— Когда все это установили? — спросил Шатохин криминалиста.
— Позавчера. Через час после возвращения от староверов данные были готовы. На смятой пачке следов никаких.
— Знали и держали у себя. Зачем? — спросил Шатохин, поморщившись. Не предусмотрел, что вещественные доказательства могут осесть в райотделе мертвым грузом.
Самолет улетел через час с минутами. Шатохин распорядился упаковать и отправить находки в крайуправление.
Настроение поднялось, когда связался с краевым ЭКО и полковником Пушных.
Дактилоскопический анализ показал, что отпечатки на окурках и литой иконке принадлежат Бороносину Анатолию Васильевичу.
На расколотой пополам деревянной чашке тоже обнаружены следы. Но не Бороносина. Чьи — выясняется. Отпечатки все свежие, брали предметы в руки в один и тот же день, три дня назад.
— Товарищ полковник, лет шесть-восемь назад на скиты уже было нападение. Хорошо бы знать, кто участвовал, — попросил уточнить Шатохин начальника краевого уголовного розыска.
Столовая находилась на другой стороне улицы, наискосок от здания райотдела. Только собрались пойти позавтракать, как раздался телефонный звонок. Поплавский сообщал: полчаса назад в Силантьевке местные нештатные инспекторы милиции встретили Анатолия Бороносина. Из кармана набитого травой рюкзака торчала свернутая карта района. Между прочим, на подробнейшей карте обозначены все до единого ограбленные скиты, проходы между ними, все возвышенности и топи. Мало того, отмечены не менее детально все домики старообрядческих скитов на востоке района.
— Куда и откуда путь держал? — поинтересовался Шатохин.
— С ними объясняться не желает. Говорит, штатных милиционеров прорва, чтобы еще с их подголосками язык мозолить.
— Собирается куда-нибудь?
— В баню.
— То есть?
— У тетки родной остановился. Баню для него топит.
— Значит, надолго расположился?
— Похоже.
— Пусть парится на здоровье. Не нужно мешать. — Ощутив свою волглую одежду, Шатохин подумал, как хорошо было бы окунуться сейчас в жар парной; и даже позавидовал Бороносину. — Я выеду в Силантьевку. Занимайтесь своими делами.
10Бороносин — худой, лобастый, — распаренный после бани сидел на крылечке избы в одних спортивных брюках и курил папиросу. Махровое розовое полотенце лежало рядом.
Первым делом вахтовик-железнодорожник потребовал объяснить, кто такой Шатохин и зачем пришел. Не тратя лишних слов, Шатохин предъявил удостоверение.
— Даже майор. Такая честь, — сказал Бороносин безразличным тоном. — А дальше что?
— О происшествии слышали?
— Про доски, которые увели из скитов, что ли?
— Да.
— Говорила нынче утром Василиса.
— Только нынче? Не вчера, не позавчера?
Щелчком Бороносин отправил окурок с изжеванным мундштуком в стоящий неподалеку наполненный до краев дождевой водой бочонок со ржавыми обручами. Мелькнула на кисти руки между большим и указательным пальцами наколка: изображение железнодорожного локомотива и под ним буквы М. П. С.
— Скажите, Бороносин, где вы последние дни проводили? Дом далеко, там вас не было.
— Брал обязательство быть?
— Нет.
— Тогда какой разговор?
— Семьдесят километров только от села до села прошли. Пешком.
— Ух, расстояние! — Бороносин небрежно откинул к самому порогу полотенце, под которым лежала начатая пачка «Беломора» и спички, опять закурил. — У меня условия работы какие? Месяцами живу под тук-тук-тук. Купе — как конурки, проходы в вагонах узкие, много не находишься. Так что мне эти семьдесят километров — против гиподинамии — лекарство на один прием. Иногда еду, в окно гляжу, о людях, которые собак в городских квартирах держат, думаю. Сплошное варварство! Да за такое…
Поездной электрик от слова к слову говорил все охотнее: явно решил покуражиться.
— Так вы не ответили, где последние дни пропадали? — перебил Шатохин.
— Допрашиваете? — мигом переменил тон и мимику Бороносин.
— Да, это допрос.
— И в качестве кого же я?
— В качестве свидетеля. В день ограбления вас видели на болотах поблизости от скитов. И вы могли кого-то заметить.
— Кто видел? — Бороносин чуть подался вперед. — Я никого…
— Видели — и все, — перебил Шатохин.
— Ладно, был, не отрицаю. — Второй окурок полетел в бочонок с водой. — Но я какой свидетель? Никого не встречал.
— Значит, так и запишем в показаниях, — Шатохин окинул взглядом собеседника. — И вместо того, чтобы разглагольствовать о собачьей гиподинамии, вы бы лучше оделись.
Бороносин молча поднялся, подобрав полотенце, ушел в баньку. Вернулся в брюках и клетчатой рубашке с широким воротом, в домашних тапочках.
— Дома есть кто-нибудь? — спросил Шатохин.
— Один. Тетка за молоком ушла. В избу пойдем?
— Пойдемте.
В кухне избы тетки Бороносина было чисто, тикали ходики, пахло медом. На столе, застланном клеенкой, цветок герани в горшке. Бороносин переставил его на подоконник, сел. Шатохин устроился напротив.
— Значит, в день происшествия на болотах вы были, но никого не видели и ничего не слышали? — спросил Шатохин, вынимая из портфеля бумагу, ручку. — Так?
— Так.
— А в этих местах как оказались?
— Тетку проведать.
— Раз за пять лет. И то зашли не сразу, обогнули поселок стороной. На болота-то зачем подались?
— А что, нельзя? Гулял по болотам! — огрызнулся Бороносин.
— И все же, свидетель, давайте посерьезнее. Вы оказались вблизи от места преступления. Чужие здесь нечасто появляются.
— По личным делам был.
— Точнее.
— Белозер собирал.
— Что за белозер?
— Трава такая. Мочегонная. Или ветрогонная. Мне без надобности знать.
— Собираете, не интересуетесь: что, для чего?
— Для денег. Врач один попросил в поезде. Он народной медициной занимается. Травами лечит.
— Ближе нигде нет мочегонной-ветрогонной?
— Я не нашел.
— Врач-то заплатить обещал, адрес оставил?
— А как же. В Харькове живет. Все записано. Дома у меня.
— Хорошо. А вот это, — Шатохин наклонился к портфелю, достал и развернул рисованную от руки карту, переданную ему нештатными инспекторами, — ваша?
— Моя.
— Кто ее делал?
— Сам.
— Когда?
— Ну, зимой.
— Нынешней?
— Да.
Явно не сходились концы с концами у Бороносина. Пять лет не наведывался в Силантьевку. По крайней мере не видели его здесь. По памяти, что ли, рисовал? Или тайно периодически бывал на болотах? Возможно. Ходит по ним уверенно. Тогда зачем вырисовывать в подробностях болота? Нелепо. Шатохин решил пока не касаться этих несоответствий.
— Как вы объясняете, что на карте отмечены все ограбленные дома староверов?
— При чем тут «ограбленные»? Просто дома. Старые юрты есть — и они на карте помечены. А больше и помечать там нечего.
— Хорошо. Вот еще «просто дома», — Шатохин указал на обозначенные крестиками староверческие скиты. — Это совсем в другом конце района. И около них проходы в болотах отмечены. Зачем?
Бороносин отреагировал быстро.
— А что вы одни скиты выделяете? Выгодно? Ну, есть. А Уртамовка, Царская гать, Силантьевка, где мы находимся, — это все тоже есть. Полрайона отмечено, а нужны скиты — за них и уцепились.
Бороносин умолк, нервно побарабанил пальцами по столу, убрал со стола руки, демонстративно уставился в окно.
— Не горячитесь.
— Хэ, спокоен.
— Близко от скитов были?
— В один заходил даже. К Киприяну. — Бороносин медленно отвел взгляд от окна. — Дед дуба… Умер, короче, дед.
— Не показалось, что в доме Киприяна до вас был кто-то? Следы, может…
— Да говорил же, не свидетель я.
— Что уж есть. Изложите все письменно. В какое время были на болотах, цель. О карте своей… И давайте посмотрим, что за траву вы там насобирали.
— Пожалуйста. Рюкзак в сенях валяется.
11С момента приезда Шатохина в район происшествия больше часа в одном населенном пункте он не задерживался.
После допроса Бороносина он выехал в Уртамовку, куда, наконец, прибыли следователь Тиунов, эксперт-криминалист Рахманов и кинолог Казаркин со своей любимицей — трехгодовалой, восточно-европейской породы, красавицей-овчаркой Альмой. Тиунов, Рахманов и Казаркин собрались в Нетесовский район буквально следом за оперативниками, но застряли в аэропорту почти на двое суток.
Не успел Шатохин рассказать следователю и десятой доли того, что хотел, как Хромов по рации сообщил исключительной важности новость: в 10.35 в зоне, которую поручено держать под контролем, раздались выстрелы. Кинулись на звук этих выстрелов. Через полтора часа в лесу, примерно на пол пути между окраиной Тасеевского луга и берегом реки обнаружили убитого волка. Стреляли из автомата. Двумя короткими очередями. Шагах в двадцати от убитого животного нашли в траве гильзы. Безусловно, дело рук грабителей. Сейчас они в десяти-двенадцати километрах от места, где прикончили волка. Может, даже меньше. Хромов назвал свои точные координаты. В какую сторону отправились грабители? Следов не видно. Был бы пес. Позарез нужна розыскная собака. По крайней мере он, Хромов, считает: налетчики вышли к берегу реки. Туда он и направляет всех сотрудников милиции.
— Ты сам оставайся на месте, — приказал Шатохин. — И по одному людей не отправляй к реке. Осторожность максимальная. Скоро буду. Жди.
Шатохин засобирался, продолжая еще говорить следователю:
— Магочин Захар неопрошенным остался. Он хоть мельком, но видел всех… Фельдшер местный…
— Шутишь? — перебил Тиунов. — Не сейчас, так через час бандиты попадутся, а я буду уточнять их приметы. Тоже еду.
— Поедем!
Водитель, получив приказание гнать как можно быстрее, не жалел ни себя, ни пассажиров, ни вездеход. И через сорок минут болтанки по сорокакилометровому бездорожью машина вылетела на полной скорости на просторный, в пятнадцать квадратных километров, Тасеевский луг, замкнутый со всех сторон лесом. Луг недавно скошен, отава едва пошла в рост, густо-густо поставлены стожки молодого сена.
Пересекли луг напрямую, въехали в лес. До берега реки лесом — километр. Хромов стоял один с пистолетом в руке. Подкатили к нему. Спрятав пистолет, козырнул выпрыгнувшим из машины и кивнул в сторону убитого волка. Зверь лежал на боку, с поджатыми передними лапами, оскаленной пастью; на серой шерсти в нескольких местах видны крупные темные пятна — запекшаяся кровь.
— Вот здесь гильзы, — лейтенант коротко взмахнул рукой, и Рахманов двинулся к указанному месту. Остальные нетерпеливо ждали, когда Казаркин со своей подопечной приступит к работе. Кинолог не спешил. Альма порывалась к волку. Казаркин сдерживал натянутый поводок.
— В чем дело? — с нескрываемым раздражением в голосе спросил Тиунов.
— Чей след брать? Альме нужно дать понюхать хоть что-то, принадлежащее грабителям, чтобы пойти по их следу.
— А если удалиться? Начать от места, где не затоптано, откуда они одни шли? — Он повернулся к Хромову: — Откуда шли, лейтенант?
— Думаю, к реке. А откуда — не знаю, — ответил Хромов. — Наших шестнадцать человек, кроме этих троих, ходили, пока на убитого волка наткнулись.
Следователь досадовал на Хромова: мог бы, услышав выстрелы, не бросаться в поиск, не приближаться к волку, а сообщить сразу в Уртамовку. Но Хромов действовал верно: во-первых, он сразу не мог точно сказать, кто стрелял, потом, откуда ему было знать о прибытии служебно-розыскной собаки?
— Куда они теперь денутся, — вмешался Шатохин. — Уверен, у реки. Ближняя пристань — Ореховый Мыс?
— Восемнадцать километров. — назвал расстояние Хромов.
— «Ракета» во сколько там будет?
Хромов посмотрел на часы.
— По расписанию через тридцать три минуты.
— Надо связаться с причалом.
— Там дежурят. По вашему указанию.
— На всякий случай еще раз предупредить надо. — Шатохин сам пошел к рации.
— Вертолет вызови, Алексей Михайлович. Теперь назарьевских сотрудников поближе нужно перебросить, — посоветовал Тиунов.
Казалось, преступная группа Глеб, Клим, Роман в ловушке. С минуты на минуту ждали сообщения об их задержании. Но минул час, второй, третий, шестой. Известий об удачном завершении операции так и не поступило. После пальбы по волку больше нигде никаких признаков своего присутствия налетчики не обнаружили. Надежды на овчарку Альму не оправдались.
Низко-низко над лесом, над рекой кружил вертолет. Милиция двух райотделов была в поиске.
За ночь и весь следующий день ничего не произошло. Следователь, эксперт-криминалист, кинолог уехали. Им предстояло еще раз пройти более внимательно по тому кругу, по которому уже прошел Шатохин.
На связь вызвал Пушных.
— Может, есть смысл прекратить, Алексей Михайлович? — полковник как бы советовался. — Еще день, если считаешь нужным, твой, — добавил он.
— Мне вылетать? — Шатохин поскреб щетинистую, искусанную гнусом щеку.
— Вылетать.
— Есть. Завтра утром буду. Если авиация не подведет.
Часть вторая
1У начальника отдела краевого уголовного розыска за время отсутствия Шатохина накопилась информация по делу о краже икон. Был ответ из Москвы на запрос: грабежей, сходных с теми, что произошли в Нетесовском районе, нигде по стране в прошлом не отмечено. На столе лежала взятая из архива папка.
— Посмотришь, — полковник подал ее Шатохину. — Плиточники-мозаичники Валошин и Катков. Девять лет назад были в командировке в тех краях, отделывали столовую в деревне Большой Тотош. Забрались на болота, украли иконы в одном старообрядческом доме. Иван Игнатьевич Парфенов занимался этим перед самым уходом на пенсию. Жаль, с ним уже не встретишься…
— А плиточники?
— По-прежнему работают в девятом РСУ. Теперь о Бороносине. Как с ним?
— Многое непонятно. Во-первых, белозор. Действительно растет такая трава на болотах. Но Бороносин багульник со мхом вперемешку напихал в рюкзак. Потом, адрес врача, для которого якобы траву собирал, так и не назвал. Листок с адресом потерял, говорит.
— А то, что вместо одной травы другую нарвал, как объясняет?
— Перепутал.
— Березу с осиной не путает? — Пушных усмехнулся. — Идет искать неизвестно что, неведомо для кого.
— На своем стоит.
— Хорош свидетель. И какое мнение о нем сложилось?
— Если совпадение, что оказался рядом с местом происшествия, то исключительно редкостное. Я в такие совпадения слабо верю. Еще эта карта его…
— У тебя она есть?
— Передал экспертам.
— Бороносин много ездит, — полковник недолго помолчал.
— Мог в разговорах с пассажирами рассказывать без всякого умысла о родных краях, о староверах, иконах, и таким образом попасть в поле зрения заинтересованных людей.
— Я побываю, Виктор Петрович, на его работе, поговорю о нем.
— Добро. — Веселый огонек вспыхнул в глазах Пушных.
— Грабители-то, как считаешь, по сегодняшний день комаров кормят?
— В тайге, — уверенно ответил Шатохин.
— Ну-ну… — полковник кивнул, напомнил: — Папку не забудь.
Шатохин просматривал архивное дело. Ничего сходного с нынешним. Почерк не тот. Мозаичники-плиточники выждали, когда хозяева покинут избу, второпях, без разбора, сняли иконы части иконостаса. А сбывали украденное на толкучке. Там и были задержаны. Какие уж связи с собирателями, с перекупщиками. Нет-нет, не они. А кто провел Валошина и Каткова через топи? В деле почему-то нет. А важно. Надо лейтенанту Хромову повстречаться с мозаичниками-плиточниками, слетать еще раз в Нетесовский район. Большой Тотош от Силантьевки всего в получасе лета, вдруг окажется, что доброхотом-проводником девять лет назад был Бороносин.
Сам же Шатохин собирался сначала повидаться с начальником пассажирского поезда Померанцевым. Железнодорожник-вахтовик из Нарговки чаще всего ездит в бригаде Померанцева. На восемнадцать часов договорились о свидании около депо. Шатохин взглянул на часы, пора отправляться. Маловероятно, чтобы Клим, Глеб, Роман, если они издалека и никого знакомых в крайцентре не имели, без остановки проследовали в таежный район. Обратиться за помощью к собирателям? Да, сразу после встречи с начальником поезда…
На четвертушке листа Шатохин делал краткие пометки.
Начальник поезда худой, в возрасте мужчина, со значком об окончании техникума на лацкане форменного пиджака, имел привычку переспрашивать, а потом надолго умолкать. Он как будто взвешивал содержание вопроса на невидимых весах. Отвечал, правда, по существу.
— Общительный ли Бороносин?
— Не чурается людей. Любит посидеть, поболтать. Пока не обсудит все поездные новости, не перескажет, что в газетах прочитал, по радио услышал, — не поднимается. Приходится напоминать, что не пассажиром едет.
— Часто ли рассказывает о родном селе, о староверах?
Еще бы. Он, Померанцев, на что уж, кажется, не часто в поездных посиделках участвует, начальник все-таки, а и то наслушался вдосталь. Сам целую лекцию о старообрядцах благодаря Анатолию прочитать может.
— Конкретно, что?
— Ну, среди болот дома их стоят. Вера у них, например, на казанскую разделяется и ярославскую. Кто казанской веры держится, деньги не признают, тайгою кормятся. А ярославские деньгами пользуются. Вот… Или наоборот, ярославские — это без денег…
Начальник поезда сбился, умолк. Шатохин, искоса глянув, подумал, что собеседник, пожалуй, преувеличил свои возможности: лекция о старообрядцах ему не под силу.
— С пассажирами в поездах Бороносин общается? Или только со своими?
На этот раз Померанцев не переспросил, ответил сразу:
— Весь обслуживающий персонал в дороге непрерывно среди пассажиров. Работа такая. Анатолий часто проводников подменяет.
Они медленно шли вдоль железнодорожных путей от депо к товарной станции. Рядом сновали маневровые тепловозы, слышался лязг буферов сцепливаемых вагонов, перекрикивались между собой сцепщики в оранжевых жилетах.