— Мы должны что-то делать, мы должны что-то делать, — твердил он как заведенный. — Евгения Максимовна, не молчите, скажите, что вы собираетесь делать дальше? Кто может так издеваться надо мной? Вы ведь говорили, у вас имеется несколько кандидатур на роль подозреваемых.
— Да, подозреваемых у меня было несколько. Кандидатура Бородина отпала сама по себе.
— Козлов?
— Нет, не думаю, — возразила я. — Козлов целиком и полностью поглощен планами по возобновлению строительства, а Бородин в этом деле был его помощником, человеком, который публично заявит о несправедливости прежних притязаний к бизнесмену Козлову. Журналист Бородин был нужен Козлову. Как бы он ни хотел отомстить вам, если вообще хотел, он не пошел бы на такие крайние меры. Не стал бы рубить сук, на котором сидит.
— Так что же, остается Малявина?
— Малявина? Нет, не думаю. Она не так умна и не так кровожадна. Здесь кто-то другой, со связями, с возможностями. За всем этим стоит человек сильный и могущественный.
— Но кто же это может быть?
— Пока я могу предположить только одно. Отец и сын Смирновы.
— Что? — удивился Крапивин. — Но почему вы так решили? Да, я написал о них статью, разрушил их семейную тайну, но эта история и так получила бы огласку, потому что скрыть подобное сложно. Нечасто сын заказывает убийство собственного отца. И вообще, Смирнов-старший побушевал первое время, но потом остыл, и мы, можно сказать, разошлись полюбовно. Неужели вы думаете, что спустя два года Смирнов захотел отыграться на мне за прежние обиды?
— Смирнов-старший вряд ли. Он и поныне живет и здравствует, а бизнес его расцветает и крепнет. Ваша статья никак не повлияла на его деятельность, так что он вряд ли стал бы воду мутить. А вот его отпрыск, насколько я знаю, был изгнан из отцовского дома.
— Нет, нет, я сомневаюсь, что это кто-то из них, — недоверчиво качал головой Эдуард Петрович. — Моя статья была всего лишь голосом правды. Своего сына Смирнов и без моего вмешательства отлучил от дома, моей вины в этом нет.
— Но есть еще одна версия, которую вы упорно отрицаете. — Я внимательно посмотрела на журналиста и задала вопрос, который уже не раз повторяла: — Над чем вы работаете сейчас?
— Ну вот, вы опять, — поморщился Крапивин. — Я же вам говорю, это никак не связано с происходящими событиями.
— И все-таки, почему вы не хотите говорить об этом? Пусть никак не связано, но мне будет проще действовать, если я буду абсолютно уверена, что работаю не впустую, что самая вероятная версия, которая напрашивается в первую очередь, не имеет подтверждения.
— Ну хорошо, — нехотя согласился журналист. — Я уже недели две не пишу никаких статей, ни скандальных, ни обычных житейских, я просто очень устал и предался любимому занятию — творчеству.
— И что вы творите?
— Вот вы, Евгения Максимовна, когда хотите отдохнуть от работы, что делаете?
— Когда я хочу отдыхать, я отдыхаю.
— Наверное, вы бегаете, ходите в тир, занимаетесь на тренажерах.
— И это тоже, — я улыбнулась догадливости Крапивина.
— Вот и я также. Когда я хочу отдохнуть, делаю то, что умею лучше всего, то, от чего я получаю удовольствие. Когда я хочу отдохнуть от работы, я работаю.
— А можно поточнее? — Мне надоело слушать эти философские размышления журналиста.
— Когда я хочу отдохнуть от работы, я пишу. Пишу мемуары, — на полтона ниже сказал Эдуард Петрович, как будто он стыдился своего увлечения.
— Что?
— Ну, мемуары. Я пишу о себе, о своей жизни, о близких мне людях. Я понимаю, читателей у меня будет немного. Кому интересно знать о жизни талантливого журналиста, кроме жены и друзей? — Слова эти прозвучали с явным сомнением, как будто Крапивин спрашивал у меня: «А не думаете ли вы, что это будет увлекательное чтиво?» Я не стала отвечать на его молчаливый вопрос, и он продолжил: — Мне нравится писать о себе, я отдыхаю, когда с головой окунаюсь в свое прошлое, радужное и счастливое прошлое. — Он закатил глаза от удовольствия и улыбнулся.
— А кто-нибудь знает о ваших мемуарах?
— Марусенька.
— А еще кто?
— Теперь еще и вы. — Он снова погрустнел. — Только прошу вас, никому не говорите об этом. Мои мемуары — это как дневник, очень личный. И я опасаюсь, что посторонние люди захотят проникнуть в глубину моих воспоминаний. Пока я не закончил самую главную работу своей жизни, свою книгу, об этом не нужно никому знать. — И снова чувство гордости за себя и за свой талант накрыло Эдуарда Петровича. — Могу я на вас рассчитывать?
— От меня об этом не узнает никто, — заверила я журналиста, и он успокоился.
Глава 6
Для себя я уже четко определила: мне надо встретиться с семейством Смирновых. Сомнения Эдуарда Петровича относительно их участия в преследованиях звучали не очень убедительно. Я была наслышана и о папеньке Смирнове, и о его сыночке и не сомневалась, что и тот, и другой, имея хорошие связи и широкие возможности, способны на подобные шутки с неугодными им людьми. Конечно, насчет Смирнова-старшего я сомневалась, он человек серьезный и деловой, издевательства над Крапивиным больше походили на шалости обиженного ребенка, чем на ухищрения делового человека. Поэтому кандидатура Смирнова-младшего казалась мне вполне убедительной. Эдуард Петрович наивно надеялся на то, что его вмешательство в дела Смирновых, его статья никак не повлияли на дальнейшие отношения отца и сына, которые были обречены в ту самую минуту, когда сын заказал отца. Но на деле все было иначе. Отцу и сыну удалось договориться, сын повинился, отец его простил и посулил неплохой куш. Но когда эта неприятная история получила огласку, компаньоны Смирнова-старшего и его деловые партнеры, как у нас в стране, так и за рубежом, высказали свои опасения и потребовали вывести из бизнеса непутевого сына, в противном случае, пообещали они, у Смирнова-старшего будут большие проблемы. Сделать правильный выбор было несложно, официально отец отказался от сына, и его бизнес не пострадал. Но на деле Смирнов-младший остался на иждивении у папеньки, а свои амбиции он теперь реализовывал в кругу подобных ему бездельников с завышенными запросами.
Оставалось дело за малым — найти Смирнова-младшего. С этой целью я решила позвонить своему знакомому, который хорошо слышит, далеко видит и вообще много знает о тех, кто не хочет, чтобы о них много знали. Сенька Ветер, бывший гонщик, а ныне мелкий криминальный элемент. Его прозвали Ветер за страсть к скорости, лучшего водителя в нашем городе сложно было найти. Он знал Тарасов и его окрестности как свои пять пальцев и мог уйти от любой погони. Сенька считал себя птицей вольной, работал, как ему казалось, на кого хотел. Но на деле его давно подмял под себя один из местных криминальных авторитетов, который великодушно предоставлял Ветра в качестве эскорта «нужным» людям. Сенька был очень любопытен, и этот его порок я частенько использовала в своих интересах.
Я уединилась в комнате и набрала номер Сеньки Ветра. Он, как обычно, радостно поприветствовал меня и участливо поинтересовался моим здоровьем. Минуя бессмысленную болтовню о жизни, я сразу перешла к делу.
— Сеня, мне нужен Смирнов.
— Смирнов-папа или Смирнов-сын? — Несмотря на распространенность данной фамилии, Сеня сразу сообразил, о ком я говорю.
— Сын.
— Жень, я бы не советовал тебе встречаться с Леньчиком. Он в последнее время совсем обезумел, стал злым и неуправляемым. Говорят, среди его братвы стукачок нарисовался, так он теперь в напряге. Кстати, ты слышала, что его ребята натворили в прошлый четверг на базаре?
— Нет, не слышала. — Разговор о погроме на городском рынке мне совсем не хотелось развивать. — И тем не менее я должна с ним встретиться. Где его найти?
— Жень, ну честное слово, не глупи, не нужен он тебе.
— Я лучше знаю, кто мне нужен, а кто нет. Говори, где его искать?
Сенька Ветер еще немного попричитал, повздыхал, но в конце концов дал наводку, где искать Смирнова-младшего.
— За городом есть что-то типа ночного клуба, «Юрта» называется, знаешь такое?
— Знаю.
— Так вот, это его заведение. Он в последнее время в нем окопался, и вся его братва там же сидит. Так что будь поосторожнее, возьми с собой пулемет, — Сенька засмеялся своей же шутке, — без него тебе не обойтись.
— Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь, — ответила я, заканчивая разговор.
Когда я вышла из комнаты, сразу наткнулась на Эдуарда Петровича. Он все еще пребывал в состоянии легкого шока, глаза его были красными, губы пересохли, вены на шее часто пульсировали. Облизав губы, Крапивин стал жалобно просить о помощи.
— Евгения Максимовна, я не знаю, что мне делать. Марусенька, наверное, с ума сходит, куда это я пропал. Мне надо ей позвонить и все объяснить.
— Евгения Максимовна, я не знаю, что мне делать. Марусенька, наверное, с ума сходит, куда это я пропал. Мне надо ей позвонить и все объяснить.
— Вы собираетесь рассказывать жене о том, в какую неприятную ситуацию попали?
— Нет, что вы, для нее это станет таким ударом. Я скажу, что уехал в длительную командировку. Ну, придумаю что-нибудь, лишь бы она не волновалась.
— Но я уже предлагала вам воспользоваться моим телефоном, — я протянула Крапивину свой мобильник. — Пожалуйста, звоните.
— Нет, нет, — снова запротестовал журналист. — Если Маруся увидит незнакомый номер телефона, она начнет волноваться.
— Ну, за вашим зарядным устройством мы не поедем, — категорично заявила я, направляясь на кухню.
— Но как же быть? — жалобно стонал Эдуард Петрович, следуя за мной.
— Ну, хорошо, давайте возьмем вашу сим-карту и вставим ее в мой мобильный телефон.
— Гениально, — быстро оживился Крапивин. — Давайте скорее ваш телефон. Это просто гениально.
Настроение у Эдуарда Петровича поднялось.
— Главное — сохранять спокойствие, только сохранять спокойствие, — журналист медитировал, дал себе установку на спокойствие, хотя руки его от этого меньше трястись не стали.
После нескольких гудков Марусенька ответила. Она так орала, что я невольно слышала каждое ее слово.
— Эдик, Эдик, что случилось? Как это понимать?
— Марусенька, ничего страшного не случилось, — начал оправдываться журналист. — Я в командировке.
— Какая еще командировка? — орала обезумевшая женщина. — Почему тебя разыскивает милиция? Что ты натворил? Где ты?
— Как милиция? — Крапивин побледнел. — Откуда милиция? Как они тебя нашли?
— Я вернулась домой, я не могла тебе дозвониться и забеспокоилась. Я вернулась домой еще вчера вечером. Почему ты не ночевал дома? Где тебя носит?
— Марусенька… — Эдуард Петрович был сбит с толку и не находил нужных слов, чтобы продолжить разговор с женой.
— Скажите ей, что перезвоните через полчаса, — посоветовала я журналисту.
— Я перезвоню, — пролепетал он, после чего я выхватила трубку из его влажной ладони и отключила телефон. Затем я аккуратно открыла заднюю панель и вытащила сим-карту Крапивина.
— Какой кошмар. — Крапивин смотрел в одну точку на полу и еле слышно говорил: — Какой кошмар. Она меня убьет.
Я налила в стакан кипяченой воды и протянула Эдуарду Петровичу.
— Вот, выпейте. Вам надо успокоиться.
Журналист утолил жажду, вернул мне пустой стакан, потом еще что-то пробурчал себе под нос и неожиданно изменился в лице. Огонек жизни мелькнул в его взгляде, Крапивин что-то придумал.
— Я должен увидеться с Марусенькой, — категорично заявил он, а для убедительности ударил кулаком по столу.
— Эдуард Петрович, — я собралась объяснить ему, как это опасно, но он даже не собирался слушать мои увещевания.
— Мне все равно, что со мной случится. Пусть лучше в камеру посадят, но с Марусей я должен увидеться, и немедленно. — Крапивин сорвался с места и пошел в коридор натягивать куртку. — Немедленно. Немедленно, я должен быть рядом с ней.
— Эдуард Петрович, успокойтесь и сядьте. — Я позволила себе прикрикнуть на обезумевшего журналиста, но он пропустил мимо ушей мои слова. У него появилась идея, и он не собирался отказываться от нее ни под каким предлогом.
— Я еду домой.
— Сядьте, — я уже не просто повысила голос, я громко крикнула на Крапивина и преградила ему путь к выходу. — Сядьте, мы сейчас вместе придумаем, как вам встретиться с женой.
— Надо ехать домой.
— Необязательно. Я сейчас позвоню Мечникову и попрошу его привезти вашу Марусеньку сюда.
— Хорошо. Звоните, — неожиданно быстро согласился Крапивин. Не раздеваясь, он прошел в кухню и устроился на табуретке. — Звоните.
Наш шумный разговор с Костей, который даже диалогом не назовешь, потому что Крапивин постоянно вмешивался, подскакивая к телефонной трубке и выкрикивая свои требования, закончился не в пользу журналиста.
— Женечка, ты же должна понимать, сейчас не время. Если хотите, я могу подъехать к Марии Аркадьевне и прояснить ситуацию, успокоить. Но привезти ее к вам я не могу. За домом Крапивина наблюдают, Мария Аркадьевна тоже под наблюдением. За ее передвижениями следят в надежде выйти на Эдуарда Петровича. А ты хочешь, чтобы я самолично привел оперативников к вам?
— Я этого не хочу.
— А я хочу видеть Марусю! Везите ее сюда немедленно, — надрывался Крапивин.
— Да подождите вы, — я с трудом оттесняла журналиста.
— Дай я сам поговорю с Эдуардом Петровичем, — попросил Мечников.
Но поговорить с Крапивиным Косте не удалось, потому что журналист не дал Мечникову и слова сказать, он без умолку твердил о своих волнениях и пожеланиях и не хотел слышать никаких возражений. В конце концов я отобрала у него трубку и успокоила Константина:
— Я все поняла, Костя, мы с Эдуардом Петровичем решим эту проблему.
— Я на тебя надеюсь. — На этом наш разговор со следователем закончился.
— Что вы собираетесь решать? — Крапивин начал огрызаться. — Я уже все решил, вам не удастся отговорить меня.
— Эдуард Петрович, неужели вы не понимаете…
— Я все понимаю, — журналист неожиданно скис. — Но и вы меня поймите, я так не могу, я места себе не нахожу. — Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Евгения Максимовна, умоляю вас, помогите мне. Иначе я сойду с ума.
Крапивин был жалким и абсолютно вымотанным, я понимала, что его навязчивую идею — немедленно встретиться с супругой — уже не искоренить, поэтому согласилась предпринять попытку выманить Марию Аркадьевну из дома.
— Только обещайте, что будете слушаться меня и делать лишь то, что я скажу. Никакой отсебятины, — наставляла я Эдуарда Петровича.
— Клянусь, — с готовностью ответил он.
— Когда мы были у вас дома, вы разговаривали с женой по телефону, и я случайно услышала, что вы говорили про химчистку.
— Ах да, химчистка. Марусенька сдавала свой брючный костюм в чистку, я должен был забрать его. А при чем тут это?
— Чтобы не вызывать подозрений, мы выманим вашу жену в химчистку и уже оттуда заберем ее.
Крапивин немного оживился при слове «заберем», но доля сомнения в успешном проведении операции осталась.
— А как мы ее выманим?
— Сейчас увидите, — ответила я и потянулась за городским телефоном. — Продиктуйте мне телефон жены.
Эдуард Петрович сказал мне номер и с любопытством ожидал результата моей задумки.
Я прокашлялась и, когда в трубке раздался тревожный женский голос, поинтересовалась:
— Могу я поговорить с Крапивиной?
— Я слушаю.
— Это из химчистки вам звонят. — Я намеренно растягивала слова, изменив свой голос. — У нас тут проблемка с вашим костюмом.
— Какая проблемка?
— Гладильщица дырку в пиджаке прожгла.
— Как? Вы что, испортили мой костюм? — Мария Аркадьевна не могла сдержать возмущения. — Как вы могли?
— А что вы хотите, дорогуша? — парировала я. — У нас тоже люди работают, всякое случается.
— Да я вам знаете что сделаю?
— Но вам еще повезло, — успокоила я женщину, — сегодня как раз ваш день. Если хотите получить компенсацию за испорченную вещь, приезжайте к часу дня. У нас как раз будет работать конфликтная комиссия. Составим документики и вернем вам ваши денежки.
— Да что вы себе позволяете? — продолжала возмущаться гражданка Крапивина.
— В общем, если сегодня не приедете, будете ждать еще месяц, до следующей комиссии. Всего хорошего. — Я немедленно отключилась и посмотрела на часы.
— У нас есть сорок минут, чтобы добраться до химчистки.
— Едем, — скомандовал Крапивин и устремился к выходу.
Я по-прежнему оставалась рыжеволосой и зеленоглазой, так что мне не приходилось беспокоиться о своей персоне. Даже если меня кто-то заметил у дома Бородина и помог оперативникам составить мой фоторобот, сейчас я совсем не походила на себя вчерашнюю и могла спокойно перемещаться по городу. Вот Крапивину не стоило показываться на люди. Я упрятала его на заднее сиденье и велела сидеть тихо, не высовываться.
— Как-то жестоко вы обошлись с Марусенькой, — переживал за супругу журналист, — ей из-за меня уже досталось, а теперь еще дырка на костюме.
— Угомонитесь, Эдуард Петрович. Скоро вы сможете успокоить свою Марусеньку.
На моей машине мы подъехали к дому Крапивина, и первое, что мне бросилось в глаза, это темная «шестерка» у соседнего подъезда. В «шестерке» сидели двое, поглощая сдобную выпечку, они поглядывали на подъезд Крапивина, из которого буквально через пару минут вышла невысокая женщина в длинном пальто и зеленой беретке.
— Это она, — почти простонал Эдуард Петрович, любуясь своей миниатюрной супругой.