Да, она допрыгалась, и никто ей больше не сможет помочь. Да и не станет ей никто помогать, вмешиваться в их маленькие семейные разборки. Интересно, Тимур увезет ее сразу же или задержится в Полозовых озерах? Он любит новые места и общество интересных людей тоже любит, значит, может и задержаться, отложить наказание на потом. Или не станет ничего откладывать, есть много разных способов сделать так, чтобы она не могла кричать. И разных китайских точек тоже много. И места здесь глухие, ведь совсем не обязательно избивать ее дома, при свидетелях, можно вдали от посторонних глаз – на лоне природы.
Аля думала о предстоящем обреченно, даже как-то отстраненно, точно это не по ее шкуре плачет в багажнике Тимурова «Лендровера» плетка-семихвостка. Она боролась, как могла, сделала все, что от нее зависело, – не получилось... Теперь ей остается только одно. Интересно, какой грех страшнее: убийство или самоубийство? А если два греха одновременно, сначала первый, потом второй...
– Малыш, ты выбрала просто чудесное место для отдыха, – Тимур разжал стальные объятья, но продолжал крепко держать Алю за руку, точно она могла опять от него убежать. – Здесь так уединенно, так спокойно. Господа, разрешите представиться! – он обернулся к застывшим в немом удивлении парням. – Юсупов Тимур Ралифович, супруг Алевтины. Вижу, она забыла предупредить вас о моем прибытии. Женщины такие ветреницы, они всегда забывают о таких мелочах, как муж, – он чмокнул Алю в щеку, и от поцелуя этого позвоночник натянулся, словно струна, вспоминая о страстных ласках плетки-семихвостки.
– Приятно познакомиться, – Николай пришел в себя первым, протянул Тимуру руку.
– А ты и вправду ветреница, – прежде чем ответить на рукопожатие Тимура, Толик озорно подмигнул Але. – Мы тут все из шкуры выпрыгиваем, чтобы произвести на тебя впечатление, а ты, оказывается, замужем! Ох, как Эллочка обрадуется. Теперь она вне конкуренции.
– Нет ничего удивительного, молодой человек, что вы выпрыгиваете из шкуры, чтобы понравиться Алевтине, – Тимур хитро сощурился, пальцы его на Алином запястье сжались с такой силой, что она едва не вскрикнула. – Моя супруга всегда производила на мужчин очень сильное впечатление. Дорогая, у меня ведь нет повода для беспокойства? Надеюсь, ты вела себя достойно?
– Более чем, господин Юсупов, – Егор вовремя вступил в игру, улыбнулся Тимуру широко и открыто, как лучшему другу. – Ваша жена – сама добродетель.
В его голосе Але послышалась горькая ирония. Хорошо, если послышалась только ей. Хотя чего уж теперь, светские разговоры и заверения, что она была примерной женой, ничего не изменят, Тимур от своего не отступится.
– Знаете, молодой человек, – Тимур привлек к себе Алю, опалил ее шею горячим дыханием, – я считаю, что добродетель, как и примерную жену, нужно воспитывать. Женщины порочны в самой своей сути, еще со времен Адама и Евы. Не находите? – он вперил внимательный взгляд в Егора.
– Никогда не смотрел на это под таким углом.
– Это потому, что вы еще слишком молоды и плохо знаете жизнь...
– Аля никакая не порочная! И вовсе она не Ева, – молчавший все это время товарищ Федор вдруг выступил вперед, вперил в Тимура настороженный взгляд. – Она хорошая и добрая, а вас я сюда не звал. Вот!
Аля вздохнула. Товарищ Федор единственный, кто если и не понял, то почувствовал, что творится неладное. Единственный среди этих молодых и крепких мужчин, кто отважился вступиться за нее. Ее храбрый рыцарь...
Тимур окинул товарища Федора долгим внимательным взглядом и только после этого вежливо поинтересовался:
– А вы, молодой человек, простите, кто такой?
– Я хозяин... – товарищ Федор запнулся, – хозяин Полозовых ворот. Я всего здесь хозяин! – добавил с вызовом.
– Значит, хозяин? – Тимур задумчиво покачал головой. – Тогда позвольте попросить разрешения переночевать под крышей вашего дома. Всего одну ночь, если можно. Я полдня провел за рулем, устал, как собака. А завтра, обещаю, мы с Алевтиной уедем обратно в Москву.
– Я не могу завтра, – она не узнала свой собственный голос, такой он сделался тихий и бесцветный. – Мой дедушка умер, я должна присутствовать на похоронах.
Глупая, детская попытка отсрочить неизбежное. Даже если Тимур согласится остаться, потом будет только хуже. Каждый день промедления утроит его ярость.
– Дедушка? – Тимур удивленно приподнял густые брови. – Дорогая, не знал, что у тебя есть дедушка.
– Был, – она сглотнула колючий ком. – Он умер два дня назад.
– Какое несчастье! Соболезную, – в глазах цвета чернослива не было никакого сочувствия, а была лишь глухая ярость. – Конечно, мы останемся на похороны. Но ты должна была меня предупредить...
– Я хотела, но не успела.
– Вполне вероятно, что остаться придется и после похорон, – Николай задумчиво пожевал сорванную травинку. – Следователь настоятельно просил нас не разъезжаться.
– Следователь?! – Изумление Тимура на сей раз было вполне искренним.
– Видите ли, в здешних краях творятся странные вещи, погибают люди. У следственных органов есть основания думать, что смерть деда Алевтины не случайна.
– Господи, какой ужас! Малыш, почему ты мне не позвонила?! – сказал Тимур с укором. – Если бы я знал, какой опасности ты здесь подвергаешься...
– Может, пройдем в дом? – предложил Егор. Во взгляде, который он бросил на Алю, читались недоумение и тревога.
Кажется, не только товарищ Федор почувствовал в Тимуре опасность. Пустое, никто из них не сможет ей помочь. Товарищ Федор слишком слаб, а Егор слишком обижен...
После полуденной жары в доме было прохладно и сумрачно. Они не сразу заметили сидящего в глубоком кресле Гришаева. На коленях у фольклориста обложкой кверху лежала какая-то изрядно потрепанная книга, а сам он, похоже, дремал. Заслышав голоса, Гришаев вскочил на ноги, суетливо протер стекла очков, окинул вошедших рассеянным взглядом.
– Еще один гость? – спросил, глядя поверх очков на Тимура. – Не слишком удачное время для визита, уважаемый. Похоже, Полозовы ворота нынче пользуются вниманием не только добропорядочных буржуа, но и злоумышленников. Кстати о злоумышленниках, – не дожидаясь ответа, он шагнул навстречу вошедшим, сообщил: – Ребята, вынужден вас расстроить. Полчаса назад звонил следователь и настоятельно просил всю нашу честную компанию прибыть к нему для задушевной беседы.
– Когда прибыть? – уточнил Егор, болезненно морщась.
Гришаев посмотрел на наручные часы.
– У нас осталось полтора часа.
– А раньше сказать не мог? – возмутился Толик. – У меня, между прочим, на сегодняшний день были планы.
– Мог и раньше, – Гришаев виновато пожал плечами, – но, каюсь, задремал. У меня, видите ли, минувшая ночка выдалась очень неспокойной, – он бросил выразительный взгляд на Алю, и под взглядом этим сердце испуганно сжалось. Предатель и провокатор...
– Димыч, покажи мне хоть одного человека, которому в свете нынешних событий спалось бы крепко и сладко, – усмехнулся Николай. – Ну что, предлагаю выдвигаться. Не будем злить товарища следователя! Кстати, надо бы предупредить Эллочку с Вадим Семенычем. Сейчас схожу обрадую. Егор, ты как, согласен еще раз смотаться в город?
– А у меня есть выбор? – буркнул Егор, направляясь обратно к выходу. – Жду вас у машины.
– Дорогая, я с тобой, – Тимур больно сжал Алин локоть.
– Дорогая?! – уже было тронувшийся вслед за Егором, Гришаев от удивления едва не налетел на одну из колонн.
Тимур нахмурился:
– А что вас так удивляет, э... простите, не знаю вашего имени-отчества?
– Дмитрий Сергеевич я. Гришаев Дмитрий Сергеевич. Считайте, что я нечто среднее между Миклухо-Маклаем и Шарлем Перро. А удивляет меня ваше несколько фамильярное отношение к Алевтине. Поверьте, доселе никому не было позволено называть нашу прекрасную нимфу дорогой.
– Ваша прекрасная нимфа, – Тимур холодно улыбнулся, – по совместительству является моей законной супругой, так что, мне кажется, я волен называть ее как угодно.
– Супругой... – Гришаев громко присвистнул.
– А сейчас что не так? – с угрозой в голосе спросил Тимур и даже замедлил шаг.
– Да все так! Искренне завидую. Повезло вам с супругой, она у вас настоящая красавица. Только очень скрытная. Надо же, ни словом не обмолвилась, что замужем.
– А должна была? – Аля вперила в Гришаева полный ненависти взгляд.
– Ну, конечно, воля ваша. Просто мне казалось, что замужние дамы должны вести себя несколько более... – он сделал многозначительную паузу, – сдержанно.
– Думаю, нам не стоит задерживать остальных, – Тимур привлек Алю к себе, сказал срывающимся от бешенства шепотом: – Убью... сука...
Убьет. Теперь уже точно убьет. Если раньше оставалась слабая надежда, что только покалечит, то после выступления Гришаева надежда эта истаяла как дым.
Убьет. Теперь уже точно убьет. Если раньше оставалась слабая надежда, что только покалечит, то после выступления Гришаева надежда эта истаяла как дым.
– Убивай! – она высвободила свою руку, шагнула на подъездную дорожку.
Николай, Толик и товарищ Федор уже стояли возле Егоровой машины, но Гришаев вопреки ожиданиям направился не к «Ауди», а к «Лендроверу», сказал восхищенно:
– Роскошная машинка! Не возражаете, если я до города с вами прокачусь? Никогда не ездил на подобных монстрах.
Тимур возражал, но виду не подал, вежливо улыбнулся в ответ на бесцеремонную просьбу, распахнул заднюю дверцу.
– И я хочу на монстре покататься! – товарищ Федор сорвался с места, вцепился в полу гришаевской жилетки. – Я с вами!
Аля грустно улыбнулась. Защитник, не хочет оставлять ее наедине с двумя этими стервятниками. Спасибо тебе, товарищ Федор, огромное спасибо...
Пока они рассаживались в джипе, Аля на переднем сиденье, Гришаев с товарищем Федором на заднем, из дому вышла чета Ивановых. Эллочка выглядела раздраженной, несмотря на жару, зябко куталась в вязаный кардиган, а Вадим Семенович с привычной безропотностью утешал вечно недовольную супругу. Егор дождался, пока Ивановы погрузятся в «Ауди», а потом, раздраженно посигналив, тронул машину с места.
По дороге в город большей частью молчали. Даже скотина Гришаев предпочитал пялиться в окошко и лишь время от времени комментировать открывающиеся из салона «Лендровера» живописные пейзажи. Аля комментарии не слушала, сосредоточенно смотрела прямо перед собой. Сделанный выбор придал ей решимости. Раз уж все равно умирать, то можно больше не бояться...
На разговоры со следователем ушел остаток дня. Пока допросили всех свидетелей, пока составили протокол, пока урегулировали непонятные Але, но очень важные для следствия формальности, как-то незаметно наступил вечер. Осталось загадкой, помогли ли их показания. Следователь на все вопросы о том, как продвигается расследование, отвечал уклончиво, мол, расследование продвигается, о результатах будет сообщено дополнительно, а пока господам отдыхающим лучше бы поберечься и, ясное дело, не покидать без надобности пределы Полозовых озер. Тимур попробовал было возмутиться произволом властей, на что следователь любезно предложил товарищу Юсупову не чинить препятствий следствию, а написать официальную жалобу, которая непременно будет рассмотрена в официальном же порядке. В общем, в поместье возвращались уставшими и раздраженными, даже Гришаев, которого происходящее до недавних пор, кажется, забавляло, начал проявлять признаки недовольства.
В Полозовых воротах их ожидал настоящий сюрприз: в каминном зале снова был накрыт стол, а Елена Александровна вдруг нацепила личину радушной хозяйки и едва ли не с порога потащила «дорогих ребяток» ужинать. Особо дорогим для экономки вдруг стал товарищ Федор, из чего Аля сделала вывод, что у нотариуса Елену Александровну постигло жестокое разочарование и она решила сменить тактику. В конце концов, управлять простодушным товарищем Федором много проще, чем умным и проницательным Игнатом Петровичем, и при определенном везении и удачном раскладе от сложившейся ситуации можно выгадать очень многое. Но, к огромному разочарованию экономки, завоевать любовь и доверие нового хозяина Полозовых ворот этим вечером так и не удалось. Стоило только Елене Александровне со всевозможными почестями и реверансами усадить смущающегося товарища Федора во главу стола, как дверь каминного зала распахнулась, впуская внутрь Агафью Сидоровну.
– Федор, я тебе что велела?! – не здороваясь и не обращая никакого внимания на присутствующих, она подошла к внуку, положила искореженную артритом ладонь ему на плечо. – Я тебе велела вернуться домой засветло, а ты что делаешь, неслух?
– Агафья Сидоровна, – экономка поднялась навстречу незваной гостье. – Это моя вина. Я подумала, что Федору будет полезно...
– Нечего за других думать! – Агафья Сидоровна раздраженно взмахнула тростью, скомандовала: – Федор, домой!
Аля видела, что товарищу Федору очень не хочется выходить из-за стола, но ослушаться бабушку он, привыкший к робкому повиновению, тоже не может. Бедный парень, ее бесстрашный рыцарь. Как же она теперь без рыцаря?..
Товарищ Федор все-таки ушел, обвел гостей виноватым взглядом, выбрался из-за стола и, понурив голову, побрел к выходу. Уже на пороге Агафья Сидоровна вдруг остановилась, исподлобья посмотрела на Алю, спросила:
– Не забыла наш вчерашний разговор?
Аля молча кивнула – забудешь такое.
– Вот и хорошо. Три дня всего осталось... – старуха покачала головой в такт каким-то ей одной ведомым мыслям и, не прощаясь, вышла из комнаты.
– Это еще что за ведьма? – Тимур сжал Алино запястье.
Отвечать она не стала, высвободила руку, отвернулась от мужа. Теперь, когда можно больше не бояться, не нужно притворяться и играть роль примерной жены. Хотя бы несколько часов можно побыть самой собой. Нож, перед самым ужином стянутый из кухни и спрятанный в кармане юбки, через тонкий шелк холодил бедро. Нож очень острый, с изящным стальным лезвием. Только бы у нее хватило решимости...
После ухода товарища Федора ужин не заладился. Елена Александровна молчала, наверное, обдумывала дальнейшую стратегию по завоеванию сердца и, в большей мере, кошелька нового хозяина. Гришаев и Вадим Семенович о чем-то лениво переговаривались. Эллочка, которая в самом начале ужина попробовала было заигрывать с Тимуром, но неожиданно натолкнулась на стену холодного равнодушия, кокетничала с Егором. Егор был мрачен, на Эллочкины домогательства отвечал скорее по инерции, думал о чем-то своем. Николай и Толик вяло переругивались, не забывая при этом уничтожать выставленные на столе разносолы и запивать их изрядным количеством спиртного. Тимур почти ничего не ел, время от времени бросал на Алю многозначительные взгляды, давал понять, что на сей раз непослушание ей с рук не сойдет.
Они покинули каминный зал самыми первыми. Тимур больше не мог ждать. Ему не терпелось пустить в ход плетку-семихвостку или еще что пострашнее. Аля почти не боялась, выпитые за ужином три бокала вина придали ей смелости и решительности. Главное, подпустить его поближе, усыпить бдительность. Сразу поближе не получится, Тимур привык растягивать удовольствие, смаковать ее боль, как дорогой коньяк, выпивать аккуратно, каплю за каплей. Сначала будет разминка с плеткой, а потом, когда у нее не останется сил кричать и шкура, теперь уже обесцененная окончательно, покроется кровавой росой, наступит время для других, уже более утонченных пыток. Ничего, она потерпит, ей не привыкать.
– Прогуляемся, дорогая, – твердые пальцы тисками сжали локоть. – Места тут изумительные, давай-ка подышим свежим воздухом перед сном.
Значит, бить он ее сегодня будет. Только не в доме, где слишком много ненужных свидетелей, а на свежем воздухе. Убить не убьет, Тимур слишком осторожен, но накажет примерно так, чтобы неповадно было в следующий раз...
Не будет никакого следующего раза! Только бы хватило сил потерпеть, дождаться, пока все закончится, воспользоваться ножом...
Тимур шел быстрым, широким шагом, волоком волок за собой упирающуюся Алю, бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Сумасшедший, ее муж сумасшедший. Интересно, он всегда таким был или стал с годами? Как же она не разглядела, не почувствовала, что выходит замуж за монстра?!
А может, не ждать наказания? Может, воспользоваться ножом прямо сейчас? Нет, сейчас ничего не получится. Не сможет она убить человека, даже такого гада, как Тимур, вот так, ни с того ни с сего. Для того чтобы решиться, ей нужна боль, такая сильная, чтобы внутренности наизнанку и набатный звон в голове. Тогда она точно сможет, тогда уж точно не дрогнет, не пожалеет...
Верба была старой, раскидистой, с узловатыми, искореженными неумолимым временем ветвями, шершавой, еще не отдавшей полуденное тепло корой. Кора пахла горечью и немного озером, небольно царапала кожу. Тимуру верба понравилась: и ее массивная основательность, и низкие, до самой земли ветви. Тимур сказал, что место подходящее, и профессиональными отточенными движениями вывернул Алины руки, прикрутил к кряжистому стволу. Одежду, юбку и блузку он снимал неторопливо, аккуратно расстегивал пуговку за пуговкой, разглаживал складочки. Раз снял одежду, значит, не хочет, чтобы она испачкалась, значит, будет бить до крови. Это ладно, хуже другое, много хуже. Он нашел спрятанный нож. Нашел и, кажется, даже обрадовался, с выверенным нажимом провел острием по голому Алиному животу. Было больно и страшно – и еще обидно, что осуществить задуманное не получится теперь, наверное, уже никогда. Тимур ошибок не прощает, а она ошиблась...
От Тимуровых ласк на коже выступила кровь. Аля не видела, просто чувствовала, как горячие ручейки стекают по животу, падают на босые ноги. Она не кричала. Пока можно терпеть, кричать она не станет и смотреть в узкие, с сумасшедшей искрой, глаза мужа тоже не станет. Она будет смотреть на озеро, на лунную дорожку, делящую черное отполированное зеркало на две равные половины, на звезды, отражающиеся в этом зеркале, яркие, словно ненастоящие.