— Это он умеет, как никто.
Он помог встать своему сыну.
— Добро пожаловать домой, Мордред!
— Если ты хоть чуть-чуть заботишься обо мне, отец, ты должен поставить эту женщину перед королевским судом!
Артур сидел на троне, опираясь подбородком на кулак.
— За то, что она взяла над тобой верх, когда ты пытался отхлестать ее? Нет, не думаю.
— Ты не согласен, что она заслужила порку?
Король смотрел на сына, пытаясь понять, как он
умудрился произвести на свет такое чудовище.
— Ни одна женщина не заслуживает порки, Мордред. Никогда. Женщин следует лелеять, заботиться о них.
Мордред расхохотался.
— Так, как ты заботился о моей матери?
— Твоя мать ничего мне не сказала, сын. Что бы гам пи рассказывала тебе тетушка, я не знал о твоем существовании, пока до меня не дошла весть о ее смерти. Понимаю, это слишком долго, Мордред, но она никогда, никогда мне ничего не сообщала. Мне и в голову не приходило… Признаю, это моя вина. Но как только я узнал о ее смерти и о твоем рождении, я приложил все усилия, сын, я действительно приложил все усилия.
— Это только слова.
Мордред встал и принялся расхаживать взад-вперед, и король Артур чуть не рассмеялся, видя, как это похоже на его поведение.
Но злоба бастарда все еще липла к нему, как навоз к бычьей заднице. И воняла точно так же.
— Значит, ты предпочитаешь ту суку собственному сыну?
Король стремительно поднялся, стараясь сдержать бешеный гнев.
— Во-первых, сын, говорить тут не о чем. Графиня тебя побила этой ночью в схватке, но это должно остаться между вами. Однако, если ты собираешься мстить, можешь не сомневаться, я встану на ее защиту, потому что она тебе ничего плохого не сделала. Наоборот, ее человек помог твоей лошади. И это после того, как ты хотел напасть на эту леди. Так что если ты хотя бы попытаешься отомстить, я буду вынужден действовать.
— Значит, ты в очередной раз предпочел своему сыну женщину?
— Я предпочел встать над злобой. И мне хочется, чтобы однажды ты это понял и поступил так же. Но когда и почему, отец, ты решил признать незаконнорожденного сына?
«А когда и почему, сын, твоя мать решила не сообщать мне, что носит под сердцем мое дитя?»
И снова Артур не понял, откуда взялась в его голове посторонняя мысль. Но вынужден был признать, что мысль неплоха.
— Твоя мать сама решила не сообщать мне, что забеременела. Мне не предоставили выбора в этом вопросе.
— Ты лжешь!
Король наклонил голову и потер виски.
— Ты, конечно, ни за что мне не поверишь. Однако правда в том, что, когда я узнал о тебе, когда я узнал, что твоя мать умерла во время родов, я попытался заявить свои права на тебя и забрать в Камелот. Но твоя тетушка этого не допустила, потому что винила меня в смерти своей сестры.
Мордред остановился.
— Я не верю!
— Я и сказал, что ты не поверишь.
Артур встал с трона и тоже принялся шагать взад-вперед. И Мордред возобновил движение. Они шагали мимо друг друга, и тростник на полу шуршал под их ногами.
— Мы зашли в тупик, отец, — сказал наконец Мордред.
— Похоже на то, сын. Ты можешь присоединиться к моим людям, а можешь встать на сторону тех, кто хочет свалить меня. Это твой выбор.
— Я честно служу Ричарду из Фремонта.
Эти слова больно ударили в сердце короля Артура, но он кивнул.
— Сын мой, ты гость в моем доме. Но ты служишь людям, которые желают зла Камелоту. А значит, на тебя следует смотреть как на врага. Ты изложил свои намерения. Не могу и выразить, как глубоко ты меня ранил.
— Так же, как был ранен я, когда ты меня отверг?
— Я никогда не отвергал тебя. Это твоя тетушка…
— Довольно!
— Отлично, оставайся при своем мнении. Но знай вот что, сын: случись тебе причинить зло хоть кому-нибудь, пока ты гостишь в моем королевстве — будь то мужчина, женщина, ребенок или животное, — и можешь не ждать от меня милосердия. Ты будешь наказан точно так же, как любой другой.
— Но я заметил, что ночью ты послал женщину, чтобы она справилась за тебя.
Король усмехнулся.
— Нет, я пытался ее остановить. Но она была разгневана, а я не успел за ней. Как бы то ни было, сын, синяк под твоим глазом говорит о том, что она победила в этой маленькой битве.
— И за это она заплатит.
Артуру захотелось схватить его и как следует встряхнуть. Но вместо этого он глубоко вздохнул и сказал:
— Тронь ее, и тебе очень не поздоровится.
Смех Мордреда прозвучал почти грустно.
— И снова ты предпочитаешь чужака собственному сыну.
— Нет, сын, я предпочитаю преданность предательству. И я предпочитаю радость ненависти. И то, что ты выбрал противоположное, печалит меня.
Король Артур повернулся и вышел из зала, охваченный такими отвращением и печалью, каких никогда прежде не испытывал.
— Ты передо мной в долгу, старик! — крикнул ему вслед сын, когда король закрывал за собой дверь.
Да… отвращение начинало брать верх над печалью.
Как бы то ни было, главным оставалась безопасность его подданных: И Артура тревожило, что Мордред может, пожалуй, первым напасть на его людей. И почти наверняка начнет с женщины, которая унизила его прошедшей ночью. Король понимал, что необходимо вместе с Томом, Диком и Гарри разработать план ее защиты. Это сейчас важнее всего.
И разумеется, все нужно сохранить в тайне, потому что если графиня о чем-то узнает, королю достанется что-нибудь похуже, чем синяк под глазом.
Тут Артур признался себе, что если бы захотел произвести на свет еще одного незаконного ребенка, Изабель не допустила бы этого. У нее были свои причуды на этот счет.
Глава одиннадцатая
Утром Изабель наслаждалась ванной, в которой плавали только что сорванные лилии, когда в дверь ее комнаты осторожно постучали.
— Я же говорила тебе, Мэри, стучать не обязательно! — крикнула Изабель.
— Это не Мэри, графиня. Это Гиневра.
Изабель выскочила из бадьи, залив все вокруг водой, поспешно схватила полотенце, пеньюар…
— Одну секунду, королева!
Она превзошла все рекорды скорости, кое-как вытираясь и надевая просторный пеньюар.
— Прошу, входи, — сказала она наконец.
Гиневра вошла; молодая королева выглядела такой хрупкой и нежной, что Изабель почувствовала себя кем-то вроде Джеймса в его не самый удачный день. Впрочем, она сильно сомневалась, что у Джеймса бывали удачные дни.
На королеве было платье цвета бирюзы. Сшитое очень просто, оно сидело на Гиневре так, словно она в нем родилась. Что, по размышлении, говорило о прекрасном мастерстве портнихи.
Вот только цвет не слишком подходил ей — а может быть, это цвет лица Гиневры был не в порядке. Королева улыбалась, но ее кожа была бледной, а изумительные глаза не сияли, как накануне вечером.
Охо-хонюшки! Артур не посвятил Изабель в подробности разговора с женой, однако у нее возникло неприятное ощущение, что ее имя тоже упоминалось во время этой беседы. И это не к добру.
Она присела в реверансе, и опять неудачно.
— Чем я обязана твоему визиту? — спросила она, замирая от страха.
В конце концов, она всего несколько часов назад страстно целовалась с мужем Гиневры… А что, если королева пришла для того, чтобы наказать Изабель, как… как… женщину легкого поведения? Было ли это преступлением? Нервы Изабель просто плясали, и отнюдь не веселую мамбу. Гиневра села на стул.
— Прости, что помешала тебе искупаться, графиня.
— Ничего, неважно. Вода все равно почти остыла, — ответила Изабель, вытирая полотенцем волосы и чертовски надеясь, что ее щеки не слишком горят. — А в чем дело?
— Похоже, чья-то щетина поцарапала тебе лицо, графиня?
Нервы принялись еще пуще выделывать коленца. Но она ведь не лгунья. Она просто попала в черт знает какой переплет.
«Прошу, богиня, помоги мне!»
«Я выбрала тебя, Изабель, в том числе и за правдивость, но сейчас она не во благо. Неважно, кто это был: Том, Дик или Гарри, но кто-то точно поцарапал твои щеки».
У нее поцарапаны щеки?!. Ну, царапины сами по себе она переживет. Но ситуация в целом чересчур карикатурна.
— Не стану лгать. Я и в самом деле ночью целовалась. Но с кем именно, это мое дело, и только мое. Прости, если я не сочту возможным сказать тебе, кто это был.
— Ладно, на том и остановимся.
— Прости мою дерзость, королева Гиневра, но на твоих щеках и подбородке я вижу сходные следы.
Рука Гиневры взлетела к лицу.
— Кажется, мы обе провинились одинаково.
— Я бы не стала говорить тебе об этом, если бы не твое замечание.
— Большое спасибо, Изабель.
— Ладно, вернемся к началу, — сказала она, откладывая полотенце. — В чем причина твоего визита?
— Причин несколько, графиня.
В голове разом промчалось множество предположений. Гиневра узнала, что она целовалась с ее мужем? А может быть, узнала, что Изабель как следует врезала ее пасынку? Мэри не должна была собирать цветы в саду для ее ванны?
В голове разом промчалось множество предположений. Гиневра узнала, что она целовалась с ее мужем? А может быть, узнала, что Изабель как следует врезала ее пасынку? Мэри не должна была собирать цветы в саду для ее ванны?
— Прошу, объясни!
— Мне нужен твой совет, — сказала королева.
Вот как? Этого в списке Изабель не было. И вроде бы такой поворот не грозил пыткой и смертью.
— Мой совет?
— Да. Муж рассказал мне, как ты огорчена, что у женщин в замке нет возможности отдохнуть от повседневных обязанностей. Он сказал, что ты уверена: у них должно быть время для игр и развлечений.
У Изабель перехватило дыхание.
— Королева, я не понимаю… Я такого не говорила. Я лишь высказала сходную мысль в беседе с королем.
— Но мне очень нравится твоя точка зрения, по правде говоря.
Ага, значит, в ближайшее время казнь ей и вправду не грозит. По крайней мере, она на это надеялась. Она попыталась связаться с Хозяйкой Озер, но богиня не ответила. Похоже, Изабель была предоставлена самой себе.
Вот и отлично.
— И чем же я могу тебе помочь, королева Гиневра?
— О, прошу, называй меня Гвен, — сказала королева, — И позволь мне называть тебя Изабель. Ненавижу эти придворные правила!
— Я тоже. Но, боюсь, я высказалась, не подумав. Не мое дело учить вас, как управлять слугами.
Гиневра, как ни удивительно, преисполнилась разочарования.
— Хочешь сказать, ты на самом деле ничего такого не имела в виду?
Изабель передвинула второй стул поближе к Гиневре.
— Ох, конечно имела. Подумай вот о чем, королева Гиневра… — Она встряхнула головой, — Гвен. Женщины, которые живут в Камелоте, только и делают, что работают. Работают и работают. Мужчины тоже, конечно, трудятся, но у них есть еще и состязания, охота. Женщинам необходимо разрешить хотя бы немножко времени посвящать самим себе.
Гиневра кивнула, хотя на ее лице отразилась откровенная растерянность.
— Я понимаю, о чем ты, но я ведь никогда не слышала ни слова жалоб!
— Ох, умоляю! Ты действительно думаешь, что слуги Камелота станут поверять тебе свои горести?
В комнату влетела Мэри.
— Я готова заняться твоими волосами…
Она умолкла на полуслове и опустила взгляд.
— Прошу меня простить. Я вернусь позже.
— Нет, Мэри, — остановила ее Изабель. — Мне было бы очень приятно, если бы ты занялась моей прической прямо сейчас.
— Но королева…
— Не обращай внимания, — сказала Изабель, — Или так нельзя, Гвен?
— Ничего подобного. Входи и займись своим делом, Мэри.
— Да, моя королева.
— Это ее талант, а не обязанность, — сказала Изабель.
— Прости, не поняла?
— Дело в том, Гвен, что причесывать — это для Мэри не работа. Ей это очень нравится. И она отличная мастерица.
— Спасибо, моя леди, — сказала Мэри, по-прежнему глядя в пол.
— Понимаю, я уж очень назойлива. Однако я просто хочу объяснить, что вы недостаточно продуктивно используете людей. Мэри, например, следовало бы заниматься только прическами. Она великолепна. Она, кстати, могла бы привести в порядок и головы здешних мужчин. Ты ведь замечала, что многие из них, так сказать, нуждаются в некотором… приглаживании?
— Приглаживании?
— Им нужно постричься.
— Нужно?..
— Ты не замечала?
— По правде говоря, нет. Ну вот, еще одна моя ошибка.
— Это не ошибка. Просто, судя по всему, ты замечаешь лишь… — Изабель вовремя поймала себя за язык. — Замечаешь только то, что имеет для тебя значение. К тому же, я уверена, ты всегда думала о рыцарях только как о людях Артура и не видела необходимости как-то о них беспокоиться.
— И что бы ты посоветовала?
— Им надо поработать над собой. Например, приближенный Артура, Джеймс, очень красивый мужчина. Но в каком состоянии его волосы!
Мэри странно пискнула.
Гвен внимательно посмотрела на нее.
— Ох да, конечно. Ты — та самая Мэри.
Изабель поняла, что от нее кое-что ускользнуло.
— Извини, Мэри. Я не заставляю тебя разбираться с его ужасной шевелюрой. Я просто хотела, чтобы у тебя была возможность заниматься тем, что тебе нравится.
Гиневра попыталась скрыть улыбку, но ей это не удалось.
— Я чего-то не понимаю? — спросила Изабель.
— Ох, моя леди, — тихо произнесла Мэри.
У нее вдруг задрожали руки.
— Я благодарна… Но я буду делать то, что велят мои король и королева. С удовольствием, само собой. Можно мне, графиня, причесывать только тебя одну?
Изабель посмотрела на служанку, на королеву…
— Конечно, а что такое?
Гиневра наконец заговорила, и в ее глазах светилось веселье.
Я уверена, что Мэри пленила сердце Джеймса. Я угадала, Мэри?
Бедная девочка, казалось, готова была потерять сознание.
Погодите-ка, — сказала Изабель, желая дать Мэри минутку, чтобы прийти в себя, — Мы говорим о Джеймсе, здоровенном мужике, доверенном лице короля Артура?
— Я знаю, что он насмерть сражен некоей Мэри, — пояснила королева. — И слышала, что Артур посмеивался над ним из-за этого. Но я, к сожалению, не знала, о какой именно Мэри шла речь.
— А у вас здесь их много? — спросила Изабель.
— В замке множество и Мэри, и Лили, и девушек с другими именами. Но я уверена, у нас только одна Пруденс, что значит «благоразумие». Не знаю, о чем думала ее мать, когда давала девочке такое имя.
Изабель снова перевела взгляд на пылающее лицо Мэри.
— Так ты действительно та самая Мэри, которая разбила сердце Джеймса?
Мэри осторожно переступила с ноги на ногу с таким видом, будто ей хотелось сбежать куда-нибудь подальше.
— Да, мэм…
Гиневра коротко рассмеялась.
— Влюбленный Джеймс!
— И что тут смешного? — спросила Изабель, — Джеймсу очень повезет, если он завоюет Мэри.
— Нет-нет, мне не то смешно, что они составят пару. Просто мысль о том, что Джеймс настолько опьянен, заставляет меня…
— Порадоваться за них обоих?
— Да, конечно порадоваться.
Мэри присела в реверансе.
— Спасибо, моя леди.
— Изабель.
— Да, моя леди. Я хорошо помню твое имя.
— Но отказываешься звать меня так.
— Да, мэм.
— Мэри… но я-то зову тебя просто по имени!
— Да, мэм.
— Ладно… Тебе ведь всего тринадцать лет?
— Они подождут, пока ей исполнится четырнадцать, Изабель, — сказала Гиневра, — К тому времени мы все решим.
— Вы решите за них? А у них самих нет права голоса в этом вопросе? Между прочим, сама я в четырнадцать лет еще пропадала на детской площадке, болталась на тарзанке и от мальчишек шарахалась — мы, девчонки, верили, что у них у всех водятся вши.
И королева, и Мэри уставились на Изабель так, словно она внезапно помешалась. Она отчетливо услышала тяжелый вздох Вивиан.
Ладно, хорошо, она совершила очередную промашку. И хотя чувствовала себя последней дурой, она все же поняла, что в эту эпоху возраст воспринимался иначе. Поэтому она сосредоточилась на другом.
— Мэри, так почему ты до сих пор ничего не сделала с его волосами?
Гиневра посмеивалась, хотя в ее сердце закралась печаль. Понятно, почему король настаивал, чтобы она посетила графиню и прислушалась к ее советам. Он начал влюбляться в нее.
По правде говоря, Гиневра не могла его винить за это. Изабель оказалась чудесной женщиной, к тому же у нее было собственное мнение, и она не стеснялась его высказывать. Артур всегда прислушивался к другим, и королева этим восхищалась.
Гиневра любила короля Артура. Она полюбила его в тот самый момент, когда они встретились впервые. И только после знакомства с Ланселотом она осознала, что любовь и восхищение — не то же самое, что любовь и желание.
Любовь к Ланселоту была силой, несравнимой ни с чем. И, несмотря на то что она любила и уважала мужа, потребность быть с Ланселотом перевешивала все остальное, полностью лишая ее и здравого смысла, и чувства ответственности. Она забывала о принесенных клятвах. Священных клятвах.
— Гвен?..
Гиневра встряхнула головой.
— Ох, прошу прощения. Я задумалась.
Изабель внимательно посмотрела в лицо королевы.
— Ты встревожена?
Графиня касалась пальцами прекрасного ожерелья на шее, и Гиневра, сама того не желая, неожиданно сказала:
— Так оно и есть, графиня. Но это совсем другое, я не потому искала твоего совета.
— Если тебе захочется рассказать, что тебя беспокоит, я готова выслушать.
Гиневра, не отрывая глаз от ожерелья, заговорила:
— Мы… нам нужно многое обсудить насчет управления Камелотом.
Мэри попыталась откланяться, но Изабель не позволила ей уйти.
— Пожалуйста, расчеши мне волосы, Мэри. А потом заплети косу, как в прошлый раз. К тому же мне хотелось бы услышать и твои соображения.
Мэри затравленно глянула на Гиневру, испугавшись, что ее накажут за одно только предположение, что она может высказать вслух свои мысли или желания. Гиневра и сама была потрясена. Спрашивать мнения слуг? Это уж слишком по-иностранному. Однако она не могла найти ни единой причины возразить. Поэтому она кивнула графине и Мэри.