– Не останавливайтесь, – прошептала она. – Прошу вас, двигайтесь дальше. У меня осталось еще так много мест, которые вы не целовали.
Мисс Оливер слегка бросило в жар от собственной дерзости. Так могла говорить Фанни Хилл или синьора Фриттарелли. Это могла сказать женщина, для которой управлять мужчиной ради удовлетворения своих желаний – привычное дело. Но с Луизой дело обстояло совсем не так: желания управляли ею.
Когда граф, застонав, прикусил кожу у кромки лифа, Луиза сама едва сдержала стон.
– В романе, – сказал Хавьер, – я бы покрыл поцелуями все то, что открыто взгляду, а когда вам станет по-настоящему жарко, освободил бы вас от лишней одежды, предоставив губам новое поле для деятельности.
По ее телу пробежала дрожь. Теперь Луиза, даже если бы захотела, не смогла бы открыть глаза.
– Мне бы хотелось прочесть этот роман.
И ей действительно хотелось. Отчаянно хотелось. И все эти шелка казались досадной помехой на пути к желаемому.
Все ее тело превратилось в один тугой узел желания. Что же с этим делать? Если она даст ему волю, то оно уничтожит ее, лишит будущего. Она не могла пойти у него на поводу.
Но можно найти компромисс.
– Можем ли мы сделать нечто такое, – выдавила из себя Луиза, в то время как рука графа начала скользить по ее груди, – что не было бы… непоправимым?
Хавьер замер, уставившись на свою руку с таким видом, словно не вполне понимал, что она делает на теле мисс Оливер.
– Да. Есть много вариантов.
– Так мы продолжим?
Он посмотрел ей в глаза. Сейчас Луиза уже жалела о том, что в комнате было такое скупое освещение. Если бы лампу перенести со стола сюда, поближе к кушетке, она смогла бы разглядеть его лицо во всех подробностях и, возможно, смогла бы догадаться, что именно оно выражает. Владел ли графом тот же пыл? Или желание угодить ей? Хватит ли у него здравого смысла не отвергать ее предложение с ходу?
– Как пожелаете, булочка, – сказал он и улыбнулся. Чтобы разглядеть его улыбку, яркого света не понадобилось. Хавьер улыбался задумчиво и немного устало. Но руки его не знали устали. Они действовали уверенно и смело.
Все эти бесконечные ярды смятой ткани громоздились стеной в районе ее бедер, закрывая Луизе обзор. Она приподнялась, но тут же услышала строгое:
– Лежите. Позвольте мне вас удивить, если это вообще возможно.
Ей оставалось довольствоваться тем, что она видела его лицо – со сдвинутыми бровями, крайне сосредоточенное.
– Вы похожи на археолога, занятого раскопками какой-то древней реликвии, – сказала Луиза.
– Какое отвратительное сравнение, – не поднимая головы, бросил Хавьер. – Разве под слоями всех этих чертовых тряпок можно что-то откопать? А, вот мы и на месте.
Судя по ощущениям, теперь кроме тонких шелковых чулок ее тело ниже линии бедер ничего не укрывало. Луиза судорожно втянула воздух, вздрогнув от горячего прикосновения его пальцев к обнаженному телу.
– А вот это и вправду похоже на чудо, – сказал Хавьер. – Только причем тут археология? Скорее, здесь мы имеем дело с чудесами анатомии. – Его пальцы скользили по внутренней стороне бедра вверх и вниз. – Или, возможно, поэзии. – Один из пальцев продолжил движение в неожиданном направлении. – Или даже теологии. А может, философии. Чего-то такого, о чем никто не имеет ясного представления.
Еще одно движение пальцем, и Луизу бросило в дрожь.
– Я… Я не знаю, – задыхаясь, с запинкой проговорила она. – Это для меня новая область исследования. Но со временем, надеюсь, я смогла бы точнее определить, с чем мы имеем дело.
Граф окинул ее скептическим взглядом и покачал головой, посмеиваясь про себя.
Он редко смеялся, и, возможно, это было к лучшему. Потому что, когда смеялся, Луиза испытывала почти болезненное тиснение в груди. Его нежность была почти невыносимой, и, если бы она только могла, отдала бы себя целиком…
Но, дабы избежать необратимых последствий, приходилось довольствоваться…
– Сделайте это еще раз, – сказала Луиза. – Пожалуйста.
И он внял ее просьбе. И еще раз. И еще. А ей все было мало. Ей хотелось, чтобы этот невыразимый поток ощущений не истощался.
– Алекс, – застонала она, – прошу вас…
– Вы становитесь более вежливей, когда по-настоящему хотите что-то получить, – заметил он и, прижавшись губами к ее ключице, просунул палец внутрь.
Хавьер был в ней и над ней, его пальцы дарили наслаждение, а губы рождали жаркие сполохи желания, и внезапно наслаждение переполнило Луизу и хлестнуло через край. Волна откатила, но Луиза все еще продолжала вздрагивать, дыша часто и прерывисто.
Должно быть, граф понял, что с ней, потому что его рука прекратила движение, он выпрямился и сел рядом.
На мгновение мисс Оливер испытала облегчение из-за того, что все закончилось. Ее тело обмякло, вся она стала расслабленной, словно бескостной. Ей было жарко и немного стыдно.
Преодолевая истому, Луиза, опираясь на локти, подтянулась, оказавшись лицом к лицу с Хавьером. Теперь, когда низ целомудренно прикрывали юбки, она, пожалуй, могла бы даже внушить себе, что ничего не было. Если бы пережитое не оставило после себя не только неизгладимые воспоминания, но и вполне реальные ощущения. Луиза и представить не могла, что желание может быть настолько острым, а утоление его таким сладостным.
Что это было? Она забылась в пылу страсти или, наоборот, обрела себя?
Тот же вопрос она могла бы адресовать лорду Хавьеру. И хотя она называла его Алексом, для всех окружающих он оставался тем, кем был: лордом Хавьером. И эта вспышка страсти была лишь мимолетным эпизодом, прочитанной и забытой страницей романа.
Она должна была показать ему, что для нее все именно так и обстоит.
– Большое спасибо. – Луиза встала и расправила смятые юбки. Они больше не походили на вздыбленную застывшую волну, но все равно представляли собой преграду иного рода. – Вы сделали мне чудесный подарок к празднику.
Граф смотрел на нее во все глаза. Его левая рука, все еще влажная и липкая, повисла в воздухе.
Мисс Оливер отвела глаза, искоса наблюдая за тем, как он неторопливо поднимается с кушетки и подходит к камину. Его поза ничего не выражала, а лицо находилось в тени.
– Пожалуйста, повернитесь, чтобы я могла увидеть ваше лицо, – сказала Луиза. Она поежилась, обхватив себя руками. Странно, как холодно стало вдруг в комнате.
Хавьер повернулся ровно на девяносто градусов, явив ей точеный, словно на римской монете профиль. Точеный и совершенно непроницаемый. Без ключа не расшифровать, как записи, которые они вместе изучали.
Луиза не стала ходить вокруг да около.
– Признаюсь, не так я хотела отпраздновать прорыв в криптографии. Но вышло неплохо, вы согласны? Я взломала код, а вы пробили брешь в моей обороне. То есть попросту задрали мне юбку.
Он опустил голову и, пусть нехотя, улыбнулся.
– Я просила вас не подсовывать мне фальшивку. И то, что я получила, было самым что ни на есть настоящим. Так что – спасибо вам.
Граф не вздохнул, чего можно было ожидать, а выдохнул – с громадным облегчением.
Ах, ну конечно. Хавьер просто был напряжен. Он ведь… не выпустил пар.
Следовало ли ей предложить ему свою помощь в этом вопросе? Нет, ее покоробило при одной мысли об этом. Хватит впечатлений на один день. Луизе еще предстояло хорошенько все обдумать и разложить по полочкам. Лишь после этого она будет готова к новым открытиям.
Наконец, граф прервал молчание.
– Это все, чего вы хотели, Луиза?
Сказать что-то еще у него просто не хватило духу.
Мисс Оливер смотрела на него темными колдовскими глазами.
– Пока – все. – Она казалась настороженной. Ее пальцы нервно теребили кружевную отделку лифа.
Граф даже не видел ее грудь. Он просто «расчистил площадку» для того, чтобы вдохнуть в нее жизнь. Или подарить, как говорят французы, «маленькую смерть».
Хавьер прислонился к каминному порталу, чувствуя, как поджариваются его спина и ноги.
– Будь на вашем месте любая другая женщина, я бы сказал, что вы просто не знаете, о чем говорите. Но, поскольку вы всегда знаете, о чем говорите, я вынужден вас спросить о том, каково будет ваше следующее желание.
Луиза натянуто улыбнулась.
– Не беспокойтесь, я не стану предъявлять вам требования. Мы не совершили ничего непоправимого и потому, примите мои уверения, мне от вас больше ничего не нужно.
Если бы она протянула ему горсть монет и приказала вернуться сюда в то же время через неделю, он не испытал бы большего унижения.
– Уверяю вас, я абсолютно не заинтересован в том, чтобы исполнять ваши прихоти по первому требованию.
Мисс Оливер отшатнулась, как от пощечины, и оказалась в тени.
– О! – тихо воскликнула она.
– Я сказал «по требованию», Луиза.
Она повернула голову, бросив на него косой взгляд.
– О чем вы?
– О том, что мне не нравится, когда меня используют, – пробормотал граф. – И я не хочу никого использовать.
– О чем вы?
– О том, что мне не нравится, когда меня используют, – пробормотал граф. – И я не хочу никого использовать.
– Ах, вы об этом, – сказала мисс Оливер, на этот раз тихо и задумчиво. – Да, я понимаю.
– Понимаете? Мне так не кажется. – Хавьер отвернулся, уставившись на огонь. Если бы этот огонь мог разогнать стылый мрак в его душе.
Он все еще чувствовал на пальцах липкую субстанцию. Луиза доверилась ему, а он залез ей под юбку. И то, что ей это понравилось, не имело значения. Ему не следовало этого делать. Граф никогда не сможет доказать мисс Оливер, что он – не пустышка лорд Хавьер, искатель скандальной славы и сластолюбец. Не сможет – поскольку соблазнил ее и вовлек в скандальную связь со сластолюбцем.
– Я правда понимаю, Алекс, – тихо, словно боясь его разбудить, произнесла Луиза. – С тех пор, как вы процитировали Данте, я знаю, что вы не пустышка. И… мне это нравится.
– Если я не пустышка, то кто? – Граф изо всех сил старался не показать своих чувств. От натуги даже грудь заболела.
– Я не могу ответить на этот вопрос, если вы не знаете на него ответа.
Хавьер с подозрением посмотрел на нее. Луиза улыбнулась.
– Но я помогу вам найти ответ. Для начала мы вместе расшифруем историю вашей семьи. Потом придумаем сногсшибательное развлечение на Крещение. И все это время не будем выпускать из поля зрения Джейн.
– И кем же мы друг другу приходимся?
Луиза прикусила губу.
– Это зависит от того, кто вы есть. А пока, я думаю, мы… – Она склонила голову набок. – Друзья?
– Вы, похоже, удивлены?
– Да, признаться. Меньше двух недель назад я питала к вам глубочайшую неприязнь. Но как иначе назвать то, кем мы с тех пор стали друг для друга? С кем, если не с другом, можно обсуждать скандалы и шифры, оживленно спорить, чуть не доходя до драки, мириться, ругаться, а потом снова мириться?
Ее голос журчал, как ручей, прозрачный и прохладный. Если бы Луиза не стояла так близко к огню, он бы и не заметил предательского румянца.
И этот румянец дорогого стоил, потому что свидетельствовал о том, что Хавьер безразличен мисс Оливер. Пусть она зовет его «другом», если ей так угодно.
– У меня никогда не было таких друзей, – сказал Хавьер.
– И у меня тоже, – призналась она, поведя плечами. – Хотя, я думаю, мне нравится с вами дружить.
– У меня эта мысль тоже не вызывает отвращения, – сказал Хавьер.
Улыбка, которая расцвела на ее лице, была совсем не похожа на лунный серп. Наоборот, яркая и теплая, как солнце. Обезоруживающая улыбка.
«Луиза опасна», – пронеслось в голове Хавьера.
Но разве опасность его когда-нибудь останавливала? Опасность была его любимой стихией.
Хавьер наблюдал, как Луиза подходит к столу, как наводит на нем порядок, складывая в одну стопку исписанные ею листы. Взяв зашифрованную книгу и свои записи, она направилась к Хавьеру.
– Возьмите, почитайте на досуге. Может, вы узнаете о том, каким образом вашему предку удалось заполучить графский титул. Глядя со стороны, можно было подумать, что граф только что зашел в библиотеку, и эскапады на кушетке не было вовсе.
Если бы не растрепавшаяся прическа, немного помятое платье и румянец на щеках мисс Оливер, Хавьер мог подумать, что ему все это привиделось.
Никто никогда не узнает о том, что произошло в библиотеке – в этом граф готов был поклясться. Теперь их с Луизой связывала тайна. Общая тайна.
– Спасибо, – сказал он и, кивнув на бумаги, добавил: – И за это тоже, – чтобы у Луизы не возникло сомнений, что он благодарит ее лишь за работу над книгой.
Но мисс Оливер невозможно было обмануть.
– Я не настолько наивна, как вам кажется, Алекс, – вдруг сказала она. – И я знаю, что стала далеко не первой женщиной, побывавшей с вами на этой кушетке.
– Я…
– Не морочьте себе голову. Мы друзья. Ничего большего я от вас не жду.
– А следовало бы… – не подумав, пробормотал граф. Но ведь он сказал правду. Джентльмен не станет обращаться с женщинами, как с носовыми платками: попользовался и выбросил.
Кому многое дано, с того многое и спросится. Люди, которые жили на его земле, и чьими трудами прирастало его богатство, слуги в доме, обеспечивающие его комфорт, – все они могли бы рассчитывать на более достойное отношение. Граф, знающий себе цену, посчитал бы ниже своего достоинства завоевывать себе известность ложью, слухами и скандалами.
Мисс Оливер призывала Хавьера сказать «нет» любой фальши.
Отчего-то стопка бумаг, которую он держал в руках, показалась ему неподъемно тяжелой.
– Увидимся утром, – осипшим голосом произнес Хавьер.
– А как же… – очень тихо сказала Луиза, а, может, ему это только послышалось? Но он уже вышел за дверь, а возвращаться не было смысла.
Глава четырнадцатая, включающая ошибку в расчетах
– Шесть миллионов овец.
Цифра была взята с потолка, и Хавьер об этом знал. Напротив него за столом, заваленном бумагами, сидел, сложив руки домиком, его секретарь: лысоватый невзрачный молодой человек в очках, с немного сутулой спиной и угодливыми манерами.
– Что это, Хоскинсон? – недовольно скривив губы, поинтересовался Хавьер, ткнув пальцем в странную цифру.
Хоскинсон ответил вкрадчиво и ласково, словно надеялся усмирить злобного пса.
– Мистер Чаттертон говорил вам, какие данные заносятся во вторую колонку?
Хавьер опустил лорнет и потер глаза.
– Я прикажу его повесить. Мне больше не нужен управляющий.
По правде говоря, мистер Чаттертон был тут ни при чем, и в своих трудностях Хавьер был виноват сам. Он не заглядывал в гроссбух с тех пор, как… Впрочем, зачем вообще во что-то вникать, когда всю работу за тебя делает такой толковый управляющий, как Чаттертон. Все шло гладко из года в год, десятилетие за десятилетием. И Хавьер, понятное дело, находил себе более интересные занятия, чем корпеть над гроссбухом.
По крайней мере, до недавних пор ему казалось, что он проводит время интересно и весело.
– Милорд? – Хоскинсон деликатно намекнул, что пора вернуться к делам насущным.
– Шесть тысяч овец, – пробормотал Хавьер. – Нет, я, пожалуй, не стану сегодня убивать Чаттертона.
Хоскинсон повеселел.
– Мистер Чаттертон наверняка обрадуется тому, что ему не грозит умереть до дня рождественских подарков, милорд.
– Ах, да, сегодня же второй день Рождества – время дарить подарки. – Хавьер потер лоб. – Надо бы придумать что-то приятное для слуг, какие-нибудь маленькие презенты. Что на это скажите?
– Все уже сделано, милорд. Мистер Чаттертон предоставил список слуг, а я утвердил расходы.
– Сделано, значит. – Хавьер не знал, что еще сказать. Очки секретаря отсвечивали, и его глаз не было видно, а потому Хавьер не знал, то ли Хоскинсон его осуждает, то ли просто докладывает о выполнении своих прямых обязанностей.
– Да, милорд. Мистер Чаттертон также предоставил список всех арендаторов с домочадцами. Я рекомендовал в качестве рождественских подарков выдать им пшеницу и говядину пропорционально размерам семьи.
– И это, значит, сделано, – пробормотал Хавьер.
Он привычным жестом провел по волосам и откинулся на спинку стула, но тут же об этом пожалел. Кто-то из предков приобрел это массивное деревянное сооружение, которое язык не поворачивался назвать стулом из-за его монументальной громоздкости, а креслом – из-за полного отсутствия какого-либо комфорта для сидящего на этом пыточном троне. Хотя со стороны этот предмет интерьера выглядел весьма импозантно, особенно прямая высокая спинка с затейливой резьбой, декоративные элементы которой впивались в затылок и заставляли вытягивать шею вперед.
– Спасибо за работу, Хоскинсон. Не сомневаюсь, что арендаторы оценят вашу заботу.
Хоскинсон просиял.
– Нам с мистером Чаттертоном было приятно этим заниматься, милорд.
Секретарь произнес фамилию управляющего с придыханием. Похоже, он его чуть ли не боготворил.
По правде говоря, работа со счетами шла бы куда более гладко, если бы Хавьер привлек к ней самого управляющего, а не секретаря. Хоскинсон был специалистом в совсем иной области: рассылка приглашений, дипломатические отказы и прочие светские дела. Он мало разбирался в урожаях и почти ничего не знал о людях, работавших на его, Хавьера, земле.
Тем не менее, Хавьер предпочитал общество секретаря, которого сам в свое время нанял и которого хорошо знал. Чаттертон был правой рукой отца Хавьера, и с ним Хавьер чувствовал себя неуютно, словно нерадивый школьник.
Граф в очередной раз взъерошил волосы и, раздосадованный тем, что никак не может избавиться от этой привычки, спрятал руки под стол.
– Хоскинсон, – решил он, – вы, должно быть, мечтаете отдохнуть хотя бы полдня. И я думаю, вы заслужили отдых. Благодаря вам я теперь знаю, что у меня в хозяйстве нет шести миллионов овец.
Секретарь встал, но уходить не торопился.
– Вы хотите еще поработать, милорд? Может, распорядиться, чтобы вам принесли перекусить?