Масонские ложи Англии принялись расти, словно грибы после дождя, после Славной английской революции и восхождения на престол правителя Голландии Вильгельма Оранского, при котором Англия стала полноценным масонским государством. Несколько позже, в 1717 г., несколько лондонских лож («Корона», «Яблоня», «Кубок и Лоза» и «Гусь и Противень») объединились в Великую ложу Англии. Некоторые исследователи полагают это событие знаковым для всего мирового масонства. По крайней мере, после организации Великой ложи Англии масонство начало триумфальное продвижение по Европе.
Виктор Брачев пишет, что в Испании ложи английского образца появились в 1728 г., во Франции — в 1732-м, в Германии — в 1733-м (в Гамбурге). В 1738 г. в масоны посвятили самого будущего прусского короля Фридриха II Великого, которому только предстояло перетрясти старую континентальную Европу в обмен на английское золото.
Поскольку англичане оказались пионерами масонского движения, заправляли процессом именно английские ложи. А если и не заправляли, то, по крайней мере, патронировали его, и это понятно, как отмечал Л. Замойский, «цех вольных каменщиков был наиболее удобен для того, чтобы дать форму общественному течению, в котором религиозные (неортодоксальные) взгляды сочетались бы с практическими целями готовить элиту для грядущих перемен».[313] Так, например, главным канцлером главной ложи Парижа (1737) английский исследователь истории масонов масон Стивен Дафое называет уроженца Шотландии Майкла Эндрю Рамсея, который, к слову, полагал «вольных каменщиков» наследниками рыцарей-тамплиеров, спасшихся в труднодоступных крепостях Шотландии от гонений, организованных инквизицией и Филиппом Красивым.
8.6. Ты записался в франкмасоны?
Как бы там ни было, но уже к середине XVIII в. практически все влиятельные западноевропейские масонские ложи возглавлялись либо самими монархами, либо их ближайшими родственниками. Среди великих магистров Великой ложи Англии оказались и принц Уэльский (первая половина XVIII столетия) и будущий король Георг II Ганноверский (1683–1760), и его сын Уильям Август, герцог Камберлендский (во второй половине века), короли Георг IV (1762–1830) и Вильгельм IV (1765–1837). Нечто подобное наблюдалось и по всей остальной Европе. В Пруссии верховным руководителем масонов стал воинственный король Фридрих Великий, носивший титул гроссмейстера Великой ложи Трех Глобусов. Его пример оказался заразительным, и в масоны потянулись немецкие князья.
В Германии масонерию возглавил барон Карл Готлиб фон Гунд (1722–1776), организовавший немецких братьев по системе так называемого строгого послушания, предусматривавшей строжайшую дисциплину и безоговорочное подчинение. Патронировал детище барона лично герцог Фердинанд Брауншвейгский, произведенный в 1772 г. в высшую степень посвящения, носившую имя «рыцаря Храма».[314] В 1782 г. «гундовцы» даже провели в Вильгельмсбадене представительный съезд, подразделив всю Европу на масонские провинции.
Достойно удивления положение масонов в дореволюционной Франции, где во второй половине XVIII столетия только ленивый да дурной не стали «братьями» и «сестрами». В 1743 г. пожизненным Великим мастером ложи «Великий Восток Франции» (прилагательных «великий» многовато, но что поделать, раз должность такая) стал принц крови Людовик Бурбон, ему наследовал другой принц крови, герцог Орлеанский. В заместителях герцога числился опять же герцог Монморанси. Скажем прямо, при такой «крыше» масонам просто некого было опасаться, вот они и чувствовали себя как рыбы в воде. Мода пошла такая, в масоны подались священники и литераторы, естествоиспытатели, политики и ученые.
Так, членами основанной в 1769 г. ложи Наук (будущей ложи Девяти Сестер) числились Вольтер и Дидро, Демулен и братья Монгольфье.[315] Да что там говорить, сама королева Мария-Антуанетта[316] выступала добровольным адвокатом масонерии, когда писала сестре в феврале 1771 г.: «Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того, там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж — во всем этом я, право, не вижу ничего дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи; она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях там предполагают дать приданое двум девицам. Правда, мне кажется, что можно бы было делать добро без всяких таких церемоний, но ведь у каждого своя манера веселиться; лишь бы делать добро, а остальное не безразлично ли нам». Мария-Антуанетта прозрела через девять лет.
В ее последнем письме брату, императору Леопольду II,[317] есть такие строки: «Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры. Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же цели». Впрочем, уже было поздно. Существующее «только для благотворительности и развлечений» масонство отсекло головы и королю, и королеве, и упомянутой в письме новоиспеченной «великой мастерице» госпоже де Ламбаль, причем последней досталось гораздо крепче самой королевы.[318] Да и наследник престола, несовершеннолетний дофин, не зажился на этом свете, скончавшись при весьма зловещих и одновременно загадочных обстоятельствах в тюрьме. Что же до «тайного политического сообщества», в существование которого не верила наивная королева, то оно уже возникло к тому времени. Однако прежде чем мы перейдем к иллюминатам, я вот что хотел бы заметить. И в Британии, и во Франции, и, скажем, в скандинавских странах руководителями влиятельных масонских лож числились члены правящих фамилий.
При этом Франция получила свою кровопролитную революцию, а ее соседка из-за Ла-Манша — нет. Спрашивается, как же так вышло и кто же и кем руководил? Некоторые исследователи уверяют: невидимыми дирижерами процесса выступали иллюминаты.
8.7. Иллюминаты
Общество иллюминатов было учреждено 1 мая 1776 г., в первый день после знаменитой Вальпургиевой ночи,[319] традиционно считающейся в Германии праздником колдунов и колдуний, хотя, конечно, дату рождения мы вольны считать совпадением, даже принимая в учет — все у иллюминатов буквально насквозь было пронизано мистикой. А одновременно строжайшей дисциплиной. Отцом-основателем братства стал баварский профессор Адам Вейсгаупт,[320] как и Вольтер с Дидро, воспитывавшийся в детстве иезуитами, и, хотя впоследствии сам римский папа разогнал орден, выучка, смею предположить, осталась. Школа есть школа, согласитесь.
Ну вот, например. Все члены секты получили вымышленные имена-псевдонимы, начиная с самого Вейсгаупта, ставшего Спартаком, и его правой руки, барона фон Книгге,[321] превратившегося в Филона, и далее в таком же духе. Среди иллюминатов оказались и Прометей, и Сулла, Атилла и Аякс, Катон и Магомет. Причем я недаром упомянул выше мистику, которая у иллюминатов переплелась с секретностью. По мысли Вейсгаупта, новое оккультное имя было призвано корректировать сущность посвященного, устанавливая мистические связи с его предыдущим носителем.
Соответствующим был и набор в орден. Руководство намечало будущих членов заранее, тайной вербовке предшествовали долгое наружное наблюдение и дотошная проверка, причем то были только цветочки. Для начала «абитуриента» надолго заточали в подземелье, где морили голодом (проверка на вшивость), затем следовал перекрестный допрос в самых лучших абакумовско-бериевских традициях: скованный по рукам и ногам кандидат находился на свету, члены «экзаменационной комиссии» вопрошали из тени. Если испытуемый получал «зачет», его, естественно, ждала «подписка о неразглашении», предусматривавшая в качестве наказания за словоохотливость — смерть.
Ну вот, например. Все члены секты получили вымышленные имена-псевдонимы, начиная с самого Вейсгаупта, ставшего Спартаком, и его правой руки, барона фон Книгге,[321] превратившегося в Филона, и далее в таком же духе. Среди иллюминатов оказались и Прометей, и Сулла, Атилла и Аякс, Катон и Магомет. Причем я недаром упомянул выше мистику, которая у иллюминатов переплелась с секретностью. По мысли Вейсгаупта, новое оккультное имя было призвано корректировать сущность посвященного, устанавливая мистические связи с его предыдущим носителем.
Соответствующим был и набор в орден. Руководство намечало будущих членов заранее, тайной вербовке предшествовали долгое наружное наблюдение и дотошная проверка, причем то были только цветочки. Для начала «абитуриента» надолго заточали в подземелье, где морили голодом (проверка на вшивость), затем следовал перекрестный допрос в самых лучших абакумовско-бериевских традициях: скованный по рукам и ногам кандидат находился на свету, члены «экзаменационной комиссии» вопрошали из тени. Если испытуемый получал «зачет», его, естественно, ждала «подписка о неразглашении», предусматривавшая в качестве наказания за словоохотливость — смерть.
Лишь после посвящения и страшной клятвы нового члена секты снабжали псевдонимом, отличительным знаком и паролем. Впрочем, статус послушника вовсе не приближал новичка к тайнам ордена. Зато сам и далее оставался у кураторов как на ладони, в положении участника телешоу «за стеклом». Вел специальный дневник, заполнял многочисленные анкеты и отчеты, служившие чем-то вроде своеобразной ординатуры протяженностью в несколько лет. При этом он по-прежнему практически ничего не знал ни о структуре организации, ни об ее истинных целях и задачах. По крайней мере, знал о них не более какого-нибудь ассасина невысокого уровня посвящения, чтобы, по словам английской исследовательницы Несты Вебстер, проводившей параллели между рекрутами Вейсгаупта и ибн Саббаха, «совместно действовать для достижения целей, известных лишь немногим».[322]
А каковы же были эти цели? Точно нам, конечно, знать — не дано, памятуя слова Бердяева о том, что никакая «тайная организация не поддается изучению до глубины», какая же она в таком случае была бы тайная? Одно можно утверждать с уверенностью: идеология эксиезуита Вейсгаупта была настоящим чемоданом с тройным дном, а то и вообще ящиком легендарной Пандоры.[323] Ну вот, судите сами. Декларируя для профанов самые симпатичные, самые благородные цели вроде все того же усовершенствования человечества путем совершенствования каждого человека по отдельности, Вейсгаупт для начала предполагал «слепо разрушить все с одной-единственной мыслью: как можно больше и как можно скорее».[324] Но к чему подобная информация была, скажем, герцогу Брауншвейгскому или его коллегам по германскому правящему сословию, герцогам Готскому и Саксен-Веймарскому, принцам Гессенскому и Саксен-Готскому или даже Майнцкому курфюрсту, поддержкой которых Вейсгаупт в скором времени заручился? Совершенно ни к чему, согласитесь. Опять же, исследователи истории иллюминатов пишут, будто сильные мира сего (или те, кто только полагал себя сильными, вроде перечисленных выше принцев и герцогов) поплыли в расставленные Вейсгауптом сети после того, как ему удалось подчинить и использовать самые влиятельные масонские ложи Германии. Вероятно, это соответствует действительности, как и то, что сами масоны о его замыслах, естественно, не знали. С какой стати ему было им сообщать, каким именно способом их собираются использовать? «Ложи голубого масонства являются удобной вуалью, чтобы скрывать наши реальные цели, — сообщал узкому кругу адептов Адам Вейсгаупт. — Мир привык не ждать от масонов ничего важного или конструктивного. Их церемонии считаются красочными безделушками для забавы больших детей. Имя ученого общества также является великолепной маской, под которой следует скрывать наши низшие степени». Считается, за три года до разоблачения, в 1782 г., Вейсгаупту действительно удалось задуманное, когда он на масонском конгрессе в Вильгельмсбадене привлек на свою сторону многих влиятельных немецких масонов, а за ними — и их французских коллег из ложи Объединенных Друзей.
Однако я недаром помянул выше и ящик Пандоры, который, очень похоже, открыл Вейсгаупт. Одни конспирологи называют его идеологом, а то и тайным дирижером Французской революции, другие (не забывая об оккультной составляющей секты) — вообще реинкарнацией мятежного египетского фараона Эхнатона, я же предлагаю отметить следующую деталь. Запустив процесс (и даже поднеся огонь к фитилю), сам Вейсгаупт не преуспел и умер в изгнании, по разным сведениям, то ли в 1811, то ли в 1830 г. Если он был человеком, то персонально ему движение не принесло ни почестей, ни денег, ни власти. Правда, были силы, получившие по результатам кровавой французской смуты и последовавших за ней двух десятилетий кровопролитных войн и первое, и второе, и третье. Я имею в виду европейских ростовщиков, среди которых первое место традиционно отводится семейству Ротшильд.
8.8. За чей счёт банкет?
Ага, настало самое время задать резонный вопрос: а кто, скажите, финансировал деятельность секты иллюминатов? Глядя на современную мне Украину, убеждаешься: политических сил без увесистых капиталов, за ними стоящих, не бывает, как дыма без огня, и, согласитесь, редко кто станет тратить крупные суммы из чисто альтруистских соображений. В особенности конфиденциально, то есть — даром, а содержать мало-мальски приличную организацию без финансовых вливаний — никак нельзя. Дуглас Рид[328] называет тайными благодетелями Адама Вейсгаупта торгово-банкирский дом Ротшильда из Франкфурта-на-Майне,[329] уже в те времена добившегося немалого финансового могущества.
В канун Французской революции он-де имел в должниках и немецких феодалов, и царственных особ, и кое-кого из французских революционеров, вроде поминавшегося выше графа Мирабо, отличавшегося завидным умением швырять деньги на ветер. Впрочем, зачем Ротшильду могло понадобиться устраивать во Франции смуту и кто он вообще был такой? В том смысле, что откуда взялся, вместе со своим «Красным щитом», послужившим гербом самой знаменитой ростовщической династии, и отчего это именно его избрали мишенью для критики оппоненты, столь разнившиеся по своим взглядам? От романтичного французского историка Жюля Мишле[330] до великого русского писателя Федора Достоевского и от Федора Михайловича до царского генерала и промышленника Артемия Черепа-Спиридовича.[331] А ведь все они, причем в разное время, утверждали, будто именно династия Ротшильдов запустила в действие механизм управляемых конфликтов, приносивший финансистам баснословные прибыли. Может, зря они так о Ротшильдах? Может, и зря, вы судите сами.
Вообще говоря, легенда, повествующая о том, как бедный бродячий торговец и меняла Майер Амшель (1743 г. рождения) стал одним из богатейших западноевропейских магнатов, звучит на уровне сказки о гадком утенке, в конце концов обернувшемся прекрасным белым лебедем. Или истории о том, как Березовский, словно по мановению волшебной палочки, проснулся «российским» миллиардером. У нас подобных историй теперь, за двадцать лет, пролетевших после распада СССР, хоть пруд пруди, выбирай любую по вкусу. От истории того же Бориса Березовского, ухитрившегося проделать невероятный путь от заведующего лабораторией в Институте проблем управления Академии наук (1987) в учредители промышлявшего реэкспортом «Логоваза» (1989), а оттуда практически вертикально вверх, во владельцы самолетов, пароходов и телеканалов, в российский Собез, секретариат СНГ и прочие властные структуры. Согласитесь, это почище кибернетики, проблемами коей Борис Абрамович занимался в Союзе, хоть тема его докторской диссертации, касавшейся «алгоритмизации принятия проектных решений», наводит на определенные мысли. Скажем, алгоритмы у Березовского оказались безупречными, только все равно неясно, откуда он их взял? Или вот, чтобы не было обидно россиянам, более скромный украинский пример с участием Вадима Рабиновича, известного своей благотворительностью как в Украине, так и в Израиле, где он преподнес золотую менору институту Иерусалимского Храма, а также множеством иных благородных дел. Попалась мне как-то в руки шикарно изданная книга западногерманского журналиста Юргена Ротта «Олигарх», написанная со слов самого олигарха. Читал я ее и диву давался, а порой и держался за бока, вспоминая «Похождения бравого солдата Швейка» моего тезки Гашека. Еще бы. Не успел добрый молодец Вадим Рабинович сесть в тюрьму за мелкие финансовые махинации, как за него вступился сам генпрокурор СССР. Снова сел (за махинации, не пугайтесь, не за политику) и опять ускользнул, теперь при помощи агентов КГБ, которых очень ловко одурачил, скормив чушь об антисоветском заговоре в недрах МВД СССР. Или Генштаба, я уже не помню толком, не в том соль. Дальше — больше. Что бы вы делали по выходе из мест лишения свободы, если б туда, не приведи господи, загудели? Ну, наверное, искали б любую черную работу с волчьим билетом, имея в виду известный штамп в паспорте. Грузчика, например. Вот и Рабинович такую нашел, но не грузчика, друзья предложили ему потрудиться в Швейцарии, украинским представителем таинственной компании «Нордекс», посредничавшей между Украиной и Россией на благодатной ниве поставок нефти и газа в обмен на зерно и сахар. Напрямую договориться было никак нельзя, языки общения у пана Кравчука с господином Ельциным оказались разными, даром что в своих прошлых, доперестроечных жизнях оба этих деятеля были «товарищами по партии». Ну, чудеса, да и только. Правда, чудеса такого сорта строго лимитированы. Их не хватает на всех на нас.