Как добираться до места.
До Красноярска на самолете. Оттуда до Братска на поезде. Затем в Братске как-то погрузить джип и снаряжение на другой поезд и доехать до станции Новый Уоян. Там выгрузиться и продолжать дальнейший путь на джипе, какая — то дорога к прииску должна быть. У нас будет шведская бензопила, лебедка, топоры и прочее. Пробьемся, если будут завалы.
Изучаем карту. Километровки, правда, нет, почему-то засекречена. Вот она река Люя. Прииск, точнее его остатки, обозначен на карте красной точкой в месте, почти при впадении Люи в другую реку — Ивешму. Ивешма, в свою очередь, впадает в могучую Лену, которая берет свое начало в отрогах Байкальского хребта и там, конечно, еще не могуча. От Нового Уояна до прииска 196 километров.
Что с оружием.
У всех будут охотничьи ножи и 2 карабина «Тайга», у Сухаря тоже есть разрешение. Оружие дадут в Братске. Говорю, что мое разрешение на оружие на территории России действовать не будет.
Да, кто там будет смотреть. И, в конце концов, у нас единое государство — Союз Белоруссии и России. Или России и Белоруссии. Короче, мы единый братский народ.
Что мы рассчитываем там найти.
Во-первых, несданное государству золото, около ста килограммов.
Во-вторых, как свидетельствовали различные источники, золотой песок и самородки являлись внутренней валютой зэков в таких лагерях. Почти каждый, что-то утаивал от сдачи и имел определенный запасец. А паханы, и авторитеты обладали, без сомнения, солидными запасами. Кое-что, наверняка, перепадало и охране. Про администрацию лагеря и говорить нечего, — они имели от этого больше всех. Ведь никакого контроля за ними не было, сколько хотели, столько и оформляли для сдачи в государственные закрома. Поэтому на обширной территории лагеря и прииска находится множество тайников и тайничков. Найти их с помощью металлодетекторов — плевое дело.
В-третьих, можно и просто пошарить с приборами по отвалам и золотосодержащей породе в поисках самородков.
Обсуждение длится долго. Как водится, потом, отмечаем это дело. Пошли рассказы о найденных золотых самородках и россыпях. Леонид берет гитару, перебирает струны, и, неожиданно, хриплым голосом под Высоцкого выдает:
Несмотря на опьянение, в душе возникает чувство тревоги….
Расстаемся заполночь. Завтра они улетают в Москву. Пришлют список, что должны подготовить мы, и — до августа.
16 августа 200. года. Мы стоим на перроне в Братске. Договорились с геологами, которые везут оборудование в Олекму, о погрузке на их платформу и нашего джипа. Джип действительно силен, от земли до днища сантиметров восемьдесят — никакой пень не страшен.
Станция Новый Уоян. Выгружаемся. Оказывается это бурятский поселок, хотя русских попадается больше. Все прямо застывают при виде нашего джипа. Покупать нам здесь нечего, все у нас уже закуплено. Утро. Завтракаем своими припасами и решаем, не теряя времени, двигать дальше. Спрашиваем про дорогу на прииск, — никто не знает. Что за чертовщина, может не туда попали? Где располагается местная власть? Нам показывают дорогу.
Подъезжаем к приземистому одноэтажному зданию с трехцветным флагом над крыльцом. Нас недоверчиво встречает пожилой бурят, председатель поссовета. Показываем документы, в том числе бумагу за подписью замминистра Министерства природных ресурсов Российской Федерации, в которой написано, что АО ЗАОСТ «Люя» разрешена разведка и ограниченная добыча золота на Люйском прииске с последующей арендой означенного прииска. Бумага солидная, на цветном бланке с российским гербом и солидной печатью. И лицензия к ней. Бурят, похоже, проникается, что мы прибыли с государственными целями. Однако сокрушенно разводит руками и говорит, что дороги нет. Как нет? А как же на прииск ездили. Вертолетов-то еще тогда не было. То есть, дорога есть, но она заросла, по ней давно никто не ездит. Ну, это нам не страшно, решаем мы, у нас армейский вездеход, а где надо и бензопила поможет. Просим показать дорогу. Председатель зовет из другой комнаты молодого человека, тоже бурята, он покажет нам дорогу.
Останавливаемся на окраине поселка, дальше сплошная тайга, виднеются сопки, и вдали высятся горные хребты. Подходим ближе, проводник указывает на лес и говорит, что это дорога. Где дорога? Впереди сплошной лес, никаких просветов, дремучая тайга. Здесь раньше была дорога на прииск, утверждает бурят, но она давно заросла лесом. Присматриваемся пристальнее, действительно, в одном месте лес не такой густой и старый. Могучих деревьев нет, но и те, что растут нам с нашей бензопилой не одолеть. То есть спилить-то несколько десятков деревьев можно и продвинуться метров на пятьдесят за день…. До прииска такими темпами мы доберемся за несколько лет.
Что же делать? Может двинуть пешком? Двести километров по тайге? Двести километров пешком, да еще с солидной поклажей. Вы когда-нибудь видели тайгу? Попадаются места, сплошь заросшие, заваленные слоями упавших деревьев, абсолютно непроходимые. Которые можно только обойти стороной, делая километровые крюки. Да, при этом еще тучи комарья и гнуса, которые пробиваются через любую спецодежду. А как в ней ориентироваться? А дикие животные — медведи, например. Неужели вся подготовка зря?
Но бурят, загадочно щурится и говорит, что нужно подумать. Типа, как в том анекдоте про чукчу и застрявший вездеход? «- Водка давай, совет будет?» И получив водку, советует: «- трактор надо…». Даем, однако, нашему сопровождающему пятисотрублевую бумажку. И получаем совет. Надо идти к Василию Никифоровичу. Тот, якобы, знает иную дорогу на прииск, и, говорят, ходил туда неоднократно. Может, согласится стать нашим проводником. Утопающий хватается за соломинку. Никакого иного варианта у нас попросту нет. Едем к Василию Никифоровичу.
Василий Никифорович оказался, на вид крепким старичком с очень сморщенным лицом, изборожденным глубокими морщинами, и тоже бурятом. И встретил нас весьма неприветливо. Наш бурят, представив нас, как москвичей, ретировался.
— Что, тоже пещеры ищете? — тон вопроса не предвещал ничего хорошего.
Мы объяснили, что ни о каких пещерах и слыхом, не слыхивали, что мы здесь чисто по государственным делам, показали свои красивые гербовые бумаги. Что нас интересует только заброшенный прииск и за любую помощь в этом направлении, готовы хорошо заплатить. Понемногу старик оттаял. Мы угостили его водкой. Он немедленно зажег древнюю спиртовку, поставил закопченную кружку с водкой на огонь. Затем снял с гвоздя на стенке какой-то здоровенный кисет, вытащил оттуда засохший лист, покрошил его в кружку и стал прямо пальцем помешивать в кружке.
Боясь спугнуть возникшее легкое взаимопонимание, мы ничего не спрашивали по поводу этой операции. Наконец, решив, видимо, что зелье достигло нужной кондиции, Василий Никифорович быстро задул спиртовку и сделал из кружки добрый глоток. С минуту посидел с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к процессу проникновения алкоголя в организм. А потом, вместо закуски, закурил трубочку. В три глотка кружка была осушена. Мы плеснули по новой. Ритуал со спиртовкой и листиком был повторен, но пить старый бурят больше пока не стал, просто посасывал трубку. Понемногу образовалась нить разговора.
Василий Никифорович, помимо чисто русского имени, прекрасно говорил по-русски, иногда только растягивая окончания некоторых слов. Он жил здесь всю жизнь, в пятидесятых годах работал секретарем местного сельсовета, слышал историю про Люйский прииск и даже однажды там побывал. В пятидесятых годах….
Сколько же ему лет? Под девяносто, что ли?
Жизнь шла нормально. Но несколько лет назад в поселке объявилось пятеро молодых людей — ленинградцев. Они шныряли по поселку, поили всех спиртом и выспрашивали про прииск и про пещеры в горах. Были и у него. Он показал им лишь направление и нарисовал местоположение прииска. Через несколько дней молодые люди ушли в тайгу, причем не в сторону прииска, а значительно правее. С тех пор их никто не видел.
Недели через три в поселок понаехало множество милиционеров и, некоторые из них, в немалых чинах. Затем прилетели на вертолетах люди из МЧС, говорят, с заместителем самого Шойгу во главе. Оказывается, один из парней был сыном кого-то из ближайшего окружения российского Президента. На поиски был мобилизован весь поселок. Над тайгой несколько дней кружили вертолеты…. Нашли только троих с объеденными лицами и конечностями. Двоих так и не нашли.
Три дня Василий Никифорович просидел в местной кутузке. Его обвиняли в том, что он был проводником у этих ребят, а потом бросил их в тайге, хотя это не так. Обещали упечь в тюрьму навсегда, если не расскажет. Но потом выяснилось, что он безвылазно сидел в поселке и даже хворал. Его выпустили. Такая вот история приключилась. Старичок прикончил и вторую кружку, по-прежнему беспрерывно дымя трубкой.
Как водится, налили и третью.
— А что за пещеры искали эти ленинградцы? — это Сухарь нейтральным голосом, так, между прочим, для поддержания разговора.
— Пещеры? Это, о! Это великая тайна нашего народа! — Василий Никифорович, похоже, «поплыл», глотнул из кружки и запыхтел уже погасшей трубкой. Еще бы. Такая доза, да еще с закуской в виде табачного дыма. Тут и Старику, пожалуй, хватило бы.
— Слушайте. — Он чиркнул спичкой, разжигая потухшую трубку.
— Давным-давно, мой народ жил на севере теперешней Монголии. Страна наша называлась Гэсэр и правил в ней мудрый Мэргэн. Но вот однажды прискакал к нему монгольский князь Тэмуджин, по-вашему, Чингисхан, и сказал: — я иду на запад завоевывать Вселенную, пусть твое племя вольется в мое войско. Мэргэн собрал совет старейшин, и все решили — нет. Нет, — сказал Мэргэн Тэмуджину, — мы скотоводы и предки наши были скотоводами, мы любим свой край, мы останемся. Тэмуджин разгневался и сказал: — ты, мой названный брат. (По преданиям Мэргэн помог Тэмуджину бежать из рабства.) — И я тебя не трону, но даю два дня и три перехода, чтобы твой народ ушел из этих мест навсегда. Иначе все станут моими рабами.
Старичок сделал еще глоток из кружки: — у нас было много храбрых и умелых воинов, и они не посрамили бы своего рода. Но Тэмуджин покорил уже тысячу племен. Когда шло его войско, на земле наступала тьма, пыль, поднятая копытами лошадей, заслоняла солнце. И мои предки ушли на север, в южное Забайкалье. Там они научились ловить рыбу, строить деревянные дома, добывать золото.
Прошло много-много лет. Люди жили богато. И тогда Бурхан, вождь бурятского народа, повелел воссоздать из золота мудрого Мэргэна и поклоняться ему. Но с юга снова пришли завоеватели. Это были уйгуры. Они хотели отобрать наших лошадей, наших женщин, наше золото. Они не щадили никого, убивали даже младенцев. Мой народ защищался. Но уйгурам помогали китаты. И Бурхан повел всех вдоль Байкала на север. Они нашли в горах древние пещеры и поселились в них. Прошло время. Уйгуры ушли из наших мест, и мои предки возвратились назад. Но золотая статуя Мэргэна, и все золотые вещи были оставлены в одной из пещер, их охраняли наши шаманы. Чтобы никто больше не польстился на наши богатства. Их и сейчас охраняет дух Эжин. Каждого, кто пытается их найти, ждет смерть….
— Это Эжин погубил их. Они шли искать золотого Мэргэна….
Василий Никифорович сделал последний глоток из кружки, поднял ко рту руку с трубкой и вдруг уронил ее. Он спал. Сидя.
На следующий день мы с утра подъехали к дому Василия Никифоровича. Он сидел на завалинке и дымил трубкой. Вы не знаете, что такое завалинка? Это, наверное, чисто сибирское изобретение. Дом обкладывается землей высотой до метра, земля укрепляется досками или тонкими бревнами. И готово, есть, где посидеть. А, если серьезно, то подобное сооружение спасает зимой от любых морозов.
Естественно, мы пришли не с пустыми руками, ожидая увидеть деда в жутко похмельном состоянии. Но он был относительно свеж. Буркнув что-то типа, еще не время, Василий Никифорович, тем не менее, ловко уволок, ласково звякнувший полиэтиленовый пакет, внутрь дома.
Вышел с неизменной трубочкой в зубах. Мы снова заверили, что нас интересует только дорога на прииск, что у нас нет никаких намерений, тревожить дух Эжина (или Эжин), что пещеры нам глубоко побоку, а вот прииск вновь должен давать государству золото.
Разговор возобновился, но с неизменным отрицанием участия в этом полезном для государства деле со стороны Василия Никифоровича. Никакие посулы не могли его убедить. Не знаю. Не помню. Не могу. Нет. Ну, чисто красный партизан, на допросе у Колчака. Когда мы дошли до того, что заслуженные ветераны должны передавать свой опыт молодежи, он вдруг сдался. С чего, мы так и не поняли. Может это особенность загадочной души бурятского народа. Не одни же славяне с загадочной душой.
Он сказал: — Поехали.
Помните Юрия Гагарина? Той же ликующей нотой прозвучало это простое слово и в наших ушах. Мы вкинули деда в джип, пока он не передумал. Ехать пришлось на противоположную окраину поселка. Дед только указывал направление трубкой. Приехав на окраину, сворачиваем направо и двигаемся по донельзя разбитой проселочной дороге. Но джипу это нипочем. Приезжаем на берег какой-то речки, здесь нам дорогу перегораживает что-то вроде карьера. Останавливаемся. Смотрим на проводника.
— Здесь, наши щебень берут, — выдает он нам ценное знание и продолжает, — спускайтесь вниз. Мы спускаемся на дно карьера.
— Вот, — он тыкает трубкой направо, — будете все время ехать по руслу реки, никуда не сворачивая. Это и есть Люя. Она приведет вас прямо к прииску.
Приглядываемся это и впрямь русло реки. Сухое русло шириной метров десять. Местные приспособились брать здесь щебенку. Вопросы к деду: что, как и почему. Выясняется, что во время строительства БАМа (Байкало-Амурская магистраль, кто не знает) что-то было нарушено в водной системе под землей. Перестали бить родники и ключи, пропали многочисленные ручьи, высохли некоторые реки. Вот они — плоды неразумного вмешательства человека в природу.
Дальше мы поедем без деда. Отвозим его назад в поселок, пытаемся всучить какие-то деньги. Он бурчит что-то типа «расчет по возвращении» и уж совсем мрачное «если вернетесь…». Но нам не до пессимистических высказываний Василия Никифоровича. Впереди забрезжила искомая заманчивая цель.
Едем по высохшему руслу реки, дно удивительно ровное, щебенка и песок. Но скорость движения маленькая, Реку то и дело перегораживают упавшие деревья. В некоторых случаях вездеход без труда их переезжает, чаще приходится пускать в ход бензопилу. Попадается много здоровенных камней и обломков скал. Иные удается объехать, другие оттаскиваем в сторону с помощью встроенной на джипе лебедки.
Останавливаемся пообедать в три часа дня. На спидометре 26 километров. За четыре часа. Очень даже неплохо. Двое суток, и мы будем на месте. Договорились, каждый дежурит по одному дню, поочередно. В обязанности дежурного входит выбор места привала, раздача съестных припасов, разведение костра и прочие путевые мелочи. Первым дежурить выпало Старику. Он уверенно тыкает рукой в сторону большого плоского валуна у берега и тащит туда сумку с едой и питьем.
В мои функции сегодня входит охрана рубежей привала. Эти обязанности исполняют поочередно, кроме меня, Сухарь и Старик. От этого избавлен Леонид, не потому, что он не умеет стрелять, стрелять умеют все, а потому что его основная функция постоянная — водитель. А водить в наших условиях весьма непросто. Я вскидываю «Тайгу» на плечо и, не спеша, продвигаюсь вперед по руслу реки. Все мы в спецкомбинезонах и накомарниках, что не здорово, конечно, но без этого просто съедят. Комары и гнус висят над каждым плотной тучей. Гнус — это такая маленькая мошка, которой, слава богу, нет в Беларуси, пробирается через любую защиту. Во время еды остается открытым только рот, а все лицо обильно сбрызгивается специальным реппелентом, запах которого недолговременно отпугивает этих тварей. Хуже всего, во время отправления естественных надобностей по большому.
Вдруг сзади протяжный жалобный вопль, машинально сдергиваю карабин с плеча и оборачиваюсь. Кричит Старик, закрыв лицо руками. Что-то случилось. Сухарь бежит к джипу. Леонид наоборот бежит от джипа по направлению к Старику. Слегка пригнувшись, передергиваю затвор, загоняя патрон в патронник. Озираюсь по сторонам, никакой визуальной опасности.
Леонид орет Старику: — убери руки от лица, не три!
В это время от джипа возвращается Сухарь с пластмассовой канистрой в руках и плещет прямо из канистры в лицо Старику. Укусил кто-то ядовитый, мелькает мысль. Подбегаю к ним. Сухарь губкой трет лицо Старику, а Леонид льет ему на руки из канистры. Старик открывает выпученные глаза, из них льются самые натуральные крупные слезы, нос распух, горло, наверное, сдавило спазмами, силится что-то сказать и не может.
Леонид и Сухарь неожиданно грохаются задами на речной щебень и начинают хохотать. Подключаюсь к ним и я, скорее, на нервной почве. Старик тычет рукой куда-то себе под ноги и возмущенно таращит глаза. Новый взрыв хохота. У ног Старика обычный антикомариный баллончик.
Ага. И он так думал, прыснув себе в лицо. А баллончик-то оказался антимедвежий. Прихватил два таких баллончика из Москвы Сухарь, выманив у знакомых охотников. Баллончики заряжаются жуткой перцовой смесью и слезоточивым газом. Производят их американцы. А служат они для того, чтобы служители отгоняли от себя медведей в Йеллоустонском заповеднике, дабы и себя сохранить, и зверю вреда не причинить. Вверху баллончика эмблема фирмы-производителя, что-то черное, вроде силуэта комара или паука, на красно-желтом фоне. А читать-то по-английски недосуг….
К счастью, по отношению к животным — американцы великие гуманисты (чего не скажешь об их отношении к людям), поэтому часа через три Старик уже в норме. В течение этого времени, изрядно напуганные его обличьем, мы всячески старались устранить последствия воздействия «антимедвежина», в основном, путем промывания и полоскания. В захваченном с собой Справочнике по оказанию скорой и неотложной помощи под редакцией академика Е.И. Чазова по этой части ничего не было. Естественно, не могло быть рецептов противоядий от этой смеси и в Справочнике путешественника и краеведа под редакцией академика С.В. Обручева. Кстати обе эти книги должны быть в рюкзаке каждого кладоискателя, особенно таежного.