— Отсаживайся, — скомандовал соседу, занимая кресло.
Тот сразу же юркнул в соседний ряд, к свободному окошку, и так же, как и все, прилип к окну. Впрочем, через секунду уже я прижимал лоб к прохладной поверхности, рассматривая нестройные ряды мелькающих мимо домиков и построек. Через некое время осталась за спиной громада черно — серых строений, последовал разворот, дорога стала шире, наполнилась машинами — они были куда меньше нашей, зато их было много. Хотя изредка навстречу нам проносились настоящие металлические монстры, а целых два таких же мы обогнали сами. Вскоре по правую руку показались огромные буквы 'Верхний Новгород', сложенные в два ряда друг над другом, и надпись 'Добро пожаловать!' под ними.
— Привет! — тихо шепнул я и махнул надписи рукой.
Вот он — город. В душе было волнительно и тревожно, словно у кота, стоящего возле раскрытой двери. Надо ли мне сюда на самом деле? Я коснулся запрятанной пятирублевой бумажки и откинул все сомнения — надо.
За окном росли в этажах дома, мелькание машин становилось все плотнее, через форточки пробивался диковинный запах раскаленного асфальта — не особо приятный, но новый и будоражащий воображение. Вскоре мы медленно ехали среди каменных башен, то и дело останавливаясь, чтобы дать проехать другим.
— Ребята, рожи в окна не корчить! — Спохватилась учительница.
Поздно — рядом ехал абсолютно такой же автобус, как у нас, только белоснежный. И не мы первые начали войну — а эти прилизанные, в одинаковых фиолетовых рубашках с золотым гербом у сердца! У этих бедняг все окна были закрыты, так что приходилось объясняться жестами.
— Сели прямо, смотрим на меня!
Я еще раз медленно показал пальцами на свои глаза, затем на парня в окне напротив, провел пальцем по горлу и тихонечко сполз вниз, замерев почти на полу.
— Уже подъезжаем. — Обрадовала учительница. — Как выйдем, становимся в пары и идем за мной, не отставать!
Так, надо выбираться. Я глянул на форточку сверху — второй раз это проделать будет гораздо сложнее, люди ведь вокруг. Взгляд скользнул по надписи на табличке возле окна и тут же вернулся обратно на текст — 'Запасный выход — при аварии выдернуть шнур, выдавить стекло'. Хм! Нам нужна авария!
— П — с, парень, — пригнувшись, окликнул меня давешний сосед. — Я помогу.
Выглядел он уверенно и смотрел, не отводя взгляд.
— Что взамен? — Осторожно поинтересовался я.
— Вот, — суетливо достал он клочок бумаги из кармана и протянул мне. — Тут номер, это больница. Позвонишь и спросишь про здоровье Георгиевой Елены Васильевны. Это моя бабушка. Потом расскажешь. Я тоже буду звонить, если смогу.
Тут я понял, почему не знаю этого парня. Он попал к нам то ли месяц, то ли два назад, и пока не входил в объединения старшеклассников, стараясь держаться сам по себе. А видел я его у телефонного аппарата, там и голос услышал — звонить из интерната разрешали, но только раз в неделю, по выходным. Вроде как, действительно у него что‑то с бабушкой — потому и попал сюда. До того они вместе жили.
— Идет, — согласно кивнул, забрав листок к себе.
— Выходим! Строимся сразу после выхода! — Напомнила о себе классрук.
Автобус медленно вырулил на край забетонированной площадки и, фыркнув, остановился.
За окном суетились сотни человек, кричали, смеялись, пели и даже танцевали. Целая человеческая река вливалась под круглую металлическую арку с надписью 'Зоопарк', ненадолго задерживаясь под ней и передавая что‑то двум мужчинам, а за той аркой — огромный парк, над которым поднимались ярко — алые купола шатров, медленно двигалось гигантское — до небес — колесо. Куда‑то в вышину стремилась железная дорога, то падающая вниз, то поднимающаяся к самым небесам, извивающаяся на всем протяжении пути — и по ней то и дело мелькали маленькие машинки с людьми. Раскручивались и взлетали вверх прицепленные за толстые нити кабинки — тоже с людьми, счастливыми и смеющимися. И все это мы увидели, даже не выходя из автобуса, медленно продвигаясь между рядов кресел в полном молчании, разрываемом только возгласами 'вот это да!' Если бы нам сказали, что на этом все, и мы едем обратно — я бы не удивился. Но наверняка расстроился.
Уже на выходе Толик, как звали моего нового друга, резко дернул мою футболку, накидывая ее мне на голову, и побежал вперед. Я возмутился и принялся его догонять, прошмыгнув мимо бдительной учительницы замаскированным. Под окрики и давно известные всем угрозы, мы сделали один круг вокруг автобуса, только я остался по ту сторону, а Толик врезался в остальную толпу ребят, где и получил свой выговор, успешно извинился и встал в общий строй. Ребят снова пересчитали — девятнадцать, и стройная колонна двинулась в сторону арки.
Я огляделся, с недовольством отметив знакомый белый автобус — тот был пуст, а значит нас обогнали эти фиолетовые пижоны.
— Парень, потерялся? — Окликнул мужчина в точь такой же форме, что у тех людей, возле входа в зоопарк. — Вон твои идут, давай догоняй!
— А там есть мороженое? — Глянул я в сторону входа, через который только — только прошли наши ребята.
— Конечно!
— Тогда я побежал, — и в самом деле ускорился.
Правда, возле входа меня перехватили и затребовали какой‑то билет. Я с непониманием уставился на терпеливо глядящего на меня мужчину, затем посмотрел в сторону парка и заметил краешек нашей колонны, уже скрывшейся было за поворотом.
— Я с ними! — Ткнул пальцем для верности.
— Серег, все верно, там двадцать билетов было, а прошло девятнадцать, — окликнул его напарник.
— Удачного дня, — страж выдавил из себя улыбку и потерял ко мне интерес.
— А где тут мороженое?
— Иди вперед, на каждом повороте стоят. Не задерживаем очередь!
Воистину, чудесное место, где на каждом повороте есть мороженое! Казалось бы, надо бежать, но я не торопился, смакуя чувство близости победы, и с интересом смотрел по сторонам, иногда подходя к толпе людей, стоящих возле решеток — те рассматривали грустных зверей, прятавшихся от жары в тени навеса. В итоге нашел себе небольшую группу из пяти человек, рядом с которыми шел мужчина со странным именем Гид и интересно рассказывал про хозяина каждой клетки, возле которой мы останавливались. Оказалось очень интересно!
— Всю прошлую неделю такой бардак был, — между делом жаловался проводник остальным. — Приехал человек из Москвы, чтобы организовать визит важной персоны. Весь зоопарк арендовал! А потом к нам заходит, чтобы, значит, своими глазами все посмотреть. А у нас только зебры, верблюд и тигр, да и тот старенький. Что потом было!
— Что?
— Зверья нагнали — мрак! Спецрейсами, со всего мира! А куда его деть, каждому свое место и специальный уход нужен. Нагнали строителей, все тут перекопали и выстроили, сплошные лабиринты — места‑то мало. За пять дней! Все ради одного единственного визита, представляете? Зато теперь в Верхнем Новгороде самая крупная коллекция диковинных зверей на севере империи — и уже очереди на посещение! Вот, посмотрите направо.
Группа, и я вместе с ними, посмотрел на куб в три метра гранью, за котором вились тусклые синие огоньки, плавая по пространству в разные стороны, будто в воде.
— Это 'Души дельфинов'. Поразительный экспонат, — мужчина подошел к самому краю. — Случайно появляются в разных уголках мира, на местах аномалий и технологических катастроф, и так же быстро исчезают. Очень сложно поймать и заключить в специальный сосуд. — Гид указал на завитушки, вырезанные у подножья куба. — Зато внутри куба уже не исчезают и поддерживают свою численность. Некоторые считают, что они разумны или вообще не из нашего мира, но подтверждений нет.
Толстый мужик из нашей группы подошел ближе и постучал пальцем по стеклу. Огоньки совершенно проигнорировали приветствие и продолжили свое неспешное движение.
— А что они умеют? — Заскучав, поинтересовался он. — Красиво, конечно… Но это все?
— Есть кое‑что, — подмигнул Гид и с видом заговорщика выудил крохотную лампочку и коснулся узким концом к поверхности — в том месте, где тусклый синий огонек был ближе всего. Синий обитатель тут же заскользил в сторону лампы и… будто втянулся в нее! А лампа тускло мигнула и погасла.
— Забавно, — фыркнул мужик.
А мне почему‑то стало очень — очень грустно. Ведь огонек исчез насовсем, просто для того, чтобы этому мужику стало 'забавно'. Расхотелось идти вместе с ними — так и стоял рядом с кубом, пока они не скрылись за углом. А сам подошел к прозрачной грани и извинился, положив ладонь на прохладную поверхность. Огоньки продолжали медленно перемещаться в пустоте, равнодушные к моим словам и потере своего друга.
Уже отходя от куба, задумался — интересно, а если один огонек зажигает лампу… и я могу зажечь лампу (вернее, сжечь — я пробовал)… Вернулся к кубу, коснулся мизинцем стекла и выразил свое 'совсем чуть — чуть любопытно' силой.
Вся куча огоньков резко бросилась к пальцу, сжавшись в огромный шар, вспыхнувший до солнечных зайчиков в глазах! И он продолжал расти! Я резко убрал руку и огляделся — вроде, никто не заметил, только чернявый дядька возле автомата с кукурузой смотрит как‑то странно. А огоньки вновь рассыпались по кубу, только горели теперь ярче прежнего и стали чуть крупнее. В общем, я предпочел ускорить шаг и не оборачиваться, прокручивая в голове 'это не я' и жизнерадостно улыбаясь.
А за очередным поворотом ненастоящая улыбка превратилась в всамделишную — потому что именно там оказался огромный белоснежный ларь с темно — синей надписью 'Мороженое'!
— Это с чем? — Я деловито тыкнул в яркую упаковку.
— В шоколадной глазури с орехами, рубль пятьдесят.
— А вот это?
— Пломбир, пятьдесят копеек.
— Хм…
— Мальчик, ты брать будешь?
— Разумеется. А вот это с чем?
— Фруктовый лед, есть с апельсином и манго, семьдесят копеек.
— А вот, говорите, в шоколадной глазури и с орехами, это очень вкусно? — Повел я пальцем по прозрачной крышке.
— Эй, пацан, не держи очередь! — Раздраженно прозвучало со спины.
Я развернулся и насчитал десяток недовольных лиц, успевших собраться за спиной. И они все были в тех неприятных фиолетовых рубашках. Ага.
— Так что там с шоколадной глазурью? — повернулся я обратно.
— Парень, у тебя деньги‑то есть? — нахмурилась женщина.
— Разумеется. — Лениво повел я плечом, — А фруктовый лед, это как?
Позади послышалось раздраженное бурчание, кого‑то даже толкнули, а через секунду между мной и ларцом со всеми богатствами мира попытался протиснуться человек с длинными волосами, чуть ниже меня, тыкая в продавщицу бумажкой с цифрой десять. Мало того, что 'десять' это больше, чем 'пять', так еще опять этот мерзкий фиолетовый цвет!
— Никто не может встать между императором и его мороженым, — проревел я в ухо неприятелю, резко разворачивая его к себе лицом. И через секунду рассматривал до крайности изумленный взгляд зеленых глаз, милое лицо и аккуратный носик. Девчонка!
— Я тебе сейчас нос откушу, — поделился я планами и хищно оскалил зубы.
— Я б — буду сопротивляться! — Неуверенно выдала она.
— Во имя святого Ома, что ты знаешь о сопротивлении, женщина!
— Парень, либо ты покупаешь, либо я закрываюсь. — Подала голос продавщица.
— Десять пломбира! И пакет! — Рявкнул я в сторону, продолжая буравить противника взглядом.
— Эй, пацан, ты не много на себя берешь? — Раздалось от очереди.
— Кто сказал? — Прогремел неведомо откуда взявшийся во мне голос. — Ты? Или ты?! — Шагнул я прямо в очередь, заставив попятиться.
— Да ты знаешь, кто мой отец, — проблеял неуверенно парень с аккуратно уложенными волосами.
— А ты знаешь — кто мой?!
— Нет.
— Очень жаль, — медленно прошипел я ему в лицо.
Уловил сбоку движение и заметил парня, направившего на меня маленькую коробочку с глазком. Оружие, наверное.
— Дай сюда! — Резко выхватил я золотистый прямоугольник из его рук.
— Верни, меня батя убьет! — Тут же заныл владелец.
— Это что? — Уставился я на яркую картинку, показывающую асфальт и мои ноги.
— Это батин 'Верту', придурок!
— Ты же говорил, это твой телефон, — ехидно раздалось из толпы.
— Отдай! — Запрыгал рядом обладатель вертупридурка.
— Телефон? — Заинтересовался я, не обнаружив диска и кнопок. — По нему можно звонить?
— Можно — можно, только отдай.
— Хм, — потыкал я по плоским кнопкам и вызвал знакомое меню с цифрами. Ага, они нажимаются! Так, где там листочек с номером.
— Ну отдай! — Совсем разнылся пацан, даром что на одну голову выше.
— Позвоню и отдам, — раздраженно фыркнул я, принял пакет с мороженым и зашагал по парку. Рядом обреченно топал владелец диковинки. Оглянулся назад — враг продолжал стоять возле ларя с мороженым, то сжимая, то разжимая кулаки. П — ф! Одно слово — девчонка.
— Здравствуйте, это больница? Меня интересует здоровье Георгиевой Елены Васильевны… Так, а кто знает? Врач? Его имя и телефон? Ах, не знаете. Тогда дайте телефон того, кто знает! — Поймал себя на том, что продолжаю орать, вышагивая с неестественно выпрямленной спиной. — Не твое дело, телефон! — Рявкнул в ответ на попытку увильнуть. — Ага, не прощаюсь.
— А я все расскажу и тебя побьют, — бубнил себе под нос мой сосед, откровенно раздражая и не давая успокоиться. Так бы, наверное, я бы вежливо говорил. Взрослые, ведь.
Набрал новый номер и с удивлением заметил, что на экране даже высветилось его полное имя, с фамилией — у меня‑то только имя — отчество было.
На этот раз я держал себя в руках и спросил именно то, что просил меня Толик — здоровье и состояние. Выслушал, что все великолепно и будет еще лучше и удовлетворенно нажал красный значок, изображавший положенную трубку — вот тут все знакомо и понятно.
— На, плакса, — ткнул я ему телефон в грудь. — Иди, жалуйся.
Осталось славке мороженое вернуть — и полный расчет по долгам. Я улыбнулся солнышку, бережно оторвал наклеечку с первого пломбира, лизнул бумажный кругляш, слизывая прилипший слой лакомства и зажмурился от удовольствия. Жизнь — прекрасна!
* * *…
— Федя, я понятия не имею, кто такая Георгиева Елена Васильевна, но она сегодня же должна лежать в отдельной палате интенсивной терапии под личным надзором целителя.
…
— Федя, ты просто не знаешь, чей телефон сейчас высветился на определителе. А я знаю! Я жить хочу, Федя!
* * *— Вы отпросились на пару минут, — перед стройным рядом понурившихся детей, одетых в форменные цвета Преображенского лицея, выхаживал мастер — преподаватель, сложив руки за спиной. — Я посчитал вас достаточно самостоятельными, чтобы пройти десять шагов по парку и спокойно купить себе мороженое. Что в итоге? Я спрашиваю вас, господа, и жду ответа.
Строй продолжал молчать, досадуя на любопытные взгляды прохожих.
— Учитель, мы виноваты, но можно без посторонних? — высказал общее мнение первый в строю.
Увы, в парке негде было спрятаться, так что при всей деликатности мастер — преподавателя, словесная порка была близка к публичной. Мужчина досадливо поморщился и повел рукой, поднимая пылевую завесу между потихоньку скапливающейся толпой и учениками.
— Сейчас‑то вы скажете мне, почему какой‑то босяк чуть не обворовал одного из вас, наорал и спокойно ушел целым и невредимым?
— От него жутью несло, — проворчали из строя.
— И что?! — Толпу обдало потоком той самой жути. — Мы вас плохо учим этому противостоять?! Порадуйте наставника — еще скажите, что кто‑то навалил в штаны из‑за бездарного шкета!
— Я могла его побить, — тихо шепнула девочка в конце строя. — Но я сама была виновата, я без очереди…
— Двадцать кругов вокруг корпуса вместо ужина!
Девочка вскинулась, но тут же погасла, уставившись в землю.
— Я бате расскажу, он ему… — прогудел в землю владелец золотого телефона.
— Уважаемый свет — Николай Алексеевич, — мягко обратился к нему преподаватель, — вы удивитесь, но ваш уважаемый отец не 'он ему', а 'он вам', да розгами, да с оттяжечкой! Желаете заключить пари?
Парень живо закачал головой и украдкой притронулся к пятой точке. Видимо, знакомо.
— Вы должны уметь ставить таких на место сами! Не через отца или братьев! И не кулаками, драгоценная моя! Словами! — Строй еще раз обдало жутью. — Простолюдин должен знать свое место! Как вы собираетесь помогать своим родителям, заслужить уважение слуг рода… если не можете заставить уважать себя одну — единственную охамевшую интернатовскую крысу?! Стыдно, господа!
— Простите, учитель!
— Кричат не на вас! Кричат на ваш герб, на сотни поколений предков! Крадут не у вас, а у всего рода! В ваших словах и действиях, в умении защитить себя и свою собственность — честь рода! — Мастер — преподаватель прекратил расхаживать и теперь смотрел на отрешенные лица своих воспитанников.
Вроде, проняло — выходы в город оказались полезней, чем он думал.
— Мы найдем его, учитель!
— Если вы решите отомстить, покалечив или убив, сами или через родню, я в вас разочаруюсь.
— Н — но!..
— Но если вы найдете его сейчас, и не трогая руками объясните всю глубину его заблуждений. Не трогая руками! И приведете ко мне, чтобы он принес извинения в моем присутствии, это будет лучшим оправданием для вас и поводом гордости для меня. Даю вам час.
— Да, учитель! — Теперь хор звучал уверенно, лица в строю горели злой решимостью и желанием добиться цели.
— И помните — мстить следует равному. Вы — честь рода. Не пачкайте честь такой низостью, как смерть или боль того, кто даже не может достойно ответить.