Раскрыв удостоверение, Макс увидел фотографию молодого мужчины в военной форме с лейтенантскими погонами. Правильные черты лица, овальная голова, чуть суженная книзу. На подбородке глубокая ямочка. Обычно такие лица внушают доверие. Лейтенанта звали Максим Сергеевич Мартынов.
— Что же ты на это скажешь? — спросил Тарантул, когда Макс наконец закрыл документ. Его голос был преисполнен сочувствия, дескать, еще одно недоразумение вышло. И нужно принимать срочные меры, чтобы разрешить и его. Хотя хлопотно все это. Опять предстоит расчленять мертвяка да рассовывать его по ненавистным пластиковым пакетам.
— Что бы я ни говорил, ты мне уже не поверишь, — упавшим голосом произнес Макс.
— А ты постарайся быть поубедительнее. Так, чтобы я поверил. Думаю, мне не надо тебя предупреждать: если я пойму, что ты врешь… То тогда ты ляжешь здесь же… Вместе с ним… И первое, что меня интересует, что это за человек!
На губах у Лепилы появилась благожелательная улыбка. Ничто не говорит о том, что каких-то несколько минут назад в его руках был шприц со смертельной дозой скополамина.
— Я скажу правду, — заметно дрогнувшим голосом сказал Макс. — Только не надо меня колоть скополамином, от него болят суставы… Этого человека действительно зовут Максимом Сергеевичем Мартыновым.
— Тогда как же зовут тебя?
— Пусть все выйдут, я бы хотел поговорить с вами наедине.
После некоторой заминки Тарантул разрешил:
— Вы двое идите в соседнюю комнату, а ты, — показал он на Виктора, — подежуришь за дверью. Он никуда не денется. — Ну, так что? — спросил Друщиц у Макса, когда они остались вдвоем.
— Меня зовут Денис Александрович Семенов. Я — капитан ФСБ. — На лице Тарантула не дрогнул даже мускул. Оно и понятно, разве чем-то можно удивить членистоногое? Подобные твари напрочь лишены каких бы то ни было переживаний. — Наше руководство узнало о том, что ты набираешь в охрану к Варягу специалистов высокого класса. Братки для такого дела не годятся, не тот человеческий материал, зато спецназ подходит идеально. У ФСБ появился неплохой шанс попасть к нему в окружение. Мы знали о том, что у Варяга неплохо налажена разведка и контрразведка, а потому было решено, чтобы человек был не вымышленный, а самый настоящий, с биографией.
— Ты встречался с этим Мартыновым?
В глазах Макса появилось уныние, качнув головой, он ответил:
— Несколько раз. Мы с ним общались… Я должен был узнать о некоторых подробностях его жизни. Хотя мы не предполагали, что это может понадобиться. Но какие-то вехи в его биографии я должен был знать. По легенде меня увольняют из армии. Некоторое время я прозябаю без работы, а потом прибиваюсь к первомайской братве. Они сумели оценить меня в деле.
— Каким образом?
— Однажды пришлось отмахиваться чуть ли не от целой футбольной команды. Через год я уже был бригадиром и «крышевал» несколько магазинов. А когда ты искал людей для охраны Варяга, то я сделал все, чтобы попасть тебе на глаза.
Тарантул болезненно поморщился, вспомнив факт их знакомства.
В сопровождении двух «быков» он решил наведаться в гости к Кузе, смотрящему Северо-Западного округа.
Возможно, ничего бы и не стряслось, если бы в тот июньский день не приключилась небывалая жара, от которой плавился не только асфальт, но даже мозги. Спасение можно было отыскать лишь на берегу реки с бутылкой пива в руках. За неимением поблизости водоема Тарантул решил испить холодного пивка в прохладном незатейливом погребке.
Сделав очередной глоток ледяного пива, Константин случайно задел локтем стоящего за его спиной коротышку. Возможно, подобный казус не имел бы последствий, если бы его сосед обладал двухметровым ростом, — в этом случае он коснулся бы только его пояса. Но парень был роста скромного, а потому Тарантул локтем сбил с его головы серую панаму.
Константин Игоревич натянуто растянул губы, скупо извинился и отвернулся, надеясь, что инцидент исчерпан. Но парень, как и подавляющее большинство коротышек, оказался необыкновенно злым. С яростью бульдога он набросился на Тарантула. Благо, что была возможность отличиться, кроме его спутницы, что стояла здесь же и крохотными глотками попивала пиво, здесь присутствовало еще с пяток его товарищей, которые не упустили случая блеснуть молодецкой удалью.
Тогда Тарантул даже не подозревал, что два шкафоподобных охранника больше годятся для заколачивания свай, чем для ближнего боя.
В первые же секунды молодецкой сечи было поломано четыре стула, опрокинуто два стола, а вывернутые из них ножки уже успели обломиться о широкие спины сопровождающих Тарантула. Трудно было предвидеть, чем закончится пивное побоище, если бы не объявился Макс. Успокоив коротышку ударом кружки в лицо, он весело взялся за остальных и так замахал ногами, что запросто мог бы сойти за ветряную мельницу. Через минуту все было кончено.
Тогда Друщиц даже подумать не мог, что все произошедшее было тонко спланированной акцией чекистов.
Вспомнив все это, Тарантул нахмурился:
— Тебе это удалось. Какие у тебя отношения были с Гошей? — кивнул он на покойника.
— Я раскусил его с первого раза.
Тарантул скривился:
— Ты что, ясновидящий?
— Нет, просто я всегда с большой подозрительностью относился к навязчивым людям и с самого начала стал подозревать, что за ним стоит Беспалый.
— Ты хотел убрать Варяга?
Макс отрицательно покачал головой:
— Так вопрос не стоит. Это был бы провал операции! На смотрящем слишком много завязано. Идеальный вариант — завербовать его, но в руководстве понимают, что он не пойдет на контакт ни при каких условиях… Реальный план, держать в секторе видимости все его действия. Для этого я и был внедрен в систему. — Макс говорил спокойно, не повышая голоса, словно речь шла о чем-то самом обыкновенном. Тарантул свой человек, понимать надо! — Вы мне можете не верить, но по-своему я привязался к Варягу. Мне нужно было контролировать Гошу. Если б контакт с ним разладился, тогда он обязательно вышел бы на кого-то другого, и неизвестно, чем бы все это закончилось.
Тарантул понимающе кивнул:
— Разумеется… Сюда! — громко сказал он.
Хлопнула дверь — это вошел Виктор. Из соседней комнаты, слегка скрипнув половицами, вошел «эскулап» с остальными охранниками.
— Ты знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем?
Макс посмотрел на вошедших парней. Отступив на шаг, один из них неторопливо сунул правую руку в карман. Наверняка сейчас он взводит курок. Рядом оставался только Лепила. Макс не мог оторвать взгляда от тонких изящных очков в металлической оправе, которые делали этого человека похожим на потомственного интеллигента.
— Вам невыгодно меня убивать, — спокойно заметил Макс.
— Это отчего же?
— Если вы меня устраните, так обязательно появится другой. И еще неизвестно, чем все это может закончиться. А так я раскрыт и нахожусь под вашим наблюдением. И еще — я привязался к Варягу и, как вы успели заметить, охраняю его не за страх, а за совесть.
— Не убедительно… Мне жаль, — посочувствовал Тарантул, поднимаясь. В иные минуты он был способен на душевную щедрость. — Не сторговались. Ну, чего стоите! Мочите его!
— Постой! — выкрикнул Макс. — Тебе нужен Беспалый? Я знаю, как его достать.
— Каким образом?
— Все очень просто, я могу вычислить нору, где он прячется. Без меня у вас ничего не получится.
— Как ты можешь вычислить это?
В ответ Макс улыбнулся:
— Вы все-таки забываете, где я работаю.
— Хорошо, считай, что мы поладили, — после некоторого раздумья произнес Тарантул. — Как ты общаешься со своими? Ты сам выходишь на связь или они приходят к тебе домой?
Макс отрицательно покачал головой и тихо, так чтобы слышал только Друщиц, сказал:
— Нет. В среду вечером я прихожу в небольшой скверик близ Таганской площади. Ко мне подсаживается мужчина и передает мне инструкции. Если что-то нужно сообщить мне, то я проделываю то же самое. — На лице Тарантула обозначилось сомнение. Макс поспешно добавил: — Не торопитесь убивать меня. Если я останусь с вами, то еще можно некоторое время держать чекистов в неведении, — и, улыбнувшись, добавил: — А потом мне нравится моя работа, где же еще так много платят!
— Хорошо, — не сразу согласился Тарантул. — Но если это уловка и ты водишь меня за нос, обещаю тебе, я лично порежу твое тело на куски и скормлю его псам!
Судя по тому, каким тоном были произнесены последние слова, можно было не сомневаться в том, что так оно и будет.
— Надеюсь, что эта крайняя мера применяться не будет, — улыбнулся Макс.
— Вот что, в эту квартиру ты больше не вернешься. Мы подыскали тебе другую. Там тебе будет веселее… под нашим присмотром! А потом жить рядом с трупом — это такая тоска.
Судя по тому, каким тоном были произнесены последние слова, можно было не сомневаться в том, что так оно и будет.
— Надеюсь, что эта крайняя мера применяться не будет, — улыбнулся Макс.
— Вот что, в эту квартиру ты больше не вернешься. Мы подыскали тебе другую. Там тебе будет веселее… под нашим присмотром! А потом жить рядом с трупом — это такая тоска.
Глава 18 КОМИССАР СОМОВ
Образ Николая Угодника висел у алтаря. Эта была одна из многих икон, подаренных Тимофеем Беспалым Троицкой церкви. Вручив настоятелю эту реликвию, он с заметным покаянием в голосе сообщил:
— Я много грешил. Хочу хотя бы на старости лет замолить грехи. Так что возьми, батюшка, не откажи.
Конечно, не Андрей Рублев, но писана икона была знатно, а потому определили ее неподалеку от алтаря. В храме имелись и еще подношения Тимофея, но поскромнее, тоже иконы. Они пошли как бы в довесок к первой, но из уважения к щедрому прихожанину эти образа тоже нашли в соборе свое место, а некоторые и вовсе красовались на самых почетных местах.
На Тимофея Беспалого никто здесь не обратил внимания. В этой церкви он был частым гостем — постоит перед иконами, перекрестится разок, поставит большую свечу за упокой (человек-то старый, поминать есть кого) да пойдет себе с богом. А ведь в былые времена он даже к сочувствующим не относился, атеистом значился, — был из тех, кто сбрасывал с маковок кресты, а потом устраивал сатанинские пляски на поруганных святынях.
С церковью Беспалого сближал разве что огромный собор, вытатуированный на спине. Это в нынешние времена такое может сделать себе любой желающий, так сказать для блатного шика, а в то время, когда чалился Тимофей, на такую наколку нужно было иметь право, а за ослушание могли и на вилы поднять.
В своих рассуждениях блатные были предельно просты, крест — воровской символ и носить его пристало только самым достойным.
Беспалый постоял на паперти, поглядывая по сторонам. Неожиданно кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел старика с длинными седыми волосами по самые плечи и с широкой седой бородой. Что-то в облике старика показалось ему знакомо. Вот если сбрить бороду, остричь волосы… Нет, этого просто не может быть, того человека давно уже нет в живых, а там, где он зарыт, уже давно проложена асфальтовая дорога.
Старик вдруг неожиданно заулыбался, показав щербатый рот. Его взгляд был почти вызывающим, если не сказать больше, — каким-то отчаянным! Чувствовалось, что он наслаждался замешательством Тимофея, тем самым обретая над своим собеседником власть.
— Вижу, что узнал. И глаз у тебя как-то по-дурному задергался, — удовлетворенно сказал старик. — А говорили, что Беспалый железный, значит, все-таки нет… И у тебя нервишки имеются.
— Ты что, следил за мной, Сомов? — старался не выдать волнения Беспалый.
Старик мелко захохотал, обнажив парочку уцелевших зубов. Жевать ими, конечно, уже было невозможно, но вот напугать — это, пожалуйста! Этакий людоед на пенсии.
— Следил, — удовлетворенно подтвердил старик, сладко щурясь. — Когда я тебя здесь в первый раз увидел, так даже не сразу понял, что это ты. А потом присмотрелся, точно он! Думал, чего это вдруг тебя в церковь потянуло. Покаяться, что ли, решил? Ведь с церковью больше всего дружат большие грешники и святые. Первым нужно свои грехи замаливать, а вторым, чтобы в мерзости не запачкаться. Имеются еще третьи, которые ходят в церковь, когда чувствуют приближение своей кончины, есть и четвертые — корыстолюбивые. Покумекал я и понял, что молиться тебя не заставишь даже из-под палки, грехи свои замаливать ты не собираешься, да и сам ты не святой, помирать тоже не думаешь. Значит, четвертое? — Старик вновь негромко захохотал, обнажив бледные десны. Зубки-то слабы, а полакомиться ох как хочется! — Корысть! Чего же ты молчишь, Тимоша? — удивленно спросил Сомов. — Помнится, ты раньше очень разговорчивый был, а тут из тебя даже слово не выжмешь.
— Уж не умом ли ты рехнулся на старости лет? — примирительно буркнул Беспалый. — Что же ты мне за корысть такую приписываешь?
— А ты дальше меня послушай, — наставительно сказал Сомов. Склонившись к уху Тимофея Егоровича, он почти зашептал: — Вот наблюдаю я за тобой и думаю, а чего это он все именно к этим иконам-то подходит, когда вокруг их по всем стенам немереное число развешано? Спросил я как-то про них у батюшки, а он и говорит, дескать, пожалованные они одним прихожанином. Догадался я, о ком речь шла… Мне тут страсть как любопытно стало, думаю, с чего бы это Беспалый на траты пошел? Отродясь за ним такого не было. А потом узнал, что ты и другой церкви пожалование сделал. Маленькая такая церквушка, на окраине Москвы. И все думаю, а что это он церквушки такие выбирает, где замок пальцем открыть можно. Выбрал вечерок, да и открыл церквушку. А иконы эти забрал… Что с тобой, Тимоша? — сочувственно покачал головой старик. — Вот опять глаз начал дергаться. Не бережешь ты себя, сердешный. А в наше время ой как о здоровье надо печься! Знаешь, почему я не очень люблю в церковь ходить? — вдруг неожиданно спросил он.
— Отчего же?
— Как ни придешь туда, она все время закрыта. То в обед попадаю, а то поздно прихожу. Опять закрыто! А бывает, заявишься, как и положено, а церковь все равно закрыта, оказывается, батюшка запил или мучается с глубокого похмелья. И вот стоишь перед вратами храма, а попасть в него не можешь. А молиться ой как хочется. И что тогда делать, если вдруг душевная тоска нахлынула, если припекает невмоготу? Если душа с богом поговорить хочет? Вот постоишь себе немного, потопчешься вот тут на паперти да и восвояси пойдешь. — Старик, похоже, в лице Беспалого отыскал благодарного слушателя, тот смотрел на него с интересом, ни разу не перебив. — Я тут как-то в Польше побывал, у своего друга. Костелов там понатыкано на каждом шагу. И все работают! — восторженно произнес он. — Без всякого перерыва на обед!..
— Иконы зачем взял? — грубовато перебил его Беспалый.
Сомов неожиданно посуровел и ответил, сжав челюсти:
— А ты догадайся! Вот то-то и оно! — победно воскликнул он, отметив на лице Беспалого нешуточную перемену.
Смущенно кашлянув, подошел батюшка, невысокий и невероятно худой. На утомленном, истерзанном долгими постами лице печать непроходящей скорби. Он выглядел смущенным.
— Вы бы уж не так громко говорили, — смиренно попросил он. — Прихожане молятся.
— Батюшка, извини Христа ради, — бесхитростно покаялся Беспалый, показав крепкие желтоватые зубы. — Друга я здесь встретил, разговорились.
Священник посмотрел на стоящего рядом старика. В глазах его явно сквозила настороженность. Похоже, что не поверил. Ну да бог с ним! Дело-то хозяйское.
Беспалый с Сомовым вышли из церковного двора. Вдоль тротуара длинной чередой выстроились нищие. Сунув руку в карман, Беспалый побренчал мелочью и, вытащив целую пригоршню, скрупулезно, переходя от одного к другому, наделил каждого мелкой монеткой, благосклонно принимая слова благодарности.
— А ты, я смотрю, сердобольный стал, — скривился Сомов, — на такую сцену невозможно без слез смотреть. Я уж сомневаться начал, тот ли это Беспалый, которого я знаю.
— Времена меняются, — припустил Тимофей Егорович смирения в голос.
— Времена-то меняются, — охотно согласился Сомов и, остановив взгляд на Беспалом, продолжил: — Вот только люди остаются прежними.
— Однако какой ты несговорчивый, — развел руками Тимофей Егорович. — Так что ты от меня хотел? Ведь не случайно же подошел?
— Хе-хе-хе, — мелко рассмеялся Сомов, обнажив редкие длинные зубы. Вот только радости на его лице не виделось. Сейчас он напоминал злодея, вышедшего на пенсию, но у которого еще оставалось силенок, чтобы победокурить. Вот только прежнего куража уже нет. А потому приходится скалиться и пугать безобразной личиной тех, кто послабже духом. — Это ты верно сказал. Не случайно. Хочу, чтобы ты боялся меня, до самых последних дней боялся. Вот так-то!
— Значит, не договоримся?
— Нет! Я вот что подумал, Тимофей Егорович, — неожиданно встрепенулся Сомов. — А каково тебе будет сейчас-то на старости лет на чалку идти? Ведь не на ментовскую зону чапать придется, а вместе со всеми. А там вашего брата ой как не любят! Что-то ты побелел, Тимофей Егорович, не бережешь себя совсем. Или за дупло свое переживаешь?.. Да ты не расстраивайся, чего так с лица-то сходить? Авось там тоже в начальство выбьешься. Вдруг будешь на старости лет «петушиной мамкой». — Смех его сделался громким, зловещим. — А вдруг и до «петушиного папки» дорастешь!
— Вот как ты разговаривать научился, — прошипел Беспалый, поглядывая по сторонам. А вокруг царила благодать. Нищие клянчат денежки, в церковь движется неторопливый поток прихожан. Да вот еще ударили колокола, заглушая слова. — Попугать, значит, решил!