Расскажу о знаменательном эпизоде, связанном с первым из них.
В.А. Маслов. Родился 27 апреля 1910 г. в Москве. Начал играть в 1927 г. в Москве в клубной команде «Горняки», а затем перешел в РДПК, АМО, ЗиС, «Торпедо», сборная профсоюзов-1. Капитан «Торпедо» – с 1936 по 1939 г. В чемпионатах СССР сыграл 66 матчей, забил 6 мячей. Главный тренер «Торпедо» (Москва) – с 1942 по 1945 г., с 1946 по 1948 г., с 1952 по 1953 г., с 1957 по 1961 г., с 1971 по 1973 г., «Торпедо» (Горький) – с 1949 по 1951 г., СКА (Ростов) – с 1962 по 1963 г., «Динамо» (Киев) – с 1964 по 1970 г., «Арарата» (Ереван) – 1975-й. Старший тренер ФШМ (Москва) – 1954–1956 гг. Под руководством Маслова чемпионаты СССР выигрывали «Торпедо» – 1960-й, «Динамо» – 1966, 1967, 1968-й; Кубок СССР – «Торпедо» – 1952, 1960, 1972-й, «Динамо» – 1964, 1966-й, «Арарат» – 1975 г. Заслуженный тренер СССР. Умер 11 мая 1977 г. Похоронен на Долгопрудненском кладбище.
Однажды там же, на чемпионате мира в Мексике, я попал в неловкое положение. Обратился с жалобой Владимир Мунтян – у него покраснела сгибательная поверхность стопы. Я стал искать входное отверстие – может, кто-то укусил или инфекция. Стоит рядом Маслов, наблюдает, как я теряюсь в догадках, и вдруг говорит:
– Доктор, это же рожистое воспаление!
Тут меня словно кипятком обдали. И в самом деле: у рожистого воспаления четкая симптоматика – обозначенные границы красноты и нормальной ткани. Можно даже в учебник не залезать! Да и сталкивался я с этой патологией еще в бытность участковым. Словом, такой конфуз! Конечно, когда Маслов сказал про «рожу», я сразу увидел, что он абсолютно прав. Чем бы это кончилось, не знаю. Может, лечил хрен знает что, какую-нибудь инфекцию, но не «рожу»…
Маслов был уникальным человеком. По-моему, знал все. И чутко откликался на движение всего живого. Я бывал у него на спортбазе столичного «Торпедо» в Мячкове: приезжал посмотреть кандидатов в сборную. Там перед основным зданием располагалась цветочная клумба. И вот, как-то приехав, застаю Маслова за необычном для тренера занятием – стоит в центре той клумбы и подвязывает у цветочка поникшую головку.
– Виктор Александрович, – спрашиваю, – вы чего делаете? У вас еще одна профессия?
– А куда деваться? – вздыхает он. – Никто же не подойдет, не посмотрит, что цветочку надо помочь…
Представляете? Его все касалось. Он был вроде садовника. Или лекаря, который точно подсказал мне диагноз в случае с Мунтяном. Не зря его звали «дед». И с очень большим уважением относились. Это был самобытный человек. Я с ним не работал непосредственно. Но поскольку часто приезжал в Мячково, Виктора Александровича там часто наблюдал. И много раз имел возможность убедиться в его неординарности. Да, он, действительно, как говорил главный герой классического фильма «Чапаев», «академиев не кончал». Но был чрезвычайно одарен природой!
– Вернемся, однако, к Качалину. Это он завел такой порядок в сборной, чтобы вы, врач, обязательно присутствовали при «разборе полетов» и установке на игру?
– Конечно! Но сделал это не в командно-приказной, а в присущей ему деликатной форме, пояснив:
– Доктор, вы должны обязательно присутствовать. Мало ли какой вопрос возникнет. Я буду объявлять состав, а кто-нибудь скажет: не могу – у меня больничный.
После этого случился еще один приятно поразивший эпизод…
– Это какой же?
– Когда перед первой игрой с командой Мексики он вдруг обратился ко мне с вопросами: «Как относитесь к составу, который мы намечаем на игру? Есть ли у вас отводы или замечания?»
– Отводов нет, – ответил я, – замечаний тоже.
– Все, спасибо!
Еще один характеризующий Качалина случай. Накануне той же игры с Мексикой, захватив свой неизменный дерматиновый чемоданчик, вечером делаю обход. Прошел всех. Напоследок заглянул в номер, где жили друзья – Анатолий Бышовец и Владимир Поркуян. И тот, и другой чувствовали себя нормально. Вернулся к себе. Время уже двенадцатый час ночи. Взял книжку, лег отдыхать. Вдруг раздается звонок. В телефонной трубке встревоженный голос Парамонова:
– Савелий, вот вы лежите, а не знаете, что Бышовец заболел?
– Как так? Только что к нему заходил. Все было в порядке!
– Ничего не знаю. Болен Бышовец!
У меня сердце в пятки упало. Схватил чемоданчик, бегу в номер к ребятам, а там и Качалин, и руководитель делегации Георгий Рогульский (зампредседателя Комитета по физкультуре и спорту СССР. – Прим. Г.К.), и Старостин, начальник команды. Бышовец лежит. Я:
– Толя, что случилось?
– Да вот горло першит, насморк появился…
– Я же заходил недавно, почему ничего не сказал?
– Ну, не сказал…
Словом, подставил по всем параметрам. И причина простуды ясна: жара, напитки со льдом. Руководство в гневе. Приказало убрать отовсюду лед. На меня нашикали. Я, понятное дело, расстроился. И когда все ушли, говорю Бышовцу:
– Для чего это тебе нужно было?
– Извини, – отвечает. – Так глупо получилось: я тебе звонил. Но номером ошибся – попал к Парамонову. А когда спросил его, как доктора разыскать, он стал пытать, зачем он, дескать, тебе, да для чего? Ну, я объяснил. Тут-то он на ноги всех и поднял…
К счастью, история завершилась благополучно. Уже на следующий, игровой день Бышовец был совершенно здоров. И опять же Качалин! Когда наутро, как заведено, я докладывал руководству о состоянии здоровья футболистов, меня, естественно, спросили:
– Как Бышовец?
– С ним все нормально.
Когда все разошлись, Качалин, задержав меня, говорит:
– Савелий Евсеевич, не обращайте внимания. Анатолий Федорович – он Бышовца по имени-отчеству называл – футболист. Надо философски смотреть, работайте нормально, не расстраивайтесь…
Вот такой был Гавриил Дмитриевич человек! Очень приятно было с ним работать. Я с удовольствием присутствовал на его установках. Не могу, кстати, заметить, что схожее чувство испытывал с другими главными тренерами. И даже не ко всем в последующем на установки ходил. А вот у Качалина – как потом у Бескова и Симоняна – присутствовал обязательно. И не только потому, что видел – нужен! Было чрезвычайно интересно и полезно вникать в теоретические выкладки Гавриила Дмитриевича, наблюдать, как он вырабатывал тактику матча. А как уважителен был, как умел найти нужный подход к каждому! Не зря же его так любили.
Подводя черту, хотел бы отметить: мне по-настоящему крупно повезло, что в 1965-м, то есть в начале карьеры, попал к такому тренеру как Качалин. Он, напомню, тогда недолго возглавлял 2-ю сборную. Да и наше сотрудничество оказалось кратким. Тем не менее мне оно открыло глаза на многие тайны футбола. И что даже имело, как позже выяснилось, далеко идущие последствия для моей карьеры, поскольку через пять лет и его, в том числе, рекомендация сыграла свою роль в том, что я попал в 1-ю сборную.
– Видимо, есть какая-то закономерность в том, что интересная, неординарная личность вовлекает в свою жизненную орбиту таких же незаурядных, интересных людей. Вот так и Качалин. Ведь посмотрите, какая тогда образовалась в сборной руководящая команда. Один только ее начальник – легендарный Андрей Петрович Старостин чего стоил…
А.П. Старостин. Полузащитник, защитник. Заслуженный мастер спорта. Родился 9 октября (22 октября по новому стилю) 1906 г. в Москве. Воспитанник московской клубной команды МКС. Выступал за московские команды «Красная Пресня» (1925), «Пищевики» (1926–1930), «Промкооперация» (1931, 1934), «Дукат» (1932–1933), «Спартак» (1935–1941). Чемпион РСФСР 1931 г. Чемпион СССР 1935, 1936 (осень), 1938, 1939 гг. Обладатель Кубка СССР 1938, 1939 гг. За сборную СССР сыграл 10 неофициальных матчей.
Старший тренер команды «Динамо» (Норильск) (1944–1953). Начальник сборной СССР (1960–1964, 1968–1970). Ответственный секретарь Федерации футбола СССР (1959–1961). Зампредседателя Федерации футбола СССР (1961–1964). Завотделом футбола Всесоюзного Совета ДСО профсоюзов (1964–1967). Завотделом спортигр ЦС «Спартак» (1969–1987). Председатель тренерского совета Федерации футбола СССР (1967–1987). Председатель Федерации футбола Москвы (1971–1987). Награжден орденами Дружбы народов. Скончался 24 октября 1987 г. в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
– Ну, это отдельная песня. Уникальнейший человек. Один из четырех братьев легендарной футбольной семьи. Андрей Петрович прожил чуть более 80 лет, оставив яркий след в отечественном футболе, с которым был связан с детских лет и до последнего вздоха. Даже во время вынужденного перерыва – необоснованного ареста, закончившегося 11-летней ссылкой в далекий от родной Москвы Норильск, Андрей Петрович продолжал служить Его Величеству Футболу…
– Прошу прощения, Савелий Евсеевич, но здесь, вероятно, имеет смысл напомнить читателю: в 1941-м, спустя девять месяцев после начала Великой Отечественной войны, братьев Старостиных арестовали по сфабрикованному обвинению в «подготовке государственного переворота», намерении уничтожить руководителей страны» и отправили по этапам, кто на север, кто на восток. Андрей Петрович оказался в заполярном Норильске, где девять лет спасался тем, что тренировал местную команду. В столицу и большой футбол вернулся через 11 лет. И потом много лет работал начальником сборной СССР.
Сегодня в воспоминаниях многих ее тренеров можно найти описание одной и той же картины: как Андрей Петрович сидел на тренерской скамейке, внимательно следил за ходом игры и в зависимости от развития событий помогал наставникам принимать быстрые и верные решения…
– Такую, кстати, картину и я наблюдал не раз. Да и что в том удивительного? Ведь за плечами Андрея Петровича почти два десятилетия игровой практики.
– Вы раньше были знакомы?
– Нет. Только заочно. Познакомились в процессе подготовки и на самом чемпионате в Мексике. Кроме того, мне посчастливилось быть свидетелем того, как он в свободное от игр или занятий время собирал ребят на лужайке, занимал их интереснейшими рассказами. Ребята сидели с открытыми ртами.
– А о самом Старостине вы могли бы вспомнить забавные истории?
– В Мексике Андрей Петрович по совместительству работал… внештатным спецкором одной из центральных газет, чуть ли не ежедневно передавая отчеты в редакцию. Причем накануне он не писал черновики, наброски. Когда наступало обговоренное время звонка из Москвы, Старостин, несмотря на занятость, брал телефонную трубку и «с листа» диктовал текст. Когда я однажды невольно услышал один из репортажей Старостина, создалось впечатление, что он, не запинаясь, читал по написанному, рассказывая закулисные истории. А вот одна из них, так сказать, «не для печати» в моем изложении.
Как известно, наша сборная заняла 1-е место в подгруппе, обыграв команды Бельгии (4:1) и Сальвадора (2:0), где отличился Бышовец. Забив четыре мяча, он стал бомбардиром не только нашей команды, но и на старте чемпионата. Одну из тренировок между матчами посвятили ударам по воротам. За теми, по которым бил Анатолий, стоял Старостин. Однако что ни «выстрел» форварда – мяч летел в сторону начальника сборной, а он постоянно кричал: «Анатолий, поправь мушку!» Но тот продолжал дубасить с прежней очередностью: один раз в створ, другой – рядом со Старостиным.
Андрей Петрович, расценив подобную «меткость» как проявление «звездной болезни», зашел к Качалину (я очевидец): «Гава! (так, по-дружески, Гавриила Дмитриевича звали многие) Знаешь, Бышовец «зазвездился»! Отправь-ка его домой!» – «Да ты что?» – «Гава, но у тебя же есть Пузач». Услышав ответ Андрея Петровича, все, кто находился в комнате главного тренера, дружно рассмеялись.
День проведения жеребьевки четвертьфинала был выходным. На проходившую в гостинице «Эскаргот» церемонию уехал Старостин, взявший с собой Поркуяна, как человека со «счастливой рукой», в сборной его считали везунчиком. Для нас, конечно, было комфортно, если бы он вытащил в соперники сборную Уругвая. Как потом они нам рассказывали, подойдя к столу, Валерий уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кругообразное движение кистью, извлек билетик, на котором значилась единица. Таким образом, мы вышли на 1-е место в подгруппе, получив право играть на «Ацтеке» против уругвайцев. Тем временем гостеприимные мексиканцы для советской команды организовали шашлыки на природе.
– Вот добрались и до кулинарного вопроса: их там готовят по-особенному?
– Все, как обычно, но есть практичный нюанс. Когда с мангала снимали шампуры с обжаренным мясом, то их держали на спецподставке, внутри которой горячие угольки. Поэтому шашлыки не остывали. В разгар пиршества мы заметили, что в нашу сторону мчится легковушка. Затормозив, из нее выскочил Поркуян, который, подняв руку вверх, радостно кричал: «Уругвай!» За приятную весть Валере тут же навернули двойную порцию шашлыка. А расцветший Андрей Петрович, подойдя к Качалину, убедительно заметил: «Ну, Гава, Уругвай-то «наш»!» Радовались так, словно мы уже разгромили будущих соперников с двузначным счетом. Столь шапкозакидательское настроение, наверное, и погубило сборную.
– К подробностям «гибели эскадры» мы еще, надеюсь, вернемся. На какой почве, несмотря на внушительную разницу в возрасте (четверть века!), вы стремительно сдружились с живой легендой отечественного футбола?
– Андрей Петрович считался большим эрудитом. Великолепно знал театр. Поэтому в неформальном общении задавал ему вопросы, интересовался.
– Слушай, – говорил он, не скрывая приятного удивления, – а ты, оказывается, хорошо знаешь сцену!
– Когда появляется возможность, – скромно пояснил я, – стараюсь посмотреть хороший спектакль.
Словом, сначала он нашел во мне собеседника по общему интересу. А потом и вовсе сложились теплые, доверительные отношения. Причем, как оказалось, не на один день. Я, например, уже работал с Лобановским, когда в одно прекрасное воскресенье раздался телефонный звонок:
– Савелий, выручай! Прихватил радикулит – ни согнуться, ни разогнуться!
– Уже еду!
Схватил чемоданчик, «полетел». Мое появление Андрей Петрович встретил такой тирадой:
– Представляешь, старый я дурак, собрался на бега (он был страшным фанатом скачек!). Решил почистить ботинки – не могу же я показаться на людях в нечищеной обуви. Согнулся! А разогнуться не могу!
Вы понимаете, какое у такого легендарного человека окружение! Он мог попросить помощи у кого угодно. И никто не отказал бы. Но позвонил мне. Я сделал «блокаду», снял острую боль. (Потом, правда, Андрею Петровичу все равно пришлось в больницу лечь.) После облегчения позвал дочь, которая возилась на кухне. Она появилась с подносом. На нем – бутылка коньяка, бутерброды.
– Ну, давай по рюмочке!
– Во-первых, – возразил я, – вам нельзя.
– Да ладно, – машет рукой, – наоборот, выпью – легче станет.
– Во-вторых, – продолжаю, – я за рулем.
А он:
– Да кто тебя остановит? Ты же – врач сборной Советского Союза!
– Вы назвали много имен тренеров, которые оказались в Мексике. Целая плеяда – Качалин, Симонян, Маслов, Парамонов… Чем выделялся Качалин? Как, к примеру, относились к нему коллеги – Симонян или Маслов, работавшие на его штаб?
– Я увидел колоссальное уважение к Гавриилу Дмитриевичу. Особенно со стороны Никиты Павловича (в свое время он же под началом Качалина играл). Да и со стороны Маслова, хотя тот в отечественном футболе котировался не меньшей фигурой.
– Вы мне, забегая далеко вперед, рассказывали о ситуации с триумвиратом главных тренеров сборной СССР-1982. Но когда собираются сильные личности, частенько происходит столкновение лбов. Наблюдалось ли подобное в Мексике?
– Не замечал. Наоборот. Видел дружную, очень ценную для общего дела работу каждого. Взять того же Никиту Павловича. Я уже говорил, что в Мексике он трудился наблюдателем группы, где играла команда Уругвая. Я присутствовал на занятии, где Симонян подробно, квалифицированно и точно рассказал о будущем сопернике. Более того, в конце счел нужным предупредить: хотя до сих пор южноамериканцы не производили особого впечатления, а временами – поскольку в их составе присутствовали много возрастных игроков – команда тащилась на поле, отнестись к ней следует крайне серьезно. Увы! Ребята не вняли предостережению Симоняна. Сказались и другие промахи. В частности, в выборе состава.
– Странно! Но известно, что Качалин отличался феноменальным умением формировать команду из тех, кто хорош не в принципе, а на день матча.
УРУГВАЙ – СССР – 1:0 (0:0, 0:0). 14 июня 1970 г. Матч 1/4 финала IX чемпионата мира.
Мехико. Стадион «Ацтека». 45 000 зрителей.
СССР: Кавазашвили, Дзодзуашвили, Шестернев (к), Афонин, Капличный, Хурцилава (Логофет, 85), Мунтян (Киселев, 70), Асатиани, Еврюжихин, Бышовец, Хмельницкий.
Гол: Эспарраго (118).
– Все так! Но только, как говорится, из песни слов не выкинешь! Великие тоже порой ошибаются. Правда, при этом, как простые смертные, в том не признаются. Качалин и в этом оказался на высоте. Не боялся говорить о своих промахах. Важнее самолюбия ему были правильные для пользы дела выводы. И тогда, после матча с командой Уругвая, Гавриил Дмитриевич при всех сказал, что допустил ошибку, не поставив на игру Метревели.
Тем более, нужный пример оказался перед глазами – за соперников выступал 35-летний Кубилла. Он, правда, еле ползал. Зато умело держал мяч. И абы кому его не отдавал. То же самое, признал Качалин, было бы, если бы играл Слава. Тот на склоне карьеры очень разумно вел себя на поле. И уж наверняка не позволил бы себе игры наскоком – в стиле «шашки наголо». А ведь такую манеру продемонстрировали многие наши футболисты на чемпионате. В частности, Еврюжихин, который в решающем матче появился как раз на месте Славы. Все же не зря болельщики дома называли Геннадия «всадником без головы».
Тогда как «везунчик» Поркуян сидел среди запасных. До окончания дополнительного времени оставалось несколько минут, когда Качалин крикнул в сторону лавочки: «Валерий, раздевайся!» Между прочим, в те годы в случае «ничьей» после добавленных к основному времени 30 минут не били пенальти, а сразу тянули жребий. А у кого «счастливая рука» в сборной СССР, повторять, конечно, не надо.