Екатерина Андреевна сразу поняла – Лариса влюбилась. Она хотела предупредить – не возлагать особых надежд на Гошу, потому что он – другого круга, но не знала, как сказать это помягче. Поэтому молчала. Лариса бы все равно не послушалась.
Гоша стал чаще заходить в издательство. Заглядывал в отдел к Ларисе. Они ходили в кино, в рестораны, в гости.
– Катьандревна, а почему он меня к себе в гости не приглашает? И к нам не идет? Я ему предлагала зайти, с вами познакомиться. Тут что, не принято?
– Ларочка, вы еще недостаточно хорошо друг друга знаете. А знакомство с семьей – ответственный шаг.
Лариса все ждала, когда Гоша приведет ее домой и предложит остаться на ночь. Представляла себе огромную кровать, шампанское, фрукты. И кольцо в красной коробочке – утром. Даже поделилась своими мечтами с Екатериной Андреевной.
Екатерина Андреевна дождалась, когда Лариса убежит на свидание с Гошей, и набрала номер Регины.
– Регина, я должна поставить тебя в известность. У Ларисы роман. Не знаю, как далеко там все зашло, но я волнуюсь. Она такая наивная.
– А что за парень? – спросила Регина.
– Очень приличный, судя по ее рассказам. Из дипломатической семьи.
– У Ларки глаз-алмаз.
– Регина, как ты не понимаешь. Она не из их круга.
– Ой, не начинай. Развела пафос – их круг, не их круг. Мы тоже не из кукурузы вылезли. Будет поумнее, залетит. Тогда никуда не денется – женится.
– Регина, а если не женится? Ты что, не помнишь, как я Алку родила?
– Ты – дура, а Ларка у меня – с головой. Она своего добьется.
– Ладно, мое дело – предупредить. В конце концов, я ей не мать, не могу запрещать.
– Вот и не лезь. Глядишь, родственниками дипломатов станем.
Регина как в воду глядела. Лариса пришла с работы заплаканная.
– Ларочка, что случилось? Тебя кто-то обидел? – разволновалась Екатерина Андреевна.
– Не знаю, что со мной. Тошнит и голова кружится. И грудь болит.
Екатерина Андреевна опустилась на стул.
– Лариса, а ты не беременна? У вас с Гошей что-то было?
– Было, – призналась Лариса.
Было не на большой кровати в квартире, как мечтала Лариса, а на издательском столе в кабинете Гошиного однокурсника.
– А Гоша знает? – спросила Екатерина Андреевна.
– Нет.
– Так ты скажи ему.
– Боюсь.
Лариса рассказала все Гоше. Гоша молчал и кивал.
– Ты на мне женишься? – спросила Лариса.
Гоша опять кивнул и пригласил вечером к себе – познакомиться с родителями.
Ларису приняли вежливо. Гошина мать – Нелли Сергеевна – произвела на Ларису неизгладимое впечатление. Красивая, высокая, вся в драгоценностях. А вот Гошин отец – Павел Георгиевич – Ларисе не показался. Скромный, тихий дядечка. Совсем не похож на дипломата.
Нелли Сергеевна без стеснения разглядывала Ларису. Живо интересовалась ее родственниками, жизнью во Владикавказе. Лариса рассказывала про отца, который вяжет кофточки, про маму – всю жизнь проработавшую в детской комнате милиции, про брата Сашу и его бывшую жену Жанну, про Екатерину Андреевну. Гоша хмыкал, Нелли Сергеевна благосклонно улыбалась. Павел Георгиевич молчал, изредка бросая взгляды на жену. Лариса считала, что знакомство прошло отлично, и вообще была рада тому, что так все случилось. Она ведь правда ничего не просчитывала.
Лариса познакомила Гошу с Екатериной Андреевной. Екатерина Андреевна показала Гоше Ларисины картины. Ей он понравился. Только отделаться от нехорошего предчувствия она не могла.
Наметили день свадьбы. У Ларисы уже живот был виден. Лариса хотела, чтобы мама приехала, но Регина не смогла – заболел Володя. Не могла его оставить. Сашка тоже отказался приезжать. Непонятно почему.
Лариса думала, что свадьбу в ресторане будут играть, но Нелли Сергеевна настояла на варианте тихого домашнего торжества.
– А можно, я Екатерину Андреевну и ее дочку Аллу приглашу? – спросила Лариса.
– Не думаю, что это хорошая идея, – ответила Нелли Сергеевна. – Давайте тихо посидим, только близкие. В твоем положении шумные мероприятия на пользу не пойдут.
– Но Екатерина Андреевна мне как родная, – начала упрашивать Лариса.
Нелли Сергеевна подняла одну бровь – Лариса уже знала, что это означает конец дискуссии.
Еще она мечтала о белом пышном платье. Но никто не предложил ей поехать в магазин «Гименей». И Лариса надела платье, которое ей заказала в ателье Екатерина Андреевна. Ее тоже задел отказ от дома. Она хотела поддержать Ларису.
– Ларочка, ты приезжай, звони почаще, хорошо? – попросила Екатерина Андреевна. Лариса собирала вещи – переезжала к Гоше.
Только Алла была рада тому, что Лариса съезжает. Они с ней так и не подружились, хотя были почти ровесницами. Им даже поговорить было не о чем. Лариса все Екатерине Андреевне выкладывала. У Аллы никогда с матерью таких близких отношений не было. И вообще, Алла давно чувствовала себя лишней.
– Хорошо, Катьандревна, буду звонить, – сказала Лариса. – Вы не обиделись? Правда? Я не знаю, почему Нелли Сергеевна не разрешила вас пригласить. Я очень просила.
– Ты тут ни при чем, деточка. Главное, чтобы у вас с Гошей все хорошо было.
Все ли хорошо у нее с Гошей, Лариса не знала. Его как подменили. Он стал абсолютно безвольным и инфантильным. Не смел перечить матери. Лариса хотела с ним поговорить – про платье и Екатерину Андреевну, но боялась, что из-за ее просьб расстроится свадьба. Тем более все решения принимала Нелли Сергеевна. Это Лариса быстро поняла.
Свадьба была странная. Пришли незнакомые люди – друзья родителей Гоши. Гошиных друзей тоже не было. Посидели за столом, поговорили о политике. «Горько» никто не кричал, молодых не поздравлял. Как будто не свадьба вовсе. Разошлись рано.
Лариса стояла на кухне и, упираясь упругим животом в край мойки, мыла посуду. Выключила воду и услышала кусок разговора. Нелли Сергеевна в коридоре прощалась с друзьями семьи.
– Ты же понимаешь, Гоша хронически, генетически порядочен. Естественно, он на ней женился, – говорила Нелли Сергеевна подруге, – а у нее мозгов хоть и немного, но на это ума хватило. Они там, в провинции, все такие ушлые. Только с виду – такая милая и молчаливая. А дай палец – по локоть откусит. И жует все время. Прямо поразительно, жует безостановочно. Я когда Гошеньку носила, и то старалась на диете сидеть, чтобы потом быстрее в форму вернуться. А эта жует и жует. С открытым ртом. Я смотреть не могу. Абсолютно не понимает, в какую семью она вошла. Никакого понятия о том, как нужно себя держать.
– Да, ты права, дорогая. И я заметила, – поддакивала подружка.
– А ты это видела? Видела? – продолжала свекровь с энтузиазмом. – Вот сегодня. Сидят люди, между прочим, не последнего ряда, а она при всех его за коленку держит. Это в какие ворота? Разве так можно? Боже мой, ну почему все так? Ребеночка больше всего жалко. Хорошо, если в Гошу пойдет, а если в ее родню? Кошмар.
Я ему говорила, пусть аборт делает. Мы любые деньги заплатим. И в клинику устроим. Я вообще сомневалась, что ребенок от него.
– А он?
– Что с него взять? Мужчина. Сказал, что он у Ларисы был первым мужчиной. Она уперлась – рожать, и все. Я думаю, ее мамаша накрутила. Где Гошина голова была? Да что с него взять?
– А кто у нее родные?
– И не спрашивай. Мать в детской комнате милиции работала. С уголовниками и проститутками. Отец вообще не пойми кто, кофты вязал на продажу, сейчас сторож. Брат у нее есть. Бросил жену с ребенком. А здесь – то ли тетка, то ли подруга матери. Машинистка в издательстве. Она еще удивляется, почему я не хочу их в дом звать. О чем мне с машинисткой разговаривать? Слава Богу, родственники не смогли приехать. Я даже в страшном сне представить себе не могу, что бы здесь было.
– А почему вы торжество не организовали? В ресторане? Все-таки свадьба…
– Да какой там ресторан? Позорище. Представляешь, какие разговоры пошли бы? Хороша невеста – свадебным букетом живот прикрывает… Не дай Бог.
– А насчет прописки поговорила? – спросила приятельница.
– Нет еще, все как-то не соберусь.
– Лучше договориться на берегу. Потом поздно будет.
– Да, ты права.
Лариса включила воду и заплакала.
Нелли Сергеевна проводила гостей и зашла на кухню.
– Ну, Ларочка, как дела? Не устала? – ласково спросила она невестку.
– Устала, – сказала Лариса.
– Ну, дорогая, это ты на приемах не была. Я на десятисантиметровых каблуках по пять часов выстаивала. Вот это усталость. Но у нас было другое воспитание, другая закалка. Сейчас такого нет. Да, кстати, я хотела обсудить с тобой один момент. Извини, что приходится делать это в такой день, но с другой стороны – когда еще?
– Вы о прописке? – спросила Лариса.
– Да, именно. – Свекровь подняла одну бровь. – Мы, конечно, можем тебя сюда прописать, но учти, без права на имущество. Пойми, эту квартиру получил Гошин отец. Она ему досталась тяжелым трудом. Мои опасения вполне понятны, не так ли? Но безусловно, я не сомневаюсь в твоей порядочности.
– Я прописана у Екатерины Андреевны. Маминой подруги, – сказала Лариса. – Мне не важно, какой адрес указан в паспорте.
– Вот и замечательно. Я рада, что мы друг друга поняли. И, Ларочка, насчет ребеночка можешь не волноваться. Ребенок будет прописан у отца, то есть у нас. Это будет правильно. Все-таки здесь поликлиника, детский сад, школа.
– Спасибо, – сказала Лариса.
– Не за что, дорогая. – Нелли Сергеевна явно повеселела.
Утром после свадьбы Лариса встала пораньше – завтрак приготовить. Пожарила яичницу, положила вилку, намазала хлеб маслом, налила в чашку чай. Салфетку под тарелку положила, чтобы скатерть не испачкать. Хлеб на отдельное блюдце, как Екатерина Андреевна делала. Первой в кухне появилась Нелли Сергеевна. С утренним макияжем. Посмотрела на стол. Достала турку и стала варить кофе.
– Ларочка, а вы что предпочитаете на завтрак? – спросила Нелли Сергеевна, не оборачиваясь. Лариса слушала шум воды в ванной – Гоша принимал душ – и хотела только одного – чтобы он побыстрее вышел.
– Я не знаю, ничего особенного, – сказала Лариса.
– Ларочка, не подумайте, что я брюзжу, я все-таки еще не такая старая. – Нелли Сергеевна, смеясь, перелила кофе в чашечку и стояла, нависнув над Ларисой, отхлебывая глоточками. – Но Гоша с маленького возраста приучен завтракать, обедать и ужинать за сервированным столом. Мне бы хотелось, чтобы и нашему будущему внуку вы передали семейные устои. Традиции нашего дома. Так вот, дорогая. На завтрак Гоша предпочитает гренки – можно в яйце обжарить, можно с конфитюром подать. Кофе. Гоша по утрам пьет только кофе. Две ложки кофе, ложка сахара. И еще, дорогая, класть салфетку под тарелку совсем не обязательно. Салфетка должна лежать под кофейной чашкой, на блюдце. Ничего, вы привыкнете. Это же так просто.
В этот момент на кухню зашел Гоша.
– Кофе есть? – спросил он.
– Да, дорогой. У меня остался.
Нелли Сергеевна налила в чистую чашку остатки кофе из своей турки. Гоша хлебнул кофе, чмокнул сначала мать, потом Ларису и убежал. Опаздывал на совещание. Свекровь стояла и цедила кофе. На лице было написано: «Ну и кто оказался прав?» Лариса выбросила яичницу в мусорное ведро и ушла в комнату. Взяла телефон и позвонила Екатерине Андреевне.
– Катьандревна, это я.
– Ларочка, как все прошло? – обрадовалась Екатерина Андреевна.
– Нормально. Катьандревна, а что такое конфитюр? – спросила Лариса.
– Это как варенье или джем. А что?
– Ничего. Не такой завтрак приготовила.
– Потерпи, дорогая, поначалу всегда тяжело. В чужой монастырь со своим уставом не лезь. Все уладится. – Екатерина Андреевна говорила, но сама в это не верила.
– Нелли Сергеевна про прописку спрашивала. Я сказала, что мне их прописка не нужна.
– Правильно сказала. Не в прописке счастье. У тебя есть дом.
В Гошиной семье был культ французского языка. Французские слова и выражения периодически всплывали в разговоре. Лариса французский не знала. В школе она изучала немецкий. Да и тот помнила с трудом. Сначала она, слыша незнакомую речь, просто улыбалась. Но когда Нелли Сергеевна переходила на французский окончательно, чувствовала себя полной дурой. Ей казалось, что свекровь говорит что-то плохое про нее. Гоша смеялся и вечером, в постели, переводил ей содержание беседы. Невинной. Но Лариса думала, что Гоша специально так говорит. Свекровь встречала сына: «Ca va, mon cher?» Гоша вставал из-за стола с фразой: «Merci, madame» – и картинно шаркал ножкой. Лариса скучала по маме, по Владикавказу, по Екатерине Андреевне. Но она боялась позвонить матери. Думала, что Нелли Сергеевна будет ругаться за счет за междугородные переговоры.
У Нелли Сергеевны день был расписан – утром приезжала маникюрша, в обед – массажистка. Если нужно было поменять по времени массажистку с маникюршей, свекровь час висела на телефоне. Ларисе было нечем заняться. Из издательства она уволилась – Нелли Сергеевна настояла. «Жена должна следить за домом и за тем, чтобы муж был ухожен», – сказала Нелли Сергеевна. Лариса не спорила, хотя по работе скучала.
В кабинете свекра была потрясающая библиотека. Лариса хотела взять что-нибудь почитать, но ей было неловко просить разрешения. Она покупала журналы, детективы в мягких обложках. Как-то Нелли Сергеевна зашла к ним в комнату и увидела у Ларисы книгу с закладкой. Брезгливо взяла в руки, прочитала название, перелистала несколько страниц.
– Ларочка, Павел Георгиевич всю жизнь собирал книги. В нашей библиотеке есть уникальные издания. И не понимать этого, не интересоваться – просто преступление, – сказала свекровь и вышла.
Лариса отплакалась – она в последнее время часто плакала – и позвонила Екатерине Андреевне. Пожаловалась на свекровь, на французский…
– Деточка, пойди на языковые курсы, – посоветовала Екатерина Андреевна. – Все лучше, чем дома сидеть без дела.
Лариса нашла курсы поближе к дому. Все-таки срок уже большой был – тяжело ездить. Попросила у Гоши деньги – тот даже не спросил на что. Лариса потом жалела, что не попросила больше – хотела послать родителям во Владикавказ. А сказать напрямую не решалась.
После нескольких занятий Лариса решила сделать родственникам сюрприз.
Вечером, за ужином, она выдала заученную, тщательно отрепетированную фразу: «Il fait tres chaud aujourd’hui, n’est ce pas?» Гоша с грохотом уронил на тарелку вилку. Нелли Сергеевна подняла одну бровь. Павел Георгиевич улыбнулся. Впервые на памяти Ларисы. Или ей показалось?
– Боже, Ларочка, вы не перестаете меня удивлять, – сказала Нелли Сергеевна. – Вы начали изучать французский? И давно ли?
– Недавно. Всего несколько занятий было, – сказала Лариса. Она уже пожалела о том, что решила похвастаться проявленной инициативой. Когда Нелли Сергеевна начинала говорить таким тоном, не жди ничего хорошего.
– Что ж, это замечательно. Я рада, вы наконец поняли, что важно для нашей семьи. Еще немного, и вы сможете поддерживать наши беседы. Конечно, не хочу вас расстраивать, но не питайте иллюзий по поводу качества вашего образования. Сейчас ведь учат все, кому не лень. Хотят быстренько научить основным фразам – и вперед. Никакого внимания к произношению, языковой культуре. Это давали только преподаватели старой закваски. Вы слышали, как говорит Гошенька? Какие звуки? Впрочем, он же учился во Франции. Знаете, Ларочка, он свободно стал общаться даже раньше меня. Дети вообще все быстро схватывают. Я вообще считаю, что учить язык нужно с детства. А потом, в так сказать сознательном возрасте, это уже не то.
– Arretez, – сказал Гоша и, повернувшись к Ларисе, перевел: – Я сказал ей, чтобы она прекратила.
– Гоша, ты считаешь, что я не права? – Нелли Сергеевна угрожающе подняла бровь.
– Мама, пожалуйста, перестань так разговаривать с Ларисой. Она все равно не оценит твои шпильки. Можешь зря не стараться.
Лариса схватилась за живот и начала сползать со стула.
– Вызывайте «скорую», – тихо сказал Павел Георгиевич.
Лариса родила мальчика. Пришлось делать кесарево. Мальчика назвали Георгием. В честь отца и прадеда. Ларисе было так плохо, что она даже спорить не стала. Нелли Сергеевна передала пожелание – называть ребенка полным именем. Никаких уменьшительно-ласкательных сокращений. Лариса прижимала сына к груди и шептала: «Жорик». Кормить грудью Лариса не могла – пять дней на уколах, ребенок на бутылочке. Жорик привык к свободно льющейся из разжеванной соски смеси и отказался брать грудь. Да и молока у Ларисы почти не было.
– Ни родить сама не может, ни кормить. У нас в роду все сами рожали, никого не резали. И грудью кормили до года, – говорила Нелли Сергеевна сыну, уже не стесняясь Ларисы.
Лариса крутилась с ребенком сама. Свекровь висела на телефоне и рассказывала приятельницам, что маленький Георгий пошел в их предков. И разрез глаз, и губки – все от их породы. От Ларисы – ничего. Лариса и сама это видела. Нелли Сергеевна заходила утром – делала внуку «козу», брала ненадолго на руки, отдавала малыша Ларисе:
– Тяжеленький стал, а у меня спина…
Могла покормить. Раз в неделю. В удовольствие, а не чтобы помочь. И говорила, говорила, говорила. Как нужно воспитывать, чем кормить, как пеленать, во сколько укладывать. Лариса не спорила. Гоша вообще не знал, с какой стороны подойти к сыну. Ларисе он сказал:
– Вот исполнится ему лет пять, чтобы уже диалог был, тогда я им займусь.
Когда Георгию исполнилось два года, Нелли Сергеевна договорилась насчет садика. Ведомственного. Лариса не хотела отдавать сына в детсад. Боялась, что он будет плакать, боялась, что от нее отвыкнет, боялась остаться одна. Но Нелли Сергеевна заявила, что ребенок должен социализироваться, развиваться. А в саду – педагоги, музработники, бассейн. А что Лариса ему дать может? Ничего.
Из сада Георгий принес вшей. Лариса мазала маленькую головенку дустовым мылом, надевала шапочку для бассейна, повязывала платочек, чтобы Георгий содрать не мог. Потом смывала, вычесывала частым гребешком над полотенцем. Георгий плакал – больно. Но Нелли Сергеевна не разрешила коротко подстричь внука – кудрявые локоны ее умиляли. Вину за педикулез свекровь почему-то свалила на Ларису. Если бы та следила за сыном, никакие бы вши не завелись. Нелли Сергеевна была убеждена, что в ведомственном саду вши не могут появиться по определению.