чуть-чуть… Мы вместе…
– Что вы пили?
– Кажется, портвейн.
Боже мой! Куда она попала! Дубровская смотрела то на часы, то на пунцовую Еву. Она ругала себя за то, что легкомысленно позволила втянуть себя в эту защиту. Ведь речь шла только о кратком визите к следователю, с целью успокоить Лиду и узнать, что к чему. Если бы Лиза знала, что на сегодня запланировано предъявление обвинения и допрос, она подготовилась бы к этому основательно: встретилась бы с Евой, тщательно разработала бы линию защиты, проинструктировала бы ее насчет провокационных вопросов следователя. Хотя о чем она говорит? Где бы она взяла на это время? Ольга Сергеевна, должно быть, сейчас извергает дым и пламя, на все лады ругая легкомысленную невестку, подкинувшую ей малышей.
– Адвокат, вы собираетесь читать протокол? – вывел ее из размышлений голос следователя.
– Разумеется, – сказала она, обрадовавшись тому, что дело, похоже, шло к концу.
Следователь распечатал протокол и передал ей еще теплые листы. Она начала читать, стараясь отключиться от мыслей о доме и детях. Это было нелегко, поскольку ее живот, под кофточкой из шифона, стал влажным и липким от молока. Хорошо бы еще тонкая материя не льнула к телу. Будет неловко, если это заметят присутствующие. Хотя они могут подумать, что она просто потеет. В кабинете не было кондиционера, а открытое настежь окно впускало лишь нагретый солнцем воздух.
Прочитанные листы она передавала Еве. Та читала медленно, словно с трудом разбирая слова. Дубровской хотелось поторопить ее, но она не имела на это права. Она сама явилась сюда, назвавшись ее адвокатом, значит, должна сделать все, чтобы права ее клиентки были соблюдены.
– Я не буду подписывать эту муру! – вдруг воскликнула Ева.
– Почему? – в два голоса воскликнули сыщик и адвокат.
– Потому, что вы фабрикуете против меня дело. Я не собираюсь вам в этом помогать!
– Но я думала, что ты даешь показания добровольно, – произнесла Лиза, с трудом сохраняя самообладание. Стрелки неуклонно бежали по кругу. – Ты могла отказаться от дачи показаний, и тебе разъяснили это право. Но ты сама предпочла свидетельствовать. Никто тебя к этому не принуждал.
Следователь с иронией смотрел на Дубровскую. Похоже, адвокат и ее клиентка стоили друг друга. Забавно наблюдать за тем, как они выясняют между собой отношения.
– Ева, твои показания – это прежде всего твоя защита! – упрекнула клиентку Дубровская. – Неужели ты согласна пассивно ждать, видя, что против тебя собирают доказательства? Ты не хочешь защищаться?
– Да, но если я подпишу вот это, – Ева выразительно тряхнула постановлением о привлечении ее в качестве обвиняемой, – все будут считать, что я согласна со всем, что там написано. А я не согласна!
– И правильно! – поддакнула Лиза, моля небеса о том, чтобы ее клиентка проявила уступчивость. – Ты не согласна, и свое отношение к обвинению ты выражаешь в протоколе допроса, рассказывая о том, как все было на самом деле.
– Ну, я не знаю… – недовольно произнесла Ева. У нее была бездна времени и ни малейшего желания возвращаться в тесную душную камеру.
– Зато я знаю, – сказала Дубровская, решительно беря инициативу в свои руки. Еще немного, и ей придется просить банку и сцеживать туда молоко. – Если ты откажешься от подписи, следователь этот факт отразит в протоколе, и чуда все равно не произойдет. Подписывать или не подписывать – это твое право. Делай как хочешь. Я бы на твоем месте подписала.
– Да. Но только вы на своем месте! – с укоризной бросила Ева.
– Да, но только я являюсь адвокатом и имею право давать тебе советы. Следовать или не следовать им – твое дело. Я же не призываю тебя признать вину, которую ты за собой не чувствуешь. Именно я попросила указать в протоколе то, что ты вину не признаешь. Ты не забыла?
– Нет. Значит, думаете, стоит подписать?
– Конечно.
– А что будет, если я не подпишу?
Дубровская вздохнула и пустилась в долгие объяснения. Для пущей достоверности она показала Еве статью в процессуальном кодексе, после чего устало смахнула с лица челку. Следователь демонстрировал полное безразличие. Он пускал кольца дыма в открытое окно, но запах сигарет уже давно наполнил кабинет. У Дубровской разболелась голова.
Ева неохотно, словно делая адвокату одолжение, подписала протокол…
Когда Дубровская вышла на крыльцо следственного комитета, было что-то около шести. Улицы были заполнены транспортом. После рабочего дня люди спешили по домам или за город. По всей видимости, домой Лиза могла попасть не скоро. А ведь рядом с ней была еще измученная ожиданием Лида, у которой имелся миллион вопросов.
– Мне нужно домой, – решительно проговорила Дубровская. – Если хотите, поговорим по дороге.
Лида кивнула головой. Она была готова на все, только бы узнать, как обстоят дела у Евы и что делала Дубровская в кабинете следователя. Она пробыла там целую вечность, но вышла одна, без Евы. Непутевую дочь, со сложенными за спиной руками, провели позже, и все, что смогла сделать Лида, так это только крикнуть: «Как ты, милая?» Строгий голос ответил за Еву: «Не положено, гражданочка. Не нарушайте порядок!»
Они торопливо шли к стоянке, где Дубровская оставила свою машину. Тротуары раскалились от жары, и в воздухе стоял запах горячего асфальта и автомобильных выхлопов. К негодованию Дубровской, ее автомобиль оказался намертво заблокирован «Окой» желтого цвета.
Они торопливо шли к стоянке, где Дубровская оставила свою машину. Тротуары раскалились от жары, и в воздухе стоял запах горячего асфальта и автомобильных выхлопов. К негодованию Дубровской, ее автомобиль оказался намертво заблокирован «Окой» желтого цвета.
– Ах ты, черт! – воскликнула она, едва не плача. – Когда я теперь попаду домой?
– Лизавета Германовна, рабочий день кончился. Стало быть, сейчас эта раззява появится, – увещевала хозяйку Лида, чувствуя себя виноватой. Ольга Сергеевна не преминет поставить ей в вину позднее возвращение Елизаветы. Потеря работы была бы для нее сейчас катастрофой. Ей нужны деньги на адвоката и на передачи дочери. Но больше всего ее сейчас тревожила неопределенность. Как дела у Евы? Вряд ли хорошо, судя по мрачному взгляду адвоката и неприветливости следователя.
Женщины были уверены, что желтый автомобиль принадлежит какой-нибудь легкомысленной девице. Но когда двадцать минут спустя рядом с ними нарисовался худенький, как глиста, очкастый паренек, они, конечно, удивились, но не настолько, чтобы забыть задать ему трепку.
– Что, глаза дома забыл? – напустилась на него Лида. – Как не совестно? Закрыл людям проезд, и хоть бы хны!
– Нужно уважать других! – заметила Дубровская, сетуя про себя на то, что слишком хорошо воспитана для того, чтобы прямо сказать нахалу все, что о нем думает. Она уже дымилась от нетерпения!
– Елизавета Германовна, – вдруг обрадовался хозяин желтой «козявки». – Вы меня не узнаете? Как я вас давно не видел!
Гневная тирада Дубровской так и застряла в горле. Перед ней стоял Вася Кротов, ее давний знакомый. Они вместе когда-то поступали в аспирантуру, только он довел дело до конца и даже защитил диссертацию. А Лиза бросила затею, к великому неудовольствию своей матери, и занялась практической работой. Вася был тремя годами моложе ее, выглядел и вовсе как двадцатилетний паренек, но являлся уже кандидатом юридических наук и членом всяческих научных обществ.
– Здравствуй, Вася. Как живешь? – спросила Дубровская, заметно нервничая. Правила хорошего тона предписывали ей перекинуться со знакомым хотя бы парой фраз. Тем более что он, похоже, был рад встрече.
– Неплохо. Кстати, я стал адвокатом.
– А-а… Вот как! Ну, что же, поздравляю, – голос Дубровской дрожал от воодушевления. – Значит, мы теперь коллеги.
– Да. Пытаюсь, так сказать, использовать свой теоретический опыт в практической деятельности, – скромно отозвался Вася, блеснув стеклами очков. У него был типичный вид отличника, как любят сейчас говорить, эдакого ботаника: прилизанная челка, мешковатый костюм и толстая оправа очков. – Ты знаешь, я набираю материал для докторской диссертации.
– Ого! Молодец, – воскликнула Дубровская, некстати вспомнив о своей незаконченной работе, пылившейся где-то на антресолях. А еще вспомнила о детях, не получавших грудного молока уже три кормления. – Извини, Вася, но мне нужно бежать, – с виноватой улыбкой произнесла Лиза. – Я очень опаздываю.
– О да! Прости, пожалуйста. Я тебя задержал, – спохватился молодой адвокат. – Возьми, кстати, мою визитную карточку.
Он протянул Лизе белую картонку, на которой вензелями были выписаны его имя и все научные регалии. Когда Дубровская только начинала работать адвокатом, она, желая произвести впечатление на клиентов, тоже делала себе такие визитки с обязательной Фемидой и золотыми буквами. Потом, правда, она стала относиться к внешним эффектам проще. Не это ли признак настоящего профи? Но, как бы то ни было, она с благодарностью приняла карточку молодого коллеги и даже пообещала позвонить как-нибудь.
– Если нужно, я могу проконсультировать тебя по любому вопросу, – пообещал ей Вася, намекая, видимо, на свою научную степень. Он имел право советовать, ведь он был кандидат наук, а она нет.
– Спасибо, – с кислой улыбкой проговорила Лиза, моля о том, чтобы ее ученый коллега быстрее убрал желтую «Оку» с дороги.
Вася послал ей благожелательную улыбку, сел в автомобиль и еще пару минут возился, раскладывая на сиденье какие-то бумаги, должно быть, материал будущей диссертации. Наконец «козявка» зафырчала маломощным двигателем, мигнула аварийными огнями на прощание и выехала с парковки.
Глава 6
Когда к половине восьмого голодная и злая Елизавета, миновав все городские пробки и долгий путь по загородному шоссе, доехала до дома, Ольга Сергеевна была в состоянии, близком к истерике. У нее был тяжелый день. Малыши, почувствовав отсутствие матери, беспрерывно кричали. Все попытки уложить их спать кончались плачевно. Забывшись на короткое время, они просыпались. Сначала крик поднимала неугомонная Маша, потом к ней присоединялся Саша, тихонько всхлипывая, словно жалуясь, но в конце концов они начинали орать вместе. Ольга Сергеевна металась по детской, качая на руках девочку, затем хватая мальчика. Под конец она выбилась из сил, уселась в кресло-качалку и вперила глаза в потолок, решив, что непременно умрет от кровоизлияния в мозг, если только Дубровская не приедет в ближайший час.
– Как ты могла бросить детей на целый день! – напустилась она, едва Елизавета переступила порог. Та выглядела измотанной и неприбранной. Одежда из магазина для беременных выглядела на ней несуразно, особенно черные брюки, неуместные в жаркий летний день. – О чем ты думала? Пропасть почти на сутки, тогда как у бедных малюток едва пупки не развязались от крика! – негодовала она.
– Они кричали? Они голодны? – спрашивала Дубровская, кидаясь к кроваткам, боясь увидеть там два ослабленных от голода и крика существа. Она сама не ела весь день и чувствовала себя измученной и несчастной. Затея, которая ей самой вчера казалась привлекательной, принесла только хлопоты и головную боль всей семье. Елизавета была готова признать, что поступила легкомысленно. Она скинула влажную от пота и молока блузку и хотела было немедленно дать детям грудь. Лида, выполняя ее распоряжения, готовила на кухне смесь.
– Ты хотя бы вымыла руки? – возмутилась свекровь. – Ходишь целый день по всяким тюрьмам, а потом тащишь в дом заразу. Ты знаешь, что все они там больны туберкулезом?
Дубровская не стала объяснять, что она была не в тюрьме, а всего лишь в следственном комитете и бедняжка Ева еще не успела подхватить хворь. Она кинулась в туалет, расположенный рядом с детской: наскоро вымыла руки и обработала грудь. Однако дети ее стараний не оценили. Маша билась в руках. Саша выплевывал грудь.
– Должно быть, молоко перегорело, – глубокомысленно заметила Ольга Сергеевна. – А ты как думала? Бегала целый день, нервничала, не ела. Чем ты собралась кормить детей?
Она испытывала удовлетворение, видя, как неразумная мать и няня носятся вокруг детей, то пеленая, то укачивая, то предлагая бутылочку со смесью. Они должны были знать цену собственного легкомыслия. Жаль, что эту картину не видит Андрей. Ему было бы полезно понаблюдать, чем чреваты необдуманные поступки и скоропалительные решения.
Впрочем, отец семейства появился тогда, когда в детской был наведен относительный порядок и близнецы, намаявшись, уснули, выплюнув соски. Мерцалов поздоровался с Лидой, поцеловал в макушку Лизу и, скосив глаза на малышей, поинтересовался шепотом:
– Ну, как прошел визит к следователю? Мать говорит, что ты пробыла там весь день.
Ольга Сергеевна, перехватив сына по пути в детскую, уже успела ему нажаловаться. Она рассказала о том, каково ей пришлось, как вели себя дети. Она не преминула заметить, что женщине, у которой дочь сидит в тюрьме, не место в их доме, тем более рядом с детьми. Елизавета и Андрей поступают легкомысленно, доверяя ей заботу о близнецах, хлопоча о девчонке, которая этого не стоит. Добрыми намерениями вымощена дорога в ад. И все прочее…
– Все очень непросто, – осторожно сказала Дубровская мужу. Она не посмела признаться, что на самом деле все очень плохо. Рядом была Лида, которая знала лишь часть правды, но свято верила в то, что ее девочка ни в чем не виновата. – Ты был прав. Лиде нужно помочь найти адвоката. Этим делом надо заняться всерьез.
– У тебя есть кто-нибудь на примете? – спросил муж.
Елизавета отрицательно покачала головой.
Конечно, адвокатов в большом городе было пруд пруди. Но заключать соглашение со звездами профессии было накладно. Мерцалову это стоило бы больших денег, что было бы по отношению к нему несправедливо. Нанимать новичков было глупо. Им нужна была золотая середина: грамотный адвокат без ненужных амбиций и причуд, но вместе с тем порядочный и честный человек. Было нелегко не попасть пальцем в небо.
– Еще вчера ты считала, что сможешь сама заниматься этим делом, – с улыбкой ответил на ее рассуждения Андрей.
– Я была не права, – коротко ответила она. Лиза не стала рассказывать ему, как бежало из ее груди молоко, как она неслась домой, как встретили ее обиженные дети. Все это было слишком для того, чтобы упорствовать по-прежнему в своем желании заниматься делом.