Капитан Канделль почти с первого взгляда понял, что это предприятие безнадежно. Не говоря уже о том, что «Пилькомайо» находился под бдительным присмотром постоянно крейсировавшего у входа в бостонский порт бразильского крейсера водоизмещением в две тысячи пятьсот тонн с могучей артиллерией, сам Бостон кишел шпионами Бразилии и Аргентины, и за каждым шагом «Пилькомайо» наблюдали сотни глаз. Со всем этим, куда ни шло, можно справиться. Недаром «Пилькомайо» участвовал во многих славных боях, а у его капитана — семнадцать ран на груди… Но пробиться в устье Ла-Платы!..
Это означало идти на верную гибель.
— Таково желание президента! — отвечал на все возражения уполномоченный агент.
Оставалось повиноваться и исполнить свой долг. И капитан Канделль, как казалось ему, нашел некоторые средства для того, чтобы спасти миллионы президента даже в том случае, если, как он предвидел с первого момента, «Пилькомайо» попадет в безвыходное положение и вынужден будет взорваться, чтобы не отдать в руки врагов оружие и сокровище президента. Что это было за средство — капитан Канделль не сказал никому.
В тот же день агент на шлюпке подплыл к «Пилькомайо» и взошел по трапу на палубу.
Прошло несколько дней, неделя, полторы. И вот мы застаем «Пилькомайо» у устья Ла-Платы. Застаем, как видит читатель, в критический момент: «Пилькомайо» окружен со всех сторон во много раз превосходящими его силы вражескими судами, о его прибытии заблаговременно известно на берегу, — значит, нет никакой надежды пробиться по реке в Асунсьон. И тем не менее уполномоченный президента отдает тот же приказ:
— Пробивайтесь!
— Право руля! Скорее! Скорее! Задний ход! На всех парах! — звучит голос капитана Канделля.
Приказание исполнено в один момент: судно меняет свой курс, словно по волшебству. И вовремя: мгновение спустя мимо него проносится с быстротой молнии колоссальная черная масса, будто вынырнувшая из морской глубины. Это — паровой бронированный фрегат.
Замедли на минуту команда, замешкайся машинист или рулевой — и судьба «Пилькомайо» была бы решена: подстерегавшее парагвайцев неприятельское судно, не открывая огня, попыталось, пользуясь покровом ночной мглы, протаранить парагвайский крейсер и пустить его ко дну. Но капитан Канделль — на своем посту, команда раздается за командой.
— Вперед! Полный ход! Право руля!..
«Пилькомайо», дрожа всем корпусом, словно прыгает по волнам, стремясь к берегу». Или к своей гибели?
— Не можем ли мы попытаться выкинуться на берег? — спрашивает командира стоящий рядом с ним полномочный агент.
— Выкинуться на берег? Чтобы аргентинцы и бразильцы взяли нас голыми руками? — иронически отвечает моряк.
— Но мы окружены.
— Как я и предсказывал.
— Что же вы будете делать?
— Драться! — с дикой энергией отвечает моряк.
— А миллионы президента?
— Они уйдут, уплывут по воздуху раньше, чем взлетит туда же «Пилькомайо», господин агент!
III. Миллионы в воздухе
— Мы должны, наконец объясниться, капитан Канделль! — сказал агент, обращаясь к командиру «Пилькомайо».
— Теперь — пожалуй! — отозвался тот насмешливым тоном. Видите ли, господин уполномоченный… Я все это предвидел. И принял меры. Через полчаса нас изрешетят снарядами. Я буду драться до последней возможности. Затем пистолетный выстрел в бочонок, наполненный порохом, или кусок тлеющего фитиля, или, наконец, ручная граната в крюйт-камеру — и дело кончено… для нас. Но миллионы президента будут в это время на расстоянии, недостижимом ни для рук господ бразильцев, ни для их снарядов. Сокровища или достигнут назначения, или погибнут.
— Каким образом?
— Посмотрите сюда!
Повинуясь указанию капитана, агент живо обернулся и не мог удержаться от невольного восклицания, обнаружившего его удивление и беспокойство:
— Что… что это такое?
— Воздушный шар, к вашим услугам! Уже почти наполненный газом.
— Откуда? Каким образом?..
— Откуда? Я купил его в Бостоне перед самым отправлением в море. Каким образом он наполняется? О, очень просто! В Бостоне же я купил несколько герметичных сосудов со сжиженным водородом. Как видите, очень просто… Стоило только открутить краны, приспособив трубки к рукаву шара, подвешенного к канату, — вся операция заняла час времени. Теперь еще четверть часа — и я могу со спокойной совестью обрезать канат: воздушный шар полетит ввысь, унося с собою бриллианты.
— Но кто же… то есть кому вы поручите…
— Диего! — вместо ответа крикнул капитан с мостика.
— Есть, капитан! — живо отозвался мускулистый боцман.
— Диего! Ты исполнишь одно очень важное поручение.
— Есть!
— Ты доставишь нашему президенту бриллианты.
— Или умру!
— Выбери еще одного помощника. Из таких, на кого ты можешь положиться» Он должен тебя сопровождать.
Диего не успел оглянуться, как около него одним прыжком оказался молодой матрос, почти мальчик, тот самый, который откликался на имя Кардосо.
— Я беру с собой Кардосо! — сказал Диего.
— Хорошо! Вы полетите на воздушном шаре!
— На воздушном… шаре? — не мог сдержаться моряк. — Черт возьми! Никогда не летал на такой чертовщине!.. Есть, капитан! Мы с Кардосо полетим на воздушном шаре!
— Слушай, Диего! Там, в корзине, припасы, балласт. Когда шар будет опускаться — надо понемногу выбрасывать балласт. Если он залетит слишком высоко — надо выпустить газ. Для этого есть клапан. Есть барометр, по которому можешь судить, как высоко находится шар. Словом, справляйся сам.
— Попробую, капитан!
— Ты готов?
— Разумеется!
— Так садись же в корзину!
— Уже, капитан? А… а драться как же?
— Ну, — улыбнулся печально Канделль, — драться придется без тебя!..
— Братья будут драться, а я нет? — возмутился Диего.
— Ты хочешь, чтобы бразильцы подошли поближе и расстреляли шар? Ты хочешь, чтобы миллионы президента безвозвратно погибли?
— Капитан!
— Без рассуждений! Или ты летишь, или я выберу другого! Диего вместо ответа проворно и ловко прыгнул в корзину уже совершенно наполненного газом воздушного шара.
— А миллионы президента? — засмеялся капитан. Моряк хлопнул себя по лбу
— Я думал, они уже лежат в корзине, капитан.
Капитан протянул Диего два холщовых мешка, сшитых в форме поясов.
— Смотри, береги это, Диего! — сказал он. — Помни, это последняя надежда Парагвая!..
Моряк бережно взял драгоценные пояса, в каждом из которых находилась целая коллекция крупных бриллиантов, в общей сложности свыше чем на семь миллионов.
— Никогда не думал, что миллиончики весят так мало! — пошутил Диего, обматывая один пояс вокруг своего тела, другой завязывая вокруг тела своего спутника.
— Готово, — прозвучал голос капитана.
— Капитан! Позвольте…
— Что вам, сеньор уполномоченный?
Агент не успел ответить, как издали, оттуда, где во мгле уже несколько минут смутно рисовались очертания мчавшегося вслед за «Пилькомайо» судна, блеснула полоса света, вырвавшаяся потоком из жерла пушки.
— Музыка начинается! — сказал кто-то из офицеров.
— Недолет! — крикнул голос дозорного матроса.
И в самом деле, посланный с неприятельского фрегата снаряд, не долетев до «Пилькомайо» добрых четверть мили, ударился о воду, подняв к небу столб брызг, перескочил еще несколько метров, еще, еще, и потонул в волнах, не дойдя до «Пилькомайо», пожалуй, на кабельтов6.
— С правого борта… первое… пли! — крикнул командир. Пушкарь, стоявший у защищенного барбетом бортового орудия, приложил фитиль.
— Б-бах-ба-бах! — прогрохотал выстрел.
— Есть! Попало! Попало!.. — раздались ликующие возгласы матросов.
Действительно, выстрел не миновал своей цели: граната, посланная из жерла самой большой пушки «Пилькомайо», врезалась в борт преследователя, взорвалась, и теперь оттуда ясно доносились крики боли и смятения.
— Второе! Пли!
И опять грохот выстрела, заставляющий трепетать все судно, как в лихорадке, свист мчащегося вдаль снаряда, гром взрыва на неприятельском судне.
— Он тонет— тонет!..
Надвигалось утро. Мгла поредела. И теперь экипажу «Пилькомайо» было ясно видно вражеское судно, находившееся на расстоянии, не превышавшем морскую милю.
Это судно, небольшой крейсер по оснастке, получило хорошо направленный заряд в носовую часть как раз у ватерлинии, и было видно, как в образовавшуюся пробоину врывалась вода, заставляя судно, накренившись, оседать.
Но на военном корабле быстро устраняют всякое повреждение, если только оно не смертельно: под пробоину подвели пластырь, а тем временем заговорили батареи, и «Пилькомайо» получил в корму сразу два удара.
— Дело идет к концу! — крикнул капитан «Пилькомайо», оглядываясь по сторонам. — Сейчас нас примутся расстреливать в упор. Диего! Кардосо! Готовьтесь в путь.
Но на военном корабле быстро устраняют всякое повреждение, если только оно не смертельно: под пробоину подвели пластырь, а тем временем заговорили батареи, и «Пилькомайо» получил в корму сразу два удара.
— Дело идет к концу! — крикнул капитан «Пилькомайо», оглядываясь по сторонам. — Сейчас нас примутся расстреливать в упор. Диего! Кардосо! Готовьтесь в путь.
— Капитан Канделль! — чуть ли не закричал в это мгновение сеньор Кальдерон.
— Что вам?
— Мое место… мое место — у миллионов президента!
— Ну-с?
— Я… я должен лететь с шаром!..
— Садитесь! — отвечал моряк.
Мгновение спустя Кальдерон впрыгнул в покачивавшуюся уже в воздухе корзину шара.
— Руби канат! Разом!.. Пускай!
Словно чья-то могучая рука рванула неистово колыхавшуюся корзину вверх, потом в сторону и опять вверх.
Толчок был так силен, что все три пассажира попадали на дно корзины. В полумгле они видели, как палуба «Пилькомайо» уходила в бездну, как опускались мачты с гордо развевавшимся парагвайским флагом. Но еще раньше, чем они успели увидеть тонущее судно, они поняли, что аэростат уже поднялся в воздух, оторвавшись от палубы «Пилькомайо».
— Б-бах-ба-бах! — донеслось снизу.
И в стороне — мощный взрыв. А оттуда — грохот отвечающих храброму крейсеру выстрелов, огненные мечи, вырывающиеся из жерл пушек и посылающие разрезающие воздух тяжеловесные снаряды.
— Б-бум!
Это вражеская граната, разбив часть фальшборта «Пилькомайо», взорвалась на его палубе, покрывая ее осколками металла, щепками, клочьями человеческого тела…
— Они… стреляют по шару! — закричал Кардосо.
Мгновение спустя торопливо направленный с какого-то бразильского судна снаряд просвистел в нескольких ярдах7 от безумно быстро поднимавшегося ввысь шара.
— Не попали… Уходим! Уходим! — кричал Кардосо, как безумный цепляясь руками за борта корзины.
Корзина все еще тряслась и колыхалась, крутясь в воздухе, словно пьяная, но ее движения становились все более и более плавными. Случайные аэронавты уже успели настолько овладеть своими нервами, что могли созерцать поразительное зрелище, представившееся их взорам: шар поднялся почти вертикально над тем местом, где стоял бравый «Пилькомайо» с обреченной на смерть командой, посылая поминутно снаряд за снарядом в окружившие его кольцом вражеские суда.
Корабли сошлись так близко, что стало возможным пустить в ход ручное оружие, и теперь с борта «Пилькомайо» раздавались один за другим ружейные залпы.
Но и сам фрегат получал в свой корпус снаряд за снарядом.
Во многих местах на нем уже вспыхнул пожар, багровое пламя вырывалось из люков, откуда-то поднимались и расплывались в воздухе густые клубы темного, почти черного дыма.
Пассажирам шара было видно, что одна из труб фрегата, разбитая взрывом гранаты, свалилась на палубу, покрывая ее осколками.
Взрыв следовал за взрывом.
«Пилькомайо» доживал свои последние минуты, но с его палубы все еще неслись выстрелы.
Потом… потом все вокруг задрожало, и шар метнулся в сторону, словно подхваченный ураганом.
Изнутри судна, расстреливаемого уже в упор, вырвался целый столб огня и дыма.
— Они взорваны! — крикнул Кардосо.
— Они взорвались сами, чтобы не сдаваться! — ответил ему суровым голосом Диего, утирая слезы.
В самом деле, «Пилькомайо» погиб, не сдавшись: капитан Канделль, видя, что дальнейшая борьба невозможна, бросил ручную гранату в крюйт-камеру, и судно со всем экипажем и еще уцелевшими солдатами взлетело на воздух…
Пылающие обломки падали дождем в воду и тонули в ней со зловещим шипением. Потух пожар, озарявший багровым светом картину боя, и воцарилось гробовое молчание.
Ясно видно было море внизу, далеко-далеко. На том месте, где за минуту до этого еще стоял «Пилькомайо», теперь в бурлящих волнах мелькали только балки, разбитые бочки, обломки судна, обрывки парусов, человеческие трупы.
— Б-бах-б-бах! Бах!
— Что это? Почему стреляют? — удивился сеньор Кальдерон. Не спускавший взора с поверхности моря Диего ответил:
— С «Пилькомайо» покончено. Теперь они охотятся за нами…
В самом деле, бразильские суда на всех парусах мчались в том направлении, куда ветер беззвучно увлекал аэростат, и на ходу посылали в воздушных путешественников выстрел за выстрелом.
Но это было явно бесполезным занятием: шар шел уже на такой значительной высоте, что никакие выстрелы достать его не могли.
И Кардосо не удержался, чтобы не рассмеяться злобно и не погрозить своим кулаком заметно отставшим врагам:
— До свидания, приятели! Еще увидимся!..
IV. В воздушном океане
Там, внизу, на судах бразильской эскадры, очевидно, не хотели примириться с тем, что шар уходит: огромные пушки все еще извергали гранаты, целясь по аэростату, суда окутывались клубами грязно-белого дыма. Но попасть в быстро уносимый ветром шар было почти немыслимо. Еще десять минут — и аэронавты поднялись так высоко, что бразильцы перестали тратить порох даром.
Расчет храброго и до фанатизма преданного президенту Лопесу капитана Канделля был таков: обыкновенно ночью, после двенадцати часов, и перед рассветом в устье Ла-Платы дуют свежие морские бризы, несущие в глубь страны потоки влажного и прохладного морского воздуха, тогда как с полудня и до вечера такие же бризы тянут с берега.
Таким образом, пуская в воздушный океан шар с тремя пассажирами, капитан Канделль рассчитывал, что этим импровизированным аэронавтам удастся до полудня уйти очень далеко в глубь страны и опуститься на большом расстоянии от мест расположения неприятельских войск.
Но природа любит посмеяться над жалким существом, присваивающим себе гордое имя ее царя и повелителя. Природа, могучая, великая природа любит опрокинуть одним своим дуновением все самые хитрые человеческие планы, разрушить все его надежды…
Так было и на этот раз: едва только окончательно рассвело, Кальдерой, Диего и Кардосо установили неопровержимо, что их шар, вместо того чтобы нестись к суше, удалялся от нее… Он двигался в обратном от их цели направлении, уносился в глубь океана»
Что было делать? Перед отправлением воздушного шара в путь капитан Канделль успел наскоро дать морякам кое-какие наставления, сообщить бегло кое-что о том, как и какими способами можно до известной степени управлять движением аэростата, пользуясь обычным явлением — существованием в различных слоях атмосферы различных воздушных потоков.
В момент, когда выяснилось, что шар относит в море, а не к суше, он находился уже на весьма порядочной высоте — около трех с половиной тысяч метров. Вероятно, там, внизу, у поверхности океана господствовало воздушное течение, доверившись которому, аэронавты могли рассчитывать добраться до земли. Значит, нужно было попытаться спуститься.
Но тут встал вопрос: с каким риском сопряжено это предприятие? Ведь спуск воздушного шара достигается единственным путем — выпуском газа, и так как запасы газа возобновить нет возможности, то, значит, нечем возместить потерю подъемной силы. Правда, на шаре есть известный запас балласта, однако потеря высоты может произойти так быстро, что потом уже не поможет и выбрасывание балласта. Но что будет с шаром, если спуститься? На спуск может уйти вся сила шара, а затем, когда шар, найдя, предположим, благоприятное течение, поплывет к земле низко над поверхностью моря, он может встретиться с крейсирующей у берегов эскадрой врагов и подвергнуться опасности быть расстрелянным или — что ничем не лучше — рискует опуститься на виду у неприятеля на его же территории.
С другой стороны, благоприятное течение можно найти не только внизу, но и наверху; для достижения же более высоких слоев атмосферы придется затрачивать не драгоценную силу, а балласт.
Взвесив наскоро все эти соображения, аэронавты решили прибегнуть к подъему и стали выбрасывать балласт.
Но это привело к совершенно неожиданным последствиям: шар, казалось им, только вздрагивал при каждом выброшенном мешке песка, но не поднимался. По крайней мере, они не чувствовали этого. В нетерпении они начали обращаться с балластом совершенно без всякой осторожности. И вдруг почувствовали странные симптомы: стало звенеть в ушах, перед глазами поплыли красные и зеленые круги, ноги стали отказывать, руки тряслись, сердце замирало.
— Я задыхаюсь! — раза два или три сказал юнга.
— Потерпи, мальчик! — ободрял его матрос. — Потерпи! Вот понесет нас к суше, тогда тебе сразу будет лучше.
И опять выбросил мешок балласта.
— Диего… Я… я… не знаю что… что со мной! — вдруг слабо вскрикнул Кардосо.
— Что такое?
— У меня, кажется… лопнет сердце… Диего!.. Ой!.. Диего! Я… я умираю!
Кардосо вскочил, запрокинулся навзничь и упал на руки подхватившего его Диего. У него на губах выступила кровавая пена, глаза закатились, жилы на шее напряглись, словно переполнившись кровью, грудь вздымалась тяжело и неровно, и бледные, дрожащие, покрытые холодным потом руки судорожно впились в ворот, не имея сил разорвать его.