— Запугивают, твари, — сквозь зубы процедил Клюев. Он со всей похоронной командой спешно вернулся с кладбища, оставив братскую могилу не до конца закопанной. — Эх, если бы не вышел из строя мой автомат…
— Те, кто послал нам такое, похоже, рассчитывают не только на психологический эффект. — Бронштейн, на время забыв о своей вине, изучал с помощью лупы страшные останки. — Я, конечно, не специалист… Да и вообще, способность манипулировать тонкими энергиями открыл в себе лишь недавно…
Судя по всему, египтолог пока не намеревался посвящать других в историю своих колдовских изысканий.
— Они кричат! — Как на площади появился Леша Захаров, было непонятно. Однако он уже сидел на корточках возле разложенных на асфальте голов. — Им больно. Их заставили страдать, и теперь они хотят отплатить живым за то, что те сделали с ними.
— Так, уведите кто-нибудь пацана домой! — скомандовал полицейский. — У него шок.
— У него дар, — возразил историк. — Обратите внимание, у всех голов разрушен определенный участок лба. Тот, где, по некоторым древним воззрениям, находится так называемый третий глаз. И, если я не ошибаюсь, здесь имело место и хирургическое вмешательство. Причем его следы замаскированы. А ну-ка…
— Что вы делаете? — опешил Клюев, когда старик осторожно ударил наконечником трости по изучаемой им голове и собрался проделать это еще раз. — Прекратите немедленно! Это неуважение к мертвым!
— Скорее неудавшаяся диверсия, — Ковальский остановил шагнувшего к египтологу Евгения. — Видишь, какую интересную штуку он оттуда достал?
— Теперь его голос умолк, — кивнул на разбитый лоб отрезанной головы Леша. — Ему, может, и не лучше, но теперь вряд ли случится что-нибудь плохое.
— Вот ты где, паршивец! — Мать молодого призывателя, видимо, успевшая более-менее протрезветь, схватила сына за ухо. — Чем ты тут занимаешься? А ну домой!
— Ирина Владимировна, — больше Бронштейн ничего не сказал. Только очень остро глянул на женщину и отпустил рукоятку своей щегольской трости, на кончике которой висела некая штуковина, похожая на небольшое дикарское ожерелье. Но от этих двух слов женщина захлопнула рот, оставила ухо сына в покое и как бы растворилась в окружающих ее людях, при этом не двигаясь с места. А может, ее настолько впечатлила горизонтально повисшая в воздухе трость.
— Это было внутри? — Леша наклонился к «ожерелью». Даже приставил к уху ладонь, будто стараясь услышать слабые звуки. — Да, это оно. От него исходит звон, противный, словно зубная боль. Его хорошо слышат души мертвых. Ярость, обида, жажда мести, бешенство, ненависть — вот что оно заставляет чувствовать тех, кто уже не должен ничего чувствовать. Оно держит их здесь, не дает уйти и обрести покой. Пытает и побуждает к действиям. Такие штуки надо уничтожать. Везде и всюду. И тех, кто их сделал, тоже.
— Лев Николаевич, паренек не преувеличивает? — осторожно осведомился полицейский. — Я допускаю, что нам послали какие-то аналоги мин, спрятав их в этих головах. Но то, что он говорит, совсем уж ни в какие ворота не лезет…
— Вы не слышите их голосов и потому не верите? — задумчиво поднял глаза на Клюева Леша. — Хорошо. Сейчас вы увидите. Тем более, они так просят, чтобы им дали возможность прийти и показать, на что они способны. Кого бы выбрать из этого хора безумия?..
— Эй, остановись! Злым духам нельзя потакать! — дернулся к нему Бронштейн, но опоздал.
С воем, от которого кровь стыла в жилах, над одной из отрубленных голов сгустилась тень. В ней можно было узнать недавно умершую девушку. Будто нарисованная разными оттенками серого и черного, девушка, облаченная в рванье, походила на трехмерный набросок самой себя. При том художник явно не поленился над деталями, придающими картине ужасающее правдоподобие. И даже некую извращенную эстетическую законченность. Покойница была в обрывках джинсов, заляпанных темной кровью. Клочки лифчика зацепились за четко видимые гвозди, вбитые в кровавое месиво, в которое превратилась грудь. На шее угольно-черными даже на общем фоне прожилками переливались линии, по которым отделялась голова. Причем, судя по извилистости, ее не отрезали, а отрывали. Но страшнее всего было лицо. Несмотря на то, что с момента смерти прошло не так уж и много времени, призрачную фигуру венчал основательно прогнивший шматок изъеденного червями мяса. А с него смотрели живые и яркие, как будто подсвеченные изнутри глаза. Абсолютно неуместные среди мертвой плоти. И это нагоняло жути чуть ли не больше, чем все остальное вместе взятое.
— За что? Зачем? Почему вы делали мне больно? — тихий, еле внятный шепот достиг ушей всех присутствующих. Темная фигура качнулась вперед, поднимая руки. От нее расходились волны непонятной магии, как бы заставляющей свет потускнеть, а мысли замереть. — Не прощу! Отомщу! Задушу!
Ковальский заставил огонь, сорвавшийся с его рук, отгородить покойницу от толпы. Но та вновь качнулась вперед и просто прошла сквозь пламя. Ее силуэт утратил четкость, расплывшись облачком черного дыма, но тут же восстановился.
— Стоять! — Трость Бронштейна, выставленная вперед как шпага, заставила нежить отскочить обратно. Покойница злобно зашипела, разжав рот, и там блеснули снежно-белые игольчатые зубы. Непонятно почему, но она боялась висевшей в воздухе тонкой деревяшки. Причем намного сильнее, чем огня Андрея. — Клюев! Кхопешем ее!
— Не надо. — Очки Леши Захарова блеснули странным светом, словно глаза вызванной им твари. — Уходи. Мы упокоим тебя. Ты уснешь и больше не будешь чувствовать боли и голода…
— Нет! — Вопль нежити сопровождался волной магии, вышедшей из нее. Темный вихрь, отделившийся от силуэта призрака, буквально врезался в юношу. Того откинуло назад и потащило по асфальту. Лицо Леши стремительно покрывалось выступившей прямо из пор кровью. — Месть! Смерть! Не прощу!
Вспыхнувший белым светом серповидный клинок вонзился в спину твари. Участковый определенно был не намерен соблюдать в схватке с подобной дамой хоть какие-то правила приличия. Да и новое штатное оружие, похоже, освоил на «отлично». С тоскливым воем нежить начала распадаться черным туманом, который впитывался в асфальт. Одновременно с этим одна из голов, вероятно, принадлежавшая именно этой несчастной, за несколько секунд рассыпалась прахом. Не оставив после себя даже костей черепа.
— Ой, да что же это! Люди! Помогите! — опомнившаяся энергетическая вампирша бросилась к сыну.
— Держи ее! — рявкнул Бронштейн Андрею, понимая, что сам уже на перехват не успевает. — Высосет ведь! На одних инстинктах высосет!
— Это в каждой башке по такой твари сидит? — всполошился кто-то в толпе. — Сжечь их!
— Нет! — Юноша, внешне с каждой секундой все больше и больше напоминавший освежеванный труп, увернулся от объятий родительницы. И колобком перекатился под ноги тому, кто уже собирался притащить на площадь хворост. — Не жечь! Только не жечь! Они не умолкнут, лишь потеряют последние нити, хоть как-то привязывающие их к реальности!
— Согласен, — кивнул Бронштейн, взял трость за рукоять и отгородил ею юношу от матери. — Пока у неупокоенных мертвецов есть якорь в нашем мире, их можно сравнительно безопасно отпустить. А вот если его не будет, то придется развоплощать!
— Сыночка! Кровиночка! — надвигалась на подростка родительница, широко расставив руки, как вратарь. — Уйди с дороги, зажигалка!
…Когда сердобольные сельчане подняли пытавшегося остановить ее Андрея с асфальта и немного отряхнули от пыли, вид у него был задумчивый. Мыслей, правда, в голове не было. Вообще. Только ощущение, будто он лежит в стоматологической поликлинике под общим наркозом после удаления всех зубов разом. А еще твердая уверенность, что данная особа загубила свою жизнь. В молодости ей определенно стоило начать спортивную карьеру. На ниве бокса ей бы равных не нашлось. Даже если подбирать соперников без учета массы, пола и возраста. Одна-единственная пощечина, отвешенная мимоходом, отправила далеко не самого хлипкого автомеханика в глубокий нокаут.
— Андрей! Ковальский! Да очнись ты! — его нещадно трясли, словно грушу.
— А? Что? — автомеханик, наконец-то более-менее придя в себя, начал крутить головой. Он был все там же, на площади, перед кучей отрубленных голов. Вот только народа здесь значительно поубавилось. Да и те люди, которые все-таки были, стремительно расходились. — Куда это они?
— Готовимся к обороне, — пояснил Клюев. — В своих домах не отсидеться. И надеяться нам не на кого. Сейчас это уже окончательно до всех дошло. Попробуем сделать из здания сельсовета крепость, куда так просто ни драконы, ни нежить, ни чужаки не проберутся. Там с еще советских времен бомбоубежище осталось, места должно хватить.
— Разбегутся же люди, — пробормотал все еще слегка заплетающимся языком Ковальский. — Мы же не военная часть, а обычная деревня!
— Разбегутся же люди, — пробормотал все еще слегка заплетающимся языком Ковальский. — Мы же не военная часть, а обычная деревня!
— Может быть, — кивнул полицейский. — Те, кто уйдет, будут в своем праве. Задерживать их нельзя. Но большинство останется, куда им идти-то? Да и хозяйство свое бросить не так уж просто.
Андрей потрогал вновь пострадавшую челюсть:
— А Лев Николаевич где?
— Пошел за солью, — полицейский покосился на страшные останки. — Говорит, самое верное средство против агрессивных призраков. А они, по его словам, полезут из черепушек с наступлением ночи. Обезвредить эту пакость магическую можно. Но он и проявившийся у нас специалист по духам не уверены, как именно. И решили, что пока просто нужно отвезти ее подальше, выгрузить и вокруг насыпать соль.
— Учитывая, сколько их здесь, его кухонных запасов вряд ли хватит. — Ковальский поежился от воспоминания о нематериальном чудовище. То, как оно прошло сквозь его пламя, не моргнув и глазом, впечатляло. — Здесь мешков десять надо. А то и больше.
— Из магазина заберем, — заявил Клюев. — И даже у населения, если не хватит. По законам военного времени. Ведь что у нас, как не война?
— Сумасшедший дом у нас, — сказал Андрей. — Других слов не подберу. Ничего неизвестно…
— Да, информация нужна, — кивнул Евгений. — Надо бы в этот новый лес на разведку наведаться. Группу я уже подобрал. Присоединиться не желаешь? Все-таки ты тоже маг…
— Ну, если надо, — пожал плечами Ковальский.
— Надо, Андрей, — твердо сказал полицейский. — Не пенсионеров же мне посылать и не школоту, правильно? Иди в клуб, мы там, в зале свалили безопасную амуницию, которую с чужаков сняли. Подбери себе чего-нибудь.
— В каком смысле безопасную? — не понял Андрей.
— Ну, немагическую. Я не знаю, как это объяснить, но… Некоторые их вещи буквально кричат о том, что какие-то они не такие. И их чувствуют все. Правда, каждый по-своему. Парочка добровольцев пыталась разобраться, как такие предметы работают. Но один почему-то потерял сознание через пять минут. А второго словно током долбануло. Хоронили его как раз сегодня утром. Артефакты все Бронштейн велел отдельно сложить, чтобы новых жертв не было. Он сам хотел с ними повозиться, да пока не успевает. Ладно, давай в клуб, а я сейчас и других туда пришлю. Поедете с Бронштейном, он черепушки за деревню повезет.
Оружие и доспехи, заляпанные кровью, грудами лежали на полу. Порывшись в них, Андрей убедился в том, что найти тут что-то приличное будет трудновато. Наконечники копий были искривлены. Древки не знали прикосновения наждака и были готовы вонзить в схватившую их руку десятки заноз. Многие клинки оказались ржавыми, выщербленными, даже погнутыми! Кожаные щиты изобиловали заплатками. Топоры, за редким исключением, в остроте уступали кирке горняка. Оголовья булав имели вмятины, а кое-какие из них деформировались до полной потери первоначального вида и непонятно как держались на рукояти. Кое-что он все-таки отобрал и продолжал копаться дальше.
— Перебираешь сокровища? — услышал Андрей за спиной знакомый голос и обернулся.
— Дядя Паша! Так вы живы?! А я, признаться, думал, что уже все, отбегались. Ну, видел вас там, на площади, с раскроенной головой… Когда все с чужаками дрались…
— Да ерунда, — махнул рукой пожилой мужчина с забинтованной головой. — Крови много натекло, но череп выдержал. Мне не привыкать, как-никак два года в десанте отслужил!
На поясе у родственника Андрея висели вполне современного вида ножны, вероятно, с кинжалом, и сам он выглядел браво. Кроме него, в зал вошли еще четверо. Надежда Шаповалова со своим неизменным ружьем. Василий — грузчик из местного магазина. От него веяло холодом, словно от включенного на полную мощность кондиционера. Какой-то то ли таджик, то ли узбек, явный гастарбайтер. И молодой агроном, приехавший в Броды совсем недавно. Он держал в руке похожий на копье бур для взятия почвенных образцов.
— Ну, как, есть тут чего толковое? — спросил Павел Ковальский. — А то мне моего именного ножичка маловато будет.
— Да как сказать, дядя Паша. Такого, чтобы прямо супер, пока не нашел.
— Неудивительно, — Надежда подошла к разложенным Андреем клинкам. — Это все с простых воинов снято. Да и у тех подобные штуки явно не считались самыми качественными вещами. Почти у каждого имелся зачарованный клинок. С простым оружием, видно, ходили лишь самые последние неудачники. Я эту шпагу возьму?
— Может, лучше еще чего поищешь? — Павел Ковальский смерил тонкий прямой клинок в руке девушки скептическим взглядом. — Уж больно на игрушку похожа.
— Чтобы махать железным дрыном, вроде того, который себе Сарбаз подбирает, настоящая бодибилдерша нужна, — возразила Шаповалова. — У которой бицепсы больше, чем у нормальной бабы сиськи. И потом, мне еще винтовку нести придется.
Гастарбайтер тем временем действительно тянул из груды что-то вроде сплющенного железного лома двухметровой длины и сантиметров двадцати в диаметре. Носить такое оружие можно было только за спиной — будучи прицепленным на пояс, оно волочилось бы по земле.
— К такому мечу должен прилагаться оруженосец, — заметила Надежда.
— У этого гада был оруженосец, — процедил Сарбаз. В речи его не имелось ни малейших следов акцента, присущего выходцам с окраин бывшего СССР. — Таким мечом располовинили моего брата. Я возьму его себе, чтобы помнить. И возвращать тем, кто это сделал, долг их же монетой.
— Конечно, бери на здоровье, — кивнул Андрей, окидывая фигуру гастарбайтера оценивающим взглядом. Тот был не особо высоким и не слишком уж мускулистым. Хотя жилистым, этого не отнять. — Но в разведку лучше без него. В лесу таким рельсом не размахнуться, ветки мешать будут. Подбери еще что-то, поудобней.
— Во, самое оно! — Василий очень смахивал на былинного богатыря мощной фигурой, широким лицом со следами обильных возлияний и короткой кудлатой бородой. Он держал в руках здоровенную булаву, весившую, вероятно, килограмм двадцать. Удар оружия, стремительно покрывавшегося инеем, пожалуй, мог сплющить киношного терминатора не хуже, чем гидравлический пресс. — На, держи, а то твоя штукенция даже для меня великовата.
— А ну оставить страдать тут гигантоманией! — начальственно прикрикнул на них Павел. — Пока вы этими оглоблями замахнетесь, вас десять раз убить успеют. Берите нормальные мечи. Ими махнуть можно быстро, и целиться особо не нужно, если лезвие острое. А топором или такой вот штуковиной еще уметь сражаться надо. И по кинжалу каждому, мало ли чего. Плюс копья надо взять. Вдруг какого зверя на них принимать придется? Хорошо бы рогатину…
— Тут таких нет, — пожал плечами агроном. — Но мой бур может ее заменить. — Он выставил перед собой острый конец своего инструмента. — Воткнуть и повернуть. Хотя в лесу мне оружие вообще вряд ли понадобится. Друиду скорее городов избегать надо.
— Ну-ну… — проворчал бывший десантник.
Наконец Василий и Сарбаз подобрали себе оружие — две одинаковые кривые сабли чуть больше полуметра длиной. Взяли также щиты с металлическими шипами в центре и более-менее приличные копья. Сам же Павел Ковальский от дополнительного оружия, немного подумав, все-таки отказался. С ним были его кинжал и, главное, остро заточенная саперная лопатка — универсальный инструмент, пригодный для ближнего боя, метания и даже рытья окопов. Обоими предметами обихода десантника, несмотря на контузию, он управлялся куда ловчее, чем каким-то в первый раз взятым в руку железом.
Вооружившись, разведывательная группа вышла из клуба. Бронштейн уже ждал их, сидя на телеге с головами. Он завернул каждую отдельно, засыпал солью и накрыл брезентом.
— Очень жаль, что у нашего юного дарования, Леши Захарова, ничего не получилось, — посетовал старик, когда конь потянул телегу в путь. — По идее, его способность общаться с духами могла бы помочь превратить этих жутких существ, сброшенных нам на погибель, в защитников деревни. Но эти призраки не хотят договариваться! Как пояснил мне мальчик, прежде чем маман утащила его домой, от вставленной в черепа зачарованной дряни им больно. Все время больно. Из-за этого они теряют способность адекватно воспринимать реальность и желают мстить всем живым без разбора.
— Но вы же вроде вынули из них эту пакость? — удивилась Шаповалова. — Я сама видела.
— Милочка, а если выпущенную из вашего чудесного ружья пулю вынуть из раны, та исчезнет? Вот и здесь примерно то же. Духи злы и жаждут крови живых. Пусть уже и не так сильно, как раньше. Я все-таки надеюсь, что Леша сможет им объяснить, что убили их не мы. А тем, кто имеет общего врага, нужно дружить. Но это случится лишь тогда, когда пылающие местью сущности подрастеряют запал. А возможно, этого и вовсе не произойдет. Тот, кто убивал несчастных, явно знал толк в черном колдовстве. Мы же все здесь, как ни крути, любители. Действуем при помощи одного чутья и такой-то матери. Удивительно, что пока никто не наделал дел из-за своей магии, — об умерших тяжелобольных египтолог промолчал, явно следуя совету Андрея.