– А волхвы?
– Об их судьбе не знаю ничего. Полагаю, их уже нет в живых. Вышата не тот человек, чтобы их помиловать.
– Как же ты выбрался?
– В реке отсиживался, под корягой в лесу спал, малину собирал…
– Досталось тебе, бедному!
– Почему бедному? У меня ты есть, самое большое мое богатство.
Марья фыркнула, зарделась, но видно было – приятно ей такие слова слышать.
– За угощение благодарствую. Пойду дров подкину, как бы печь не погасла.
– Я чистое исподнее и одежду принесу.
Вода в котле уже бурлила. Илья уже вспотел от тепла, когда в баню вошла Марья. Оставив в предбаннике одежду для Ильи, она разделась сама. Каждый день топить баню не будешь, тяжело и хлопотно, и потому мылись всегда семьями.
Илья ополоснулся для начала, потом полил на себя щелоком и стал яростно тереть кожу мочалкой. Натеревшись, облился из ушата теплой водой – она стекала с него грязными ручьями. Зато кожа задышала, а пальцем проведешь – так и скрипит.
Но Илья снова повторил все, поскольку за время похода с волхвом помыться не удалось ни разу – если только не считать мытьем сидение в реке, в камышовой заводи.
Когда почувствовал себя чистым, предложил Марье:
– Теперь в парную?
– Нельзя мне, а ты иди.
– Почему нельзя?
– Тяжелая я.
Илья не понял:
– Какая? Объясни, я что-то не соображу.
– Ну как ты не понимаешь, ребеночек у нас будет. – Марья покраснела.
Илья же оторопел. Так Марья беременна? А животика не видно, наверное, срок еще маленький.
– Что же ты молчишь или не рад?
– Прости, как-то неожиданно.
Впрочем, что тут невероятного? Мужчина и женщина любят друг друга, спят вместе – вполне ожидаемо.
Илья вскочил, обнял Марью:
– Сына родишь?
– Как боги дадут. Не нам решать.
В предбаннике, пока остывали после бани, попили квасу. Хорошо-то как!
Потом Илья снова отправился на кухню. Каши пшенной с маслицем поел да с краюхой свежего хлеба, сытом запил. Почувствовал, что глаза слипаться стали, – устал. Хоть и спал в лесу, но вполглаза, вполуха. Зверь лесной дикий напасть может, а хуже того – дружинники. Все время в напряжении был, а в избе, рядом с Марьей отмяк, отпустило, вот усталость и навалилась. Как в поход с волхвом пошел, так до возвращения к Марье как натянутая струна все время был.
Спал без сновидений, но даже во сне чувствовал – в безопасности он, и жена рядом.
Пробудился около полудня. Марья рядом сидела, на него смотрела, а увидев, что Илья проснулся, спросила:
– Ты чего во сне улыбался?
– Тебя увидел.
– Да ну тебя! – поднявшись, Марья ушла на кухню.
А Илья в самом деле видел во сне жену. Вроде идут они по цветущему лугу и за руки держатся. Лето, жарко, солнце ярко светит. Только вдруг тучка набежала, солнышко скрылось. Хотел он Марью спросить – что бы это значило, да ушла она, на кухне чугунками громыхает.
Илья сладко потянулся, повалялся еще немного. Пора вставать. Не зря говорят – утро вечера мудренее. Пока хозяйка не вернулась, надо с Марьей обсудить последующие шаги. Хоть и наметил он перебраться в Псков, избу купить, а все ж с женой это обсудить надо. Глядишь – подскажет еще вариант. Женщины – они не столько головой решают, сколько сердцем и интуицией.
Умывшись, он уселся за стол.
Поели не спеша, а когда Марья принялась посуду со стола убирать, Илья взял ее за руку:
– Присядь. Нам с тобой надо обсудить, как жить дальше. Волхва, я думаю, уже в живых нет. В Ярославле я никому ничего не должен. Однако Вышата-воевода враг мне лютый, и в городе нам с тобой оставаться нельзя.
– Снова уходить будем? Своим бы гнездышком уж обзавестись…
– Так и я о том же! Хочу нанять подводу, в Псков перебраться. Люди там свободно живут. Избу купим, я работу найду. На первое время деньги есть.
– Даже не верится. То в Суздале, то в Ладоге, ноне вот в Ярославле… Как перекати-поле, носит нас.
– Все, последний переезд. Ты собирай потихоньку пожитки. Как придет хозяйка, найду подводу, да и тронемся в путь.
– Дорого подводу-то…
– Ты же ребенка ждешь. Идти далеко, да и ехать тряско. Здоровье дороже денег.
Но хозяйка не явилась – ни сегодня, ни завтра. Видно, хорошо родня привечала. Только четвертого дня утром и появилась.
Илья поздоровался с нею, сразу собрался и на торг пошел. Угол там был, где возчики и амбалы кучковались.
В далекую поездку желающих немного нашлось, но Илья цену хорошую давал, и охочий человек нашелся. Сразу к избе поехали, чего время тянуть?
Марья засуетилась:
– Ох, не все собрала!
– Да чего там собирать-то? А как забудешь чего – на новом месте купим.
Илья попросил дать ему одежду похуже. У хозяйки нашлась старенькая, штопаная рубаха, на голову колпак натянул поглубже, лицо скрывая. Несколько узлов – все скромные пожитки – на телегу погрузил. Ножны меча заранее тряпьем обмотал и сбоку телеги положил, чтобы оружие под рукой было.
Пока Марья с хозяйкой прощалась, всплакнув, он задаток возчику дал, чтобы тот не сомневался в его платежеспособности.
Илья помог Марье на телегу сесть, в середину – там трясет меньше, и сам запрыгнул.
Ездовой щелкнул кнутом, и сытая, лоснящаяся, ухоженная лошадка бодро потянула повозку.
Илья с грустью смотрел на город. Он и здесь бы остался, кабы не Вышата. Но не ужиться им в одном городе, кто-то один уйти должен. Илье со всей княжеской дружиной не справиться, и поэтому исчезнуть из города должен он.
Но судьба или злой рок распорядились иначе – Илью с Вышатой как будто притягивало что-то друг к другу.
Дружина Вышаты приближалась к городу, позади верховых неспешно тянулся обоз. Задержись Вышата на четверть часа или приди хозяйка раньше – разминулись бы они и не встретились бы никогда.
Завидев недалече город, воевода съехал с дороги и остановился. Что там говорил ему волхв? Не суждено, мол, тебе, воевода, въехать в город, мертвым тебя внесут? Враки, поди, настроение Борг хотел испортить воеводе перед смертью. Но слова волхва намертво впечатались в мозг воеводы, и, честно говоря, он побаивался. И чем ближе был город, тем сильнее овладевало им волнение. Дружине Вышата старался плохое настроение не показывать, лицо хмурил и, как и всегда, покрикивал. Но сам чувствовал – неладно что-то, трясется все у него внутри, как студень. Слова – что они? Сотрясение воздуха, а как подействовали!
Не одну сечу воевода прошел, рядовым гридем был, десятником, сотником. Последние годы – воеводой княжеским. Но никогда раньше он не волновался так, как сейчас, и никогда его сердце не билось так неровно, как в эти минуты.
Пересилив себя, Вышата догнал дружину – не глотать же ему пыль из-под копыт коней его дружинников, и впереди поехал, подбоченясь. Пусть встречные, да и горожане видят – победитель язычников едет!
Когда подвода с Ильей подъехала к городским воротам, Марья сказала:
– Мне бы лучше вперед одной пойти.
– Это зачем?
– Вдруг тебя ищут? Я знак подам – платок поправлю. Подвода проедет, и я сяду. А ты найдешь способ выбраться.
– Верно.
Илья помог Марье слезть с подводы – прыгать в ее положении не стоило.
У городских ворот толчея, очередь из подвод. Те из селян, кто расторговаться успел, из города выезжали, а навстречу им старались въехать с товаром те, кто далеко жил. Ехать им было далеко, потому и задержались.
Марья вперед прошла, за ворота. Осмотрелась, ничего подозрительного не увидела и стала дожидаться подводы.
Очередь из подвод тянулась медленно. Ездовые переругивались, телеги периодически цеплялись друг за друга бортами, и их растаскивали руками сразу несколько возчиков.
А тем временем дружина с Вышатой во главе уже подъезжала к городу. Воевода обратил внимание на молодую, одиноко стоящую в стороне девушку. Хороша, слов нет. Вот только лицо ее показалось ему знакомым. Где он ее видел? Миновал уже ворота, и городские стражники, воеводу с войском увидев, закричали:
– Расступись! Ну-ка, в стороны! Остановиться всем!
Подвода, где сидел Илья, уже под воротами проезжала.
И в этот момент Вышата вспомнил, откуда ему знакомо лицо девушки. Это же девка Ратибора, в Суздале он, воевода, вернее – его люди по его приказу ее выкрали. Стало быть, Ратибор в городе! Вот так удача! Надо ее схватить, заточить в темнице и охрану выставить. Ратибор в первый раз за ней пришел, и во второй явится. Тут его и убить надо. А не получится схватить – девку заложницей сделать, убить на месте. Грешно, конечно, и стремно на глазах у горожан самовольство учинять, а то и смертоубийство, но другого выхода Вышата не видел.
Он рванул поводья, останавливая коня, и спрыгнул на землю. До Марьи всего несколько шагов было, и преодолел он их вмиг. Вытащив боевой нож, он приставил его к груди девушки:
– Попалась, птичка!
Дружина остановилась – событие разворачивалось необычное.
– Отвечай, где Ратибор!
– Ошибся ты, дяденька! Не знаю такого, – дрожащим от испуга голосом молвила Марья и повернулась к воротам – проехал ли их Илья, видит ли опасность?
Вышата тоже повернул голову – куда это девка смотрит, и взгляд его сразу наткнулся на Ратибора. Вышата едва не подпрыгнул на месте от радости. Ох, ошибся волхв! Удача воеводе сама ему в руки идет.
– Ратибор! – заревел Вышата дурным голосом. – Иди сюда, змееныш, иначе я твою девку прирежу, как куренка!
Но Илья и сам уже увидел ситуацию. Марья стоит бледная, взгляд отчаянный, а воевода у ее груди нож держит. И людей вокруг полно – дружинники, селяне на подводах. Все на происходящее таращатся, никто ничего понять не может. Не взбеленился ли воевода – с ножом на девку кидаться?
Ратибор понял – пришел его последний час. Даже если он убьет воеводу, дружина не даст ему уйти – или свяжут, или убьют. Плохо только, что Марья пострадать может.
Илья спрыгнул с телеги, вытащил ножны с мечом и обнажил клинок. Ножны же в сторону отбросил – не пригодятся они ему больше.
Уверенным шагом пошел к Вышате с Марьей.
– Оставь женщину, воевода! – крикнул он. – Тебе нужен я? Так вот он я, перед тобой! Давай сразимся, как мужи!
Но Вышата точно обезумел. Он ударил Марью ножом в грудь и повернулся к Илье со злорадным оскалом на губах. В этот момент он напоминал дьявола, в лице его не было ничего человеческого.
В два прыжка Илья подскочил к Вышате, отрубил ему руку с окровавленным ножом, а вторым ударом снес воеводе голову.
Дружина и селяне ахнули. А Марья, упав на землю, бледнела на глазах, дыхание ее становилось прерывистым. Много раз Илья видел, как умирают люди, и сейчас понял – уходят последние секунды жизни его любимой женщины.
Он упал перед ней на колени, отбросив меч, – на дружину не обернулся даже.
На груди Марьи была широкая рана, откуда изливалась толчками кровь.
Илья рванул за ворот рубаху, разрывая ее до пояса, выхватил деревянную фигурку Макоши, потер ее лихорадочно и громко взмолился:
– Богиня древняя Макошь! К тебе одной взываю! Ты все можешь. Молю тебя – помоги, сохрани жизнь любимой женщине. У тебя есть помощницы, прядущие нить жизни – Доля и Недоля, – пусть свяжут они оборвавшуюся нить! Клянусь, верой и правдой буду служить тебе до последнего вздоха!
И богиня отозвалась. Голос прозвучал, но слышал его только Илья:
«Душа волхва передала, что бежал ты из города, поклонников моих на произвол судьбы бросил. Муку они смертную приняли, а ноне Калинов мост через реку огненную перешли. Испей и ты чашу горечи», – и засмеялась презрительно.
Смолкла богиня, а Илья поверить не мог, что Макошь отказалась от него. Вскочив в бешенстве, он бросил фигурку Макоши наземь и стал ее топтать. Потом схватил меч и в исступлении начал наносить по фигурке удары – тяжелый меч крошил дерево в щепы. Не сделал бы так – уцелел бы, но зачем ему жизнь без Марьи?
Осерчала Макошь, прогневалась. Среди ясного неба ударил гром, испугав многих, а Илья почувствовал, как деревенеют его ноги. Посмотрел вниз и увидел, что сапоги его подошвами в землю вросли. И вовсе глазам своим не поверил, когда увидел, как ноги его корой древесной покрываются. Попробовал ноги из земли выдернуть, да не слушаются они его уже.
А корой уже тело его до пояса покрылось, и выше она взбирается, грудь охватила, дышать нечем стало.
Так и застыл Илья недалеко от городских ворот, в дерево превратившись.
Дружинники и селяне оцепенели – диво невиданное! Только что живой человек стоял перед ними, а сейчас уже на его месте дерево, дуб молодой.
Тишина наступила полная. Муха пролетела – услышали бы. Даже лошади не ржали, не переступали копытами.
Когда отошли немного, кто-то креститься начал. А первые ряды, на глазах которых все это действо происходило, в языческих богов поверили. В первый и последний раз в своей жизни они видели своими глазами необыкновенное, не людских, а божьих рук дело.
Некоторое время никто с места сдвинуться не мог. Трагедия произошла быстро. Только что на их глазах двое жизни лишились, а один… И слов-то не подобрать.
Когда в себя пришли, дружинники подобрали тело, отрубленные руку и голову воеводы, все завернули в рогожу и повезли в детинец. Многие, кто слышал слова волхва, предсказывавшие судьбу воеводе, теперь перешептывались: прав оказался волхв в своем предсказании.
Марья тоже лежала на земле недолго. Нашлись сердобольные люди, глаза прикрыли, на телегу погрузили и увезли – но не в город, а в деревню, где и похоронили по языческому обряду. Нашлись среди видевших убийство сторонники Макоши и Перуна.
Весть о происшедшем у городских ворот быстро облетела город и его окрестности. Люди были взбудоражены, и разговоры не одну неделю шли.
Дерево никто не трогал, стороной его обходили. О том, чтобы срубить дуб, никто и не помышлял. По ночам к дубу язычники из городских жителей приходили, по обычаю ленточки на ветки повязывали. Под утро иной раз кабаны приходили – желудями полакомиться, однако и они землю не рыли, корни дерева не портили.
Проходили дни, недели, месяцы, года и века. Дубок вымахал в огромный, в три обхвата, могучий дуб. По весне зеленел, по осени листья сбрасывал, мерз зимой. Илья был жив, но ни видеть, ни говорить не мог, только ощущал, когда к нему прикасались.
Постепенно из памяти стирались картины прошлой жизни, мысли ворочались медленно. Он так и думал, что придет время, сердцевину его источат жучки, и однажды ураган свалит его, вырвет с корнем – все деревья когда-нибудь умирают.
Но вот однажды…