– Нет, ты этого не сделаешь. Расслабься и попытайся завязать разговор, – отвечает Сет и прямиком направляется к хозяйке, которая упирается руками в конторку. – Привет, есть свободные места в баре?
– Дайте-ка я проверю. – Девушка, сраженная обаянием Сета наповал, хихикает, накручивает рыжий локон на палец и просматривает список.
– Вау! – Сет забрасывает в рот мятную конфету и выразительно глядит на меня через плечо.
Улыбаюсь ему, потом смотрю на Люка и Кайдена, но не могу подобрать слов. Что им сказать? В обществе парней, кроме Сета, я чувствую себя неловко. Мне бы и хотелось что-нибудь сказать, но воспоминания не позволяют.
– Я думал, Лареми – более веселый городок, чем оказалось на деле. – Люк отщипывает воскового вида листок с искусственного растения рядом с дверью.
– Это там, дальше, – указываю я на окно справа от себя. – Там много клубов и всего прочего.
Люк подстрижен под машинку, вокруг предплечья – татуировка, карие глаза смотрят напряженно. Он всегда выглядит так, будто готов начать драку, в его присутствии мне хочется сжаться до минимальных размеров и забиться куда-нибудь в угол.
– И ты знаешь, где они?
– Только слышала. Но сама была мало где.
Краем глаза смотрю на Кайдена. Он внимательно слушает меня, прислонившись спиной к двери и скрестив на груди руки. Почему он так смотрит? Как будто и правда меня видит.
– Ну да. – Люк щелчком отбрасывает листок на пол. – Ты никогда вечеринки не любила.
– На самом деле она не всегда была такой, – вступает в разговор Кайден с гордым выражением на лице. – Теперь я вспомнил. Это было в начале шестого класса. Моя мама должна была принести торт, но забыла или еще что-то… Думаю, это был твой день рождения.
– Мне исполнялось двенадцать, – говорю я тихо, а перед глазами плывут воздушные шары, сыплются конфетти, вот розовая помадка на торте, но потом все растекается лужей крови. – И это не делает из меня любительницу вечеринок, я была просто маленькой девочкой, которой хотелось отпраздновать день рождения… и больше ничего.
Они смотрят на меня, как на помешанную, а я мысленно пытаюсь призвать свои губы к порядку – пусть произносят слова, но они крепко сжаты; болезненные воспоминания сокрушают мне сердце.
– Ну ладно, я раздобыл для нас столик, но он не в баре. – Сет обнимает меня за плечи. – Что случилось? Тебе плохо?
– Просто устала. – Я моргаю, потом выдавливаю улыбку.
Сет знает, что я лгу, но не хочет выводить меня на чистую воду в присутствии Кайдена и Люка.
– Тогда мы, наверное, отвезем тебя домой пораньше.
Хозяйка провожает нас к столику, оставляет меню и четыре стакана воды со льдом, игриво улыбается Сету и уходит встречать других посетителей. Мое зрение затуманено мрачными мыслями о том, что я так долго пыталась стереть из памяти, и потому я не могу прочитать ни слова из меню. Прикрываю ладонью глаза и моргаю.
– Думаю, я должен кое в чем признаться, – провозглашает Кайден. Я поднимаю на него взгляд, его губы медленно растягиваются в улыбке. – Я не люблю суши. На самом деле меня от них воротит.
– Меня тоже, – соглашаюсь я с робкой улыбкой. – Как-то странно, что там все сырое.
– Она никогда не пробовала суши, – оповещает всех Сет, переворачивая лист меню. – Так что, технически, не имеет права навязывать нам свое мнение.
– Думаю, высказать его она может. – Коленка Кайдена под столом трется о мою, намеренно или нет, сказать не могу. По телу прокатывается жаркая волна, а в животе все идет кувырком. – Оно кажется ценным.
Не знаю, воспринимать ли эти слова как комплимент, а потому рта не раскрываю.
– Я не отрицаю ценность ее мнения, – объясняет Сет. – Но ей может понравиться, если она попробует. Я сам живу по такому принципу.
– О боже мой! – В этот момент я делаю глоток воды и фыркаю от смеха, поперхнувшись кусочком льда.
– Ты попробуешь? – Сет стучит ладонью по моей спине.
– Да, только больше никаких шуток, пока я пью, хорошо? – Я киваю, прижимая ладонь к груди.
– Это принцип, по которому я живу. – Сет смотрит на меня с дьявольской улыбкой, в глазах сверкают задорные искорки. – Но я сбавлю обороты.
– Черт, я оставил телефон в машине. – Люк хлопает ладонью по столу, стаканы с водой подскакивают. – Сейчас вернусь.
Он встает, бодро шагает по проходу и скрывается за входной дверью. Мы снова обращаемся к меню, как вдруг Сет вскакивает из-за стола со словами:
– Я запер машину, он не попадет внутрь! – И бросается к выходу, на бегу вынимая из кармана ключи.
– На самом деле Люк пошел покурить, – сообщает мне Кайден, вертя солонку между ладонями. – Он не любит признаваться в этом людям, которых не знает. Чудак человек.
– Вероятно, Сет хочет того же самого. – Я качаю головой вверх-вниз, не глядя на Кайдена. – Обычно он курит в машине, но на этот раз проявил вежливость.
– Напрасно. – Кайден смеется, и его глаза загораются. – Люк курит в моей машине с тех пор, как нам исполнилось шестнадцать.
Не в силах сдержаться, я улыбаюсь, представив себе эту картинку, а сама тереблю край скатерти.
– Что тебя развеселило? – Кайден складывает руки на столе, и манжеты немного задираются.
На запястьях с внутренней стороны видны тонкие белые линии. Кайден быстро одергивает рукава, чтобы спрятать их.
– Ну, давай расскажи, почему ты улыбаешься?
– Да так. – Я поднимаю на него взгляд. – Просто подумала, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что его раннингбек – курильщик.
– Думаю, он об этом знал. – Кайден облокачивается о стол и подается вперед, приближаясь ко мне. – Кажется, он всегда знал обо всех наших проступках, но никогда ни слова не говорил.
– Ну да, наверное, так и было. Однажды он застукал моего брата за курением и долго потом стирал его с лица земли.
Почему я так с ним разговариваю? Это на меня непохоже. Прижимаю подбородок к груди и сосредоточиваюсь на меню закусок.
– Калли, прости меня, – вдруг говорит Кайден, кладет ладонь на стол и двигает ее по направлению ко мне.
Когда его пальцы касаются костяшек моих, у меня перехватывает дыхание.
– За что? – Мой голос звучит сдавленно.
– За то, что не поблагодарил тебя… за ту ночь. – Кайден накрывает мою руку своей широкой ладонью.
Какую-то секунду мне приятно тепло его руки, но потом меня отбрасывает назад – в ту ловушку в глубине сознания, где я чувствую себя сломленной и бессильной.
– Не стоит. – Я выдергиваю руку из-под его ладони и прячу под стол. Пульс учащается, я просматриваю меню. – У тебя была тяжелая ночь.
Кайден молча убирает руку. Я не смотрю на него, потому что не хочу увидеть в его глазах отвращение.
– Если я закажу гамбургер, как думаешь, мне его сделают? – спрашивает он, беззаботно меняя тему.
– Разве здесь упоминаются гамбургеры? – Я с серьезным видом перелистываю страницу меню.
– Нет, я пошутил. – Он наблюдает за мной через стол. – Можно, я у тебя кое-что спрошу?
– Конечно, – осторожно киваю я.
– Почему ты уехала из дома сразу? Большинство предпочитает остаться на лето и развлекаться.
– Меня там ничто не удерживало, кроме родителей, и просто показалось, что пора уезжать, – пожимаю я плечами.
– У тебя было не много друзей, да?
По лицу Кайдена видно, что он напрягает память и пытается по кусочкам восстановить картину моей жизни.
К счастью, Сет и Люк возвращаются раньше, чем ему это в какой-то мере удается. От парней пахнет табачным дымом, они явно очень довольны.
– Нет, в кампусе их не особо много, – говорит Сет, садясь и разворачивая салфетку, в которую упакованы столовые приборы. – А если они что-нибудь делают, охранники обычно быстро их обламывают.
Люк поворачивает маленький пластиковый экранчик на подставке, где нарисованы сорта пива.
– Да, это дерьмо случалось всякий раз у нас в школе. Однажды мы разожгли большой костер, но тут же явились копы и всех повязали.
– У вас были проблемы? – спрашивает Сет, поглядывая на наручные часы.
– Да не особо. – Люк засовывает в рот зубочистку. – Копы в нашем городе снисходительны к футболистам.
– Знаменитости, – бормочет Сет, искоса поглядывая на меня.
Отвечаю ему сочувственной улыбкой.
Нога Кайдена продолжает касаться моей под столом, и мне хочется попросить его, чтобы он перестал, но я не смею даже взглянуть на него. Внутри растет беспокойство, потому что отчасти мне это нравится. Я теряю контроль над своими чувствами и отчаянно нуждаюсь в том, чтобы обрести его снова.
Подходит официантка и, черкая в блокнотике, записывает наши заказы. Я стараюсь сделать все как надо и прошу полный ужин, намереваясь все это съесть. Однако, когда приносят еду, желудок у меня сжимается, и я могу сразу сказать, что поступлю так, как всегда.
Глава 3
Кайден
Прошла неделя с начала учебы. Занятия как заноза в заднице. Меня предупреждали, что в колледже будет сложнее, но я не готовился к тому, что потребуется столько самостоятельной работы. А еще практика. В результате ни на что больше не остается времени.
После того ужина в ресторане я пересекался с Калли дважды, но она уклонялась от встречи. На биологии мы с ней в одной группе, но она садится в самом конце аудитории, подальше от всех, и сосредоточивает свое внимание только на ручках и конспектах. У этой девушки, должно быть, уже тетрадь заканчивается, так она сосредоточена на писанине.
Я стараюсь не смотреть на нее, но в большинстве случаев не могу удержаться. Просто восхищаюсь, как ей удается отключаться от всех. Вот бы и мне так углубляться в собственные мысли, вместо того чтобы беспокоиться о всякой чепухе.
Собираюсь на занятия, уговаривая себя, что надо забыть о Калли, и тут раздается звонок – отец.
– Ты оставил свое барахло в гараже. – Так он начинает разговор.
– Извини, – говорю я, заставляя себя ровно дышать, а сам одновременно собираю книги. – Но я думал, мама мне разрешила.
– Твоя мать не имеет права решать такие вопросы, – резко бросает он. – Если хотел держать там свои шмотки, должен был спросить разрешения у меня. Боже, сколько раз тебе нужно встрять не к месту, прежде чем ты уймешься?
Хочется возразить, но он прав. Я чаще лезу не в свое дело, чем воздерживаюсь. Пятнадцать минут выслушиваю отцовскую отповедь, и он снова заставляет меня чувствовать себя ребенком, нашкодившим маленьким поганцем.
Повесив трубку, смотрю в зеркало над комодом, изучаю шрамы на лице, пока они не сливаются в один большой рубец. Вдруг накопившаяся во мне ярость выплескивается наружу: выбрасываю из комода все барахло, пока один из ящиков не вываливается на пол. Вещи Люка рассыпаются по полу – зажигалки, фотографии, несколько инструментов и бритвенные лезвия. Люк терпеть не может, когда кто-то трогает его вещи, и, вполне возможно, взбесится, если войдет сейчас и увидит весь этот бардак.
Быстро складываю все обратно в ящик, пытаясь придать свалке упорядоченный вид, притворно не замечаю укоризненного взгляда белого слоника: когда я поднимаю его с пола, он глядит мне прямо в глаза. Держа его в руке, молю сам себя: Кайден, пожалуйста, не швыряй слоника в стену.
Рука дрожит, и я постепенно погружаюсь в воспоминания о том времени, когда не был таким, как сейчас. Когда думал, что, может быть, всего лишь может быть, не все в жизни должно концентрироваться вокруг боли.
Мы с моим старшим братом Тайлером возились в гараже. Ему было шестнадцать, а мне восемь. Он что-то делал с мотоциклом, который купил на скопленные за летнюю работу деньги.
– Я знаю, что это кусок дерьма, – сказал он мне, доставая гаечный ключ из ящика с инструментами в углу. – Но он даст мне возможность убраться отсюда куда-нибудь подальше, чего я хочу больше всего.
Весь день он ругался с отцом, на руке у него был здоровенный синяк, на костяшках пальцев – ссадины. Я слышал, как они ссорились, а потом подрались. Это было обычное дело. Такова наша жизнь.
– Почему ты хочешь уехать? – спросил я, обходя мотоцикл. Он не был каким-то обалденно сверкающим, но кое-какие удовольствия его внешний вид предвещал. А если он мог увезти отсюда любого, значит мотоцикл – это нечто особенное. – Из-за папы?
Тайлер швырнул ключ обратно в ящик, провел рукой по длинным каштановым волосам, которые придавали ему вид бездомного; по крайней мере, так говорил отец.
– Однажды, дружок, когда ты станешь немного старше, ты поймешь, что все в этом доме – одна сплошная ложь, и тебе захочется убраться отсюда к чертям собачьим. Любой ценой.
– Ты возьмешь меня с собой? – Я влез на ящик и с него пересел на мотоцикл, взялся за руль и свесил вниз свои короткие ножки. – Я тоже хочу уехать.
– Да, дружок, возьму. – Тайлер подошел сзади к мотоциклу и присел на корточки, чтобы проверить шины.
Я нажал на газ, изображая, что еду, и на секунду представил себе возможность жизни без боли.
– Обещаешь?
– Да, я обещаю, – кивнул брат и занялся насосом.
Мой брат оказался лжецом, как и все в доме. Он уехал, а меня оставил, потому что предпочитал напиваться, а не решать проблемы. Через несколько лет другой мой брат, Дилан, закончил школу и тоже уехал из дома. Он изменил номер телефона, никому не сказал, куда направляется, и с тех пор никто о нем ничего не слышал. Хотя не могу сказать, так ли уж упорно его искали.
В то время мне было двенадцать, и я остался единственным ребенком в доме. А это означает, что весь гнев отца сфокусировался на мне. Он дал мне это понять в тот вечер, когда Дилан собрал свои вещи и уехал. До того он меня не особенно сильно бил: пощечины, порка ремнем да иногда пинки или затрещины. Он всегда бил так, чтобы причинить боль, но оставить поменьше следов.
Прижавшись лицом к стеклу, я следил, как Дилан отъезжает от дома и скрывается в темноте. Мне хотелось оказаться с ним в машине, хотя мы никогда не были близки. Отец вошел в дом с улицы и принес с собой поток холодного воздуха. Он орал на Дилана всю дорогу, пока тот шел к машине, говоря, что Дилан – долбаный идиот, раз отказался от футбольной стипендии и бросил команду.
– На что ты там пялишься? – Отец так громко хлопнул входной дверью, что семейный портрет, висевший над камином, грохнулся на пол.
– Ни на что, сэр. – Я отвернулся от окна, сел на диван и уставился на портрет.
Отец подошел ко мне. Его зрачки поглотили радужную оболочку, и я почувствовал запах перегара у него изо рта. Он был больше меня, сильнее, и у него на лице было такое выражение, что я понял: сейчас он воспользуется этим преимуществом и я ничего не смогу с этим сделать.
Я знал урок. Убежать наверх и спрятаться, чтобы дать ему время остыть. Но я не мог сдвинуться с места. Все думал и думал о своих братьях, которые уехали и бросили меня здесь, будто старую футболку. Раньше мы терпели это вместе, теперь остался один я. Я заплакал, как маленький глупый мальчик, хотя сам знал, что это разозлит отца еще больше.
– Ты плачешь? Что такое с тобой случилось?
Он больше не медлил – занес кулак и сильно ударил меня в плечо.
Боль охватила шею и руку, высосала из меня весь кислород, и я сполз на пол, моргая, чтобы избавиться от черных пятен перед глазами.
– Вставай! – Он пнул меня в бок, но я не мог подняться.
Ноги не слушались, и с каждым ударом ботинка что-то умирало у меня внутри. Я даже не поджал колени к животу, чтобы защититься. Позволил боли овладеть мной, чтобы она довела меня до полного онемения и осталась позади.
– Ты ничтожество! Твои братья хотя бы отбивались. А ты что такое? Пустышка! И в этом твоя ошибка!
Очередной удар, на этот раз в живот, и боль стреляет мне в голову.
– Вставай! Вставай. Поднимайся…
Ботинок ударяет в живот, а в голосе проскальзывает мольба, как будто это я сам во всем виноват и он просит, чтобы я перестал делать глупости. Может быть, это и была моя ошибка. И все, что мне нужно было сделать, это встать на ноги. Но даже такую простую вещь я не смог понять правильно.
Никогда еще он так меня не избивал, будто вымещал на мне всю свою злобу и разочарование в моих братьях. Мама не пускала меня в школу две недели, пока я поправлялся. Она говорила всем – учителям, друзьям, родственникам, соседям, – что у меня стрептококковая ангина и я страшно заразный.
Почти все время я лежал в постели и чувствовал, как мое тело выздоравливает, но мой разум и воля к жизни умерли. Я знал, что мне никогда не станет лучше, что со мной все кончено.
Я моргаю, чтобы отделаться от этих мыслей, а сам сижу на полу и задираю рубашку. Я поклялся, что после переезда в колледж брошу эту мерзкую привычку. Но, похоже, она завладела мной сильнее, чем я думал.
* * *На следующий день во время лекции по биологии я стараюсь держаться как можно спокойнее, несмотря на боль в животе, а сам все время оглядываюсь на Калли. Она, похоже, совершенно не замечает, что я превращаюсь в сталкера.
Профессор Фремонт не торопясь завершает лекцию. Когда я выхожу в коридор, там уже полно народу. Застреваю в дверном проеме и пытаюсь определиться: хочу я прогулять следующую лекцию или нет. И тут кто-то налетает на меня сзади.
– О боже, извини! – говорит Калли и отшатывается, будто от бандита. – Сама не заметила, куда иду.
– Незачем извиняться. Со мной все в полном порядке, хотя ты и натолкнулась на меня. – Я вспыхиваю улыбкой и отодвигаюсь, чтобы освободить проход.
Как только поворачиваю торс, в мышцах возникает жгучая боль.