Начальник поезда сбился, умолк. Шатохин, искоса глянув, подумал, что собеседник, пожалуй, преувеличил свои возможности: лекция о старообрядцах ему не под силу.
— С пассажирами в поездах Бороносин общается? Или только со своими?
На этот раз Померанцев не переспросил, ответил сразу:
— Весь обслуживающий персонал в дороге непрерывно среди пассажиров. Работа такая. Анатолий часто проводников подменяет.
Они медленно шли вдоль железнодорожных путей от депо к товарной станции. Рядом сновали маневровые тепловозы, слышался лязг буферов сцепливаемых вагонов, перекрикивались между собой сцепщики в оранжевых жилетах.
— Об иконах Бороносин тоже рассказывал? — спросил Шатохин.
— Как же. О самих старообрядцах речи меньше, чем об их иконах.
— Что?
Померанцев отвечал сдержаннее, и выходило у него толковее.
— Уйма икон. Дорогие. Святят их по праздникам, на любимые сутками молятся. Почувствует кто приближение смерти, ищет, кому передать. Некому, нет единоверцев рядом, так в землю закапывают.
Шатохин впервые слышал о таком.
— Это Бороносин говорил? — спросил он.
— Да. Рассказывал, позапрошлым летом экспедицию сопровождал по тайге, на избушку наткнулись. Дверь открыта, на пороге труп старика полуистлевший. А за порогом — несколько икон, краска уже совсем облезла. Молельня там была. Старик все вынести успел. Закопал. С последней охапкой на пороге споткнулся и больше не встал…
— Правда, было такое?
— Правда, — начальник поезда усмехнулся, закурил. — Кто знает. У него пойми, где правда, где вымысел. Проводницы у нас все его рассказы северными фантазиями называют.
Он задал еще несколько вопросов начальнику поезда и простился.
Встречу удачной, кажется, не назовешь. Хотя не очень на нее и рассчитывал.
Хромов тоже ничего неожиданного не получил от свидания с мозаичниками-плиточниками. Валошин и Катков рассказали, что девять лет назад шофер оленеводческого совхоза повез их на богатые черничники. Километрах в двадцати пяти от Большого Тотоша. Там, собирая ягоду, увидели среди деревьев одинокую избушку. Дорогу запомнили, вдвоем через неделю тайно пешком пришли к жилищу отшельников. Фамилию шофера строители-отделочники забыли, но это не Бороносин. Шоферу, возившему в ягодное местечко, тогда уже было лет под пятьдесят…
— Правду говорят. Все быльем поросло. Зачем им сейчас что-то запутывать, кого-то выгораживать, — подытожил лейтенант.
Шатохин был согласен.
— Разыщи все-таки шофера, — сказал он. — И поинтересуйся в райцентре, работала ли в позапрошлом году экспедиция, кто ее сопровождал?
— Есть, — Хромов помолчал. — Пусть даже Бороносин был проводником на болотах, все равно с ним Роман и компания не сразу встретились. Если высадились из «Ракеты», из поезда, долго шли по тайге. Самостоятельно? И кто-то должен был их видеть в месте высадки.
— Выясняют. Занимайся своим. Билет взял?
— На первый рейс.
— Тогда — по домам, — предложил Шатохин.
2Криминалистическая экспертиза на месте, в райцентре, мало что прибавила к известному.
Специалисты по дактилоскопии дали заключение: из всех консервных банок из-под тушенки, извлеченных из таежного омута, отпечатки пальцев, с которыми можно работать, сохранились лишь на одной. Человек, которому они принадлежат, брал в руки также и расколотую деревянную чашку. Дактилоскопических данных этого человека нет. По обрывку газеты установили ее название, дату выхода в свет — центральная отраслевая газета за июнь, отпечатанная в московской типографии. Для оперативников это было хоть и косвенным, но подтверждением, что налетчики прибыли издалека и привезли газету с собой (газета тиражируется с матриц и в сибирских городах, а экземпляры, отпечатанные в столице, рассылаются лишь в близлежащие области). Выстрелы по волку были произведены из автомата Калашникова, патроны изготовлены примерно 30–35 лет назад. Из автомата стреляли много. С применением именно этого оружия преступления в границах края прежде не совершались. Нужно дождаться сообщения из Москвы.
Москва сумела дополнить. Информация пришла только об автомате. Четыре года назад в одном из районов Карельской АССР было совершено нападение на инкассаторскую машину. Преступник, двадцатипятилетний Алексей Иннокентьевич Кортунов, уроженец города Вышний Волочек Калининской области, очередью из автомата тяжело ранил инкассатора и убил водителя. Нападавшему удалось забрать деньги, пистолет водителя и скрыться. Спустя двое суток он был арестован в Вышнем Волочке в доме своих родителей. Инкассаторская сумка с деньгами и пистолет при обыске были обнаружены, автомата не оказалось. Преступник утверждал в ходе следствия, что разобрал автомат на части и разбросал в лесу, где именно — забыл. И вот по типичным следам на пулях специалисты по судебной баллистике дали заключение: при нападении четыре года назад в Карелии на инкассаторскую машину и неделю назад в тайге стреляли из одного и того же оружия…
В кабинете у начальника уголовного розыска сидели следователь Тиунов и майор Шатохин. Полковник знакомил их с содержанием поступивших документов.
— Да, автомата нет, — заметил полковник. — Кортунова не спросишь, куда девал. Приговорен к исключительной мере.
— Сообщники?
— Действовал один.
— Поверили ему на слово, что выкинул, — с досадой сказал Тиунов.
— Тогда не смогли доказать. А сейчас мы — перед фактом, что не выбросил.
— У Кортунова остался младший брат, Игорь. О нем известно, что дважды судим. Конечно, это совсем не показатель того, что он причастен к ограблению скитов. Но Кортунов-младший — единственная зацепка в деле. Есть еще, правда, Бороносин, но…
— Игорь, — повторил имя Кортунова-младшего Шатохин…
— Глеб, Клим, Роман — совсем не обязательно подлинные имена, — проговорил Тиунов.
— Все-таки против младшего кое-что есть, — продолжал полковник. — Старшего арестовали буквально через полтора часа после появления в родном доме. Не ожидал, что так скоро разыщут, ни деньги, ни пистолет не спрятал. Следствием прохронометрирован его путь от места преступления до дома. Нигде не задерживался. Так что очень большая вероятность: Игорь Кортунов осведомлен об автомате…
— Прежде всего нужно установить, где находился Кортунов-младший в день ограбления, — сказал Шатохин. — Дальше: предъявить его снимок потерпевшим. Если был среди троих, не верю, чтобы не опознали. Всего-то, чем были прикрыты лица — очки.
— Кто опознавать будет? — спросил с иронией следователь.
— Агафья, Василий, бабка Липа.
— Агафью, к сведению, наказали. Будет поститься и молиться неопределенное время, искупать свой грех. Все потому, что обратилась за помощью к властям.
— Кто наказал? — вырвалось невольно у Шатохина.
— Ну не я же епитимью наложил. — Следователь посмотрел на Шатохина как на неразумного ребенка, шумно вздохнул и перевел взгляд на полковника. — Община, совет. Кто у них там главный — не знаю и знать особого желания не испытываю. Важно, что потерпевшие — не помощники нам, показаний впредь от них не жди. Ни от Агафьи, ни от кого другого.
Тишина воцарилась в кабинете.
— Можно вопрос, Виктор Петрович? — спросил Тиунов.
— Слушаю.
— У инкассатора большая сумма взята?
— Очень.
— Вы верите, что убийца, имея крупные деньги, стал бы связываться с продажей оружия?
— Нет.
— И я — нет. Скорее всего, поберег бы для новых подвигов, — сказал следователь. — Значит, Кортунов-младший так или иначе знает об оружии.
— Не подводите ли вы, Дмитрий Степанович, к тому, что нужно допросить Кортунова?
— По крайней мере, не исключаю этого, — ответил Тиунов.
— Не исключаете? — Тень неудовольствия пробежала по лицу Пушных.
— Нет, не исключаю, — твердо повторил следователь.
— Хорошо, Дмитрий Степанович. — Полковник не счел нужным продолжать. — Дело пока в уголовном розыске. Я переговорю с вашим начальником и с генералом Ломакиным.
Тиунов поднялся, простился кивком головы и вышел.
— Ситуация… — Полковник вынул из стаканчика красный карандаш с отломившимся графитным стержнем. Не найдя бритвенного лезвия, поставил карандаш на место. — Хромов что сообщает?
— Шофера в Большом Тотоше нашел. Твердохлебов — его фамилия. Помнит он ту поездку. Рассказывает, просто решил городских командированных поразить обилием ягод в тайге, сам позвал.
— Значит, Бороносин в том случае отпадает.
— Отпадает. Никакой экспедиции в прошлом-позапрошлом году в районе не было. В последний раз пять лет назад мелиораторы приезжали. Бороносин к мелиораторам касательства не имел.
— Очередная его северная фантазия?
— Возможно. И еще. У Ионы Парамоновича Корзилова есть несколько слайдов. Снимки с наиболее ценных икон. Старушки втихую все-таки подлечиваются у фельдшера, хотя сами — каждая лекарка. Не посмели отказать ему в просьбе пофотографировать. Тоже глубокая тайна, разумеется.
— А фельдшеру зачем фотографирование?
— Ведет среди них агитацию не уничтожать ни при каких обстоятельствах произведения искусства. Ведь староверы, почуяв близкую смерть, зарывают в землю образа. Или по воде пускают. Киприяновы иконы, не будь Варвары и Агриппины, ждала такая же участь.
— Фельдшер передал слайды Володе?
— Четырнадцать штук, с указанием размеров. На время.
— Сфотографированные иконы все исчезли?
— Нет. Две остались — бывшие Киприяновы, к новым владелицам грабители не заходили. Три — из скита старухи Великониды. Это в другом поселении, на востоке района. Туда просто еще не дотянулись.
— Что ж, Иона Парамонович, возможно, облегчит нам работу. И таможенникам тоже. Теперь нужна подробная информация о Кортунове.
— Я составлю текст запроса, — сказал Шатохин.
— Не надо. Письменный — долго. Торопят. Из-за автомата. Главное сейчас — он. Суббота, иди отдыхать. В понедельник в восемь ноль-ноль жду вместе с Хромовым. И со слайдами. Хромов вылетел?
— В семнадцать нынче должен быть.
— Хорошо. До понедельника.
3В понедельник из кабинета полковника сразу отправились к заместителю начальника крайуправления Зайченко. По пути зашли в отдел к экспертам-криминалистам отдать слайды.
— По три экземпляра с каждого, пожалуйста, — попросил Пушных у молодого, неторопливого в движениях старшего лейтенанта, прекрасного фотографа Саши Белецкого.
— Когда нужно?
— Полчаса достаточно?
— Четырнадцать умножить на три. Сорок два снимка. Цветных. На все тридцать минут, — подсчитал Белецкий. Помолчал и кивнул:
— Постараюсь.
— Можно сначала по одному экземпляру. Не сверхспешно, — сказал полковник.
— Да нет. Сразу уж все сделаю, — не принял временной добавки Белецкий.
— Тогда еще просьба, Саша: в тридцать второй кабинет занесите.
— Хорошо.
Зайченко и Пушных были ровесники и друзья. Жизнь, судьба их складывалась почти одинаково. Оба в милицию пришли в начале пятьдесят третьего, накануне знаменитой, печально-памятной амнистии. Оба буквально через три месяца службы были ранены, у обоих теперь на плечах полковничьи погоны и приближающаяся пенсия.
Пушных докладывал старшему по должности другу стоя. Его слушали Шатохин и Хромов.
Информация о Кортунове у начальника розыска собралась немалая.
Освободился Кортунов восемь месяцев назад. Живет в Калинине. Снимает флигель у пенсионеров. Работает на полставки фотографом на обувной фабрике, имеет патент на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Фотографирует приезжих, туристов на фоне городских достопримечательностей. Постоянного места съемок нет. Между индивидуальщиками конкуренция. Месяца два назад фотографировал у памятника купцу Афанасию Никитину. Теперь, по сведениям, в Березовой роще. Родители по-прежнему проживают в Вышнем Волочке, замужняя сестра — в Торжке. Относительно старшего брата. О нем Игорь Кортунов нигде, ни при каких случаях не упоминает, словно его и не было.
— Когда видели фотографа в последний раз? — спросил Зайченко.
— Как нам сообщили, в пятницу. А до этого долго не появлялся. Но на фабрике у него отпуск был. Фабрика старая, ежегодно на месяц закрывается на ремонт.
— Спортподготовка, знакомства?
— Пока неизвестно. Не давал повода справляться.
— Иконы?
— Тоже не был замечен.
— Так. — Зайченко сосредоточенно смотрел перед собой в одну точку на полированном столе. — Будем надеяться, Кортунов — кратчайший путь к автомату, про который нам с Виктором Петровичем чуть не каждый час…
Зайченко не стал продолжать при подчиненных, но в сказанном смысл угадывался яснее ясного: у полковников постоянно справляются, какие предпринимаются меры по розыску боевого скорострельного оружия.
— Лучшее — завязать знакомство с Кортуновым, — после короткого молчания продолжал Зайченко. — Но каким образом?
— Кортунов тщеславен, представляется при знакомстве не иначе как «фотохудожник». Не скрывает цели стать богатым. Можно сыграть на этом, — сказал Пушных.
— Можно, — согласился Зайченко. — Но как? Виктор Петрович, ты садись. А вы, майор, лейтенант, здесь не для кворума. Высказывайте свои соображения.
— То, что снимает на улице, делает его доступным для знакомства, — сказал Шатохин.
— В определенной мере — да. А если многоуважаемый индивидуал Игорь Иннокентьевич сфотографирует, запишет координаты, возьмет деньги — и прощайте? Снова приходить сниматься?
— Всего не предусмотришь, — сказал Шатохин. — На месте по ситуации лучше действовать.
— Это не разговор, — не согласился Зайченко.
— Вообще, нужно четко определиться: кем, в каком качестве прийти к Кортунову, — сказал Пушных. — Как я понимаю его, человек он деловой, и ему интересны люди деловые. Из этого нужно исходить…
Секретарша вошла, положила на стол перед Пушных пакет с фотографиями, поверх — слайды в коробочке.
Пушных в разговоре забыл о снимках, теперь, взглянув на часы, похвалил про себя Белецкого: «Молодец, Саша, уложился в тридцать минут».
Он вынул из пакета фотографии, разложил на три стопки, брал из одной, разглядывал и передавал Зайченко, он — Шатохину. Фотографии — переснятые иконы — переходили из рук в руки.
— Нужно пометить, какие иконы, чьи, названия написать, — сказал Пушных.
— Сделаем. На рамочках слайдов указано… — Хромов, не выпуская из рук очередную переданную ему фотографию, живо взглянул на Пушных: — Кортунов сидел ведь за изготовление и сбыт порнографии?
— Да.
— Значит, если и не фотохудожник, то прилично снимает? За халтуру мало кто согласится платить.
Никто из присутствующих пока не понимал, к чему клонит Хромов, уточняя известное.
— Виктор Петрович говорит, Кортунову интересны деловые люди, — продолжал лейтенант. — Значит, нужно подойти к нему с делом. Как к фотомастеру.
В нескольких фразах Хромов объяснил, что он конкретно предлагает.
— Хорошо, лейтенант, — одобрил заместитель начальника крайуправления. — Подумать еще нужно, кое-что изменить, но в целом согласен. Как, товарищи?
У Пушных и Шатохина тоже не было возражений по существу.
— Добро, — полковник Зайченко поднялся. — Все свободны. В шестнадцать соберемся здесь еще раз. Один вариант вчерне обговорили, теперь — сибирский…
4В Калинине было пасмурно, прохладно. Августовское солнце временами ненадолго озаряло старинный город и вновь зарывалось в темно-серые облака. На улицах малолюдно. Нечего было и мечтать, чтобы кому-то из фотографов-индивидуалов взбрело в голову поджидать по такой погоде желающих сняться на память около городских достопримечательностей.
Когда дождь ненадолго стихал, Шатохин покидал гостиничный номер. Отлучался недалеко. По уцелевшему уголку старой Твери брел мимо дома-музея писателя и местного вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, заходил в антикварный магазин, потом в кафе «Аквариум» и возвращался в свою комнату.
Ненастье, а с ним и вынужденное ничегонеделанье длилось три дня, а на четвертый погода, наконец, установилась. С утра в жарких лучах подсыхал асфальт, ветерок обдувал влагу с листьев. Шатохин радовался хорошей погоде и в то же время немножко нервничал. Кортунов находился в городе. Регулярно в первой половине дня на два-три часа наведывался на фабрику, ночевать приходил в свой флигелек, но кто знает его планы. Вдруг да надумает в этот субботний погожий день съездить к сестре или к родителям. Не должен. Патент отрабатывать нужно, место свое оберегать от соперников.
Шатохин погдядывал на часы, на телефон.
Звонок раздался за полдень. Лейтенант-оперативник Изотов, один из двух сотрудников милиции, которые помогали Шатохину все эти дни, сообщил, что фотограф в роще, расположился там недавно, народу вокруг него пока не видно.
— Понял. — Шатохин положил трубку.
Черный кожаный «дипломат» с наборным цифровым замком лежал на тумбочке около кровати. Шатохин обулся, надел темно-серый в тон брюкам пиджак, вынул бумажник, еще раз просмотрел его. Взял «дипломат» и вышел из номера.
Заочно, по снимку, он был знаком с Кортуновым и узнал его сразу. Смуглолицый, невысокого роста, крепко сбитый, он что-то писал в блокнотик, держа его перед собой на весу. «Если участвовал в налете на скиты, то под именем «Глеб»: у Клима косоглазие, Роман — высокий и узкоплечий», — подумал про себя Шатохин.
Девочка лет пяти-шести, молодые мужчина и женщина стояли рядом. Видимо, Кортунов только что сфотографировал их и теперь выписывал квитанцию. Девочка со смехом бегала вокруг высокой треноги, на которой была прикреплена рамка со снимками-образцами. Опасаясь, как бы она не уронила треногу, Кортунов оборачивался, бросал короткие недовольные взгляды. При этом фотоаппарат с расчехленным объективом мотался на животе.