Олег старался думать о предстоящем деле. Удивительно, но он почему-то не сильно удивился тому, что рассказал Валерий Анатольевич. Сначала, конечно, он испытал некий всплеск противоречивых чувств, где присутствовало и то же удивление, и ужас вперемешку с восторгом, и недоверие, и даже инстинктивное неприятие услышанного… Но «круги» от этого всплеска быстро разошлись, и Олег понял, что в глубине сознания (или души, или чего еще там?) был уже вполне готов к чему-то подобному. В той Наташе все казалось не от мира сего. Что лишь нашло свое подтверждение. И все-таки, думая о той Наташе (которая, как выяснилось, была и не Наташей вовсе), Олег постоянно срывался мыслями к этой. Он шел с ней рядом, искоса поглядывая на девичий профиль, на выглядывавшую из-под платка каштановую челку и все больше и больше удивлялся себе… Куда делась его осторожность, его боязнь сближения с женщиной? Ведь его невероятно тянуло к этой девушке! Тянуло так, что ему со сладким ужасом стало вдруг ясно: он снова любит!.. И он даже был сейчас уверен, что вот именно это, именно сейчас – настоящее. А то, что было тогда, с Оксаной… Да что там было с Оксаной?.. Тогда ему просто что-то показалось!.. Так он думал сейчас, и он при этом ничуть не лукавил. Он совершенно искренне так считал. И кто сможет сказать, что Олег заблуждался при этом? Ведь любовь, лишь когда она есть – настоящая. А когда она умерла – ее просто не стало… Тем более, если ее хладнокровно убили, расстреляли в упор. Это ведь как и сама жизнь – она есть, когда мы живы: дышим, творим, любим, смеемся, мечтаем… А когда мы умрем, сможем ли мы вспомнить, что жили, что была она вообще когда-либо, наша жизнь?.. Кто знает… Дано ли кому-нибудь это узнать?..
А Наташа думала обо всем сразу: о невероятной истории, в которую она оказалась впутанной; о странной супружеской паре, попавшей в ее дом; о гостье с того света, разгуливающей по окрестностям (в чье потустороннее происхождение она так и не поверила до конца); и, конечно же, о симпатичном, немножко нескладном, не очень доверчивом, глубоко что-то прячущем в себе, но все-таки очень милом парне… Об этом парне, об Олеге, ей, говоря откровенно, думать было приятней всего. Но, привыкшая с полной ответственностью относиться к взятым на себя обязанностям, Наташа все же заставила себя думать прежде всего о деле.
8
Первым молчание прервал Олег.
– Валерий Анатольевич, – сказал он. – А почему вы спросили про церковь?
– Про какую церковь?.. – не сразу понял вопрос профессор, ушедший глубоко в свои мысли. Но переключился быстро: – Ах, да, церковь...
– Вы, наверное, думаете, что она боится церкви и не пойдет в село? – подсказал Олег.
– Вы знаете, может быть, – замедлил шаг Валерий Анатольевич. – Я, откровенно говоря, не подумал об этом... А про церковь тогда спросил из-за кладбища. Раньше ведь церковь ставили в том селе, где есть кладбище.
– А что кладбище?
– Ну, это тоже лишь предположение... Я подумал, что кладбище, потусторонний мир – они ведь как-то связаны. Наташу... то есть, эту... м-м... девушку может к нему неосознанно тянуть.
– Тяга к дому, – неуклюже сострил Олег.
– Ну, да... Что-то в этом роде. Поэтому я и предлагаю в первую очередь обследовать кладбище. Как вы на это смотрите, Наташа?
– Нормально смотрю, – ответила девушка. – Только мне все же хочется зайти сначала в само село, людей порасспрашивать. Вдруг моя «тезка» кому-то уже на глаза попадалась. Такие новости разлетаются быстро. Ну, а если нет – тогда сходим на кладбище. Оно там рядом совсем.
На том и порешили. И теперь, когда у них появился хоть какой-то план, «охотники за привидениями», как мысленно нарек Олег их троицу, слегка приободрились и даже зашагали быстрей.
В Покрово вошли, когда солнце коснулось краешка леса. Село выглядело обычным – спокойным и тихим. Недавно пригнали с выпаса коров, и теперь в вечернем, звенящем комарами воздухе раздавалось их нетерпеливое мычание – скотина призывала хозяек начинать поскорей дойку. Так что встретить сейчас готовую к разговору женщину было проблематично.
Зато у мужиков, которых было здесь ощутимо больше, чем в Анциферово, было сейчас время вынужденного безделья: дневная работа закончена, во дворе чем-то заниматься – так поздно уже, солнышко садится. Поэтому они потихонечку сбредались в кучки, усаживались где-нибудь на бревнышке, или на лавочке в чьем-нибудь дворе, или просто на травке и, закурив, начинали степенный и сочный мужской треп. Как правило, не обходилось тут и без «подогрева», чтобы слова связывались ловчее.
К одной из таких «группировок по интересам», расположившейся на штабеле досок в самом начале деревни, и подошли Олег, Наташа и Валерий Анатольевич. Мужчины хорошо знали Наташу – детей двоих из них она учила. Да и вообще – все в окрестных деревнях друг друга знали. Но Наташу не просто знали – ее уважали. Мужики сразу засуетились, вскочили, кто-то стянул с себя пиджак и расстелил на досках, предлагая садиться.
Наташа поблагодарила, но осталась стоять. Она окинула мужчин взглядом. Пять человек, все примерно одного возраста – от тридцати до сорока. Неплохо бы их позвать на «охоту»… Впрочем, как минимум, литр «беленькой» те уже приговорили. От них теперь больше будет суеты и шума, чем пользы.
Эти мысли быстро пронеслись в Наташиной голове и, поздоровавшись с мужчинами, она лишь спросила:
– У вас тут ничего не случилось… необычного?
– Ха! Случилось!.. – осклабился белобрысый крепыш с большими залысинами. – Нюрка-продавщица водку в долг продала!
Но на белобрысого тут же зашикали, двинули ему локтем под ребра, и вперед вышел довольно симпатичный, черноволосый, с тоненькими усиками мужчина, механик МТС Женька Углов, который одно время пытался ухаживать за Наташей. Откровенно говоря, она чуть было не поддалась тогда, и если бы не пристрастие Женьки к все той же «беленькой», кто знает, чем могло кончиться дело.
Женька поздоровался за руку с Валерием Анатольевичем, протянул ладонь и Олегу, но сначала смерил того оценивающим – с ног до головы – взглядом, коротко мотнул головой на Наташу, подмигнул. Олег руку пожал, но на подмигивание ответил лишь хмурым взглядом. Женькины усики криво дернулись и на этом немой диалог между ним и Олегом закончился. Наташа одернула бывшего ухажера:
– Брось кривляться, Женя! Я серьезно спрашиваю: не было у вас чего? Чужих в деревне не видели?
– Это бабу, что ли, что Сеньку вашего, того… чуть самого дорогого не лишила? – усмехнулся тот.
– Наслышаны уже?
– А как же! Новость знатная. Поржали.
– Вам бы только ржать, да водку жрать… – тихо, с нескрываемым раздражением, сказала Наташа.
Женька услышал.
– А что? Кончил дело – гуляй смело! А смех он того… жизнь продляет. Точно говорю, сам читал.
Мужики за его спиной надрывно захохотали:
– Читал он!.. Календарь в сортире… Читатель!..
– Наташа, пойдем, – потянул Олег девушку за рукав плаща. – Только время теряем.
– Ладно, стойте, – стал серьезным Женька и, не оборачиваясь, показал за спину кулак. – Не было здесь девки этой. Точно не было. Мы, как про Сеньку услыхали, все ее ждали, посмотреть хотелось на маньячку. А вы куда это собрались? – кивнул он на ружье за Наташиной спиной. – Маньячку ловить? Нас с собой возьмете? – Тон его снова стал дурашливым.
Наташа не стала отвечать. Кивнула Олегу с профессором и шагнула на дорогу. Потом остановилась и обернулась к мужикам:
– Детей вечером гулять не пускайте. И сами по одному не бродите. Особенно пьяные. А то дохохочетесь.
– Ой, стра-а-ашно!.. – завыли-загоготали мужики.
– М-мда… – произнес Валерий Анатольевич, когда веселые пьяные голоса стали уже едва слышны; дорога повернула в сосновый бор, оставив Покрово позади. – Как можно поднять сельское хозяйство, когда мужикам ничего, кроме водки не надо?
– Да нет, Валерий Анатольевич, – вступилась вдруг за земляков Наташа. – Они нормальные, работящие. И добрые, и вообще… Просто их за скотину держат, быдлом считают. Знаете, сколько тракторист за месяц получает?..
– Да при чем тут это?! – неожиданно вскипел профессор. – Все только и стонут: ах, меня не ценят, мой труд не поощряют!.. Я теперь с горя пить буду – и гори все синим пламенем!.. Ерунда это все, отговорки, самооправдание! Не платят тебе достойно в колхозе, или что там сейчас у вас, так увольняйся! Не тридцатые ж годы!.. Возьми землю в аренду, если работать на ней любишь и умеешь, паши, сей, страусов, я не знаю, выращивай!..
Наташа открыла было рот, чтобы что-то с жаром возразить, но Олег, шедший на пару шагов впереди вдруг замер на месте и поднял руку:
– Тихо!..
Все послушно замерли, прислушиваясь к погрузившемуся в густую вечернюю тишину лесу. Сгустившийся сумрак стал почти осязаем, отчего уши казались заложенными им, словно ватой.
– Детей вечером гулять не пускайте. И сами по одному не бродите. Особенно пьяные. А то дохохочетесь.
– Ой, стра-а-ашно!.. – завыли-загоготали мужики.
– М-мда… – произнес Валерий Анатольевич, когда веселые пьяные голоса стали уже едва слышны; дорога повернула в сосновый бор, оставив Покрово позади. – Как можно поднять сельское хозяйство, когда мужикам ничего, кроме водки не надо?
– Да нет, Валерий Анатольевич, – вступилась вдруг за земляков Наташа. – Они нормальные, работящие. И добрые, и вообще… Просто их за скотину держат, быдлом считают. Знаете, сколько тракторист за месяц получает?..
– Да при чем тут это?! – неожиданно вскипел профессор. – Все только и стонут: ах, меня не ценят, мой труд не поощряют!.. Я теперь с горя пить буду – и гори все синим пламенем!.. Ерунда это все, отговорки, самооправдание! Не платят тебе достойно в колхозе, или что там сейчас у вас, так увольняйся! Не тридцатые ж годы!.. Возьми землю в аренду, если работать на ней любишь и умеешь, паши, сей, страусов, я не знаю, выращивай!..
Наташа открыла было рот, чтобы что-то с жаром возразить, но Олег, шедший на пару шагов впереди вдруг замер на месте и поднял руку:
– Тихо!..
Все послушно замерли, прислушиваясь к погрузившемуся в густую вечернюю тишину лесу. Сгустившийся сумрак стал почти осязаем, отчего уши казались заложенными им, словно ватой.
– Чего ты? – шепнула Наташа, устыдившись того, что, призывая напарников к тишине, сама же затеяла этот глупый спор, позабыв о деле.
– Что там? – ткнул Олег рукой в сторону виднеющегося меж деревьями частокола. Если бы доски, из которого тот был сколочен, не были выкрашены белым, в быстро обваливавшейся на бор темноте его вряд ли заметили бы вообще.
– Кладбище…
Наташа сказала это совсем тихо, отчего даже у хладнокровного Валерия Анатольевича по спине побежали мурашки.
– Я что-то видел, – сказал Олег.
– Ее? – выдохнула Наташа.
– Не знаю. Что-то белое. Мелькнуло там, за забором…
– Может, собака?
– Может… Но мы ведь сюда все равно собирались заглянуть?
– Да, конечно… – Наташа медленно сняла с плеча ружье и, бесшумно ступая, сошла с дороги под кроны сосен. – Идите за мной, – по-прежнему шепотом, позвала она. – Только не очень близко… И старайтесь не шуметь. Обойдем кладбище, оно небольшое, с той стороны встретимся и подождем…
Олег кивнул, хотя Наташа уже снова шагала вперед. Затем он жестом показал Валерию Анатольевичу, чтобы тот шел левее, сам же стал забирать вправо.
– Нам бы не потеряться тут! – шепнул ему вслед профессор. Олег остановился и вернулся назад.
– Наташа ведь сказала – кладбище небольшое, обойдем его и на той стороне встретимся, – сказал он успокаивающим голосом. – Вы главное дальше не уходите.
– Да что вы со мной, словно с маленьким! – неожиданно вспылил профессор. – Я не за себя боюсь, а за вас. Вы, надеюсь, не забыли, как она к вам относится?
Олега передернуло.
– Не забыл…
– Тогда будьте внимательны. Не играйте в геройство. Если что – кричите, зовите нас на подмогу.
– Ладно, я тоже не маленький, – буркнул Олег и исчез между сосен.
9
На словах геройствовать и впрямь было легче. Оказавшись один среди старых мрачных могил (были тут и вполне ухоженные, но взгляд притягивали в первую очередь эти – заброшенные, с просевшими надгробиями и покосившимися, кривыми, будто изготовившимися к прыжку крестами), Олег судорожно сглотнул и непроизвольно пригнулся. Впрочем, стало уже так темно, что пригибайся, не пригибайся – в темном плаще он и так был практически невидим. Но его глаза к темноте вполне привыкли, так что ориентироваться среди оградок мог довольно уверенно.
Немного успокаивало, что та, кого они искали, одета в белое платье – его-то можно будет заметить хотя бы шагов за пять-шесть. Все-таки тьма была – не глаз коли, кроны сосен отчетливо выделялись на фоне более светлого неба. Жаль, что ближе к ночи его затянули плотные облака – на помощь света растущей луны надеяться не приходилось.
Олег прерывисто вздохнул и прислушался. Неподалеку хрустнула ветка под чьей-то ногой – скорее всего Валерия Анатольевича; Наташа все же умела ходить бесшумно, в чем он уже успел убедиться. Тем не менее, Олег затаил дыхание и пригнулся еще ниже. Противно затряслись колени. Он уперся в них вспотевшими ладонями. Ноги перестали дрожать, но внутренняя дрожь не унималась. Нельзя сказать, что ему было очень уж страшно, но, чего уж там, – жутковато и очень неуютно. «А ведь не будь этого нелепого происшествия, – подумалось Олегу, – я бы сейчас уже валялся в теплой постельке уютной холостяцкой квартиры с книжкой в руках…» Впрочем, следующая мысль ехидно перебила первую: «А как же тогда Наташа? Не та, потусторонняя, а эта, земная?..»
От мысли про Наташу Олегу сразу стало легче. Окружающая тьма не казалась уже такой непроглядной. Зато шорох лесного мусора под чьими-то легкими шагами послышался совсем рядом. Олег собрался в комок, отбросив расслабляющие внимание мысли. Кто-то шел очень близко от него и очень осторожно, часто останавливаясь… Но как ни вглядывался в густой сумрак Олег, никого увидеть не смог.
– Валерий Анатольевич?.. – спросил он громким шепотом. – Это вы?
Что-то, а точнее – кто-то, шарахнулось в сторону буквально в нескольких шагах от него. Олегу даже почудилось, что он услышал частое дыхание, прерываемое то ли негромким стоном, то ли всхлипами.
– Кто тут? – чуть громче спросил Олег, почувствовав на коже бег пресловутых мурашек.
В ответ, теперь уже совершенно явственно, простонали. Но как-то странно… Будто не от страданий, не от боли или разочарования, а словно от неуверенности и страха. Словно тот, кто издавал эти звуки, не умел говорить.
Олегу непереносимо захотелось развернуться и убежать. Впрочем, разворачиваться ему как раз не хотелось – ведь тогда неведомый и невидимый преследователь окажется за спиной. Олег невольно попятился. Стон повторился. Но теперь Олегу послышалось в нем что-то знакомое. Этот звук не был стоном в буквальном смысле… Так не стонут. Так… скулят!.. Да-да, конечно, где-то совсем рядом скулила собака! И скулила, похоже, испугавшись его, Олега.
Теперь парню стало смешно. Увидел бы кто со стороны – со стыда сгореть можно!
Олег тихонечко свистнул. В ответ из темноты так же тихонечко тявкнули.
– Эй, псинка, – вполголоса позвал Олег. – Иди сюда, не укушу!
Зашуршали ветки, и наконец-то он увидел виновника своего недавнего малодушия. Большая белая собака, низко пригнув голову и осторожно ступая, вышла из-за ближайшей оградки и, не доходя до него пару шагов, села. Олег не мог разглядеть выражения ее морды, он различал лишь светлый силуэт животного, но был отчетливо уверен, что псина не отводит от него взгляда.
– Ну, чего тебе? – присел Олег, не делая, впрочем, попыток приблизиться к собаке.
Та снова проскулила в ответ. Но не испуганно или жалобно, а словно призывно. И вновь поднялась на ноги. Отошла на шаг и оглянулась на Олега. Тот пожал плечами и шагнул к собаке. Она снова отбежала и вновь, остановившись, оглянулась.
– За собой зовешь? – усмехнулся Олег. – Надеюсь, не в лес на прокорм волчатам заманиваешь?
Он вспомнил истории об одичавших домашних собаках, прибившихся к волчьим стаям. Как правило, это были суки – волки к ним были терпимей и, случалось, даже создавали семьи.
Олег пожалел, что ружье было лишь у Наташи, а звать сейчас девушку показалось ему очень стыдно. Да и собака, конечно же, вряд ли имела с дикими сородичами предосудительную связь. Тем более, как он помнил, летом волки вообще редко нападали на людей – только в случае угрозы собственной жизни. Олег же никому угрожать не собирался. И вообще, он подумал, что собака вряд ли его куда-то зовет. Просто она тоже боится оставлять его за спиной, поэтому останавливается и оборачивается. А еще он вспомнил, что, подходя с Наташей и профессором к кладбищу, ему показалось как что-то белое мелькнуло между оградками. Вот и ответ – неспешно трусит впереди, поджав хвост. Хотя, откровенно говоря, прижат ли у собаки хвост, Олег разглядеть не мог – он видел лишь светлое пятно в нескольких шагах перед собой. Но и на то, что собака убегает от него, походило мало. Она все же именно вела за собой Олега, терпеливо поджидая, когда он догонит ее.
Олегу стало уже любопытно, куда так настойчиво ведет его псина. Страх пропал совершенно. В конце концов, Наташа с ружьем где-то рядом…
Вспомнив о девушке, он замер и огляделся. Вполне, говоря откровенно, напрасно – ночь окончательно вступила в свои права. И, тем не менее, Олег понял, что он уже не на кладбище. Никаких намеков на оградки и холмики с крестами; вокруг лишь – черные на черном – стволы вековых сосен. Он, увлекшись преследованием белой собаки, сам не заметил, как забрел неведомо куда. Но пугаться Олег все равно не спешил. Он шел недолго, так что уйти далеко не мог. Стоило крикнуть погромче, и… Но кричать было невыносимо стыдно. Предупреждал Валерия Анатольевича, а сам!.. Словно маленький. Хоть и убеждал давеча профессора в обратном.