А Вася…
Неожиданно что-то сильное подхватило Андрейку под мышки, вознесло почти в самые небеса. Он вдруг оказался сидящим на плечах у Васи. Аж дух захватило…
— Ну, как тебе там? — спросил Вася.
— Здорово!
Тут Андрейка поймал на себе недовольный взгляд Юлы. Осмотревшись вокруг, он понял, почему Юла так недовольна.
На плечах некоторых байкеров сидели девушки. «Наверно, Юла мечтала, что Вася будет держать её, а Вася взял меня…» — подумал Андрейка и хотел было даже сказать Васе, чтобы тот опустил его на землю.
Но тут раздался гром — это музыканты заиграли новую песню. Ох, как всё вокруг загремело! Так сильно, что Андрейка даже прикрыл уши руками. Стало чуть тише…
Нельзя было разобрать, о чём поют музыканты. Не слышно было слов, только крики. Выкрики. Толпа слушающих людей эти крики подхватывала и тоже кричала. Так, с закрытыми ушами, Андрейка еле-еле дождался конца песни.
— Ну как? — спросил Андрейку Вася.
От Васи, наверно, не укрылось, что маленький мальчик вздрагивал у него на плечах.
— Громко! — крикнул Андрейка.
— Ничего?
— Ага!
И снова загрохотало. Правда, на этот раз — чуть тише. На сцене прыгал певец, тряся головой. Выгибался гитарист, колотил по барабанам ударник. На этот раз Андрейка разобрал в общем шуме некоторые слова: «я один», «лечу», «чёрное небо», «не держите меня».
«Наверно, ему очень плохо, — думал Андрейка. — Очень плохо этому человеку, который поёт. Вот он и кричит как резаный потому, что один и нет ему другого пути, кроме чёрного неба! Но зачем же так орать?»
Закончилась вторая песня, затем третья и ещё несколько. Стемнело, и люди стали махать в воздухе зажжёнными зажигалками. Это было красиво, но всё равно очень уж всё вокруг гремело…
— Вася, опусти меня вниз! — попросил Андрейка в промежутке между песнями, когда появилась возможность перекинуться парой слов.
— Что, неудобно? — спросил Ангел.
— Нет, удобно. Только громко очень. Я хочу туда… в палатку…
— А дорогу найдёшь?
— Найду.
Хоть Андрейка и побаивался немного, но больше слушать этот гром просто не мог. Вася, кажется, понял его. Снял Андрейку с плеч, опустил на землю и вывел из толпы, а сам вернулся обратно, сопровождаемый Юлой.
ГЛАВА 13
Имелась ещё одна причина, по которой Андрейке очень хотелось оказаться возле палатки. Гитара! Гитара в чёрном чехле прибыла на том же трехколёсном мотоцикле, на котором приехал и сам Андрейка.
На гитаре немного играл Степаныч. Именно для него Ангел покупал струны в музыкальном магазине. Самое главное — Степаныч уже разрешил Андрейке «посмотреть» инструмент. Разрешил, когда ещё байкеры только ставили палатки.
— Конечно, посмотришь! — ответил тогда Степаныч на вопрос Андрейки. — Вот приедем, расположимся, и смотри себе сколько хочешь!
Андрейка легко нашёл палатку Степаныча, стоявшую рядом с палаткой Ангела. Залез, вытащил гитару и с трудом освободил её от чехла. Струны жалобно затрепетали.
Андрейка положил гитару на чехол. Удержать её в руках он не мог: гитара была слишком велика для него. Да он и не знал, как за неё взяться…
До того места, где стояли палатки, долетала музыка с концерта. Но она долетала как-то странно. Музыка, как один огромный барабан, отсчитывала ритм. Словно в ночи билось чьё-то огромное сердце. Не очень здоровое, между прочим, сердце. Потому что ритм всё время сбивался, а то и вовсе останавливался. Тогда вот и слышались крики людей и аплодисменты, звучащие как эхо.
Полянка, где стояли палатки, освещалась только луной. Андрейка сначала встал на колени перед гитарой и медленно провёл рукой по её тёплому деревянному боку. Провёл, как будто по кому-то живому.
— Здравствуй, — сказал гитаре Андрейка.
У-у-м-м, — отозвалась гитара.
— А можно я поиграю?
Д-д-д-ан… — ответила гитара.
Андрейке показалось, что гитара снисходительно улыбнулась: мол, знаю я, как ты умеешь играть… Не умеешь ведь…
— Я научусь, — пообещал гитаре Андрейка и дёрнул самую тоненькую струну.
Он дёргал струны по одной, по две и по три. По очереди и все вместе. Дёргал, дёргал… Слушал, слушал… Потом попробовал прижать самую тоненькую струну пальцем и дёрнуть. Послушал. Прижал струну в другом месте, послушал и начал прижимать по всему грифу, от начала и до конца. Дёргал прижатую струну один раз, два раза, три. Прижимал другие струны.
Как только не дёргал он эти струны и где только не прижимал! Он не слышал ничего вокруг! К действительности его вернули коленки. От стояния на земле ноги затекли и коленки заболели. Андрейка очнулся.
Он сел на землю рядом с гитарой. По его икрам побежали иголочки: затёкшие ноги отходили. Пришлось их растирать. Но после этого… Андрейка уселся поудобнее и, подвинув к себе гитару, попытался взять её так, как держат музыканты. И снова прижимал неподдающиеся струны, дёргал их, проводил по ним пальцами…
Вот она где, музыка… Вот где она скрывается, самая прекрасная музыка на свете! В этих разрозненных звуках, получающихся из каждого щипка струны!
Дело только за малым — расположить все удары по струнам так, чтобы они сложились в мелодию. Чтобы они превратились не в хаос и шум, от которого болит голова, а стали той самой музыкой, что звучит в этой самой голове. Светлой и чистой музыкой, что берётся неизвестно откуда и уходит неизвестно куда…
Андрейка на мгновение опустил руки. Пальцы от напряжения сводило, и он помахал в воздухе рукой. Сейчас… сейчас…
Он сосредоточился на последней, самой тоненькой, струне и попытался составить простейшую мелодию, зажимая струну в разных местах.
— Та-та-та… Та-та-та-та… — подпевал себе Андрейка.
За этим занятием его и застала вернувшаяся с концерта компания.
ГЛАВА 14
— Вот он где! — Ангел отложил гитару и, подхватив Андрейку, высоко поднял его.
Никто и никогда не поднимал его так высоко, как Ангел. Взлетел Андрейка выше леса, но тут же опустился вниз.
— Музыкантище! Чего с концерта сбежал? — спросил Вася, поставив Андрейку на землю.
Ответить мальчик не успел: Ангел уже отдавал распоряжения по разжиганию костерка из заранее заготовленных веток и дров.
Народ шумел, включал фонарики, смеялся, переговаривался. Доставал пиво и вино, рассаживался у костерка.
Наконец-то у загудевшего пламени собрались все кто хотел. Некоторые, правда, не подошли к костру, а отправились сразу по своим палаткам.
Степаныч взял в руки гитару и стал наигрывать какую-то немудрёную мелодию. Андрейка, примостившись рядом с Ангелом, во все глаза наблюдал за руками Степаныча, пытаясь запомнить, как Степаныч ставит пальцы левой руки и как проводит по струнам правой рукой. Чтобы лучше запомнить, Андрейка шевелил пальцами, сам того не замечая.
С другой стороны от Ангела сидела Юла. Ангел обнимал Юлу и прижимал к себе. Бутылка вина перемещалась по кругу, и каждый кто хотел отпивал глоток из горлышка.
Руки Степаныча мелькали в мерцающем свете костра. Сосредоточившись на их движениях, Андрейка не очень-то вслушивался в слова тех песен, что пел байкер. Степаныч пел, а сидящие возле костра тихонько подпевали.
И вдруг…
— Давай, Степаныч, «Ангела» спой! — стали просить сидящие.
— Только это — не про меня! — стал отнекиваться Вася-Ангел.
— Ну ладно! — согласился Степаныч. — Это и про тебя и не про тебя. Это про нас.
Степаныч ударил по струнам. Волей-неволей Андрейка прислушался, потому что песня была про Ангела.
Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь,
Любит праздники и громкий смех,
Пыль дорог и ветра свист…
Он был везде и всегда своим,
Влюблял в себя целый свет
И гнал свой байк, а не лимузин.
Таких друзей больше нет!
Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел,
Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел…
Но он стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного…
Ты — летящий вдаль Беспечный Ангел![5]
Конечно, Андрейка не запомнил сразу всех слов песни. Но припев словно впечатался в него, и он сам не заметил, как запел вместе со всеми, на время позабыв даже о руках Степаныча:
Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел,
Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел…
К маленькому костерку, где сидели Степаныч, Вася и их ближайшие приятели, стали подходить люди, чьи палатки стояли на соседних полянках. Они подходили и подпевали. Это было так… так здорово!
Но песня закончилась. Казалось, эхо ещё разносится по ночному лесу.
К маленькому костерку, где сидели Степаныч, Вася и их ближайшие приятели, стали подходить люди, чьи палатки стояли на соседних полянках. Они подходили и подпевали. Это было так… так здорово!
Но песня закончилась. Казалось, эхо ещё разносится по ночному лесу.
Андрейка не успел опомниться. Он даже не успел перевести дух, как Степаныч снова заиграл. В новой песне зазвучали другие слова, но всё о том же: о разбитом «харлее», дымящемся на земле, и о парне, который не доехал десяти минут до рассвета…
Все, собравшиеся у костра, пели слаженным хором. Пели о том, что знают, пели о том, чем живут. Пели не в первый раз.
А потом Степаныч заиграл что-то весёлое, и все подпевали снова, улыбаясь, поглядывая друг на друга и друг друга подталкивая.
ГЛАВА 15
Когда Степаныч отложил гитару, все начали постепенно расходиться от костра, желая друг другу удачи в завтрашних конкурсах. Андрейку же Ангел отправил в палатку:
— Давай, малой! Нечего тебе с нами засиживаться. Спи! Завтра будет большой день!
Андрейка не сопротивлялся. Он был так ошарашен всем увиденным и услышанным, что даже рад был залезть в палатку, укрыться одеялом, и… Короче, остаться в одиночестве. Именно так.
Потому что в ушах Андрейки ещё звучала песня. Та самая, про Ангела. Про другого Ангела, не про Васю. Потому что…
Ох, как Андрейке жалко было того парня, который мчался по шоссе и погиб!
Как жалко! Невозможно!
В ушах звучала песня про погибшего мотоциклиста, в глазах стояла картина разбитого мотоцикла. Воображение рисовало на месте погибшего парня реального Васю-Ангела, и от этого было ещё жальче, ещё мучительнее…
Что это за странная, что это за ужасная вещь — смерть?
Андрейка ворочался на надувном полу палатки. Натягивание одеяла на голову не помогало избавиться от мыслей. Он невольно стал думать о маме. Почему тётя Вера говорила, что мама скоро умрёт?
Андрейка вспомнил про маму и тут уже не смог больше сдерживаться. Захлюпал носом. Ему было жалко того парня, жалко Степаныча, жалко Васю, жалко маму и немножко — совсем немножко! — жалко самого себя.
Тут полог распахнулся, и в палатку протиснулся Вася.
— Куртку для Юлы возьму, — прошептал он. — Не спишь?
Андрейка хотел ответить, но вместо ответа только всхлипнул.
— Ты чего это? Плачешь, что ли?
— Не… — попытался было сказать Андрейка, но не смог. — Мне парня того… парня того жалко, который разбился… там, в песне…
Андрейка всхлипывал, а Вася развернулся и присел рядом с ним.
— Да, брат, — сказал он. — Всякое бывает. Конечно, разбиваются байкеры.
— А зачем? Зачем тогда ездить? Чтоб разбиваться? — забросал Васю вопросами Андрейка.
— Нет, брат. Ездить затем, чтоб ездить, — погладил его по голове Вася.
— Но ведь если быстро ездить, можно разбиться! — возразил мальчик.
— Да. Но тут есть одна штука… Понимаешь, когда ты летишь на скорости… и когда знаешь, что, может быть, это твой последний полёт…
— Зачем? Зачем последний, Вася? — Андрейка уже сидел на полу палатки. — Почему последний?
— Когда каждый твой полёт может оказаться последним, в тебе не остаётся ничего лишнего. Потому и ездим…
— Почему? — не понял Андрейка.
— Потому, что всё лишнее мешает полёту. Когда ты летишь, ты не врёшь.
— А разве ты вообще врёшь, Вася?
— Ну и вопросы у тебя. Ладно, я расколюсь. Когда на мне ангельские крылья, я не вру. Но бывает, брат, что я хожу без крыльев… По шоссе — чаще с крыльями, понимаешь?
— Не… — замотал головой мальчик.
— Эх, малой! Что тебе сказать? Ну, когда ты летишь, ты уже не думаешь, что бы и где бы урвать. Даже не урвать — а просто достать… взять. Не думаешь, на чём бы нажиться и кого бы обмануть. Не думаешь, как делать карьеру, ступая по головам. И даже не ступая — вообще, надо ли её делать. Как ангел. Ничего на тебе не висит. А? Понимаешь? Хоп или не хоп? Что ты вообще понимаешь, а, малой?
— Я не малой. Я всё понимаю, — не согласился Андрейка. — Но разбиваться нельзя…
Вася и Андрейка немного помолчали. Немного, пока Андрейка не решился спросить о главном.
— Вася, а тётя Вера говорит, что моя мама скоро умрёт.
— Ерунду говорит твоя тётя Вера!
— Нет, — покачал головой Андрейка. — У мамы такая болезнь… Она называется… Она называется…
Конечно, Андрейка знал, как называется мамина болезнь. Он просто избегал произносить это слово. Страшно противное, склизкое слово «рак».
Ему казалось, что, как только он это слово произнесёт, этот страшный чёрный «рак» протянет из тьмы свои жуткие щупальца, схватит ими маму и унесёт её куда-то далеко…
— Онкологическое заболевание? — спросил Вася.
— Да, — кивнул мальчик.
Эти слова Андрейка тоже знал. Эти слова были холодными как лёд. Равнодушными. Но их хоть можно было произнести.
— А сейчас мама в больнице. У неё химия. Это лечение такое. Уже много раз она в больницу ложилась.
— Ей лучше? — спросил Вася.
— Не знаю. Один раз мама сказала, что не лучше и не хуже.
— Наверно, это хорошо, — заключил Вася. — При такой болезни стабильность — это хорошо. Ты, малой, что б ни случилось, всё равно не плачь! Будь мужиком! Мама поправится.
— Но как же… А если…
— Понимаешь, брат, все люди рождаются, и все люди умирают. Но есть один секрет, который помогает это дело пережить. Который вообще помогает человеку жить. И не только жить. И умирать помогает, как ни странно.
— Какой секрет? — спросил Андрейка.
— А вот этого, брат, я тебе сейчас не скажу. Потому, что мал ты ещё. И вообще, тебе спать пора.
— Вася… я же не маленький…
— Да, брат, всё в мире относительно.
— Вась, какой секрет?
— Не канючь. Я тебе только одно скажу: это хороший секрет. Нормальный такой, мужицкий секрет. С ним умирать не страшно. Поэтому не реви.
— Но я же не знаю, какой это секрет! — воскликнул Андрейка.
Андрейка ещё хлюпал носом, но слёзы его давно уже высохли. Ему теперь просто хотелось, чтоб Вася никуда не уходил. Чтоб сидел с ним здесь, в этой тесной палатке, и рассказывал, рассказывал… всё равно о чём.
— Как же мне жить, если я не знаю главного секрета? — ещё раз спросил он.
— А ты просто верь мне. — Вася протянул руку и потрепал Андрейку за вихры. — Ты просто верь, что этот секрет есть. Ладно, пошёл я, а то там Юла, наверно, совсем замёрзла.
Вася взял куртку и выполз из палатки, закрыв за собой полог.
Конечно, Андрейка поверил! Кому он мог верить, если не Ангелу!
ГЛАВА 16
— Что ты там застрял? — услышал Андрейка недовольный голос Юлы. — И вообще, если ты хочешь на ночь остаться без меня, можешь сидеть со своим пацаном сколько тебе влезет. Он кто тебе, сын?
— Нет.
— Племянник?
— Нет, — качнул головой Вася.
— Так что ты с ним возишься?
— Ты, кажется, об этом уже спрашивала, — ответил Ангел. — Юла, не забивай свою красивую головку ненужной информацией!
— Это ты не забивай! На меня!
— Да ладно!
— А спать мы как будем? — не унималась Юла. — В серединку его положим, что ли?
Нетрудно догадаться, о ком шла речь!
Но, видимо, и Васе стали надоедать приставания Юлы.
— Куда надо, туда и положим, — ответил Вася уже без шуточных интонаций в голосе.
Юла сразу почувствовала, что Вася перестал шутить, и пошла в наступление:
— Что за ерунда такая! Зачем было тогда меня приглашать?
— А ведь я тебя не приглашал… — вздохнул Вася. — Вспомни, Юла. Тебе предложили, да и то не я. Линда тебя притащила. Ты сама пришла.
— Знала бы, что ты такой… чувак, не пришла бы. — Думаешь, у меня только ты один… на примете? — Что-то определённо раздражало Юлу в поведении Васи.
Но Ангел оставался спокойным.
— Этот пацан — мой гость, — сказал он. — Если тебе не нравятся мои гости, значит, тебе не нравлюсь я. Я никого не держу. Ты свободна как птица.
— Ну, ты завернул… Птиц-са… Ладно, пошли…
Голоса затихли. Андрейка натянул на себя одеяло, повернулся набок и закрыл глаза. Ему очень хотелось узнать, какой такой секрет помогает человеку пережить самое страшное, что может с ним случиться. С ним самим или с кем-нибудь. Но в голову ничего не приходило. Тогда Андрейка стал думать о маме. Как она там? Опять ей ставят страшные капельницы, дают таблетки… У неё опять выпадают волосы… Нет, нет, нет! Ничего страшного не произойдёт! Нет, не может быть!
Андрейка не заметил, как заснул. Не слышал, как в палатку вернулись Вася-Ангел и Юла, как они крутились и смеялись, когда укладывались.
— Не шуми, — уговаривал Юлу Ангел. — Не шуми, ради бога. Пацана разбудишь!
— Ну и хрен с ним! — отвечала Юла. — Не велика цаца. Откуда он свалился на твою голову?