Но здесь, запертая в тесном подвале, она вовсе не ощущала себя беспомощной. «Я властелин своей судьбы, я капитан своей души!» – вспомнилось ей.
Вике стало смешно. Хорош властелин!
И все-таки это было правдой. Что бы ни случилось здесь, в Венеции, она отвечала сама за себя. «Странно сказать, но я чувствую себя… взрослой. Никто ничего не решает за меня. Никто не говорит, что мне делать. Бенито распоряжается, но я могу послушаться его, а могу отказаться».
«Что же тебе мешало быть такой дома, с мужем?» – спросил внутренний скептик.
Вика растерянно покачала головой. У нее не было ответа на этот вопрос. Кажется, она боялась развода…
«Я все время чувствовала себя ребенком».
И не просто ребенком, осознала она, а виноватым ребенком. Несмышленым. Который сам не знает, что для него лучше.
«Здесь я знаю или догадываюсь. Даже если я совершаю ошибку – это моя ошибка».
Нет, ей определенно было не до слез. «А как же дети? – вскинулась Плакса. – Если тебя убьют, что станет с ними?»
Бабушка с дедушкой вырастят, твердо ответила Вика. И родной отец. Мальчики похожи на него как две капли воды, ему будет с ними легко.
Она представила, как Димка, прикусывая кончик ручки, сидит над математикой. Все ручки обгрызены с одного конца, а в пенале целый батальон карандашей-инвалидов. А Колька по сотому разу пересматривает «Человека-паука» и делает вид, будто стреляет из ладоней липкой паутиной.
Что сейчас делает Олег? Она не прилетела вовремя, не отвечает на звонки… Вероятнее всего, пребывает в ярости. Готовит документы для развода.
В глубине души шевельнулась глухая тоска, но Вика задавила ее. Впервые она как никогда остро осознала, что не имеет права на некоторые эмоции. Ей нужно беречь себя. От этого может зависеть ее жизнь.
Она бросила взгляд на бедняжку Алессию. Вот кто покорно следует своей судьбе! Девушка сидела на куске фанеры и водила по ней пальцем, тщетно пытаясь зацепить хотя бы одно волокно.
– Это не ковер, милая, – с жалостью сказала Вика.
Алессия не обернулась. Она все дергала, как будто цепляла невидимую струну. Седые волосы в тусклом свете выглядели как пакля.
Вика нашла в сумке то, что сейчас казалось ей необходимым.
– Ты потерпишь немного, Алес? – извиняющимся тоном спросила она. – Потерпи, голубка.
2Установив в углу ведро и даже соорудив из фанеры подобие ширмы, Бенито направился обратно. И остановился, не доходя нескольких шагов до освещенного лампой круга в центре подвала.
Алес сидела, блаженно зажмурившись, а русская расчесывала ей волосы и что-то бормотала себе под нос. Сам Бенито несколько раз порывался сделать то же самое, но в конце концов сдался, не в силах слушать воплей сестры. Он решил, что когда колтуны станут совсем уж страшными, просто побреет ее налысо.
Но русская ухитрилась распутать пряди, разложила их по плечам Алессии и теперь брала по одной и очень аккуратно вела по ним расческой. Там, где зубья застревали, она бережно разбирала их буквально по волоску. Прядь за прядью, прядь за прядью…
Бенито прислушался.
– Вот так, моя милая, вот так, – бормотала женщина по-итальянски. – Ты молодец, голубка моя. Бедная моя девочка… Ничего, все будет хорошо.
Она внезапно наклонилась и ласковым, совершенно материнским жестом провела по испачканной щеке Алессии.
У Бенито стиснуло сердце. Вся его затея показалась такой безжалостной, что он заставил себя закрыть глаза, не смотреть на эту женщину, уставшую, постаревшую и все равно красивую странной, ускользающей красотой, на женщину, расчесывавшую волосы его слабоумной сестре и убеждавшую ее, что все будет хорошо.
Она ему чужая. Он должен это помнить. Чужая!
Бенито открыл глаза, растянул губы в ненатуральной улыбке и шагнул к ним.
– Зря возишься! Один черт, снова спутаются.
3Он заварил для них чай. И даже нашел сахар – кажется, вытащил из кармана, Вика не успела заметить. Но она бы ни капли не удивилась, если б Бенито и впрямь таскал с собой рафинад. Алессия, как маленький ребенок, вцепилась в белый кусок и принялась обсасывать его со всех сторон, чмокая и облизывая пальцы. Зрелище было неприглядное, и Вика, тяжело вздохнув, отвела глаза.
После ужина Бенито решил развлечь ее фокусами. Они были простенькие, но итальянец так артистично исполнял их, что Вика аплодировала от чистого сердца. Бенито вытащил откуда-то не слишком чистый платок, и то уминал его в кулак, демонстрируя после пустую ладонь, то сворачивал в жгут и пропускал через собственные уши, то делал из него человечка и заставлял шагать по коробке из-под пиццы.
Вика смеялась до слез. Надо было отдать должное Бенито: ему удалось отвлечь ее от тягостных мыслей.
Платок в очередной раз исчез.
– Он у меня за ухом? – спросила она.
– Для этого я слишком слабый фокусник, – сокрушенно развел руками парень. – Нет. Всего лишь у меня за воротником.
Он расправил платок на коленях и театрально вытер со лба несуществующий пот.
– Где ты этому научился?
– Помогал одному типу, когда мне было шестнадцать. Ездил с ним по отелям на побережье. Там много детей. Дети любят, когда их дурачат. Вот кое-что и подцепил у него. Даже по канату научился ходить!
Вика не сразу смогла перевести «канат», но Бенито вскочил, расставил руки в стороны и изобразил, как идет, балансируя, по веревке.
– Потрясающе, – искренне восхитилась она. – А что еще ты умеешь?
Скромность не была присуща Бенито, как Вика уже не раз убеждалась. В этот раз парень снова не изменил себе.
– Я умею все! Знала бы ты, чем я занимался в юности! Был грузчиком, разносчиком газет, работал в кафе, водил катер… Даже у гондольеров учился! Но вся эта работа для дурней. Я не такой!
Вика сообразила, что понятия не имеет, чем Бенито сейчас зарабатывает на жизнь. О чем и сообщила ему.
– Тебе вряд ли понравится ответ, – усмехнулся он.
– И все-таки?
– Ну, я торговал поддельными сумками, – он начал отгибать пальцы, – служил вышибалой в одном ночном клубе, воровал часы, подторговывал травкой, резал кожу…
– Как? – переспросила Вика.
Бенито махнул рукой, и она осознала, что у нее нет желания уточнять смысл этого выражения.
– Как же ты попал в «Эдем»?
Ей показалось, что Бенито слегка смутился. Это было не слишком характерно для него, и Вика присмотрелась к парню внимательнее.
– Иланти нанял меня.
– И все? – недоверчиво переспросила она.
Вот так просто? Синьор Иланти взял в свой отель мелкого уголовника, поручив ему кучу дел, от работы носильщика до уборки номеров?
– Ему требовались люди, – кратко ответил Бенито, поднялся и отошел к плитке, на которой в кастрюле булькала вода.
Вика, нахмурившись, смотрела ему вслед. Что-то здесь было не так… Меньше всего Орсо Иланти походил на доверчивого дурачка, который не осознает, кого нанимает.
Но тут Бенито вернулся, и додумать эту мысль она не успела.
Он снова сел напротив, грея руки об чашку с чаем. Кивнул на чашку Вики:
– Хочешь еще?
Она отрицательно покачала головой.
– Бенито, а твой отец… он знает, чем ты занимаешься?
– Я давно его не видел, – уклончиво ответил парень.
– И не хочешь? – осторожно спросила Вика.
Бенито помолчал.
– Хочу, – неохотно признал он. – Но не сейчас. После. Когда я превзойду его.
– Когда ты… что сделаешь?
– Превзойду! – Бенито откинул голову назад, глаза его блеснули. – Тогда я почувствую себя человеком!
– А сейчас ты кто?
– Неудачник! Ничтожество! С тех пор, как мой отец выгнал меня, для всех я дурачок Бенито. Нас двое дурачков: Алес и я.
Он дернул локтем, и горячий чай выплеснулся ему на руку. Вика тихо вскрикнула, но Бенито даже не заметил, что произошло. Ноздри раздувались, скулы покраснели. Вика уже тысячу раз пожалела, что заговорила с ним об отце, но остановить поток его слов она не могла.
– Я смогу доказать всем, чего я на самом деле стою!
– Воруя часы? – не выдержала Вика.
Он вздернул верхнюю губу в полуоскале-полуусмешке.
– Часы – детская забава! С этого я только начал. Но в конце концов я сделаю то, что не удалось ему. Я найду то, в чем его постигла неудача, и одержу победу! Я выиграю на его поле, клянусь, выиграю! Тогда он пожалеет обо всем и поймет, что я лучший! Но будет поздно.
Своим платком Бенито тщательно промокнул мокрое пятно от чая и великолепным жестом отбросил его в сторону.
«Господи, какой же он еще мальчишка. Наполеоновские планы у него! Отца он хочет победить!»
– Ты его сильно любишь? – тихо спросила она, подумав о своих сыновьях.
– Я его ненавижу! – и без паузы: – Хочу быть похожим на него. Ты бы его видела!
«Нет, спасибо! – про себя отказалась Вика. – Твой папаша, судя по всему, полный засранец».
– Он крутой! В лицо я могу бранить его как угодно, но он все равно круче всех в этом городе.
Вика не могла больше молча внимать этому славословию.
– Он крутой! В лицо я могу бранить его как угодно, но он все равно круче всех в этом городе.
Вика не могла больше молча внимать этому славословию.
– Он выгнал тебя и Алес! – взорвалась она.
– Я бы тоже нас выгнал, – пожал плечами Бенито. – Он не хочет видеть эту дурочку. Жена изменила ему! Родила ребенка от другого! Ты бы простила за такое?
Вика подумала, подбирая слова, и ответила предельно честно:
– Нет, не простила бы.
Бенито развел руками, словно говоря: «Вот видишь!»
– Не простила бы, – твердо продолжала она, – но я бы не стала сводить счеты с умершим, мстя живым. Знаешь, самое большое искушение – когда кто-то попадает от тебя в зависимость. О человеке все можно сказать по тому, каков он со слабыми. Твоя сестра – слабая.
– А я – нет! – вскинулся Бенито и тут же скривил губы: – Но я нищий.
– Не такой уж ты и нищий, не придумывай.
– У меня ничего нет! Даже лодка и та не моя.
Вика решила не спрашивать чья.
– Я столько раз хотел пойти к отцу за деньгами! – ожесточенно продолжал Бенито. – Не знаю, что меня удерживало.
– Гордость? – предположила Вика.
– Нищие не могут ее себе позволить! – резко парировал он.
– Все наоборот! – она повысила голос. – Только нищие и могут! Потому что это единственное, что у них есть. Ты понимаешь меня, Бенито? Последнее утешение и прибежище нищеты – это гордость. Поэтому ею нельзя жертвовать. Иначе ты и в самом деле останешься ни с чем!
Бенито склонил голову набок, как-то странно глядя на нее, и Вика спохватилась, что ее занесло не туда.
– Я жила когда-то очень бедно, – понемногу успокаиваясь, сказала она. – Я помню, каково это. Хотя предпочла бы забыть. Глупости, что страдания смягчают душу. Я никогда не была более жестокой, чем тогда, когда у меня была одна-единственная драная пара обуви.
Бенито задумчиво посмотрел на свои грязно-белые кроссовки с развязанными шнурками.
– Слушай, а у тебя мощная голосина! – заметил он. – Я чуть не оглох.
– Извини, – Вика смутилась окончательно. – Я не хотела. Я пела когда-то… давно.
– Спой мне что-нибудь, – предложил Бенито и растянулся на фанере. – Что вы, русские, обычно поете? Только тихо!
Вика засмеялась.
Если бы кто-нибудь из жильцов розового дома вздумал поздно вечером спуститься в подвал, он застал бы удивительную картину. На полу, укрывшись куртками и свитерами, спали двое: девушка с косичками, торчащими в разные стороны, и смуглый парень в драных джинсах и майке, бывшей когда-то белой. А под тусклой лампой сидела, обхватив колени руками, светловолосая женщина и нежным, летящим голосом выводила:
– Миленький ты мой! Возьми меня с собо-о-ой! Там, в краю дале-оком буду тебе чужой!
4Побережье одного из греческих островов
За две недели до описываемых событий
– Какого черта он так долго возится?
Один из сидящих в катере рассерженно сплюнул за борт. Суетливая волна подпрыгивала возле борта, с неба сыпало мокрой чепухой.
– Марко, успокойся, – лениво призвал второй, носатый и бородатый. Третий молча вертел в руках рацию. – Ты знаешь правила.
– В задницу твоей мамаше все правила! Сколько можно ползать по дну?!
– Янис, он только что оскорбил зад твоей почтенной матушки! – Четвертый из команды, сидевший на корме и вглядывавшийся в серую глубину, на секунду отвлекся от своего занятия. – Ты можешь утопить его за это!
Носатый Янис зевнул:
– Вот еще! Чтобы мы потом труп и этого дурня искали пять часов?
– Ты кого назвал дурнем?!
– Не стали бы мы его искать, вернулись бы на берег, – усмехнулся тот, что с рацией.
– И то верно, – согласился флегматичный Янис. – Марко, ты слышишь? Твоя туша никому не сдалась.
Толстяк Марко снова разразился ругательствами. Остальные участники поисковой группы слушали безучастно, привыкшие к его пустой болтовне.
Как вдруг тот, что сидел на корме, вскинул руку:
– Тихо!
– Всплывает! Готовимся!
Мужчины заняли свои места. Теперь все видели, как из серой толщи воды к поверхности медленно поднимается темная фигура. Волны раздвинулись, блеснуло стекло…
– Давай!
– Помоги!
Водолаза вытащили на катер, помогли раздеться.
– Ну? – нетерпеливо спрашивал Марко, подсовывая полотенце. – Где труп? Ты его нашел? Почему так долго?
– Черт возьми, заткните его кто-нибудь!
– Марко, заткнись!
– Если он не заткнется…
– Вы можете все помолчать хотя бы минуту?! – рявкнул старший. – Димитрос, не обращай внимания на этих кретинов. Рассказывай.
Водолаз, оказавшийся молодым пареньком, вытер лицо и покачал головой:
– Нечего рассказывать. Тела там нет.
– Оно там есть, – Янис насупился и подергал бороду. – И пока мы не поднимем его, нельзя заниматься кораблем. Правила!
– Тогда можешь отправляться туда вместо меня! – парнишка сердито кивнул на волны за бортом. – Я обшарил все дно! И весь корабль! Бригантина лежит прямо под нами. Она буквально раскололась на две части, я обследовал разлом, думал, может тело зацепилось за какой-нибудь выступ…
– Оно не зацепилось за выступ, его отнесло течением, – авторитетно заявил Марко.
– Все течения вынесли бы его к скалам. Там я искал. Я бы не пропустил его, можешь мне поверить!
Посреди озадаченного молчания ожила и захрипела рация. Тот, что держал ее в руках, бросил пару слов и отключился.
Старший группы задумчиво почесал подбородок.
– А не могло быть так, что он выплыл? – вдруг спросил Янис.
– Исключено! – отрезал руководитель. – У нас сорок человек свидетелей…
– Пять!
– Черт с тобой – пять! Но все как один видели, что он вместе с кораблем пошел ко дну. Штормило так, что даже дельфин бы утонул!
– Рыбы, его съели рыбы! – влез Марко.
– За сутки? – фыркнул Янис. – Что это за рыбы такие, что даже костей не оставили!
– Ну и где он тогда?
Все дружно посмотрели на паренька-водолаза. Тот пожал плечами:
– Получается, тело все-таки всплыло и его унесло.
– А спасатели утверждают, что никакого трупа…
– Море большое! – перебил парнишка. – Спасатели просто его не заметили.
В тишине Янис снова пробормотал еле слышно:
– А вдруг все-таки выплыл…
– Сказки внукам будешь рассказывать! – Старший группы смахнул со лба холодную водяную пыль, поежился и принял решение: – Возвращаемся! Дони, передай на сушу – они могут приступать к подъему бригантины. Мы свою работу сделали.
Катер взвыл, клюнул носом и по широкому кругу, огибая черные, как обсидиан, скалы, пошел к берегу. Глава группы в последний раз оглянулся на место крушения корабля и уверенно повторил:
– Не мог он выплыть!
Человек, который, по утверждению Кости Ифранидеса, не мог выплыть, в эту минуту уходил, шатаясь и едва не падая, все дальше от береговой полосы. Это был жилистый, загорелый, лысый старик с очень яркими голубыми глазами, которые сейчас были мутными из-за слез. Скрывшись за грядой низкорослых деревьев, старик упал на колени и затрясся в беззвучных рыданиях.
Он долго оплакивал погибший корабль. Наконец, дрожа, попробовал встать – и свалился как подкошенный. Слишком много часов его тело, в котором едва теплилась жизнь, валялось на камнях под нависающими скалами, такими низкими, что, когда он пришел в себя и попытался подняться, чуть не расшиб об их своды череп. Тогда он пополз, очень медленно, не обращая внимания на сотни шнырявших вокруг микроскопических крабов и пауков, и выбрался на открытый песок, под серое пасмурное небо.
То же самое пришлось сделать и сейчас. Ползти. Ноги не слушались его, и он боялся, что умрет прямо здесь.
Нет, не боялся. Человек, которого в прежней жизни называли Боцманом, не страшился смерти. Но он хотел бы умереть достойно. У него не получилось утонуть вместе с бригантиной, хотя он, сколько ни старался, не мог вспомнить, каким образом ему удалось спастись с тонущего корабля. Тренированное тело в который раз не подвело его, но сейчас Боцман не был уверен, что он благодарен судьбе за это.
Старик дополз до корявого ствола ближайшего деревца, прислонился к нему и осмотрел себя. Все тело покрывали страшные кровоподтеки, как будто пьяный татуировщик расписал его черным, синим и красным. «Неплохо меня измочалило. Ребра слева точно переломаны, палец, кажется, вывихнут… И тут трещина…»
Небо стало похоже на неумело сваренную манку, в которую кто-то капнул чернил. В нем вспухли комковатые тучи. Мелкая пыль, висевшая в воздухе, вдруг исчезла, как будто ее смахнули, а через несколько секунд на остров обрушился дождь.
Старик выбрался из-под дерева, встал, раскинув руки, и ощутил, как вода смывает соль с его измученного тела. Потом нашел куст с плотными широкими листьями и сделал из самого длинного листа желобок. Вскоре у него была пресная вода. Он долго и жадно глотал, потом набрал еще воды, и пил снова, и снова, и снова, чувствуя, как вместе с водой к нему возвращается жизнь.