– Я была не права, – коротко ответила она. Лиза не стала рассказывать ему, как бежало из ее груди молоко, как она неслась домой, как встретили ее обиженные дети. Все это было слишком для того, чтобы упорствовать по-прежнему в своем желании заниматься делом.
– Хорошо. Дай знать, когда что-нибудь решишь, – сказал он и еще раз поцеловал ее в макушку. Дубровская спросила себя, когда супруг целовал ее по-настоящему, но, как ни странно, сегодня эти размышления не принесли ей боли. Должно быть, проблемы Евы заслонили на время ее собственные переживания. Она долго сидела в детской, прислушиваясь к дыханию спящих малюток. Потом она спустилась в гостиную, где коротали время за просмотром телевизора свекровь и Андрей. Она налила себе чашку чаю и забралась с ногами на диван. Вспомнив о своем обещании найти адвоката еще до конца дня, Лиза недовольно поморщилась. Спрашивается, кто ее за язык тянул? Где она найдет адвоката, сидя с близнецами в загородном доме? Положение усугубляло то, что его услуги собирался оплачивать Андрей. Значит, финансирование защиты будет происходить из их семейного кармана. Это было глупо и обидно, ведь Елизавета сама являлась адвокатом, причем, как она считала, весьма неплохим. Но события сегодняшнего дня показали, что в одиночку ей не справиться. Кстати… В одиночку? Сознание зацепилось за последнее слово. Если ей найти помощника? Кого-нибудь, кто смог бы работать рядом с ней, страховать ее, если у нее не будет возможности участвовать в том или ином следственном действии. Она же сохранит контроль над ситуацией, станет общаться со следователем тогда, когда ей это необходимо, сможет ознакомиться с материалами дела. Идея показалась ей привлекательной со всех сторон. Кроме того, это, как ни верти, разнообразит серые будни. Мысль о том, что завтра она опять погрузится в пучину домашних забот, не вызывала у нее восторга.
Загвоздка была в том, где найти такого помощника. Понятно, что зрелый, опытный адвокат вряд ли согласится на такое сотрудничество. Он задвинет ее на задний план, и это будет обидно. Молодые коллеги были легки на подъем и готовы на уступки, но большинству из них она бы не доверила вести защиту в свое отсутствие. Решение пришло неожиданно. Просто всплыли в памяти золотые вензеля на белой тисненой бумаге. Вася. Вернее, Василий Кротов. Вот кто ей нужен!
Лиза соскочила с дивана, как это делала некогда. Легкая, как стрекоза. Найти визитку в сумке было делом нескольких секунд. Она уединилась в кабинете с телефонном и набрала нужный номер.
Голос в трубке показался ей немного сонным. Она посмотрела на часы и ужаснулась. Была уже полночь. Нормальные люди в это время должны быть в постели. Но Вася, интеллигент до мозга костей, заверил ее, что все нормально, он еще не спит, а обдумывает тезисы к своему научному докладу.
– Не хочешь ли поучаствовать со мной в одном деле? – спросила она, затаив дыхание. Его согласие означало для нее многое.
– Что за дело?
– Дело об убийстве, – пояснила она. – Наша клиентка – молодая, красивая девушка, которая не виновна. Она любила человека, собиралась за него замуж, хотя родня жениха не считала ее достойной парой. Молодого человека нашли мертвым, и в его гибели обвинили девушку, которая видела его одной из последних. Следствие считает, что невеста наняла человека для расправы над бывшим женихом и даже расплатилась с ним обручальным кольцом. Но я уверена, что это не так…
– Ох, Лизавета Германовна! Звучит, как сказка, – произнес Василий.
«Надеюсь, что эта сказка не кажется ему выдумкой от начала до конца», – подумала Дубровская, но вслух спросила:
– Ну, как? Ты со мной? Ты не сильно загружен процессами?
На другом стороне провода воцарилось молчание. Лизе показалось, что она слышит шелест страниц. Должно быть, Кротов сверялся с ежедневником.
– Конечно, у меня полно дел, – сказал он наконец. – Но я могу найти свободные окошки в своем графике. Будет здорово, если я окажусь тебе полезным. Но ты предлагаешь участвовать вместе. В чем будет заключаться моя роль?
Дубровская кратко пояснила ситуацию. Она сидит дома с малышами и не может отдавать делу все свободное время. Будет отлично, если Василий возьмет на себя участие в некоторых следственных действиях.
– С чего мне начать? – деловито спросил Кротов.
– Наверно, со знакомства, – улыбнулась Лиза. Ей понравилось, что Вася не стал ломаться, да и в финансовом вопросе они быстро пришли к согласию. – Не сомневаюсь, что Ева тебе понравится.
– Мне уже нравится ее имя, – заверил ее Кротов. – Есть в нем что-то такое… романтическое. Девушка с таким именем просто не может оказаться виновной в убийстве.
– А мне нравится твой настрой, – заявила Лиза. У нее словно камень с души упал. Она запросто решила все проблемы: нашла, как и обещала Еве, адвоката; кроме того, обеспечила себе интересное занятие на долгие месяцы декретного отпуска. Оставался вопрос о том, как все это преподнести мужу и свекрови, но она обязательно что-нибудь придумает, а на сегодня Лиза сделала все, что могла, и даже больше.
Она вышла из кабинета, когда в доме уже царила полная тишина. Однако ей, как ни странно, спать не хотелось. С души словно спало сонное оцепенение. Ей бы сейчас с кем-нибудь перекинуться словом, посмеяться. Но муж уже спал, и будить его ради того, чтобы сообщить ему свое решение, не имело смысла. Ольга Сергеевна тоже уже почивала в своей комнате. Для нее очень важен здоровый сон, ведь от этого зависит цвет лица и разглаживаются морщины. Саша и Маша, исполнив за день все положенные им музыкальные партии, тихо сопели в своих кроватках, даже не подозревая, что их беспечная мать возвращается к работе. Нет, не верно! Елизавета просто возвращалась к жизни! Ура!
В общем, когда Дубровская смежила веки, ей мерещились розовые слоники с задранными вверх хоботами. А это, как водится, к счастью…
Василий после телефонного звонка Елизаветы тоже заснул не сразу. Он проверил свой ежедневник и сделал пометку о встрече с Евой на следующий день. Ему уже не терпелось приступить к работе. Когда он наконец заснул, ему приснилась Ева. Она пришла к нему в облике милой светловолосой девушки с тонкими чертами лица. Кротко улыбаясь, она смотрела на своего освободителя. Стоит ли говорить, что Василий ради нее готов был на многое. Он проявил себя не столько как адвокат, а скорее как воин, защищая девушку и словом, и делом, и мечом. Ева была благодарным созданием, и проснулся он от ее поцелуя на своих губах. Василию было немного досадно от того, что он не успел досмотреть сон до конца. Но за окном расцветало утро, и его ждала реальная встреча с предметом грез…
* * *Ева не понравилась ему сразу. В ней не было ничего от той девушки, с которой он провел ночь: ни кроткой улыбки, ни белокурых волос, ни голоса, напоминающего нежную мелодию. Он увидел рыжую дьяволицу с хищным разрезом глаз и веснушками на лице. У нее была соблазнительная фигура, но излишек чувственности Василия больше пугал, чем привлекал. Ему трудно было признаться самому себе, что женщины подобного рода внушают ему безотчетный страх. Держалась Ева слишком свободно для особы, попавшей в заключение по недоразумению.
– Кто это? – спросила она, едва перешагнув порог кабинета. Ее брови стрелами сошлись на переносице. Яркие зеленые, как показалось Василию, бесстыжие глаза сфокусировались на щуплой фигуре защитника. – Мне сказали, что меня вызывает адвокат.
– Так и есть, милая, – отозвался следователь. – Это ваш адвокат… Еще один. Как я понимаю, теперь у вас будет коллективная защита. Где, интересно, ваши родственники находят деньги? – в его голосе звучала ирония.
– Но Дубровская мне обещала опытного защитника, – заявила девица, беззастенчиво рассматривая Кротова с головы до ног и, должно быть, оценивая его профессиональные качества по внешнему виду. Было заметно, что представленный товар ее не устраивает.
Следователь был с ней в этом вопросе солидарен. Зная материальное положение матери Евы, он не сомневался, что адвокатов она приобрела по оптовой цене на распродаже. Дубровская и этот очкарик стоили друг друга.
– Я – квалифицированный адвокат! – подал голос Василий. – Между прочим, я – кандидат юридических наук.
Он умолчал, правда, что это было одно из его первых дел. Занимаясь усиленно научной работой, он успевал читать лекции студентам. В академии он был на хорошем счету. Проблемы были только с практикой. Но Василий полагал, что это ерунда. Если у него хватило ума защитить диссертацию, то защитить какую-то там рыжую девицу, без царя в голове, он подавно сумеет.
После того, как следователь оставил их наедине, они еще долго изучали друг друга. Каждый сделал для себя неутешительные выводы.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Ева.
– Меня зовут Василием Ивановичем, – поправил ее Кротов, возводя между ними невидимый барьер. Он не выносил фамильярности. – Мне двадцать восемь лет.
Ответ удивил Еву. Она цокнула языком.
– Я пришел обсудить концепцию защиты, – произнес он, вынимая из огромного портфеля блокнот. – Вы готовы сообщить мне основные тезисы?
– Даже не знаю, с чего начать, – честно ответила Ева, на которую научный подход к делу произвел впечатление.
Она начала свое повествование, которое со стороны казалось долгим и пресным, лишенным эмоций. Пересказывая историю рокового вечера большое количество раз, Ева потеряла ощущение реальности происшедшего. Все это больше напоминало любимую страшную сказку, которую часто читают ребенку на ночь. Поначалу от одного упоминания имени Артема у Евы закипали на глазах слезы, теперь же она произносила его автоматически, как будто слова потеряли над ней свою власть.
История показалась Василию пакостной. Здесь было все, чего он так не любил: нетрезвая, лишенная здравого смысла девушка, ее судимый приятель, хулиган и ворюга, ну и их поступки, продиктованные дурным воспитанием, чувством вседозволенности. Со слов Дубровской, еще вчера вся эта история выглядела куда привлекательнее, но теперь казалась плохим спектаклем, в котором ему предлагали сыграть роль. Василий не сомневался в том, что играть он будет по своим правилам.
– Я так понимаю, что вы не собираетесь способствовать установлению истины, – сказал он, как только Ева закончила рассказ. – Если вы жаждете справедливости, вы должны рассказать мне все.
Ева не жаждала справедливости. Она просто хотела домой.
– Я вам уже рассказала все, что хотела, – обозлилась она.
– А сейчас должны рассказать все, что не хотите. Как, по-вашему, я буду осуществлять защиту? Вот вы сказали, что пошли к Винницкому только для того, чтобы поговорить. Как же так получилось, что его нашли мертвым? Откуда взялась черепно-мозговая травма, если никто его не бил?
– Я не знаю, – упорствовала Ева. – Жорик сказал мне: «Он кровью умывается». Я поняла, что он просто стукнул Артема.
– Значит, он стукнул его слишком сильно.
– Не знаю. Меня при этом не было.
– Но вы на что-то рассчитывали, когда тащили этого Жорика с собой в чужой дом? Какова была цель его присутствия рядом с вами?
– Я думала, что он поговорит с Артемом по-мужски.
– По-мужски, это как? – прищурил один глаз Кротов. Из-за этого он стал похож на большого ученого ворона. – Настоящие мужчины выплескивают свои эмоции словесно, говорят аргументированно и спокойно. Оскорбления и физическое воздействие – удел слабых.
– Не знаю, как у вас, а у нас во дворе большой кулак был самым лучшим аргументом, – пробормотала Ева.
– Но это возмутительно! Бить человека, несогласного с вами, – низкий поступок.
Его самого частенько лупили в детстве такие «без тормозов» пацаны, как этот Жорик. Они считали своим долгом дать пинка тихому очкарику, спрятать его портфель, порезать бритвой куртку. Как обидно было ощущать себя слабым и беспомощным! Чувство оскорбленного достоинства ослабло, когда он стал студентом, позже он излечился совсем. Но встреча с наглой Евой живо всколыхнула в нем давно забытые эмоции.
– Вы пришли меня воспитывать или же все-таки защищать? – ощетинилась Ева.
– И то, и другое. О своей воспитательной миссии адвокат не должен забывать! – произнес он, думая о том, что неплохо будет очередную свою научную статью посвятить именно этому вопросу. – Но мы немного отошли от дела. Как у вашего друга оказалось кольцо?
– Я не знаю.
– Может, сказать проще: вы передали его Бирюкову за маленькую услугу – «поговорить по-мужски с Винницким»?
– Вы говорите сейчас, как следователь.
– Просто я хочу все знать!
Вероятно, это было его жизненное кредо: «Хочу все знать!» И где только Дубровская раскопала этого динозавра! В тщедушном теле подростка скрывался убеленный сединами старикан, способный довести окружающих до ручки своими нравоучениями и бесконечным брюзжанием.
«Кто украл ювелирные украшения Милицы Андреевны? Сколько времени находился Бирюков наедине с Винницким? Сколько портвейна пришлось на каждого? Видела ли Ева кровь на одежде Бирюкова?» В общем, к тому моменту, когда они закончили, Ева была без сил, а сам «воспитатель» находился в мрачном расположении духа. От него можно было ожидать всего, чего угодно, в том числе размышлений на тему: «Куда катится мир».
Следователь, впрочем, казался вполне довольным, когда застал адвоката и обвиняемую, пребывающих в угрюмом молчании. Он даже предложил Кротову чай после того, как Вострецову увели из кабинета. Им было о чем друг другу сказать. Следователь жаловался на прорву работы и маленькую зарплату, Василий – главным образом на пробелы в законодательстве, не позволяющие осуществлять защиту эффективно. Оба они сошлись во мнении, что успех дела во многом определяет тактика, и дело Евы здесь не было исключением. По мнению сыщика, девчонка зря упрямилась, желая казаться невиновной. По делу проходили очевидцы, указывающие на Еву и ее приятеля Жорика как на лиц, устроивших дебош в доме Винницкого. На теле Артема имелись ссадины и кровоподтек на скуле, это указывало на то, что беседа в гостиной носила далеко не светский характер, ну, и, наконец, черепно-мозговая травма, ставшая причиной смерти.
– Предмет, который послужил орудием убийства Винницкого, мы пока не обнаружили, – пояснил следователь. – Но нет никаких сомнений в том, что его прикончил Бирюков. Никто не утверждает, что Ева собственными руками лишила жизни бывшего жениха. Ей следовало бы сейчас строить защиту на смягчающих вину обстоятельствах, а не талдычить о том, что против нее фабрикуют дело.
Кротов был согласен с тем, что Ева ведет себя неумно. Все ее «не знаю» и «не помню» отнюдь не способствовали установлению обстоятельств, а только осложняли защиту.
– Эта ваша Вострецова – тертый калач, – твердил следователь. – Вам хотя бы известно то, что она уже привлекалась к уголовной ответственности? Нет? – хмыкнул он. – Это была дворовая история, где она проявила все свои бойцовские качества. Если бы не милосердие потерпевшего, Ева получила бы срок. Но дело прекратили по примирению сторон. Она отделалась легким испугом. Так что не питайте иллюзий, коллега! Ваша клиентка виновна и сама знает об этом. Она морочит вам голову, только и всего. Знаете, как у них говорят: «Чистосердечное признание – самая короткая дорога в тюрьму».
Василий был удручен. Как могло оказаться, что его самая первая в жизни клиентка оказалась особой, не заслуживающей защиты? Она играла им, как хвостиком, рассчитывая его провести так же, как до этого провела следователя, да и саму Дубровскую. Поведение Евы было возмутительным, что Кротов не преминул сообщить в телефонном разговоре с Елизаветой. К его удивлению, Лиза восприняла его слова спокойно, без эмоций. Может, она в этот момент была занята чем-то более важным, раз пропустила его слова мимо ушей, или Дубровская уже привыкла к тому, что обвиняемые всегда говорят неправду. Другого объяснения Василий Кротов не находил. Первое дело обернулось для него первым разочарованием. Хотя он не отказался от встречи с Лизой и в пятницу, после окончания рабочего дня, заглянул к ней домой.
Дубровская прогуливалась с детьми в парке. Василий был ошеломлен размерами коляски для близнецов, которая напомнила ему, по меньшей мере, дилижанс. По сравнению с ней сама Лиза выглядела ужасно хрупкой и молодой. В платье из простого ситца, с волосами, заплетенными в толстую косу, она казалась ему школьницей, которую родители попросили присмотреть за малышами. Вполне возможно, что уход за двумя малютками сразу был для нее нелегким делом, но на ее лице сияла знакомая ему улыбка. Это была удивительная девушка, лучшая из тех, кого он знал. Вот если бы она совершила преступление, Василий защитил бы ее не хуже самого Плевако. Однако Дубровская была законопослушной гражданкой, ко всему еще и замужней, и не нуждалась ни в нем, ни в его юридической помощи.
– Ну, что за страсти ты рассказал мне по телефону? – спросила она после того, как они обменялись приветствиями и уселись на лавочке под раскидистой липой. – Неужели по делу Евы произошло что-то новое: допрос, очная ставка, экспертиза?
– Нет, ничего такого. Просто я встретился с Вострецовой, – у него даже язык не поворачивался называть эту девицу Евой. Хотя, быть может, ее матушка не промахнулась, дав дочурке имя первой грешницы.
Он подробно рассказал Дубровской о встрече, сделав акцент на том, что его возмутило больше всего. Из повествования следовало, что Вострецова лжива и хитра. Она отказалась рассказать Кротову правду, из чего следовало то, что она непременно виновна.
– Но зачем тебе знать всю правду? – спросила она, с трудом сдерживая себя, чтобы не рассмеяться. В ее карих глазах плясали золотистые искорки.
– Как зачем? Чтобы установить истину, конечно!
– А кто сказал тебе, что ты должен устанавливать истину? Ты кто: следователь, прокурор или суд?