— Сейчас сюда придет Холм Любви, — с довольным видом бросил он.
— Я тебя ни о чем не просил, — сказал я.
— Ну и что? Я просто сообщаю тебе, чтобы ты не удивлялся. Холм Любви — наш лучший специалист в области широко понимаемой медицины и отличный врач. Знаешь… — он налил себе сока из гигантской бутылки и выпил, — как-то раз он вынимал пулю из шеи одного из наших. Представь себе, что он сделал это перочинным ножом, в машине, ползущей по грунтовой дороге, и при свете зажигалки. И ты знаешь — все прошло просто великолепно! Если не считать того, что зажигалкой он сильно обжег пациенту ухо, но это уже не его вина. Да, брат, Холм Любви — это не кто-то там!
Мы подождали несколько минут. Потом дверь открылась от нажатия обычной металлической ручки, и вошли Рон и Холм Любви — низенький кривоногий горбун с мрачным лицом, обтянутым гладкой пергаментной кожей. Окинув меня взглядом, он поковылял к стоявшему за креслом шкафчику. Послышался звон стекла и каких-то мелких металлических предметов. Рон оторвал от меня торжествующий взгляд и посмотрел на горбуна:
— Эй, пока без добавок! Он еще должен жить какое-то время. И без следов.
— Ну так почему, мать твою, ты сразу не говоришь? — возмутился Холм Любви.
— Не переживай, твои вирусы тебе в другой раз пригодятся. Может, даже через несколько часов. — Рон посмотрел на меня, упиваясь своей властью.
Холм Любви не дал мне времени на борьбу со страхом. Подойдя ко мне с пневмоинъектором в руке, он ловко мазнул ваткой по моему левому запястью и приложил наконечник шприца. Я почувствовал легкий зуд и глубоко вздохнул.
— Нейропирин, — сообщил горбун и исчез из моего поля зрения.
Позади что-то звякнуло, видимо, он убирал свои инструменты. Зуд в левой руке молниеносно перекинулся на торс и внезапно охватил все тело. Я напряг мышцы, пытаясь пошевелиться в кресле и хотя бы слегка потереться о спинку. Зуд быстро прошел, и его сменил холод. Мне показалось, будто меня облили каким-то мгновенно испаряющимся препаратом. Потом каждый миллиметр кожи запылал, словно облитый напалмом. Я весь изогнулся, по крайней мере хотел изогнуться, и зажмурился от ударившего в глаза ослепительного света. Казалось, кто-то с жестоким упрямством запихивает мне под веки густую щетку из тоненьких проволочек. Я дернул головой, хотя это движение едва не вырвало мои глаза из глазниц. Каждый глоток воздуха проходил в легкие словно клубок колючей проволоки. Зубы словно увеличились вдвое и начали выдавливать друг друга из десен. Каждый кусочек тела был охвачен адской болью. Мозг вращался в черепе, но какая-то его частичка сохранила способность мыслить, поскольку я отдавал себе отчет в том, что кретинки-клетки строят мой организм заново по совершенно идиотскому образцу — глаза оказались на уровне пола, словно заняв место пальцев ног, сердце неритмично билось на высоте колен, воздух с трудом проникал в легкие, на которых я сидел, через рот на спине, язык болтался на месте большого пальца. Мозг растворялся, для него не оставалось места внутри нового Оуэна Йитса. Остался лишь сгусток боли, который выл, верещал, скулил, стонал, пищал, хрипел, рыдал, кашлял. Некоторые части тела и органы парили в воздухе, поддерживаемые лишь тоненькими ниточками нервов, растягивавшихся с мрачным треском. Я перестал дышать, кровь свернулась в остроконечные многомерные звездочки. Кровеносные сосуды рвались в клочья, проходя под замысловатыми углами. Я умер. Все замерло. Кто-то могущественный обрек на полную тишину и абсолютную неподвижность мое бесформенное тело. Удивленно замерли кровяные звездочки, спрятав свои острые иглы. Висевшее где-то сбоку сердце медленно вернулось к коленям, мягко прокачивая воздух. Легкие перестали выделять жгучую желчь, а печень и почки распутались и огляделись вокруг. Глаза перестали ударяться подобно теннисным мячам о пол, ловко вскочили под веки из ногтей и осторожно выглянули оттуда. Я увидел огромную рыбо-драконью морду и услышал:
— Кто тебя навел на ТЭК?
Язык охотно задергался, извиваясь от непреодолимого желания дать правильный ответ, и прочирикал:
— Бо… Бой… Бонн! Бонни Ле Фей! И ее парень. А потом Сол Богг, но он умер. Еще я разговаривал с Линдоном Пиннигером, немного с Дугласом Саркисяном. Несколько человек знают, что я веду какое-то расследование, но понятия не имеют, о чем речь. Это…
— Погоди! — рявкнул рыбо-дракон. — Как ты подстраховался? С кем договорился? Кто вас страхует?
— Никто, никто, никто! — затрепетал язык. — Это был блеф. Мы здесь одни, и никто об этом не знает!
— Врешь! — Рыбо-дракон плюнул мне в глаза вонючим ядом, затем отскочил, размазавшись в полосатое пятно. — Выкладывай! — услышали глаза.
Какой-то адский сигнал включил неожиданно замершую на несколько мгновений аппаратуру тела. Оно завертелось, забурлило, каждое движение сопровождалось ударом, трением, скрежетом, уколом, раздиранием, жжением. Я мог бы наделить этой болью весь мир. Вопили бы дома, извивались бы от боли реки, плакали бы дороги и скулили деревья. Все разновидности мучений образовали куб, в центре которого находился я. Стены начали смыкаться, сдавливая меня со всех сторон. Неожиданно ощутив огромный прилив сил, я создал из всех клеток гигантское горло и издал рев, способный перевернуть горы. В отчетливо видимую струю звука влезла морда рыбо-дракона. Я замер.
— Кто вас страхует? — ударил он в меня пронзительным воплем.
— Никто, — произнесло мое горло. — Можешь поверить, никто!
Рыбо-дракон исчез где-то в пространстве, что-то замелькало передо мной. Я провалился в гору из сладкого льда, чудесной убаюкивающей пены, в составе которой я отчетливо мог различить синильную кислоту, фисташки, резину для шин и еще несколько сотен ингредиентов. Я прекрасно ощущал собственное тело, мог коснуться любого, погрузиться в него, находя фрагменты самого себя. Я существовал. Я увидел собственные, охваченные ремнями бедра и опухшие фиолетовые руки. Я попытался поднять голову, но она лишь закачалась на тонких ремешках, словно голова марионетки в руках дилетанта.
— Отнеси его! — услышал я сбоку, а может быть, сзади или сверху.
В поле зрения появились две руки. Они ловко отстегнули ремни сначала на ногах, потом все выше, так что я не мог упасть с кресла. Руки обхватили меня и подняли. Детина прижал меня к своему боку и одной рукой взял под мышку. Он волок меня по коридору, а у меня хватало сил лишь на то, чтобы поглощать кислород из атмосферы. Втащив меня в камеру, он бросил меня на койку. Воспользовавшись инерцией, я перевернулся на спину. Голова ударилась о стену, но я этого даже не почувствовал.
— Здорово ты болтал, — усмехнулся мой опекун. — Не знал, что можно за столь короткое время выдать такую кучу народу. Эта Пима, этот твой приятель из зоопарка, и журналист, и двое полицейских. Гора трупов. — Он покачал головой. — Надо будет как-нибудь попросить Холм Любви, чтобы он проделал то же со мной. Интересно, каждого ли это превращает в тряпку, или только такое дерьмо, как ты.
— Знаешь теорию двух метров? — выдавил я, с каждой секундой чувствуя себя все лучше. Горбун действительно был мастером своего дела. — Знаешь? — повторил я.
— Ну… не знаю.
— Эта теория гласит, что в настоящем мужчине всегда два метра, то есть рост плюс длина члена. А у тебя какой рост?
Он прищурился и посмотрел на меня, не зная, что я жду лишь его нападения. Может, он это почувствовал, а может, не был такой уж скотиной, во всяком случае, он меня не тронул.
— Не будь таким спереди, — процедил он, — а то сзади не хватит.
Он повернулся и вышел. Пошевелив мышцами, я сперва ощутил фактуру матраца, а затем холод в ногах и счел процесс возвращения тела его владельцу законченным. Ждать больше было нечего. Нужно было как можно быстрее выбраться из камеры и освободить Ника и Клода. Я со стоном перевернулся на койке и из-под прикрытых век бросил взгляд на стол. Зажигалка была на месте. Я вздохнул и напрягся для прыжка, но вместо того, чтобы прыгнуть, замер, чувствуя, как забилось сердце — под крышкой стола кто-то приклеил во время моего отсутствия маленький изящный «перл» 30-го калибра. Я закрыл глаза и снова застонал. Провокация не имела смысла, шутка — тоже не очень. Неужели помощь от кого-то из Нитлы? Камера была все время открыта. У меня не было выбора — приходилось в это поверить. Я сполз с койки и, шатаясь, добрался до стола. Трясущимися пальцами я достал из пачки сигарету, а когда она выпала у меня из руки, присел, чтобы ее поднять, и осмотрел «перл». Потом сел на пол и закурил. У сигареты был отличный вкус. Я поклялся, что не брошу курить до конца своих дней, сколько бы их ни оставалось, и докурил сигарету до конца, то и дело опираясь лбом о стол и радуя взгляд видом оружия. Потом, шаря по столу одной рукой, я протянул другую к «перлу» и с зажигалкой в одной руке и с пистолетом в другой потащился к двери. Добравшись до нее, я оперся о нее лбом, а руку с зажигалкой поместил на уровне замка, мысленно подгоняя встроенную в зажигалку отмычку. Конечно, она могла оказаться слишком слабой, могла не преодолеть толщину стены. И вообще ее могли вынуть… Дверь сдвинулась с места. Я вышел в коридор. Пусто. Я бесшумно направился в сторону камер Клода и Ника. До монитора я добрался беспрепятственно и приложил зажигалку к замку. Отмычка справилась с этой дверью еще быстрее, чем с моей. Клод вскочил и, не говоря ни слова, метнулся к двери. Я сунул ему в руку зажигалку и показал на следующую камеру. Лишь теперь я проверил обойму «перла» — он был заряжен. Восемь патронов. Протиснувшись между Клодом и стеной, я ждал, когда откроется дверь. Когда Ник высунул в коридор улыбающуюся физиономию, я жестом подозвал обоих и пошел вперед. Без каких-либо препятствий мы подошли к двери, под которой я столь бесцеремонно подслушивал Толстяка. Монитор был темным, кода мы не знали. Зажигалка в очередной раз пошла в ход. На этот раз времени потребовалось много, видимо, батарейки уже подсели. Я стиснул зубы. В конце концов на замке вспыхнул зеленый огонек, и, едва лишь щель позволила просунуть внутрь руку, я так и сделал. Секунду спустя я был уже внутри, вдавив дуло «перла» в нос типу, пытавшемуся вежливо беседовать со мной несколько часов назад.
— Вставай, — прошипел я. — Руки выпрямить и в стороны.
Он повиновался, разинув рот, словно железнодорожный туннель. Движением ствола я вывел его из-за стола. Клод быстро обыскал его, достал из кармана «биффакс» и проверил обойму.
— Где твое оружие? — спросил я и повертел мушкой у него в ноздре.
— В ящике, — простонал он.
Ник подошел к столу и извлек из ящика «кольт». Пока что все шло просто замечательно. В нижнем ящике Ник нашел плоскую бутылку бурбона. На всякий случай я приложил горлышко ко рту хозяина и влил в него несколько солидных глотков, потом передал бутылку назад Клоду. Тихое бульканье и благодарные вздохи свидетельствовали о том, что бутылка использована по назначению. Потом Ник прошел за спину нашего пленника и приставил ствол к его черепу. Я отошел в сторону и сделал большой глоток, затем поставил бутылку и сказал:
— Отведешь нас к лифту. Мы хотим попасть вниз. К ученым. — Неожиданно на меня снизошло вдохновение.
Он вытаращил глаза. Я слегка надавил на ствол «перла», так что тот вошел глубоко в ноздрю. У него подогнулись колени, но я не опустил руку ни на миллиметр. Из горла вырвался звук, напоминающий треск раздираемого листа пластмассы.
— Ну? — поторопил я.
У меня онемела рука, и я расслабил мышцы. Шли секунды. Я прицелился в другую ноздрю.
— Это только через вход к шефу, но никто не знает кода.
— Веди, этим мы уже сами займемся. А ты просто подумай, хочешь ли остаться в живых. Пошли.
Я развернул его и ткнул концом ствола под левую лопатку. В коридоре было все так же пусто. Он повел нас обратно в сторону наших камер. Прошло как минимум минут шесть или семь с того момента, как я открыл дверь своей камеры, но никто не реагировал на наши развлечения в самом центре засекреченной Нитлы. В некотором смысле это было хуже, чем если бы пришлось отстреливаться. Мы прошли мимо моей камеры, и лишь на перекрестке проводник свернул направо, а затем, еще на одном перекрестке — налево. Я придвинулся ближе к его спине, левой рукой давая знаки Клоду и Нику. Мы прошли еще полтора десятка метров. Шея проводника напряглась. Из-за его спины я увидел двух охранников, стоявших по обе стороны от двери. Ближайший к нам уже поворачивал в нашу сторону дуло автомата, второй вскакивал с пола. Я выстрелил два раза, целясь в ближнего. Его очередь пошла в проводника и частично над головами. Упав на пол, я выстрелил еще четыре раза. Клод и Ник тоже стреляли. Второй охранник привалился к стене с четырьмя пулями в груди и двумя в животе, но все еще пытался поднять автомат. Я знал, что еще полсекунды, и ему удастся поднять ствол настолько, чтобы предсмертной судорогой пальца отправить нас туда, где время не имеет никакого значения. Я выстрелил несколько раз, опустошив обойму. Кто-то стрелял позади меня раз за разом, попадая в руку охранника, висевшую на клочьях мышц. В конце концов охранник осел на пол. Перепрыгнув через неподвижно лежащего проводника, я схватил автомат. Клод и Ник встали по обе стороны двери. Я отошел к противоположной стене и послал длинную очередь в замок. Он рассыпался на кусочки, но дверь не дрогнула. Движением ствола я отодвинул Ника в сторону. Клод поднял второй автомат и отскочил сам. Я попытался отгадать, в каком месте могут находиться засовы, и обстрелял оба этих места. Дверь отошла примерно на сантиметр. Упершись в дверь руками, Ник толкнул ее в сторону Клода. Я стоял напротив, ожидая выстрела изнутри. Дверь дрогнула и отодвинулась. Клод вцепился в нее пальцами и рванул изо всех сил. В открывшейся перед нами комнате стоял Мозред Голдлиф. Он напряженно смотрел на меня, опустив руки. Я медленно шагнул ближе к двери, пытаясь окинуть взглядом всю комнату. Кто-то явно стоял у стены, иначе я не мог бы объяснить поведения Голдлифа. Ник рухнул на пол. То же самое сделал и я и обвел помещение стволом автомата. Клод, опираясь правым плечом о стену у двери, наблюдал за коридором. Комната была пуста, если не считать Голдлифа.
— Где у тебя оружие? — спросил я.
— Может, все же сохраним некоторые приличия? — спокойно предложил он. — Вовсе незачем на меня рычать.
Неожиданно я понял, что наших стволов он не боится. Больше всего я опасался, что он решит сопротивляться.
— Прошу прощения, — послушно сказал я. — Где у вас оружие?
— В том шкафу, — показал он рукой.
Я нашел там свой «элефант» и еще два автомата. Револьвер и несколько запасных магазинов я сунул под мышку. Ник сделал, то же самое.
— Вы не могли бы проводить нас к лифту? — спросил я.
Он подошел к столу и нажал на единственную кнопку. Не может быть, чтобы все было так просто, он явно уже раньше готовился к этому движению или предполагал бежать вниз, а мы ему помешали. Стена позади стола с тихим шипением разделилась надвое и разошлась в стороны. Большая кабина лифта ждала пассажиров.
— Прошу. — Я показал ему на кабину.
Он вошел первым. Ник шагнул за ним — он не забавлялся психоанализом, как я, и держал автомат нацеленным в живот Голдлифа. Клод несколько раз выстрелил в коридор и показал мне на лифт. Я вошел в кабину и положил руку на кнопку. Клод послал очереди в обе стороны коридора и в два прыжка присоединился к нам. Двери с шипением закрылись, и кабина мягко пошла вниз.
— Что внизу? — спросил я. — Я имею в виду — охрана, посты и так далее.
— На посту у лифта четверо. Есть и центр охраны. Пост я беру на себя, — сказал Голдлиф.
— Прошу прощения, но мое доверие имеет определенные границы, и мы их только что перешли. Мы не рассчитывали на вашу помощь и будем поступать так, как если бы ее не было.
— Как хотите, — сказал он и быстро добавил, так как лифт начал замедлять ход: — У дверей один охранник, а справа за бронированными стеклами должны быть остальные.
У меня не было времени раздумывать, говорит ли он правду или вводит нас в заблуждение. Кабина остановилась, и двери открылись. Я выскочил и ударил по голове застигнутого врасплох охранника. Клод и Ник пробежали мимо меня к открытой двери. Я видел через стекло, как один из охранников, отброшенный очередью из автомата, падает спиной на стену и оседает, оставляя на ней кровавый след. Второй успел схватиться за изуродованное лицо. Двое остальных вытянули вверх руки, словно тщетно пытаясь дотянуться до потолка. Обернувшись, я увидел, что Мозред стоит в дверях лифта, не давая ему подняться наверх. Я заглянул внутрь помещения. Ник уложил охранников на пол и сковал им руки и ноги, превратив обоих в замысловатый клубок, не способный ни на что, кроме дыхания. Я подошел к Голдлифу.
— Почему вы нам помогаете? — спросил я.
Он посмотрел на меня. Тот, кто придумал определение «усталый взгляд», должно быть, перед этим долго смотрел в такие глаза, как у Мозреда Голдлифа. Он выглядел так, словно ему было девяносто лет и все это время он вбирал в себя усталость всего мира. Мне бы не хотелось дожить до мгновения, когда я увидел бы в зеркале такие глаза.
— Под прицелом трех стволов приходится вести себя разумно, — сказал он.
— Ведь это вы подложили мне «перл». Вы отключили блокировку дверей своего кабинета.
— У меня есть определенная философия. Если я должен что-то сделать — я это делаю, — ответил он.
— Пусть будет так, — согласился я. — Где центр охраны?
— По коридору направо, четвертая дверь. Там должен быть только один охранник. Но поторопитесь, здесь может быть всякое.
— Ник! Оставайся здесь и следи за лифтом, чтобы не уехал наверх.
Он понял меня правильно — вошел в кабину и небрежно придвинул ствол ближе к Голдлифу. Я двинулся вперед, касаясь правым плечом стены. За мной шел Клод. Мы дошли до поворота коридора, миновали первую дверь, вторую и третью. Все были закрыты, хотя на них и стояли мониторы для наблюдения. Четвертая была без монитора. Я приложил к ней ухо и прислушался. Мне показалось, что я слышу чей-то крик. Кто-то раз за разом повторял одни и те же несколько слов. Мы чуть отошли назад, и я выстрелил четыре раза из «элефанта», стараясь попасть в одно и то же место. Эффект превзошел все ожидания. В двери появилась дыра, через которую прошел бы мяч. Прежде чем я успел подойти, Клод просунул в дыру ствол автомата и рявкнул:
— Открывай!
Я прыгнул вперед, пытаясь оттащить его в сторону. Автомат затрясся, изрыгая свинец. Голова Клода дернулась. Я изо всех сил толкнул его в плечо. Автомат выпал из его рук и ударился о пол. То, как безвольно опустилось на пол его тело, сказало мне больше, чем дыра в лице прямо под глазом. Почти не отдавая себе отчета в том, что делаю, я оттащил его в сторону и проверил пульс. Клод был мертв. Я сел у стены, рядом с его головой, и закрыл ему глаза. Он умер во второй раз. Я ничего не чувствовал. Человек не должен умирать дважды, в этом случае даже на сожаление рассчитывать нельзя. Подняв голову, я посмотрел на дверь, откуда Клода настигла смерть. За ней ничто не двигалось. Я встал, подошел к двери и, слегка наклонившись, увидел лежащего на животе человека. Рука его тянулась к лежавшему вне пределов ее досягаемости «кольту» — любимому в Нитле оружию. Я осмотрел комнату — других тел в ней не оказалось. Достав из-за манжеты зажигалку, я приложил ее к замку, стараясь не оказываться напротив дыры. Линия на мониторе начала лениво колебаться — слишком лениво. Похоже, батарейки окончательно сели. Я подождал, то и дело заглядывая внутрь комнаты и прислушиваясь, а потом проскочил мимо двери и тела Клода, оглядываясь, дошел до поворота и жестом подозвал Голдлифа. Ник расстегнул наручники у лежащего без сознания охранника, прицепил ему ногу к руке за спиной, перетащил тело так, чтобы оно блокировало лифт, и догнал Голдлифа, прежде чем тот успел подойти ко мне.