— Дядя Миша-а-а-а!!! — кто-то закричал совсем рядом, радостно и звонко.
Ратников конечно же знал — кто. Обернулся:
— Ну, здравствуй, Тема. Как ты тут без нас?
Глава 15 Зима — весна 1246 года. Сарай — Дикое поле ХАНСКИЙ КАРАВАН
Из-за леса, наметом, вынеслись всадники, числом примерно с полдюжины, и, поднимая копытами снег, бросились к обозу.
— Вах, вах! — забеспокоился старший обозник Мангыл-кули, человек уже пожилой, седобородый, опытный, но еще вполне крепкий и хваткий, каким и должен быть купец или главный приказчик. — Хаким, Вир, Азамат! Готовьте луки. Али, скачи к Трегляду за помощью. Пусть пришлет воинов, мало ли — их там много, этих разбойников. О, великий Тэнгри, видать, они совсем потеряли страх! Видано ли дело — на ханских дорогах беспредельничать? Скачи, скачи, Али! Эх, говорил же — быстрей надо двигаться, от главного каравана не отставать.
— Не надо никуда скакать, уважаемый Мангыл-кули. — Откинув рогожку, Ратников давно уже приподнялся в санях, внимательно всматриваясь в преследователей. — Это не разбойники.
— Не разбойники?
— Это мои друзья… Приехали попрощаться. Да ты сам-то не видишь, что ли? Кто там впереди скачет?
— Впереди? — старший обозник приложил руку ко лбу, защищая глаза от вышедшего из-за облака солнца. — Ой… похоже, дева! Шапка соболья, белый кафтан жемчугами искрится… Ха! Ак-ханум! Глазам своим не верю.
— Нет, уж ты поверь.
Спрыгнув с саней, Михаил встал посреди укатанного сотнями полозьев зимника и, скрестив на груди руки, ждал.
Ага! Вот они вынеслись… Юная госпожа, раскрасневшаяся от скачки, и с ней — Утчигин, Джангазак, Уриу. Молодец, вдовушка! Наконец-то сообразила, кому в ее кочевье стоит верить.
— Мисаиле… — Соскочив с седла, девушка чуть не упала, и Ратников поддержал ее со всей галантной прытью.
— Ак-ханум, милая…
— Почему ты со мной не простился? — Повелительница степей обиженно сверкнула глазами.
— Не хотел тебя беспокоить, благороднейшая госпожа. И… я же оставил записку!
Юная вдовушка вдруг улыбнулась:
— Я и без нее догадалась, куда ты подался. Не зря ведь про ханский караван выспрашивал.
— Всегда знал, что ты умная.
— Хочу предупредить — тебя ищут йисуты, — нахмурилась Ак-ханум. — Кашкаран-оглан, их князь, просто вне себя! Никогда не видела его таким несдержанным.
— Кашкаран-оглан, — негромко повторил Ратников. — Ну наконец-то узнал его имя. Что черниговский князь? Уехал?
— Ага, как же! Видала его вчера в орде — веселился с девицами. Да, еще ко мне опять приставал — просил продать Анфиску. А я не продам, раз девка сама не хочет!
— Остался, значит, в Орде… — молодой человек покачал головой и сплюнул. — Ну, дядя Миша! Смертушкой своею ты точно не помрешь.
А ведь уговаривал вчера весь вечер! Мол, пора тебе, князюшка, сваливать, не с этим караваном, так с ростовскими — те даже рады будут: слава Богу, хоть один конкурент от татар съехал. Вот вроде и неплохой человек этот князь, пусть даже и незадачливый, бестолковый. Пьяница — да, бабник — дальше ехать некуда, вот уж поистине — седина в бороду, бес — в ребро. Но ведь — смел, безрассуден даже — ишь, как тогда на выручку кинулся! Не побоялся никаких йисутов… И вместе с тем — интриган. Всех уже против себя восстановил: Бату, ханшу Баракчин-хатун, новгородцев, ростовских, углицких, посланцев Таракины и Гуюка… даже невольников — Анфискиных братцев. Уж они-то вполне серьезно похабника князя удавить обещались. Или оглоблей попотчевать.
Савва Корягин тоже остался — ну, этот-то никуда не денется — резидент как-никак. Да и не светился особо нигде — разве что в кочевье йисута. Ну, так там все быстро произошло, вряд ли запомнили, тем более — русского, которые для монголоидов все на одно лицо.
— О чем задумался? — тихо спросила Ак-ханум.
Ратников улыбнулся:
— Так…
— Очень надо уехать?
— Ты сама знаешь.
— Жаль. Не так-то и много у меня верных людей. Думаю, ты к себе, в Нов-го-род пробираться будешь. Но, пока весна, пока вода спадет… вот… — Степная княжна протянула Мише приятно звякнувший мешочек и небольшой кусочек пергамента с какими-то затейливыми письменами. — Ярлык тебе. В моем кочевье, как князя примут.
— Так там у тебя одни пастухи зиму коротают.
— Пусть так. Все равно — мало ли что? Ладно, пора мне… — Прищурив глаза, девушка птицей взлетела в седло, ожгла коня плетью…
— Ак-ханум! — закричал вослед Ратников. — Эй, эй, подожди же!
— Что-то забыл? — княжна повернулась в седле.
— Хотел сказать… — подбежав, Михаил взялся за стремя. — Ты… ты очень хорошая, Ак-ханум… и я рад, что тебя встретил.
Легкая улыбка тронула девичьи губы:
— Я тоже… рада…
Наклонившись, Ак-ханум с жаром поцеловала Мишу в губы… потом резко оторвалась, бросив коня вскачь… И на этот раз уже не оглядывалась.
Лишь Утчигин, Джангазак, Уриу — те помахали руками:
— Удачи тебе, брат!
— И вам всем — удачи.
Нагнав обоз, Ратников уселся на возу, рядом с проснувшимся Темой. Потрепал парнишку по волосам, улыбнулся:
— Ну что, Артем. Скоро будем дома.
— Она славная, — задумчиво произнес мальчик. — Красивая и добрая… а я поначалу думал — злая.
— Это ты про кого?
— Про Ак-ханум — про кого же? Дядь Миша, она тебе кто?
— Друг, — твердо заявил Ратников. — Очень хороший и надежный друг, каких в жизни, увы, случается мало. Если б не она…
— Я знаю… — Артем помолчал, кутаясь в подбитый волчьим мехом плащик, щурясь, посмотрел на солнце и, шмыгнув носом, спросил: — Дядя Миша, а мы, вообще, где?
— А как ты сам думаешь? — усмехнулся молодой человек.
Мальчишка вдруг сделался, как никогда, серьезным и понизил голос почти что до шепота:
— Думаю, мы — в прошлом. В самом настоящем далеком прошлом, не так?
— Так. Верно мыслишь, Шарапов.
— Я поначалу-то не сразу сообразил… ну, как от этих вырвался… море и море. Только вот делось все куда-то — пирс, лодки, забор. Я друзьям покричал… никого. И откуда-то появились всадники. Потом кочевье это… Мне Ак-ханум тогда еще казалась злой.
— Нет-нет, она очень добрая женщина.
— Какая она женщина? Совсем еще девчонка. У нас в старших отрядах такие… были.
— Ну, дальше, дальше рассказывай! — подбодрил Ратников. — Интересно послушать все же, тем более — пока время есть.
— А что дальше? — Тема пожал плечами. — Дальше меня с попутным караваном сюда, в город отправили. Вот тогда-то, в пути, я и просек — что к чему! Ни одного современного города, ни деревни, даже ни один самолет в небе не пролетел. Так ведь быть не может. Я чуть с ума не сошел. А когда Сарай-город увидел… В общем, страшно мне было. Но грустить не давали — все время работой загружали, как какого-нибудь раба… да я ведь и был раб! Покупали меня, продавали, в кости проигрывали… — Мальчик напрягся и покусал губу. — Правда, сильно не били, плетей не давали… А я ведь видел, как других… Как били, как убивали… И вот тогда — догадался. Хорошо, хоть работы было много, ночью едва на солому ляжешь — и тут же уснешь. Утром поднимут пинками — работай, давай. Ой, дядя Миша, чего я только не делал! И глину ногами месил, и кирпичи лепил, навоз таскал часто…
— Картинку все же успел нарисовать.
— Да, — Артем неожиданно улыбнулся. — Было как-то время. У ювелира Мефодия — тот еще гнус, хоть и русский! А я все время про тебя с Машей думал, про Пашку маленького… Грустно было, а иногда… Иногда надеялся. А когда весточку от тебя принесли…
— Это когда ты у йисутов оказался?
— У кого?
— Ну, в том кочевье, откуда мы тебя выручили.
— Да. Ой, дядя Миша, они же меня похитили, натуральный кинднеппинг… Но, сильно не били, кормили… руки только редко развязывали. Вот… — Артем показал на запястьях следы от сыромятных ремней… Дядь Миша… а это правда — Золотая Орда?
— Так ее здесь еще не называют.
— Я знаю. Говорят — улус Джучи, а русские купцы — «в татарах» — так называют. А город Сарай красивый, мне понравился. Куда больше нашего райцентра… Дядь Миша, а мы домой-то… сможем?
Ратников хохотнул:
— Ну раз я за тобой приехал — сможем.
— Все правильно, — радостно закивал мальчик. — Зря, наверное, и спрашивал. А мы домой только оттуда, с моря, можем вернуться?
— Именно так.
— Я ж понимаю — иначе б с чего нам ехать… туда ведь едем, к морю?
— Догадливый…
— Так ведь ты, дядя Миша, сам вчера говорил… А как ты узнал, что я здесь?
— Ну… из лагеря позвонили, сказали — пропал.
— Я так и подумал! И ты приехал, начал искать. Не один даже приехал, с дядей Васей, который Веселый Ганс — ты мне по телефону говорил, что его ждешь, помнишь?
— Помню, помню, — Михаил махнул рукой. — Расскажи-ка лучше, как ты здесь очутился?
Артем вздохнул:
— Я сам даже и не понял — как. Просто мы с друзьями, Вовкой и Русей — нас в лагере «мушкетерами» прозвали — любили на залив ходить, купаться, и как-то под вечер я задержался немного и там мальчишку одного встретили… странного. Он то ли из приюта сбежал, то ли еще откуда… не говорил почти, только дрожал мелко-мелко. Одет был в пижаму какую-то… Я ему шорты свои старые отдал и майку, котлеты с кашей носил. А пацан этот — его Кольшей зовут — на старой лодочной станции прятался. Я его уговаривал в лагерь пойти в милицию… Он дрожал только да глазами хлопал. Просил, чтобы я никому… я и поклялся. Он ведь только мне доверял. А потом я все ж и подумал, что сколько же так продолжаться-то может? С друзьями Кольшу познакомить решил, а там уж вместе мы его и уговорили бы, придумали бы что-нибудь… Я своим сказал, чтоб в отдалении, на косе, ждали, а сам пошел… Смотрю, а Кольша уже в заливе… ну, мелко там… я — к нему. Вдруг дядьки какие-то, схватили меня, стали топить… едва вырвался… А там уж и всадники. А дядьки эти куда-то делись… И Кольша. Там, у нас, остались? А я почему здесь?
— Всяко бывает, Тема.
— Я так и понял — какой-то природный катаклизм, типа хроноземлятрясения.
Ратников аж крякнул:
— Мудрено стал выражаться, Артем! Академиком будешь.
— Мне хотя бы до аспиранта… — мальчишка весело засмеялся и, обняв Михаила за шею, прошептал: — Дядь Миша, как здорово, что ты здесь… за мной! Теперь ведь все хорошо будет, правда?
Сглотнув подкативший к самому горлу ком, Михаил поспешно кивнул.
На ночлег остановились в степи, за небольшим перелеском — постоялого двора на столь большой караван не хватало. Раскинув походные юрты, разложили костры, да, наскоро перекусив, улеглись спать, выставив ночную сторожу.
Артем уснул сразу, а Ратников еще долго сидел в одиночестве у костра — думал. Это ведь он Теме сказал, что все хорошо будет, что скоро домой вернутся. Но для этого нужно еще было кое-что сделать. Браслетики отыскать — вот что! А то, что они здесь есть, в том молодой человек и не сомневался.
Новгородец Окунь Рыбаков (человек боярыни Ирины Мирошкиничны?), чертова медсестричка Алия, работорговец Эльчи-бей и его покойный (убитый за безалаберность?) приказчик — все одна шайка-лейка. Да еще — каким-то боком с ними йисутский князь. И они (кроме йисута, наверное) сейчас здесь, с караваном — не зря Окунь выспрашивал. Зима… многолюдный ханский обоз, отличная охрана — что еще нужно, чтобы добраться до нужного места безопасно, надежно и быстро? Другого столь удобного случая может не быть очень долго. А «товар» у людокрадов уже есть, медсестричкой проверенный. Интересно, что же они за тридевять земель пленников возят? Что, ближе в том же Диком поле найти не могли? Договорились бы с какой-нибудь шайкой — мало ли там всяких «бродников» — сброда? А может, и договаривались. Только Эльчибеевы люди быстро все прижали, подмяли торговлишку под себя — пришлось людокрадам с ними сотрудничать. Еще даже и лучше — «товар» надежнее выбрать можно. Только что ездить далеко, утомительно. Так, верно, не так уж часто ездят.
Впрочем, черт с ними. Думать надо, как Алию с Окунем вычислить. Браслетики-то наверняка у них, даже скорее всего — у медсестрички. И надо бы их обнаружить — и злодеев, и браслетики их, да так, чтобы самому не попасться. Слава Богу, хоть времени было навалом — караван-то по зимникам хоть и быстро шел, однако уж по крайней мере месяц в запасе был — точно.
Утром, когда тронулись в путь, Ратников выпросил (точнее сказать — арендовал за приемлемую сумму) у Мангыл-кули лошадь — немного развеяться, и, махну рукой Теме, быстро обогнал неспешно тащившийся обоз, сворачивая к воротам караван-сарая, еще даже не запертым после отъезда главного каравана.
— Эй, сарайщик! Вино некрепкое есть ли?
— Да выпили все, господин, — хозяин придорожной гостиницы (по совместительству — директор почтовой станции) — жизнерадостный узкоглазый толстяк в длинном ватном халате, выскочив во двор, поклонился.
— Так-таки и ничего не осталось? — спешившись, молодой человек подкинул на ладони сверкнувший на солнце дирхем. — А может, стоит к тебе заглянуть все-таки.
— Может… — облизнувшись, охотно кивнул сарайщик. — Заходи, уважаемый, поглядим… посмотрим, может, что-то и сыщется.
— Рад буду, коли сыщется, — ухмыльнувшись, Ратников уселся на баранью кошму близ очага и осмотрелся.
— Вот, господин, — толстяк все же отыскал небольшой кувшинчик, принес, улыбнулся. — Бери, так и быть — отдаю за три серебряшки.
— Давай — за две?
Ратников знал — здесь обязательно нужно было поторговаться, иначе не уважали бы, да и вообще — сочли бы весьма подозрительным типом.
— Давай, давай, любезнейший, соглашайся, вино твое и одного дирхема не стоит!
— А ты, уважаемый, попробуй, глотни!
Сарайщик проворно наполнил вином высокий бронзовый кубок и осклабился:
— Ну как?
— Да ничего, пить можно. Только кисловато малость.
— Какое кисловато? Вах!
— А еще кто-нибудь это вино у тебя покупал? Ну, может, женщина какая-нибудь заходила? Понимаешь, видел в караване одну… Красавица — ах! — Михаил сладострастно причмокнул губами и подмигнул. — Неужели не заходила, а?
Лукаво прищурившись, толстяк махнул рукой:
— Да была. Серебрях отвалила немало, да и меди… вона — полна миска-то.
Сарайщик хвастливо кивнул на стоявшее у очага глубокое медное блюдо, полное всякой денежной мелочи. Сказать по правде, Ратников давно уже поглядывал на это блюдечко, только вот не успел еще посмотреть денежки. А хотелось бы!
— Ой… — Ратников восхищенно поцокал языком. — Сколько у тебя тут всяких. Я и не видал-то таких никогда… Взглянуть можно?
— Гляди. Тут все одно — мелочь. Эти вон, даже не медные, а вообще, не поймешь какие.
«Не поймешь какие» молодой человек углядел сразу — пять рубликов, два, золотисто-медная десяточка…
— Женщина, говоришь, ими платила? А она одна была?
— Мужичонка с ней какой-то… то ли слуга, то ли… Бороденка реденька.
Понятно — Окунь.
— И давно они захаживали?
— С вчера еще… потом ушли, тут места не было. Верно, в лесочке, с обозниками своими, ночевали.
Йес!!!
Ратников вернулся к обозу в приподнятом настроении — все же он оказался прав в главном: людокрады (и браслетики) тоже двигались в Дикое поле с этим вот караваном. Ну, а как же еще?
— Ты что такой довольный, дядь Миша? — щурясь от солнышка, осведомился Артем.
— Винца вот прикупил задешево. На, выпей… Кружки-то под рогожкой достань… Молодец… Эй, эй… не такими глотками. Ишь, пристрастился!
— Да вино-то здесь, дядя Миша, не крепкое, на квас больше похоже или чай «липтон», только кислее.
— Ладно, пей уже.
Михаил и сам с удовольствием опростал кружечку, подумывая, как бы теперь достать людокрадов, для начала вызнать бы — в каком они обозе? Или едут своим?
Для того, прихватив кувшинчик, нагнал едущего впереди Мангыл-кули — тот по своей вере был то ли язычником, то христианином-несторианином — как та же Ак-ханум, то ли еще кем-то… Но вино пил, то Ратников знал точно.
— Доброе вино, — заценив, улыбнулся караванщик. — Где взял, уважаемый?
— В караван-сарай заглянул.
— А, вон зачем ты туда сворачивал. Что, неужто у Карима-ханзы еще осталось вино?
— Я заплатил щедро.
— Тогда понятно. Доброе вино, доброе.
— Мангыл-кули, уважаемый, а ты давно с караванами странствуешь?
— Хо-о! Да как себя помню.
— И всех-всех обозников знаешь?
— Старших обозов — всех.
— И что же — они все на постоялых дворах ночуют, в караван-сараях, а мы…
— Они — ханский караван, понял, уважаемый Мисаиле? Главные люди. А мы уж так — приспешники.
— Ну ты и скажешь тоже — приспешники! А ханский караван, стало быть — сам по себе? И чужаков туда не возьмут?
— Конечно, не возьмут. Одиночек. А кто со своим обозом, как вот мы, тех — пожалуйста. Только вот ночевать придется в сугробе, ну, да то ничего — быть бы живу! С ханским-то караваном безопасно — лихие людишки загодя по урочищам прячутся, дрожат, твари, трусливо хвосты поджав! Знают — хан шутить не будет, живо пошлет войско.
— Ха! Войско! Найдешь злодеев в степи, как же! Наищешься.
— Это только кажется, что степь безбрежна. И там все тропки-дорожки-становища, кому надо, известны. Не забалуешь, не спрячешься. Котян, кыпчакский князь, попытался — до сих пор в мадьярской стороне бегает… если жив еще. Не-е, мил человек, с караваном — оно безопаснее. Главное только не отставать, ждать не будут.