— Как внезапно вы все уехали из Незерфилда тогда в ноябре! Мистер Бингли наверняка был приятно удивлен тем, как скоро вы к нему присоединились, ведь, если я не ошибаюсь, он уехал лишь за день до вас. Надеюсь, и он, и его сестры были в добром здравии, когда вы уезжали из Лондона?
— В превосходном, благодарю вас.
Элизабет поняла, что другого ответа ей не дождаться, и после небольшой паузы произнесла:
— Насколько я понимаю, мистер Бингли не имеет намерения возвращаться в Незерфилд?
— Не слышал, чтобы он прямо говорил об этом, но вполне вероятно, что в будущем он будет проводить там совсем немного времени. Он несколько опасается зомби, а их число в той части страны постоянно увеличивается.
— Если он собирается бывать в Незерфилде лишь наездами, то, возможно, для тамошнего общества было бы лучше, если бы он вовсе отказался от этого дома. Тогда его смогла бы занять другая семья, более заинтересованная в боевых искусствах. Но мистер Бингли, вероятно, арендовал дом для собственного удобства, а не для удобства своих соседей, и потому нам следует ожидать, что он покинет или сохранит Незерфилд по тем же причинам.
— Не удивлюсь, — сказал Дарси, — если он оставит дом, как только ему представится случай купить что-то более подходящее.
Элизабет промолчала. Она не решалась больше спрашивать о его друге и, не придумав другого предмета для разговора, решила, что теперь его поиском должен озаботиться мистер Дарси.
Он понял намек и вскоре заговорил.
— Дом кажется весьма уютным. Полагаю, леди Кэтрин во многом помогла его обустроить, когда мистер Коллинз переехал в Хансфорд.
— Не сомневаюсь, и вряд ли кто-то мог принять ее доброту с большей благодарностью, чем он.
— Брак мистера Коллинза, похоже, оказался весьма… удачным.
Элизабет уловила некоторое сомнение в его голосе. Неужели он понял, что Шарлотта поражена недугом?
— Воистину его друзья могут только радоваться тому, что он повстречал одну из немногих разумных женщин, которая не только согласилась выйти за него замуж, но и составила его счастье. Моя подруга — удивительно здравомыслящий человек, хоть я и не уверена, что брак с мистером Коллинзом — ее самый мудрый поступок. Впрочем, она, кажется, вполне счастлива, и с практической точки зрения для нее это весьма удачная партия.
— Должно быть, она рада тому, что поселилась так близко от семьи и друзей.
— Близко, вы говорите?! Почти пятьдесят миль!
— Да что такое пятьдесят миль по дороге, свободной от зомби? Полдня езды, может, чуть больше. По мне, так это очень близко.
— Мне и в голову не пришло бы счесть расстояние одним из достоинств этого брака! — воскликнула Элизабет. — И я ни за что не соглашусь, что миссис Коллинз живет недалеко от своих родных.
— Это доказывает вашу привязанность к Хартфордширу. Полагаю, вам кажется далеким все, что находится дальше Лонгборна и его окрестностей.
Он проговорил это с улыбкой, смысл которой Элизабет, кажется, разгадала: вероятно, он имел в виду Джейн и Незерфилд, поэтому, зардевшись, она ответила:
— Сэр, вы забываете, что я дважды побывала на Востоке, в самых диких его краях, а этот путь, как вы знаете, долог и кишит медведями. Уверяю вас, мои представления о мире несколько шире пределов Лонгборна. Однако поскольку мистеру и миссис Коллинз никогда не доводилось совершать подобных путешествий, то, думаю, расстояния они воспринимают так же, как и все обычные люди. Посему я уверена, что моя подруга не стала бы говорить, что живет недалеко от своих близких, даже будь расстояние между ними вполовину меньше.
Мистер Дарси придвинул свой стул немного ближе.
Элизабет удивилась. В Дарси явно произошла какая-то перемена. Тут он отодвинулся обратно, взял со стола газету и, листая ее, спросил более прохладным тоном:
— Довольны ли вы сообщениями из Шеффилда?
За этим последовал краткий обмен мнениями по поводу недавних побед английской армии — довольно спокойный и немногословный с обеих сторон, который был прерван появлением вернувшихся с прогулки Шарлотты и ее сестры. Обе они весьма удивились, обнаружив Дарси и Элизабет тет-а-тет. Дарси сообщил им об ошибке, вынудившей его нарушить уединение мисс Беннет, и через несколько минут, ни с кем особенно не поговорив, ушел.
— Фдо бы эдо вначило? — хрипло провыла Шарлотта, едва за ним закрылась дверь. — Даагая Элива, он, даверное, в дебя вдюбдён, инафе не прифол был дак зап'осто.
Но когда Элизабет рассказала о том, что он почти все время молчал, то даже Шарлотта, вопреки всем своим надеждам, вынуждена была признать, что это маловероятно. Перебрав множество вариантов, они наконец сошлись на том, что Дарси зашел к ним, не найдя себе другого занятия, — неудивительно для этого времени года. Земля еще до конца не оттаяла, поэтому и свежих зомби, и нового охотничьего сезона нужно было ждать до наступления весны. В Розингсе были леди Кэтрин, книги и бильярд, однако джентльмены не могут все время сидеть в четырех стенах. Поэтому, привлеченные либо близостью дома священника, либо удовольствием от прогулки или от общения с его обитателями, оба кузена стали наведываться туда почти каждый день. Они заходили по утрам, иногда вместе, иногда поодиночке, а время от времени их даже сопровождала их тетка. Было ясно, что полковник заходит потому, что ему искренне приятно хансфордское общество, и это убеждение еще больше всех к нему располагало.
Но отчего мистер Дарси так часто появлялся у Коллинзов, было совершенно непонятно. Вряд ли он искал общества, поскольку мог просидеть у них десять минут, не раскрывая рта, а если и говорил что-то, то будто бы принуждал себя к этому. Он не оживлялся даже тогда, когда миссис Коллинз принималась грызть свою руку. Тому, что осталось от Шарлотты, хотелось бы верить, что причиной всему любовь, и не к кому-нибудь, а к ее подруге Элизе. Во время их визитов в Розингс и его визитов в Хансфорд она наблюдала за ним, но без особого успеха, поскольку ее мысли часто перескакивали на другие темы, как, например, желание вгрызться в сочную теплую мякоть свежего мозга. Разумеется, мистер Дарси частенько поглядывал на подругу миссис Коллинз, но истолковать его взгляд было невозможно.
Он смотрел на нее серьезно и пристально, однако Шарлотта все же не замечала в его глазах восхищения, а иногда ей и вовсе казалось, что он просто погружен в свои мысли. Думая о мыслях мистера Дарси, она вновь ощущала желание пожевать соленого, похожего на цветную капусту мозга.
Несколько раз она намекала Элизабет на то, что мистер Дарси, возможно, неравнодушен к ней, но Элизабет только смеялась в ответ. Поэтому миссис Коллинз решила не возвращаться к этой теме, дабы не пробуждать в своей подруге надежды, которые могли обернуться разочарованием. Желая Элизабет счастливого будущего, она иногда представляла ее женой полковника Фицуильяма. Он, вне всякого сомнения, был превосходным человеком, Элизабет ему явно нравилась, да и положение в обществе он занимал самое прочное. Но в противовес всем этим достоинствам мистер Дарси обладал более крупной головой, а значит, у него было больше мозга, которым можно полакомиться.
Глава 33
Во время прогулок по парку Элизабет несколько раз довольно неожиданно сталкивалась с мистером Дарси. Понимая, что лишь на редкость несчастливая случайность могла привести его туда, где раньше ей никто не встречался, Элизабет позаботилась о том, чтобы этого не повторилось, и предупредила его, что это ее любимая тропинка. Поэтому чрезвычайно странно, что они встретились там второй раз. Более того, за вторым разом последовал и третий. Мистер Дарси говорил мало, да и она не стремилась поддержать беседу, однако во время их третьей прогулки она вдруг с удивлением отметила, что он постоянно задает ей мало связанные меж собой вопросы. По душе ли ей Хансфорд, какие кости она ломала и следует ли, по ее мнению, вступать в брак таким ревностным воинам, как они.
Однажды, гуляя там, она перечитывала недавнее письмо Джейн и размышляла над строками, особенно выдававшими печаль ее сестры, как вдруг вместо мистера Дарси она неожиданно увидела идущего ей навстречу полковника Фицуильяма.
Быстро спрятав письмо и заставив себя улыбнуться, она сказала:
— Вот уж не знала, что и вы тут гуляете.
— Раз в году я обычно делаю обход всего парка, — ответил он, — а после намеревался заглянуть в Хансфорд. Вы идете дальше?
— Нет, я как раз собиралась возвращаться.
Она повернула назад, и они вместе пошли по направлению к пасторскому дому.
— Вы и правда уезжаете из Кента в субботу? — спросила Элизабет.
— Да, если только Дарси снова не отложит отъезд. А я целиком в его власти. Он устраивает все так, как ему заблагорассудится.
— И если он недоволен результатом своих действий, то может хотя бы утешиться богатством выбора. Не знаю никого, кто более мистера Дарси наслаждался бы возможностью поступать по своему усмотрению.
— Да, он любит делать все так, как ему вздумается, — ответил полковник Фицуильям. — Как и все мы, впрочем. Просто он может себе это позволить, ведь Дарси богат, привлекателен и смертельно опасен. Я знаю, о чем говорю. Сами понимаете, младшему сыну не привыкать к тому, что он зависит от других и постоянно ограничен в желаниях.
— Думаю, младшему сыну графа это все же не так знакомо. Нет, действительно, что вы знаете о зависимости и самопожертвовании? Разве были вы когда-ни-будь настолько стеснены в средствах, что не могли куда-нибудь поехать или купить понравившуюся вещь?
— Вы попали в точку, мисс Беннет, — не могу сказать, что мне довелось испытать невзгоды такого рода. Но недостаток денег сказывается на делах более серьезных. Как вам известно, младшие сыновья обязаны служить в королевской армии.
— Да, но смею предположить, что сына графа вряд ли отправят на передовые.
— Напротив, мисс Беннет.
Полковник приподнял одну штанину, и Элизабет открылось ужасное зрелище — от самого колена у полковника вместо ноги не было ничего, кроме свинца и крепкой древесины. Элизабет замечала, что он приволакивает ногу при ходьбе, но была склонна приписывать это легкому ранению или дурному воспитанию. Чтобы молчание не затянулось и полковник не вообразил, будто Элизабет ужаснуло увиденное, она проговорила:
— Полагаю, ваш кузен привез вас с собой лишь для того, чтобы иметь возможность кем-то распоряжаться. Странно, что он еще не женился, чтобы такой человек всегда был у него под рукой. Но вероятно, сейчас на эту роль сгодится и его сестра, ведь он ее единственный опекун и может делать с ней все, что захочет. Я, разумеется, говорю лишь о поступках самого приличного характера и ни в коей мере не предполагаю никаких безнравственных отношений.
— В любой безнравственности, — сказал полковник Фицуильям, — мы с ним были бы виновны оба, поскольку мисс Дарси находится под нашей совместной опекой.
— Вот как? И как вы относитесь к этой обязанности? Много ли хлопот с вашей подопечной?
Сказав это, она заметила, как пристально посмотрел на нее полковник, и то, как поспешно он спросил, почему она полагает, что мисс Дарси может доставить им хлопоты, убедило Элизабет, что ее вопрос попал в цель.
Она сразу же ответила:
— Не бойтесь, я не слышала о ней ни единого дурного слова и уверена, что она самое кроткое существо на свете. Ее безмерно обожают две мои знакомые дамы, мисс Бингли и миссис Херст. Кажется, вы упоминали, что тоже знакомы с ними.
— Немного. Их брат весьма любезный джентльмен и большой друг мистера Дарси.
— О да, — сухо сказала Элизабет. — Мистер Дарси необычайно добр к мистеру Бингли и беспрестанно заботится о нем.
— Заботится? Впрочем, думаю, Дарси и впрямь приходит ему на выручку, особенно когда того требуют обстоятельства. На пути сюда он обмолвился о чем-то подобном, и у меня создалось впечатление, что Бингли и впрямь ему многим обязан. Впрочем, я могу и ошибаться, так как не уверен, что речь шла о мистере Бингли. Это лишь мое предположение.
— О чем вы говорите?
— О некоторых событиях, которые Дарси вряд ли пожелает предать огласке, ведь если все дойдет до семьи дамы, то выйдет весьма неловко.
— Сэр, я постигла древние таинства Востока и унесу их секрет в могилу. Конечно же мне можно доверить пустячные тайны мистера Дарси.
— Но помните, у меня нет особых оснований полагать, что речь шла о Бингли. Дарси лишь поздравил себя с тем, что ему удалось спасти друга от крайне неразумного брака, но без упоминания каких-либо имен или подробностей. Я подумал, что он говорит о Бингли, лишь потому, что таким юношам, как он, свойственно попадать в подобные переделки. К тому же они с Дарен прошлым летом были практически неразлучны.
— Мистер Дарси как-то объяснил свое вмешательство?
— Насколько я понял, дама вызывала серьезные возражения.
— И к каким же уловкам он прибегнул, чтобы разлучить их?
— Об этом он не сказал, — с улыбкой ответил Фицуильям. — Он лишь поведал мне то, что я теперь говорю вам.
Элизабет замолчала, чувствуя, как с каждым шагом в ней крепнет яростное желание отомстить. Взглянув на нее несколько раз, Фицуильям спросил, отчего она так задумчива.
— Я размышляю о том, что вы мне рассказали, — ответила она. — Поведение вашего кузена меня покоробило. Разве он вправе был судить?
— Вы полагаете, что его вмешательство было бесцеремонным?
— Я не пойму, по какому праву мистер Дарси стал решать за своего друга, насколько правильно тот влюблен. И отчего он стал устраивать его счастье, руководствуясь лишь своим мнением? Однако, — продолжила она, несколько придя в себя, — раз уж нам неизвестны подробности, мы тоже не вправе судить его. Возможно, речь и не шла о серьезной привязанности.
— Что ж, могло быть и так, — сказал Фицуильям, — хоть это предположение и значительно преуменьшает заслуги моего кузена.
Замечание полковника было шутливым, однако, по мнению Элизабет, столь точно характеризовало мистера Дарси, что она не решилась ответить и, резко переменив тему, до самого пасторского дома говорила лишь о разных пустяках. Как только их гость ушел, она заперлась у себя в комнате и смогла наконец без помех обдумать все услышанное. Не стоило и надеяться, что речь шла о каких-то незнакомых ей людях. В мире не могло существовать второго человека, на которого мистер Дарси имел бы столь безграничное влияние. Элизабет никогда не сомневалась, что он некоторым образом причастен к разлуке Бингли и Джейн, однако основной замысел и его осуществление она всегда отводила мисс Бингли.
Теперь же оказывалось, если только мистера Дарси не обманывало его собственное тщеславие, что именно из-за него, из-за его гордости и каприза, пострадала и продолжает страдать Джейн. На какое-то время он лишил надежды на счастье самого доброго и великодушного человека на всем свете, и поэтому Элизабет твердо решила, что до ее отъезда из Кента еще бьющееся сердце мистера Дарси будет лежать у нее на ладони.
«Дама вызывала серьезные возражения», — вспомнились ей слова полковника Фицуильяма. Серьезность этих возражений наверняка заключалась в том, что один дядя дамы был деревенским стряпчим, второй — лондонским торговцем, а сама она в пылу семейной ссоры могла раскроить череп Бингли, который значительно уступал ей в силе и сноровке.
— Какие могут быть возражения против Джейн! — воскликнула Элизабет. — Ведь она сама прелесть и доброта! Она удивительно умна, а ее манеры и владение оружием безупречны. Моего отца также не в чем упрекнуть, ведь, несмотря на все свои чудачества, он обладает достоинствами, которых не постыдился бы и сам мистер Дарси, и пользуется уважением, которого тот никогда не достигнет.
При мысли о матери уверенность Элизабет, однако, немного пошатнулась. Но она твердо решила, что недостатки миссис Беннет вряд ли сыграли для Дарси решающую роль, поскольку его гордость была бы больше задета, если бы его друг породнился с людьми низкого звания, чем небольшого ума. Поэтому Элизабет окончательно убедила себя в том, что мистер Дарси отчасти руководствовался худшим видом гордости, а отчасти — желанием приберечь мистера Бингли для своей сестры.
Волнение, вызванное этими мыслями, привело к головной боли, которая лишь усилилась к вечеру и вкупе с нежеланием убивать Дарси в присутствии его тетушки (она ведь могла этому воспрепятствовать) стала причиной отказа Элизабет идти вместе с родней пить чай в Розингс, куда они все были званы.
Глава 34
Когда все ушли, Элизабет, будто бы желая еще сильнее настроить себя против мистера Дарси, принялась перечитывать письма от Джейн, полученные ею в Кенте. В них не было ни жалоб, ни воспоминаний о прошлом, ни единого намека на нынешние страдания. Но все же каждой фразе теперь недоставало жизнерадостности, которая ранее была так присуща письмам Джейн. Почти в каждой строке Элизабет находила печаль, которой не заметила, читая письмо в первый раз. То, как беззастенчиво мистер Дарси вменял себе в заслугу чужое несчастье, помогло Элизабет острее ощутить переживания сестры.
Некоторым утешением служила мысль о том, что скоро он падет от ее клинка, а через две недели она наконец увидится с Джейн и немного поднимет ей настроение, презентовав голову и сердце мистера Дарси. Подумав о Дарси, она вспомнила и о его кузене — несмотря на всю свою любезность, полковник Фицуильям был единственным человеком, который мог обвинить Элизабет в убийстве Дарси. Следовательно, от него тоже придется избавиться.
От размышлений о том, как бы лучше все устроить, ее отвлек внезапный звон дверного колокольчика, и Элизабет слегка оживилась, подумав, что полковник сам решил заглянуть к ней. Однако чувства ее тут же переменились, и она поняла, что ошиблась, когда в комнату, к ее величайшему изумлению, вошел мистер Дарси. Он тотчас принялся торопливо осведомляться о ее здоровье, сказав, что зашел лишь для того, чтобы узнать, как она себя чувствует. Она отвечала ему с холодной учтивостью, с трудом веря в то, что ей повезло так скоро очутиться с ним наедине, и выжидая удобного случая отлучиться за своей катаной. Он на секунду присел, потом вскочил и принялся расхаживать по комнате.