– Я ни в чем себе не отказываю и не отказывал.
– Вы в этом уверены?
Хавьер нахмурился.
– Графский титул все так же при мне, и я исправно выполняю все обязанности, которые возлагает на меня титул. У меня есть дом в Лондоне, слуги, которым я регулярно выплачиваю жалованье. И как раз сейчас у меня полон дом гостей, о которых я, как могу, забочусь и стараюсь, чтобы они были всем довольны, хотя некоторым из них очень трудно угодить.
Хавьер понимал, что его слова пусты. И поместье свое и дом он полностью отдал на попечение слуг. Гости были вполне способны позаботиться о себе сами. Никто не нуждался в его опеке, кроме него самого, и никому до него не было никакого дела.
Но так было всегда. Оставшись сиротой еще во младенчестве, Хавьер привык к одиночеству. Он умел занять себя, когда еще лежал в колыбели. Мальчишкой он придумывал самые изощренные шалости; когда подрос, журнал ставок в «Уайтс» служил тем же целям: прославить его любым способом. Граф по крупицам собирал дурную славу, как иной на его месте собирал бы коллекцию старинных монет. Он очень рано уяснил для себя, что правда не имеет веса в этом мире, важна лишь репутация. Слухи, которые не находят ни подтверждения, ни опровержения, лишь поднимают его в глазах бомонда.
Но какую цель он преследовал, заставляя высший свет говорить о себе? Граф обрек себя на изоляцию, он не мог позволить себе ни минуты искренности, вынужденно меняя одно стандартное выражение на другое. Вся его жизнь была сплошной игрой на публику, в которой не осталось места искренности.
Но мисс Оливер не желала довольствоваться тем, что устраивало всех прочих. Ей нужна была правда.
Луиза наклонилась над столом, и ее лицо вновь попало в круг света. Маяк в ночи, дающий надежду. Надежду призрачную и такую желанную. Ну вот, снова ему на ум приходят поэтические сравнения, хотя его желание вполне приземленное.
Хавьер желал мисс Оливер, желал отчаянно, и с трудом держал себя в руках. Луиза была права: он многого лишился в погоне за сиюминутной славой, в том числе и права искать благосклонности порядочной женщины, такой, как Луиза.
Граф оперся локтем о подлокотник кресла и прикрыл глаза ладонью. С глаз долой – из сердца вон, если бы все было так просто!
– Вам действительно многое дано, – сказала Луиза. – Если бы вы только захотели с умом распорядиться этим богатством.
Хавьер мог делать вид, что считает ее обвинения безосновательными, но себе он лгать не хотел. Больше не хотел.
Граф резко встал, подошел к камину и обеими руками схватился за полку.
– Зачем вы все это говорите? Чего вы хотите от меня?
Ее голос, звучащий у него за спиной, был тихий и спокойный:
– Я прошу вас лишь о том, что вы сами хотите дать. И вам решать, что это будет.
– И с какой стати вы вообще меня о чем-то просите? – Его сердце учащенно забилось, голос стал хриплым. От гнева? От обиды? От невыносимого желания? Хавьер не знал. Он знал лишь, что переполнен до краев, и то, что его переполняет, чем бы оно ни было, требует немедленного выхода.
– Потому что никто другой никогда вас об этом не просил.
Хавьер до ломоты в пальцах сжимал мрамор. Она не имела права так обращаться с ним, но в ее словах не к чему было придраться.
Да, его труды не пропали даром. Графа считали незаменимым на светских раутах, где богатые бездельники коротали время без какой-либо пользы для себя и окружающих. Без него не мог обойтись ни один бал, ни один маскарад. Но там, где происходило что-то действительно важное, в нем не было нужды.
Ему бы хотелось доказать самому себе, что это не так, но ни один из доводов, которые он мог бы привести в свою пользу, не выдерживал критики. Даже присутствие рядом с ним Луизы было следствием обмана, хитроумного трюка. Он приманил ее к себе книгами, а семейные тайны использовал как предлог, чтобы связать мисс Оливер обещанием. Одним словом, он поставил на ее любознательность и ум в надежде, что они принесут ему десять фунтов и поддержат его репутацию.
Репутацию, которая, возможно, перестала иметь для него значение. Возможно.
И все же: кто он? Хавьер или Алекс? Все так мучительно переплелось. Но, кем бы он ни был, граф хотел, очень хотел убедить Луизу в том, что он – не пустышка. Может быть, именно потому, что она первая догадалась заглянуть под маску и увидела там что-то ценное.
Хавьер хотел, чтобы она смотрела на него, хотел, чтобы она думала о нем. И, если он поцелует ее… когда он поцелует ее, пусть мисс Оливер захочет, чтобы этот поцелуй длился вечно.
Луиза коснулась его плеча, и он вздрогнул. Хавьер не слышал, как она приблизилась. Луиза задержала руку всего на секунду-две, словно говоря ему: «Остынь».
И он обернулся к ней, вымучив улыбку.
Должно быть, мисс Оливер увидела в его лице что-то жуткое, потому что тут же отступила на шаг.
– Мне кажется, вам хочется побыть одному. Спокойной ночи и счастливого Рождества. Прошу меня простить.
Она попятилась к двери, и в этот момент Хавьер обрел дар речи.
– Подождите, пожалуйста. – Он провел рукой по волосам. – Прошу вас, Луиза, не уходите. Не уходите вот так.
Граф не хотел продолжения допроса, но он также не хотел, чтобы она ушла раньше, чем он ответит ей. Или себе.
Луиза остановилась.
– А как я должна уйти? Вы хотите, чтобы перед уходом я порекомендовала вам книгу? «Чистилище» вполне устраивало ваших предков, а ваши предки вполне устраивали королеву.
– Нет. – Хавьер с шумом втянул воздух. – Луиза, нам ведь не обязательно говорить только о книгах, верно?
Она отвернулась, уставившись в темный угол.
– Нам вообще не обязательно говорить. Я здесь лишь гостья на вашем празднике, и когда веселье становится для меня слишком утомительным, я сбегаю сюда, чтобы отдохнуть от того, что зовется реальным миром.
– Я понимаю, – ответил Хавьер. Руки его бессильно повисли вдоль тела. – Да. Я… Мне не следовало ни на что рассчитывать.
Он чувствовал себя раздавленным, униженным. Он видел жалость в ее глазах, и ему хотелось умереть.
Но Луиза не торопилась уходить. Чуть склонив голову набок, она сказала:
– Я вас предупреждала, чтобы вы не ждали от меня привычной для вас реакции.
Луиза присела на корточки перед камином и протянула руки к огню. На ее лице, на руках, на платье играли золотистые блики.
– В романе, – сказала она, – кто-нибудь непременно прервал бы наш разговор в самый решающий момент.
Хавьер стоял навытяжку, как оловянный солдатик.
– Неужели решающий момент в нашей беседе еще не наступил? Я думаю, что мы миновали как минимум двенадцать таких моментов. Мне не остается ничего другого, как пойти спать. Лечь и укрыться одеялом с головой.
Хавьер не раз проворачивал этот трюк с Локвудом: сказать правду таким тоном, чтобы она звучала как ложь. И маркиз всегда попадался на удочку.
Но не Луиза. Она лишь смотрела на огонь сквозь волнистое стекло экрана.
– Не самый лучший способ провести рождественскую ночь, верно?
У Хавьера дернулась скула. Что на это ответить? Разубеждать ее не имело смысла: в лучшем случае она пожмет плечами, в худшем – уйдет.
Ему не хотелось, чтобы она уходила, и не только из-за пари с Локвудом.
– Верно, – согласился он. – И рождественский день прошел далеко не так, как мне бы хотелось.
Мисс Оливер выпрямилась во весь рост – грациозная и легкая, как балерина.
– А как бы вам хотелось его провести? – Ее взгляд был направлен не на него, а куда-то в сторону, в направлении стола, за которым они недавно сидели.
Вот как. Она нервничает? Выжидает?
Ясно одно: она к нему небезразлична. Хавьер как опытный мужчина с легкостью распознал сигналы, которые Луиза, сама того не желая, посылала ему. Он знал, о чем говорило ее частое прерывистое дыхание и яркий румянец щек.
– Трудно сказать, – ответил Хавьер. – Полагаю, что лучший подарок тот, о котором мы даже не мечтаем.
– Например, вопиющая честность? – Она улыбнулась, и на его душе стало чуть-чуть светлее.
– Вроде того. Бог даст, и я осознаю, что вы меня облагодетельствовали, и тогда моя благодарность вам будет безграничной.
Луиза рассмеялась, и ее руки вспорхнули к груди.
На этой легкой ноте он мог бы завершить разговор. Они бы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам, не держа друг на друга зла. Как друзья.
Но Хавьер решил поступить по-другому.
Он проследил взглядом за движением ее рук с узкими ладонями и длинными пальцами. Обычно такие руки бывают у людей творческих: художников, музыкантов. Впрочем, Луиза тоже была натурой творческой, только талант у нее был не обычный – талант наблюдателя, и плодом ее творчества была песня правды – звонкая и щемящая.
Руки мисс Оливер замерли на груди, затем скользнули вниз, разглаживая складки на платье, и вновь устремились вверх.
Нет. Она была к нему неравнодушной.
– Чего вы хотите на Рождество? – спросил Хавьер. – Давайте я угадаю? Не может быть, чтобы вы пожелали что-то такое, чего я не мог бы для вас сделать.
Она встретилась с ним взглядом и крепко сжала руки, держа их перед собой как щит. Что же она хочет защитить от него? Шею? Грудь? Сердце?
– О чем вы, Алекс? Вы уже сделали мне подарок, пригласив к себе. А моя работа по расшифровке вашей семейной истории будет моим подарком вам. Так что мы квиты.
– Я восхищаюсь вашим умением выражаться кратко и по существу. Жаль только, что вы запретили мне делать комплименты относительно вашей внешности. Или вы передумали?
Луиза покачала головой.
– Прошу вас, не надо. Не надо фальши. – И тут же безвольно опустила руки. – Прошу вас, – еле слышно повторила она, – не надо фальши.
Он неотрывно смотрел на ее губы, такие нежные и подвижные.
– Комплимент не всегда бывает фальшивым, – сказал граф.
Но шаг навстречу сделал не лорд Хавьер, а Алекс, и этот шаг был робким и нерешительным. Он взял Луизу за руки и, не смея дышать от волнения, привлек к себе.
– Ни слова фальши, – прошептал граф.
Ее глаза словно смотрели ему в душу.
– Тогда что вы мне дадите? – выдохнула она.
– Все, что мне будет дозволено дать. – Пожалуйста, не отталкивай меня, заклинал Хавьер ее взглядом, потому что иначе я пропаду, пропаду навсегда, и все, что от меня останется, это нарядная обертка, скрывающая пустоту.
Почти невесомо он коснулся рукой плеча Луизы, скользнул вниз, вдоль верхней части лифа. Граф не дотрагивался до ее груди, он даже не касался обнаженных участков ее тела, лишь ткани.
И она его не оттолкнула.
Тогда Хавьер позволил себе чуть больше: по шее вниз, под лиф. Не встретив сопротивления, пошел еще дальше: под тонкий батист нательной рубашки, оторочку корсета. Луиза судорожно вздохнула, но не оттолкнула его.
– В романе, – сказал Хавьер, повторяя ее слова, – нам непременно кто-то бы помешал в этот момент, сделав тем самым большое одолжение.
Губы Луизы дрогнули. Она замерла, боясь пошевельнуться. Граф закрыл глаза, склонил голову и вдохнул лилейный аромат ее волос.
– Потому что мы боимся, что, начав, не сможем остановиться, и не знаем, хотим ли останавливаться.
Его слова были как заклинания. Он шептал их между поцелуями, которыми покрывал ее лицо, шею. Откуда он брал эти слова? Хавьер так глубоко понимал ее или это был лишь бездумный шепот страсти? Должна ли Луиза позволить ему это делать, притворяясь безучастной и в то же время тая под его ласками?
От чего ей так сладостно жарко? Огонь полыхал в ней, неукротимый, жадный. Еще немного, и от нее не останется ничего, кроме горстки пепла.
– Вы правы, – сказала она. – Я не хочу, чтобы вы прекращали. Пусть это длится вечно.
– И при этом вы утверждали, что я не хочу никого соблазнять, – напомнил ей Хавьер.
– Вы не хотите. – Ее горло сжалось, и голос слегка охрип. – Если бы вы хотели, получили бы желаемое.
Хавьер отстранился и в недоумении уставился на мисс Оливер.
– Вы себя имеете в виду? – спросил граф, продолжая рассеянно поглаживать ее ключицу.
– Вы можете быть весьма убедительным, – пробормотала Луиза. Ее глаза были полуприкрыты, а голова наклонена набок. – И вас трудно назвать пугалом. Как правило, я могу смотреть на вас, не испытывая тошноты.
Мисс Оливер застала его врасплох. Ему понадобилось добрых три секунды, чтобы переварить сказанное ею. И тогда…
Он рассмеялся.
От души. Неудержимо. Держась за живот.
И как же хорошо было смеяться, не помышляя о том, какое из пронумерованных выражений было бы наиболее уместно в данной ситуации! Еще лучше, чем он себе представлял.
Хавьер с трудом унял смех и выпрямился.
Луиза озадаченно смотрела на него.
– Надо полагать, это я вас рассмешила?
– Ей-богу, я не помню, когда в последний раз так смеялся. Возможно, это со мной впервые в жизни.
– Тогда, наверное, вы не о том разговариваете или не с теми.
Хавьер покачал головой, любуясь мисс Оливер. Она стояла скрестив руки перед собой, словно хотела закрыть тело, которого он касался всего несколько мгновений назад.
– Вы очень… – начал граф и замолчал. Ни он, ни она не были готовы к тому, что он хотел сказать и потому Хавьер придумал иную концовку: – Вы очень необычно выражаетесь.
– Не сказала бы. – Луиза улыбнулась, словно месяц выглянул из-за туч. – Просто вы вызываете у меня любопытство, Алекс.
И вдруг, шелестя шелками, она подалась ему навстречу и прижалась губами к его губам. От неожиданности граф оторопел, его глаза широко открылись, но оторопь продлилась не больше мгновения. Веки, отяжелев, опустились, и он ответил на страстный призыв ее нежных губ.
Но где-то на периферии сознания все же успела промелькнуть мысль, что они не герои романа, а Луиза не куртизанка.
Хавьер прервал поцелуй и попытался сказать:
– Мы не должны…
Но она закрыла ему рот поцелуем. И дальше все было как в тумане.
А потом вновь просветление и голос совести:
– Луиза, мы… Каждый поступок имеет последствия.
Она намертво вцепилась в него.
– Я лишь хочу лучше вас узнать, Алекс, – прошептала мисс Оливер ему на ухо.
Алекс – сколько таинственного обещания было в звуках его имени.
– Кроме того, – добавила она, – кто может сказать наверняка, что все происходящее – не плод вашего воображения? Кто, кроме нас, может узнать о том, что происходит в этой комнате?
– Это вздор, бессмыслица.
– Не обязательно, – возразила Луиза. – Мы сами пишем наш роман, не так ли? И в наших силах повернуть сюжет туда, куда мы захотим. – Она прикоснулась к мочке его уха и провела по ней языком, оставив горячий и влажный след. Хавьер, вздрогнув, крепче стиснул ее талию.
Как он мог противостоять искушению при такой соблазнительной подаче? Грустное Рождество оказалось не таким уж безрадостным.
Не разжимая объятий, они, с трудом переставляя ноги и путаясь в шелках, двинулись в направлении кушетки, чтобы приступить к написанию следующей главы своего романа.
Глава тринадцатая, содержащая весьма соблазнительные реалии
«Это не ты», – говорила себе Луиза. Наткнувшись на кушетку, она не удержалась и упала навзничь, увлекая за собой Алекса, которого крепко держала за лацканы сюртука.
«Нет, ты», – не без злорадства возразил ей внутренний голос.
Этот странный внутренний диалог, больше похожий на перепалку, продолжался и тогда, когда Алекс придавил ее своим весом. Луиза всегда обходилась той пищей, которую ей давала наблюдательность вкупе с развитым воображением, и сейчас, едва ли не впервые в жизни совершив вылазку в реальный мир, мисс Оливер получила возможность сравнить ощущения.
Хавьер привстал, и Луиза, воспользовавшись передышкой, подтянулась повыше, к спинке кушетки. Реальный мир был наполнен звуками: звуками их тяжелого дыхания, шуршанием шелка по бархату. Устроившись поудобнее, она протянула руки графу:
– Прошу ко мне.
Он рассмеялся, и этот вполне реальный смех вызвал вполне реальный отклик у нее: острое, до боли желание. Хавьер присел рядом на кушетку.
– Я помну ваше платье, – предупредил он.
– Такое случается, – рассеянно заметила Луиза.
– Помятое платье – пустяк, а что до всего прочего… – Вид у него был до смешного трагичный.
– Да будет вам, – поспешила успокоить его Луиза. – Я всего лишь имела в виду, что не мне одной у вас в гостях доводилось помять платье.
Кажется, Луизе не удалось рассеять его опасения.
– Ну… да.
Луиза обвила его шею руками и сцепила пальцы, не давая графу возможности вырваться.
– Вы ведь не подумали, что я намекала на ваши прошлые интрижки? Как бы это было пошло!
Хавьер прищурился.
– Чего вы добиваетесь?
– Хочу узнать, какая ваша кожа на ощупь. И надеюсь, что мне это удастся.
Луиза мысленно поздравила себя с тем, что ей удалось удивить графа. И не просто удивить, а потрясти, судя по выражению его лица. И по той скорости, с которой он избавился от шейного платка.
– Все, о чем я мечтала, – пробормотала Луиза и закрыла глаза. Но закрытые глаза не мешали ей делать новые открытия – когда она узнавала на ощупь мускулистую твердь его груди и обнимавших ее рук, когда вдыхала запах его тела, чистый и пряный.
Он покрывал легкими, как лепестки, поцелуями ее лицо, мочки ушей, шею. И все, что ей было нужно для счастья, это вдыхать его запах, от которого кружилась голова и по всему телу растекалась истома. Но вскоре этих щекочущих поцелуев ей стало мало, тело не просило – требовало большего.
– Перестаньте возиться с моим лицом, пожалуйста, – заявила Луиза чуть осипшим голосом. Прием был позаимствован у тети: нападение – лучшая защита. Под нарочитой грубостью проще всего спрятать уязвимость.
Хавьер отреагировал мгновенно – он отстранился от лица и тут же прижался лбом к ее груди.
– Да. Мы должны остановиться. Вы правы.
Луиза мысленно улыбнулась, поздравив себя с очередной победой. Оказывается, она могла им управлять: незаметно, исподволь.
– Не останавливайтесь, – прошептала она. – Прошу вас, двигайтесь дальше. У меня осталось еще так много мест, которые вы не целовали.