– Неужели поругались, друзья неразлучные?
– Молчи, женщина. Не лезь не в свое дело! Занимайся домом. Почему твоя чухонка мне ребенка не дает?!
Дездемона смотрела участливо, подвигала поближе закуску.
– Рязанские мы, – сказала она, нанизав на вилку Виктора селедочку, а потом еще, на два выступивших зубчика – по оливке. – В Финляндии отродясь не бывали.
– При чем здесь Финляндия? – удивился он.
– А вы, Виктор Филимонович, Зойку спросите об этом. Она теперь девочка у нас ученая, из ранних. Она вам как следоват объяснит, что чухонцами финнов зовут, а мы – рязанские, мы отродясь…
Виктор резко встал, опрокинув стул. Его осенило!
– Я к Зойке поеду!
– Что ж так далеко? – засуетилась Дездемона, не предполагавшая такого результата своих объяснений. – Можно и по компьютеру посмотреть.
– Хватит! – Виктор Филимонович попробовал стукнуть по столу кулаком, но промахнулся.
Дездемона подхватила его, когда он начал заваливаться под стол.
– Хватит!.. Разболтались тут. Нечего мне указывать, что делать. Сказал – поеду дочерей проведать, значит, поеду! И точка. Звони… Вольке.
Через полтора часа приехал удивленный Вольдемар.
– Сколько? – спросил он, войдя в кухню к Дездемоне.
– Две бутылки и чекушку коньяка.
– Знаешь, что стряслось?
– Нет. Нервничает сильно. Абакар был. Кричали.
– О чем кричали? Давай, не юли, я же знаю, вы с Елисеем только и делаете, что подслушиваете! – настаивал Вольдемар.
– Вот у Елисея и спроси! – обиделась Дездемона. – А мне подслушивать некогда.
– Некогда ей… Пойми, я должен обладать информацией – что случилось, насколько серьезно.
– Обладай, если должен, кто тебе не дает? – дернула плечом Дездемона.
Вольдемар сел и закрыл глаза.
– Забодался я в эту чухляндию ездить. Два дня назад отвозил Маринку с Иринкой – и опять!..
– Еще один знаток географии! – подбоченилась Дездемона. – Ты что чухляндией называешь, умник? Литву? А это в другом месте! Забодался он! Видно, отросло уже, чем бодаться?
– Ты чего налетела?.. – опешил Вольдемар.
– Я еще не налетела. Так, разминаюсь. У меня делов немерено, а тут с вами, бодатыми, разбирайся! Есть будешь, или пойдем сразу затащим хозяина в машину, пока я в запале?Отец
Когда подъезжали к Москве, Вольдемар на заправке не выдержал, открыл заднюю дверцу и пощупал у Филимона пульс. Живой. Спит.
В аэропорту Виктор Филимонович немного пришел в себя, что весьма облегчило процедуру его водружения в самолет. Улучив момент, Вольдемар позвонил Шурупу.
– Филимон напился. Мы летим в Вильнюс.
– Сколько выпил? – спросил Шуруп.
– Две бутылки по ноль семь плюс двести пятьдесят.
– Плохо дело, – согласился Шуруп. – Что-нибудь говорил?
– В отрубе.
– Гнать за вами?
– Не надо. Если он заберет девчонок прятать, я сразу позвоню, готовься. Значит, плохи наши дела.
– Всегда готов.
Виктор Филимонович очнулся перед чугунными воротами колледжа.
– Ты чего, обалдел? – тронул он за плечо задремавшего Вольдемара. – Ты почему меня в дороге не откачал? В гостинице были? Почему не отмочил? Как я – в таком виде?..
Вольдемар протянул ему на ладони две развернутые жевательные резинки.
– Я не знал, что случилось. На моей памяти ты никогда столько не пил. Какая гостиница? Может, завтра на Москву атомную бомбу кинут, или что-нибудь еще Горгоне привиделось.
– Сдурел? – удивился Филимон и на всякий случай сделал попытку поплевать через плечо. Голова поворачивалась с трудом.
– Ты сказал – срочно, я все сделал срочно. Выйди, я полью тебе рожу сполоснуть.
Филимон умылся из бутылки, посмотрел на двух охранников за воротами, наблюдающих за ними.
– Сколько сейчас?.. – спросил он.
– Половина седьмого. Мы здесь минут тридцать. Документы я уже показал. Объяснил, что перед трудной и опасной работой ты решил повидаться с дочерьми.
– Ладно… Веди. Ты случайно… Я не говорил, зачем мне сюда надо?
– Говорил по телефону. Срочно повидаться с Зойкой.
– Ладно…В зале для выступлений с небольшой сценой и зрительным залом в десять рядов директриса, вызванная звонком дежурной воспитательницы в шесть утра, предложила Виктору Филимоновичу высокий стакан с водой, над которым она в участливом ожидании держала двумя пальчиками крупную таблетку.
– А это самое… куда? – бормотал Филимон, отворачивая на всякий случай лицо – не доверял он жвачкам.
– А мы это – бульк в стакан, и оно потом – пузыриками, пузыриками!..
– Филимон, выпей, – проникновенно попросил Вольдемар.
И директриса сделала «бульк в стакан».
Прибежали девочки. Маринка с Иринкой – удивленно-радостные, Зойка – настороже. Вольдемар отвел нервничающую женщину в сторону.
– Ну что вы, не надо так волноваться, – журчал он тихо, перебирая ее холодные пальчики, – и вещи девочек собирать не надо, все в порядке. Отец захотел повидаться с дочками, это же нормально…
Директриса, привыкшая ко всякому, объясняла свое беспокойство жизненным опытом – именно в таком виде иногда появляются отцы воспитанников, и пока они пьют свои пузырики, воспитатель собирает вещи и проводит с детьми успокаивающую беседу.
– Матери – те обязательно позвонят заранее. Хотя у вас нет мамы… А у нас даже есть гостевые комнаты, оснащенные необходимым медицинским оборудованием. Капельница, дефибриллятор… Я же все понимаю. Разорение, разводы, шантаж, вымогательство! А страдают дети.
– Ужас, – соглашался Вольдемар, про себя думая, зачем они-то с Филимоном сюда притащились?Золушка
После того как старшие сестры устали дергать отца и требовать объяснений, Зойка отодвинула их и устроилась между коленей Филимона. Внимательно посмотрела в его смущенное жующее лицо и спросила:
– Пузыри будешь надувать?
– Чего?..
– Из жвачек. Не будешь? Тогда выплюнь. – Она подставила ладошку.
Филимон выплюнул себе в руку большой комок жвачки, а ее ладошку потом поцеловал. Зойка все-таки раскрыла его пальцы и забрала белый комок в салфетку.
– Еще прилепишь под креслом, с тебя станется.
– Мимо, – заметил на это Филимон. – Ничего такого пакостного у меня в мыслях не было. У меня в голове сейчас вообще нет мыслей.
– Хорошо, что ты приехал. Я соскучилась.
– Доча, завязывай ты с этой крестной. Первый раз такое – каникулы, а ты не дома. Маринка с Иринкой с утра до вечера изводили друг друга и так, и этак, а все равно до драк дело не доходило, вот как они без тебя скучают.
– Да уж…
Они помолчали. Старшие сестры увели Вольдемара от директрисы и расспрашивали, как там маленький Филя и когда же наконец будет свадьба отца и Дездемоны.
– Учеба, еда – нормально? – решил закругляться Филимон.
– Учеба в порядке. В июне экзамены, тогда точно…
Что-то в голове Виктора Филимоновича сработало на название месяца – июнь. Конец июня, смотрины, бараны, родственники, калым… Абакар.
– Все, пора, – встал он. – Ты звони, если что. Давай, Зойка, нос выше! Что пригорюнилась?
– Папка!.. Ты это… Не позволяй ему командовать. Нельзя.
Виктор Филимонович сразу понял, о ком говорит дочь.
– Я предлагал тебе отменить этот дурацкий договор о свадьбе, а ты сказала…
– Езжай, у тебя дела, – перебила его Зойка. – Через Петербург поедешь?
– Что? – испугался Виктор Филимонович. Он как раз подумал – если Горгона в Петербурге, можно и заехать, поговорить, чего ждать два месяца? Нет сил носить это в себе, или уж запить на хрен?..
– Пока, папка! Не пей много, печенку подсадишь.
Горгона
Она открыла дверь в бигуди, прикрытых косынкой, и с буро-зеленой физиономией. Объяснила опешившему Филимону, что это косметическая маска. Они стояли в коридоре, Филимон пытался говорить, но получалось только раскрывать рот и молча выдыхать напряжение. Тогда Марго провела его в комнату с задернутыми шторами, села в кресло и замерла, дожидаясь. Филимон сидел напротив, потел и молчал. Его раздражало, что не видно глаз женщины и сидит она неподвижно, как насекомое, – застыла, не шевельнется.
– У нас проблемы с Абакаром, – кое-как через силу выдавил Виктор Филимонович.
– Свои проблемы с Абакаром ты решишь сам, – уверенно произнесла Марго.
– Боюсь, самому не получится, – вздохнул Виктор Филимонович. – Это больше твои проблемы, чем…
– У меня нет проблем с узбеком, – не раздумывая, заявила Марго.
– Подожди, ты не понимаешь…
– Виктор Филимонович! – повысила голос Марго и встала. – Повторяю: у меня нет проблем с Абакаром. Заметил, мы опять перешли на «ты»?
В сумраке комнаты она стояла с непропорционально большой головой – инопланетянка и длинном халате, перетянутом в талии до осиной неестественности. Виктор Филимонович почувствовал себя чужеродным телом в этом помещении, напоминающем нору с душными запахами французской косметики.
– Оперу любите? – вдруг спросила Марго.
– С некоторых пор люто ненавижу.
– О?.. – воскликнула она удивленно. – А я иду сегодня в Мариинский на «Отелло». Странная вещь – опера. Все знают сюжет и что в конце случится. Но сидят в зале и довольны, потому что пришли для другого – почувствовать себя камертоном в чужих страданиях. Представьте, большая часть зрителей впадает в экстаз, дождавшись предсмертной партии Дездемоны. Вы меня понимаете?
– Нет.
– Я так и думала, – невозмутимо продолжала Марго. – Люди идут слушать прекрасные голоса и музыку, а глазами в это время отслеживают интригу, доведенную до смертоубийства. Никто не выскочит на сцену защитить Дездемону от мавра. Напротив – все только этого и ждут. Вы понимаете, что смешны сейчас, как человек, выскочивший на сцену, чтобы помешать мавру душить жену. И таким своим поведением только провалите спектакль. Понимаете?
Виктор Филимонович задумался. Окружающий его сумрак сгустился до почти физического осязания чужих тел – рядом. Они тут – призраки Марго, они и есть те зрители, что ждут заранее известного финала, а он – деревенский дурачок, впервые попавший в незнакомое место и мешающий намеченной концовке.
– Я понял, но не все, – сознался Виктор Филимонович и стал путано объяснять: – То ли вы знаете, что вас ожидает, и готовы на столь зверский финал, то ли вы уверены, что все будет не так ужасно, как я предполагаю, и потому сейчас надо мной насмехаетесь.
– Виктор Филимонович, голубчик! Я не насмехаюсь, я опаздываю на спектакль. Прекратите же наконец так серьезно относиться к будущему.
– Почему же, – не соглашался Виктор, – будущее можно…
– Да потому, что ничего не изменить! Читайте Евангелие, в конце концов, и живите сегодняшним днем. И убирайтесь уже отсюда, столько времени, а я не одета.
– Вы сами согласились на встречу! – возмутился Виктор Лушко, когда Марго стала выталкивать его из комнаты.
– Да, согласилась. По моему сценарию вы входите, я вам в дверях говорю одну-единственную фразу, вы тут же разворачиваетесь и уходите. Ну? На все это нужно не более минуты. Сама не понимаю, почему я с вами всегда вступаю в объяснения?
– Какую фразу? – спросил Виктор Лушко в проеме открытой входной двери, когда поймал свою куртку.
– У меня. Нет. Проблем. С Абакаром.
Дверь захлопнулась.
Отец
Золушка приехала на каникулы в имение позднее сестер. На торжественной церемонии вручения дипломов Виктор Филимонович почти прослезился, когда Зойка поднималась по ступенькам на сцену – небольшая девчушка с накрученными на уши косичками, серьезная и нелепая в своей детской серьезности.
– Вот, – протянула она потом отцу диплом. – Красный не потянула.
У Виктора Филимоновича не нашлось слов на такое заявление. Он молча разводил руками, надувал щеки и криво усмехался, пока не подошла директор колледжа и не попросила его в кабинет.
– Очень трудная девочка, очень! – почему-то шепотом сказала она, как только за ними закрылась дверь. – Не представляю, что вы будете теперь делать, как сможете с нею справиться?
– Ну, как… – скромно потупился Виктор Лушко. – Летом выдам замуж.
– В каком… смысле? – опешила директор.
– В прямом. Пусть муж с ней справляется.
Он посмотрел на директрису утомленным взглядом ко всему готового человека.
– Подождите, как – замуж? Почему – замуж? Она же ребенок…
Тогда Виктор Филимонович с задумчивой небрежностью, которая далась ему только после длительной зубрежки и тренировок перед зеркалом, выдал коронные фразы, специально записанные для такого случая у психолога:
– Даже учитывая физиологический аспект данной проблемы, нельзя не признать, что только подавлением в Зое Викторовне доминанты лидера можно приостановить ее противостояние сестрам, которых она воспринимает как тренировочную базу для последующего главенства над жизненными обстоятельствами. В данном случае исполнение любых, даже самых абсурдных, ее желаний должно привести к осознанной самооценке, а неисполнение – к упорству в достижении цели, которое у некоторых подростков приводит к искаженному представлению смысла жизни. Вам ли этого не знать, – добавил Виктор Филимонович уже от себя, наслаждаясь произведенным эффектом. – Конечно, жена из нее никакая, зато ту самую доминанту лидера, о которой я говорил, можно будет искоренить напрочь, когда Зойка попадет в семью с мусульманскими устоями. Упорство восточного мужчины в подавлении женского противостояния…
– Му-му-му… – невнятно перебила директор, – мусульманского, вы сказали? – выдохнула она с ужасом. – Зою?..
– Все, как полагается: паранджа, дети, пятая жена. Она сама так захотела, – пожал плечами Виктор Филимонович, оценив по выражению лица директора степень своей полной реабилитации. После его внезапного появления весной в непотребном виде эта дамочка наверняка перенесла имя «Виктор Лушко» из желтой папки в черный список проблемных родителей. Непредсказуемость, конфликтность, пьянство. Что, съела? Думала, я – недоучка распальцованный – после твоего колледжа тщеславно зафигачу свою умную дочурку в Оксфорд? Теперь помучаешься с классификацией видов.
– Вот так, уважаемая. Посуровей надо с богатыми девочками. Баба-лидер, по жизни помыкающая мужиками, – это же ужасно. Согласны? – слегка подпортил он финал, судя по нервным попыткам дамы сломать авторучку.
– Что ты ей сказал? – спросила Зойка в самолете.
– Сказал, что выдам тебя замуж летом за мусульманина. Будешь пятой женой в парандже детей растить.
– А она?.. – распахнула глаза Зойка.
– Она… В общем, я получил удовольствие.
Зойка посмотрела в иллюминатор, потом спросила, не поворачиваясь:
– Тимурка – мусульманин?
– Да кто его знает, – вздохнул Виктор Филимонович. – Я перестал понимать Абакара. Зойка, смотри сюда. – Он дождался близкого открытого взгляда дочери. – Ты по жизни иногда понимаешь больше меня. Я не хочу отдавать тебя в семью Абакара.
– Не отдавай, – чуть покачала головой Зойка, не отводя своих зрачков от его.
– Легко сказать, через неделю должны быть смотрины. Считай – то же самое сватовство. А с калымом – то же самое, что свадьба. Чучело это пожаловало – крестная твоя. Стенает, что я изверг и басурман поганый.
– Если Абакар так хочет нас поженить, заберем Тамерлана к себе.
От неожиданности Виктор Лушко застыл, забыв дышать. Подождав немного, Зойка толкнула его локтем в бок, отец заглотнул воздух как после глубокого ныряния. Конечно, звучало это по-детски глупо, но что-то в Зойкиных словах было. А как сказать Абакару?..
– Скажи, что я несовершеннолетняя, факт моего переселения в его дом будет означать нарушение закона. А если Тимурка переселится к нам, это нормально. Все равно до моих шестнадцати лет мы будем жить в разных комнатах, так ведь?
– Естественно, в разных! – гаркнул Виктор Лушко.
Зоя стиснула его пальцы, он притих и сказал почти спокойно:
– Есть кое-какие проблемы. Тамерлан сможет официально оформить брак в восемнадцать, а тебе тогда еще не будет шестнадцати. Вдруг он не дождется и захочет привести еще одну жену?
Зойка посмотрела на отца в каком-то странном озарении.
– Прекрасно! Жену тоже заберем к себе в дом.
– А если две жены приведет?.. – не мог остановиться Виктор Филимонович.
– Еще прикольней! Все равно уже по сказке не получается – мачехи нет. Три жены… Это совсем другой финал! И не надо палец отрубать, – бормотала она в озарении.
– Эх ты, маленькая дурочка! – Он обнял дочь и прижал к себе. – Ему не разрешат в России многоженство. Это я просто так спрашивал, тебя проверял. А ты все одно твердишь: прикольно!
– Давай заберем его к себе домой после сватовства, а потом будем разбираться с многоженством, – предложила Зойка. – Другой уздечки для Абакара я не могу придумать.
– Согласен, – задумчиво заметил Виктор Филимонович, потом посмотрел озабоченно: – Подожди, а девчонки? Они не будут против?
Он мог поклясться, что после этого вопроса в глазах Зои полыхнул огонек – сатанинский желтый отблеск предчувствия глобальных заварушек. Виктор Филимонович приглушил заметавшееся сердце, положив ладонь на грудь.
– Зойка, – сказал он, – у меня такое чувство, что ты затеваешь большую пакость.
– Ничего я не затеваю, – отвела глаза Зойка. – Наоборот. Я послушная. Делаю все, что папа скажет.Пожарники
Абакар навестил их в день приезда Зойки, чтобы сообщить Филимону новость.
– Маргарита Францевна Тиглер согласилась быть почетной гостьей на празднике.
– Кто? – не сразу понял Филимон.
– Горгона приедет на смотрины, – перевел Абакар.
– Уже?.. – понурился Виктор Лушко.
– А чего тянуть? Она сама мне позвонила весной. Как дела, как сын, и вообще. Я улучил момент и пригласил ее. Вчера получил подтверждение – приедет с подарком. Чего набычился? Недоволен? Мой сын недостаточно хорош для твоей дочери?