Международный аэропорт Шереметьево-2 ежедневно пропускает через себя 12 тысяч пассажиров. Здание аэровокзала построили еще к Московской олимпиаде и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировали. В общем зале духота, немыслимая толкучка, нерасторопность и медлительность таможенников и пограничников способна довести до белого каления самого выдержанного человека. Существует еще особый зал, так называемый зал «VIP», для особо важных персон. В день он обслуживает три-четыре сотни пассажиров, условия вполне комфортабельные и, что немаловажно, облегчена система прохода. Конкуренция среди желающих туда попасть огромная. Брэдли себя к особо важным персонам никогда не причислял, тем более что в особых списках, по которым осуществлялся допуск в зал, журналисты не значились. Но уж больно ему не хотелось толкаться в духоте и тесноте общего зала, поэтому он решил рискнуть.
К немалому удивлению, ему не пришлось даже давать взятку. Заставили только на входе заплатить пятьдесят долларов, это была обычная плата за пользование спецзалом. А еще спустя час с небольшим, после соблюдения необходимых формальностей и приличествующих случаю прощальных и напутственных слов, Брэдли наконец остался один.
Журналист перебрался на застекленную террасу. Прикурил сигарету, на прощание махнул рукой Люку, приклеившемуся к заднему стеклу автобуса, затем еще раз помахал, когда Кэт и Люк поднимались по трапу самолета, хотя на этот раз он не был уверен, что они способны его разглядеть на таком расстоянии. Выбросил окурок в урну, тут же прикурил вторую сигарету. Его бросало то в холод, то в жар, как во время приступа малярии. Руки так тряслись, что он едва смог заставить себя прикурить.
«Спокойно, – сказал себе Брэдли, – немедленно возьми себя в руки, расслабься. Сейчас не время выказывать свои страхи. У них была возможность взять тебя за горло, это твои близкие. Пройдет еще четверть часа, самолет поднимется в воздух и такой возможности они будут лишены».
Больше всего Брэдли опасался возможных провокаций. Неприятностей можно было ожидать как со стороны разработчика, так и от родных сограждан с диппаспортами. Он не очень-то удивился бы, если бы вдруг в багаже Кэт обнаружился неразрешенный к провозу груз или документы бы оказались не в порядке. Да мало ли существует способов «тормознуть» на границе нужного человека? И задержать его на неопределенный срок в Москве, пока будет длиться разбирательство. А длиться оно может как угодно долго. Например, до тех пор, пока Брэдли не выполнит все инструкции господ Кука и Гартнера. Только в этом случае его жена и сын перестанут быть заложниками и вновь обретут статус гражданина великой страны.
Что мешало им так поступить? Ровным счетом ничего. Брэдли, конечно, попытался предпринять определенные меры безопасности. Именно по этой причине он выбрал для прохождения таможенных процедур спецзал, здесь меньше народу, все на виду, не то что в толкучке общего зала. Брэдли осознавал, что его попытка уменьшить риск провокации выглядит в глазах профессионалов наивной. Один маленький пакет белого порошка, обнаруженный в личных вещах Кэтрин, – этого вполне достаточно, чтобы поставить на колени гордого и независимого американского журналиста Майкла Брэдли. Да, он будет стоять на коленях и униженно скулить: «Чего изволите, мистер Кук? Я все сделаю в лучшем виде, мистер Гартнер…» А что ему останется делать?
Одно из двух: либо они решили, что он и без этого плотно сидит у них на крючке, либо не хотят по каким-то своим соображениям идти на крайности, предпочитая цивилизованные методы работы. В последнее ему верилось с трудом. Вероятнее всего, церэушники на все сто уверены в том, что он согласится плясать под их дудку.
Существовал и третий вариант. Майкл Брэдли страдает тяжелым психическим заболеванием, ему повсюду мерещатся происки ЦРУ и их русских собратьев, вся эта история с фондом Щербакова является плодом больного воображения. Отсюда следует, что его, то есть бывшего репортера Брэдли, нужно упаковать в смирительную рубашку и определить на длительный срок в соответствующее медицинское учреждение. И в самом деле, с чего это вдруг он так забеспокоился? Ну и что из того, что церэушники решили задать ему парочку вопросов? Работа у них такая – людей расспрашивать да отчеты в Лэнгли строчить.
Нет, это мы уже проходили. Нечего прикидываться душевнобольным, этот номер не пройдет. И сотрудников московской резидентуры ЦРУ он интересует не в качестве источника информации, а как потенциальная марионетка, программу действий для которой уже создали поднаторевшие кукловоды. Подтверждений тому имеется немало. Да хотя бы вот эта парочка двухметровых «мальчиков», что застыли у него по бокам. Лица как у каменных изваяний, любят изображать из себя суперменов. Господи, ну почему они все выглядят так, как будто их выращивают в специальном инкубаторе? Они поразительно напоминают героев тех паршивых шпионских фильмов, производство которых финансируется из закрытых фондов спецслужб.
Грузный «Боинг» выкатил на взлетную полосу, натужно взревел мощными двигателями, набрал необходимую для взлета скорость и взмыл в полуденное московское небо.
Брэдли, не скрывая облегчения, сделал глубокий вдох-выдох, выпрямил сгорбленную от перенесенного напряжения спину. Все, через двенадцать часов они будут на родной земле. Теперь у него появилась свобода действий.
Он швырнул недокуренную сигарету в урну и, не поворачивая головы, сказал:
– Я всецело в вашем распоряжении, господа.
– Ключи от машины, – почти не разжимая губ, сказал тот, кто стоял справа.
Брэдли безропотно подчинился, вытащил из кармана связку ключей, отделил от них ключи от «Опеля».
– Что дальше?
– Следуйте за нами.
К входу в здание аэровокзала мягко подкатил «БМВ» с московскими номерами. Один из «мальчиков» открыл заднюю дверцу:
– В машину.
Журналист замешкался, и тогда охранник не очень вежливо подтолкнул его в спину, затем он и сам уселся рядом с Брэдли на заднее сиденье.
Брэдли облизнул пересохшие губы.
– Я что, арестован? Куда мы направляемся?
– В посольство, – ответил другой охранник, сидевший рядом с водителем. – Больше никаких вопросов.
Брэдли молчал всю дорогу, погруженный в собственные мысли. Не стоило даже пытаться разговорить этих витаминизированных и накачанных спецупражнениями «bodyguards», все равно ничего не скажут. Но, когда водитель повернул на Тверскую, он не удержался и подал голос:
– Вы же говорили, что мы едем в посольство…
– Поступило новое указание, – глядя прямо перед собой, сухо произнес охранник. – Вас ждут в гостинице «Националь».
ГЛАВА 18
В гостиницу «Националь» они прошли через главный вход, со стороны Моховой. В роскошном вестибюле было непривычно пусто, у входа и возле лифтов охранники, их не спутать с обычными посетителями или постояльцами. Эд Маклиллан поджидал их у стойки. Он отпустил жестом сопровождающих, затем вполголоса скомандовал:
– В лифт.
– В чем дело, Эд?
Брэдли с трудом удалось скрыть свое возмущение, густо замешанное на чувстве страха.
Маклиллан выплюнул комок резинки под ноги, смерил Брэдли пустым рыбьим взглядом.
– Не задавайте вопросов.
Журналист поплелся вслед за Маклилланом к лифту. Маклиллан посторонился, пропуская Брэдли вперед себя, вошел сам, нажал на кнопку с цифрой 5. На пятом этаже по обе стороны лифта располагалась парочка «bodyguards» в штатском, точная копия тех, что сопровождали репортера из аэропорта. Они натренированным взглядом скользнули по фигуре Брэдли, просветили его, словно рентгеном, затем вновь уставились прямо перед собой. Еще двое охранников виднелись в противоположных крыльях коридора, один у парадной лестницы, второй у черного хода.
Гостиница «Националь» полностью соответствовала высоким требованиям пятизвездочного отеля. На реконструкцию и реставрационные работы было истрачено восемьдесят миллионов долларов. Среди клиентов преобладают иностранцы: крупные бизнесмены, эксперты, советники, консультанты, приезжающие в Москву по приглашению правительства и общественных организаций. Здесь останавливаются представители НАТО и Европарламента и даже главы государств, например, Жак Ширак, который снимал здесь апартаменты на время майского саммита в Москве. Брэдли не раз доводилось бывать в «Национале», так что он неплохо ориентировался. Как-то раз он даже посвятил описанию отеля несколько строчек в одном из своих материалов: к услугам постояльцев два ресторана: «Московский», с традиционной русской и европейской кухней, и «Максим», здесь можно полакомиться кулинарными шедеврами французской кухни, зимний сад, бассейн с видом на Кремль и президентские апартаменты стоимостью 1200 долларов за сутки. В один из таких номеров Маклиллан его и привел.
Обширная гостиная, куда они попали, имела современный вид, интерьер выдержан в светлых тонах, обстановка и убранство соответствовали скорее американским стандартам, чем строгим европейским канонам. Брэдли доводилось бывать в другом номере, «люксе», обставленном сплошь антикварной мебелью. Располагается он на третьем этаже и знаменит тем, что некогда там проживал сам вождь мирового пролетариата. Правда, в те времена это был скромный двухкомнатный номер.
Единственное, что портило впечатление, это был вид из окна на бурлящую строительными работами Манежную площадь. Но Брэдли прекрасно понимал, что его привели сюда не для того, чтобы он любовался из окна кремлевскими видами.
В гостиной в мягких креслах со светлой кожаной обивкой расположились трое: Гартнер, седовласый мистер Кук и еще один человек, лет сорока – сорока пяти, со шрамом на подбородке. Личность его показалась Брэдли знакомой.
При его появлении они привстали с кресел, затем Гартнер представил незнакомца:
– Мистер Чедвик, консультант правительственных учреждений по вопросам безопасности. А это Майкл Брэдли, наш знаменитый репортер.
– Зовите меня просто Рич.
– Майкл, – проронил Брэдли в ответ.
Брэдли пожал протянутую ладонь и убедился, что рука у незнакомца словно сделана из железа. Черты лица грубоватые, вокруг рта собраны жесткие складки, мощный квадратный подбородок с багровой полоской шрама, глаза смотрят прямо, не мигая. Господи, где же он мог его видеть?
– Сразу видно, что у вас хорошая память на лица, Майкл, – сказал Чедвик. – Да, как-то раз нам довелось побывать с вами в одной компании. Но это была мимолетная встреча, так что вряд ли вы вспомните все ее обстоятельства.
– С мистером Эрвином Куком вы уже знакомы, – продолжил церемонию Гартнер.
– О да, мы с Майклом уже успели подружиться.
Кук растянул морщинистое лицо в приветливой улыбке.
– Поскольку мы с вами старые приятели, можете звать меня Эрвином.
– Ну вот и прекрасно. – Гартнер также выдавил из себя некое подобие улыбки и показал на свободное кресло. – Присаживайтесь. Вы на нас не в обиде, Майкл?
Брэдли уселся, вытянув длинные ноги под стол.
– Какие обиды? Я же говорил вам, что готов сотрудничать. В разумных пределах, естественно.
– Ну вот и прекрасно, – повторил Гартнер. – Кола? Чай? Кофе? Извините, что не предлагаю вам спиртное. После окончания официальной части можем пропустить по стаканчику, но не раньше.
– Кофе. Черный, крепкий и без сахара.
Гартнер бросил взгляд на Маклиллана. Тот послушно отправился выполнять заказ.
В воздухе витал аромат дорогого табака. Кто-то совсем недавно выкурил здесь сигару, скорее всего это был старина Кук. Гартнер предпочитает сигареты, а такие люди, как этот Чедвик, сигарами не балуются.
– Курите, Майкл, – угадал его желание Гартнер. Он пододвинул к нему сигареты и пепельницу. – Расслабьтесь. У вас чертовски уставший вид.
– Так оно и есть, – сказал Брэдли, прикуривая от услужливо поднесенной зажигалки. Пока что с ним обращались как с персоной королевских кровей. Не ясно только, чем это закончится. – Мечтаю о тех временах, когда мне удастся наконец убраться из этого проклятого города. Я вас слушаю, господа. Что от меня требуется?
– Мы сейчас зададим вам несколько вопросов, Майкл, – сказал седовласый джентльмен. – Постарайтесь в своих ответах ничего не упустить. Поверьте, это в ваших же интересах. Вопрос первый…
В этот момент в гостиной появился Маклиллан. Он поставил перед журналистом кружку с кофе. На кружке выгравирован герб гостиницы. Брэдли усмехнулся про себя: надо же, ему прислуживает главная ищейка посольства, сам крутой Маклиллан. В этой компании он рядовая шестерка. Когда Брэдли стал свидетелем сценки, как мистер Кук повелительным жестом выставил Маклиллана за дверь, его настроение значительно улучшилось.
– Итак, Майкл, когда и от кого вам довелось впервые услышать о фонде Щербакова?
Брэдли был готов к этому вопросу.
– Это было в девяносто четвертом году, в ноябре или декабре, сейчас точно не помню.
– И все же?
– Я мог бы легко восстановить хронологию событий, будь со мной мой личный архив. Кажется, это был ноябрь, потому что уже в начале декабря я вылетел в Штаты, у меня как раз начинался отпуск. В то время я был занят сбором материала для своей статьи, посвященной деятельности именных фондов в России. В первую очередь меня интересовали их цели, задачи, источники финансирования, степень влияния на формирование политической среды, короче, сам смысл существования в России подобных политологических и гуманитарных центров. Это сейчас именных фондов развелось что грибов после дождя. Взять тех же Рыбкина, Шумейко, Венгеровского, Юрия Петрова, Андрея Нечаева, дальше не стоит перечислять. А в то время именные фонды в России были сравнительно редким явлением, их можно по пальцам перечесть. Ясное дело, в первую очередь я наведался в Горбачев-фонд на Ленинградском проспекте. Правда, с самим Горбачевым в тот раз мне не удалось пообщаться, его не было в Москве. Затем нанес визит Бурбулису, его офис находится на Новом Арбате, в здании Министерства экономики, после чего пообщался с Гайдаром и академиком Шаталиным. Во время одного из таких визитов – хоть убейте, не могу вспомнить, от кого именно, – я услышал о существовании еще одного фонда. Руководит им отставной генерал госбезопасности Щербаков. Меня разобрало любопытство, и я отправился на улицу Воровского, где размещается штаб-квартира фонда. Я предпринял попытку договориться о встрече с самим Щербаковым, но мне сказали, что он не принимает, и перепоручили одному из сотрудников.
– Он представился? – спросил Кук.
– Нет, фамилию, даже имя-отчество он не назвал. Сказал лишь, что является помощником по связям с общественностью.
– Можете продолжать.
– Этот сотрудник, – признаться, я даже его внешность описать не могу, совершенно вылетело из головы, – так вот, этот сотрудник буквально двумя-тремя фразами очертил основные направления деятельности фонда: консультации, экспертные услуги, юридическая помощь, словом, полный набор услуг интеллектуального свойства в охранном бизнесе. После этого он вежливо выставил меня за дверь.
Спустя неделю, господа, я предпринял еще одну попытку договориться о встрече с генералом Щербаковым или с кем-то из его ближайших сотрудников. Мне удалось раскопать их телефон, а у них, как и повсюду в московских учреждениях, только одна открытая линия, но и на этот раз последовал отказ. Сказали, что генерал предпочитает общаться с прессой через специального помощника, а тот уже мне изложил всю информацию и добавить ему к сказанному нечего. В свою статью я этот эпизод вставлять не стал. Вот, пожалуй, и все, господа.
– Нет, не все, – сухо сказал Кук. – Полтора года назад, это было зимой, вы наводили справки о Щербакове через картотеку ФБР. Чем вызван столь настойчивый интерес к его особе?
Брэдли на несколько секунд погрузился в размышления.
– Так сразу и не ответишь… Вы же знаете русских политиков, все они люди с амбициями, с гипертрофированным чувством собственного величия. Их хлебом не корми, дай покрасоваться на экранах телевизоров или выступить с очередной речью на страницах западной прессы. День, когда о них не написано ни строчки, они считают потерянным. Если другим репортерам приходится уговаривать помощников великих, чтобы получить к ним доступ, то у меня такой проблемы нет. У меня есть имя, за мной стоит известнейшее консервативное издание. Мне самому не раз пытались заплатить, чтобы интервью с каким-нибудь русским политиком появилось на страницах «Вашингтон пост»…
– Ближе к делу, Майкл, – мягко заметил Гартнер.
– Не торопите его, Джо, – вступился за Брэдли Кук.
– Я просто пытаюсь объяснить, чем был вызван мой интерес к Щербакову. Продолжу. Эти люди крайне словоохотливы, они ведь сами заинтересованы в соответствующей рекламе на Западе. Приведу такой пример. Недавно я побывал на Зубовской площади, где в одном из помещений Военной академии имени Фрунзе разместился офис фонда Союза ветеранов ЗГВ. Возглавляет его небезызвестный Матвей Бурлаков. Уж ему-то, казалось, есть что скрывать, коррупция в ЗГВ стала притчей во языцех, но он охотно меня принял, потому что, как и любой другой русский политик, бизнесмен или отставной генерал, Бурлаков кровно заинтересован в формировании благоприятного о себе общественного мнения. За все время работы в Москве ни один русский не отказался встретиться со мной, скорее наоборот, я сам был весьма разборчив в отношениях с этой публикой. Но генерал Щербаков выпадает из ряда, он не такой, как все, исключение из правил. Вот поэтому его фигура меня так заинтересовала. Очень скоро я узнал, что русские коллеги также не располагают подробной информацией о его организации.