- Вадим поймал себя на том, что орёт калугинское "Восхождение".
В большом приземистом здании укрыться не успел никто - одного, добежавшего почти до порога, брошенный топор уложил в затылок, и он свалился на брёвна, дёргаясь и плюясь бурой пеной. Попытавшихся организовать оборону на валу сбили стрелами.
- Ничего не жечь! - скомандовал Гэст глухим из-под маски голосом. - Всё обыскать, живей!
Во дворе оставались только мёртвые враги и живые анласы - потерь у них не было, разве что поцарапанные, да в кожаной броне коней тут и там торчали стрелы. На растекавшуюся по двору кровь летели мухи.
Вадим соскочил наземь, закинул узду за брус. Впервые в жизни - настоящий бой... и как же это было здорово, с изумлением подумал мальчишка, стаскивая крылатый шлем. Пристроив его на луке седла, Вадим огляделся. Кто-то уже заглядывал в дом, кто-то искал своё оружие, кто-то методично рубил головы убитым и швырял их на вал, где ещё один воин выстраивал из них ряд.
Вадим сходил за дротиком и пикой. Удивился тому, с какой силой ударил того, у ворот - пика пробила насквозь тело в пластинчатой броне, расщепила бревно и застряла, Вадим еле-еле выдернул оружие, с трудом раскачав.
- В бою часто себя не помнят, - сказал Гэст. Оказалось, он подошёл и встал рядом. - А ты молодец, славянин. Силу же размерять ещё научишься.
- Поищу меч, - ответил Вадим, понимая, что - нет, хорошего оружия он тут не отыщет. Просто сказал, чтобы прогнать внезапное смущение от похвалы.
- Поищи... - спокойно согласился Гэст.
На самом деле Вадим отправился искать Ротбирта, которого не видел - оказалось, что дружок заглядывает во все уголки дома с типично анласским неуёмным любопытством... которое, надо сказать, стоило не одному анласу жизни.
В комнате, где стояли низкие ложа под кошмами, нестерпимо воняло кислятиной - оба парня отшатнулись с порога, словно получили в лоб палицей. При мысли, что там, наверное, есть и вши, у обоих - и Вадима, выросшего в мире ванн и душей, и Ротбирта, чистоплотного, как все анласы - появилось одновременно острое желание запалить эту конуру. Однако, приказ Гэсты был ясен - и они с парой других молодых ратэстов зашныряли по комнатам. В одной из них горела в небольшом золотом сосуде, стоявшем на низком резном столике, издававшая странный аромат палочка. Больше в маленькой комнатке ничего и никого не было. От запаха быстро начала мягко кружиться голова, в ушах послышался тихий тоненький звон.
- Это, наверное, место, где обитают их Боги, - сказал кто-то из ратэстов. Ротбирт, протянувший было руку к сосуду, тут же опасливо её отдёрнул и сказал в ответ на беззлобные насмешки:
- Я не боюсь ни людей, ни зверей, ни демонов. Но с чужими Богами лучше не связываться, клянусь Вайу!
Смех утих, и все пришли к выводу, что Ротбирт совершенно прав - и аккуратно прикрыли дверь прежде чем двинуться дальше.
На какое-то время Вадим потерял Ротбирта, а когда нашёл его - тот стоял в дверях ещё одной комнатушки и крутил в руках - с крайне задумчивым видом - наконечник копья.
- Взгляни, какая странная вещь, - поднял он голову. - Готов поставить руку - её не хангары делали. Не славянская ли работа?
Вадим принял наконечник - и удивился тому, какой он тяжёлый. Длинный - едва ли не в полметра - и узкий, он немного походил на наконечник анласской пики, но в сечении напоминал трёхлучевую звезду с глубокими выборками... а зримо - всем известный в мире Вадима русский трёхгранный штык, от ударов которым нет спасения в линейном рукопашном бою "волна на волну".
- Для конного боя, но это не славянское оружие, - ответил Вадим, вспомнив всё, что знал о холодном оружии - точно, не делали таких славяне. Он провёл пальцем по выборкам, где изрыгали пламя летящие полуптицы-полульвы - грифоны - и вились стебли растений, прораставшие мечами. - Красивая штука.
- Я поставлю его вместо своего на пику, - решил Ротбирт. - Из чего только он выкован? Это не сталь, тяжёлый такой...
- Ну так и хорошо, - двинул плечом Вадим.
- Так кто говорит, что плохо? Мне просто интересно, никогда не видел такого металла, - и Ротбирт достал саксу, которой и стукнул - легонько - по ребру наконечника. На странной серебристой поверхности не осталось ни царапинки!
- Похоже на серебро, но это не серебро, - заметил Вадим.
- Серебро! - фыркнул Ротбирт, убирая наконечник под ремень щита. - На серебре от зубов следы остаются!.. Посмотрим ещё, может, что-нибудь отыщем?
Вадим кивнул, но тут во дворе затрубил трампет. Все поспешили наружу.
Гэст - странно весёлый - расхаживал по валу. Когда отряд собрался, он благосклонно оглядел воинов сверху и зычно объявил:
- Можно отдохнуть и задать корму коням. Подождём кэйвинга.
- Дальше не пойдём, пати?! - крикнул кто-то.
- Ни к чему. Тут надо будет оставить хоть полдесятка людей, иначе нечего было и захватывать... а нас мало.
- Ну можно хоть немного разведать, что там, дальше? - нетерпеливо спросил кто-то из молодых. Пати, кажется, хотел возразить, но потом махнул рукой:
- Не жаль коней и свои задницы - езжайте... только недалеко и не больше трёх человек.
Энтузиастов оказалось немного, надо сказать. Собрались ехать двое молодых, но один обнаружил, что его конь загнал под подкову камешек, и второй заскучал, но Вадим и Ротбирт подошли к нему:
- Поехали? - спросил Вадим. Ратэст - он был лет на пять старше мальчишек - слегка свысока посмотрел на них и кивнул:
- Ну едем, щенята...
Мальчишки не обиделись.
* * *Долина закончилась склоном, для верхового на первый взгляд неприступным по причине крутизны. Все трое какое-то время тыкались в кусты, пока Ротбирт совершенно случайно не выехал на вполне надёжную тропку, зигзагом выводившую явно наверх. Анласские кони, всхрапывая и косясь на крутизну, тем не менее исправно несли своих всадников выше и выше. Взаимное доверие - люди доверяли инстинкту коней, а кони верили, что, пока хозяева на них, ничего плохого с ними не случится...
Наверху снова начался лес - но сосновый, прозрачный. В нём вольно гулял свежий ветер, пахнущий чем-то горьким и волнующим, качал высокие кроны и шуршал папоротником в подлеске. Тут, в отличие от начинавшегося уже внизу, в долине, жаркого летнего дня, царила приятная прохлада.
Анласы подсознательно тонко воспринимали красоту природы. Правда они не были способны - в отличие от, например, кельтов Земли, разразиться экспромтом из стихов по поводу хрустальных ручьёв и зелёных кущ. Но в этом лесу все трое ощутили себя, как в храме и даже говорили шёпотом.
Однако вот Ротбирт стукнул по стволу одной из сосен древком пики, по дереву вверх язычком пламени метнулась белка, Вадим проводил её весёлым свистом, и дальше они разболтались. Брик (так звали третьего ратэста) рассказал, что отец научил его строить скиды, а потом сообщил, что тут, в лесу, отличные деревья именно для их постройки.
- Одна беда - мы далеко ушли от моря, - вздохнул он.
- Ну, где-нибудь оно ведь должно быть, - утешил его Ротбирт. Вадима море не очень интересовало - он ускакал дальше, вверх по склону. Ротбирт и Брик увидели вдруг, как он резко осадил Вихря, покачнулся в седле и застыл, опустив руку с пикой, словно превратился в камень.
Обеспокоенный, Ротбирт погнал Винтахэва к другу.
В лицо мальчишке ударил резкий порыв ветра, и он замер в седле, поражённый не меньше друга.
Земля кончилась последние сосны высовывали корни из стометрового обрыва, и глубоко внизу с немолчным шумом бились в щит скал отряды белошлемных волн, гряда за грядой шедшие из морской дали - серые, сумрачные, отблёскивавшие стальным светом, что ещё больше усиливало их сходство с войском витязей, штурмующих вражескую крепость в чеканном строю. Вдали, где солнечное небо обрушивалось в сумрак вод, клубились тяжёлые тучи - там бушевал шторм, и ветер порывами налетал оттуда, он пахнул свежестью и ещё чем-то непонятным...
От всей этой картины веяло таким величием, таким постоянством и в то же время - непрестанным движением, что можно было только молчать. И прошло очень много времени, прежде чем Ротбирт спросил очарованно:
- Что это?
- Море, - сказал негромко подъехавший Брик.
* * *В честь первой победы и выхода к морю кэйвинг решил устроить пир для всего зинда. Стада кэйвинга подверглись некоторому прореживанию, но Йохалла никогда не жалел своего для своих. На равнине у крепости кололи и жарили целиком быков и свиней, посланные в леса охотничьи и рыбачьи отряды доставили дичь, зверей и рыбу. У огромных костров хлопотали женщины, переругиваясь и пересмеиваясь с простолюдинами, ходившими тут же.
Под крышу забиваться никто не хотел. Для дружины наспех сколоченные грубые столы были поставлены в два ряда, а между ними разложили костры для освещения.
Пир начался незадолго до темноты. На столы разом потащили всё, не разбираясь. Ни перемен блюд, ни порядка их подачи тут не соблюдалось - точнее, о них просто не имели никакого представления.
Пир начался незадолго до темноты. На столы разом потащили всё, не разбираясь. Ни перемен блюд, ни порядка их подачи тут не соблюдалось - точнее, о них просто не имели никакого представления.
За столы уселась дружина. Щитоносцы стояли за своими старшими в полной готовности подливать им в чаши и рога. Но и остальным людям всего хватало "от пуза" - кэйвинг не намерен был скупиться...
...Вадим подумал, что в его мире этот пир показался бы чудовищной попойкой. Столовыми приборами служили ножи, собственные пальцы и зубы. Плохо сбитые столы расседались под тяжестью свиных, оленьих и бычьих туш, кабанов в чесночной подливе, медвежьих окороков, жареной с грибами ветчины, блюд с печёными яйцами и жареной птицей, горшков с похлёбкой из мяса, птицы, моркови, капусты и дикого лука, с крупяной кашей, политой топлёным маслом, с разварной репой... В сметане плавали здоровенные караси, исходила паром уха из щучьих голов, жирные жареные сомы лежали на блюдах со щавелем, свежим луком и чесноком... Молочные и ягодные кисели разносились в ведёрных бадейках. Медовые пряники и просто комья дикого мёда, добытого шустрыми мальчишками, соседствовали с горами грубого серого хлеба, большие куски которого использовались, как тарелки - а потом скармливались собакам, о шерсть которых ратэсты походя вытирали руки. Вдоль столов ходили меха с напитком, похожим на кумыс - хирром - и горьким ячменным пивом, охлаждённые в ручьях. Слезой обтекали Гловы свежего сыра, горки творога казались сугробами снега.
Всё это дружно уничтожалось под аккомпанемент тут же складывающихся стихов, самовосхвалений и славословий в адрес всех и каждого - от кэйвинга до последнего щитоносца. Но, если бы посторонний человек вслушался в речи, звучавшие за столами, он бы поразился тому, что они... правдивы. Удариться в преувеличения мог разве что мальчишка, но его тут же обрывали соседи постарше. Ложь даже в мелочах не пристала воину! И мальчишки, краснея, умолкали, клянясь про себя на будущее держать язык на привязи, раз уж они сидят за одним столом с воинами. А вот вышучивать друг друга не запрещалось, и ратэсты изощрялись в грубоватом остроумии, не щадя ни чинов, ни заслуг. Припоминали всё - даже события далёкого для многих детства выставлялись на всеобщее обозрение, и не засмеяться над собою вместе со всеми - значило прослыть скверным человеком... ведь только такой не способен признать свои недостатки! В ответ летели новые шутки, и лишь несколько угрюмцев не принимали участия в дружеской перебранке.
Досталось и нашим друзьям, сидевшим плечом к плечу. Вадим смеялся, но шутить не шутил, а вот Ротбирт весело огрызался, словно отбивал мечом удары нескольких противников сразу.
- А твой язык такой же острый, как и твой меч, - шепнул Вадим другу, когда тот, успешно отбив новую атаку, плюхнулся на место и подставил новенький рог под струю пива из меха в руках лэти. Вадим тоже пил из рога. Ротбирт уже хотел что-то ответить, но струя пива вдруг плеснула ему на куртку. Она была не кожаная, под доспехи, а из крашеной ткани, новая...
Мальчишка вскинулся, вспыхнув и замахнувшись. Но лэти растерянно смотрел в сторону - и стало ясно, что его толкнул сидевший подальше Эльрида. Облокотившись на стол, щитоносец Энгоста спокойно и зло улыбался, глядя на Ротбирта.
Ротбирт неспешно отряхнул то, что не успело впитаться - и негромко, дружелюбно спросил:
- Может, тебе не худо будет полежать, Эльрида?
Щитоносец Энгоста сощурился. Он понял это, как намёк на драку - и решил взять реванш за проигрыш Вадиму в схватке с его другом.
- Не ты ли меня уложишь?
- Да нет, мне думается, ты и сам упадёшь, если встанешь, - продолжил Ротбирт. Кругом притихли. Эльрида подозрительно спросил:
- Что ты хочешь сказать?
- Ну, если после пары рогов пива твои глаза не видят, куда лезут руки, то уж ноги тебя точно не удержат, - пожал плечами Ротбирт.
Хохот буквально раздавил Эльриду. Он побагровел, но повёл себя достойно - пересилил злость и рассмеялся вместе со всеми. Ротбирт сам налил себе пива и сел. И только Вадим видел, какие злые у него глаза. Зубы Ротбирта скрипнули о край рога, Вадим положил руку на локоть друга и шепнул:
- Самые большие глупости делаются в гневе.
Каменный локоть под его ладонью ожил.
- Даже боги от них не избавлены, - ответил Ротбирт и потянулся за мясом.
Кто-то провозгласил здравицу в честь кэйвинга. Дружина подхватила, лязгая металлом и вскидывая чаши и рога. Йохалла что-то сказал старшему сыну, Увальду, стоявшему за плечом отца - и ответил здравицей в честь дружины.
- Возьми, Вадомайр Славянин, ратэст кэйвинга Йохаллы, - услышал Вадим над своим плечом и повернулся. Незаметно подошедший под общий шум Увальд протягивал ему широкое золотое кольцо со знаком в виде косого креста. - Это знак - "нэд" - "близость". Кэйвинг дарит тебя кольцом дружбы за отвагу в первом бою и верность дружинному братству.
Лицо мальчишки было серьёзным. Вадим принял кольцо и, надев его на палец, поднялся на ноги. Наклонив голову, он несколькими словами поблагодарил кэйвинга - а, сев, обратил внимание, что кольца получают все, кто участвовал в дневном захвате крепости.
Веселье продолжалось вовсю. Правда, оно стало неожиданно менее шумным - многие слушали Эдэрика, певшего о богатыре Свайдакаре и Древних Днях. Казалось, что сэпу всё равно, слушают его или нет - он пел, прикрыв глаза, словно бы для себя. Может, так и было. Если поют не для славы, а для души, боги дарят такому певцу великое право - переноситься в то, о чём он поёт...
Но вот сэп встряхнулся, словно пёс, выходящий из воды - и вдруг запел другое:
Постепенно затихли даже самые буйные. Песня звала, песня обещала, будила что-то...