Сражение за Могилев
Немецкие мотоциклисты на улице Могилева после окончания боев за город
Новой целью немецкой армии стал Смоленск. Однако в июле 1941 года проявили себя два фактора, поначалу недооцененных немецкими стратегами. Во-первых, Восточный фронт воронкообразно расширялся от границы дальше не восток. Перешедшие советскую границу компактной массой три группы армий Вермахта оказались разбросаны на огромном пространстве от Прибалтики до Украины. Во-вторых, в бой вступили части Красной Армии из внутренних военных округов. Они не успели подойти к границе в июне перед немецким вторжением, но теперь были готовы дать сражение на Днепре и Двине.
Одной из позиций, занимаемых прибывающими из внутренних округов Советского Союза войсками, в начале июля 1941 года стал располагавшийся на Днепре город Могилев. Уже 3 июля на дальние подступы к Могилеву, обороняемому 172-й дивизией генерала Романова вышли передовые и разведывательные отряды немцев. Вскоре город попал в поле зрения командования группы армий «Центр», и на него была развернута 3-я танковая дивизия 24-го корпуса. Утром 12 июля она была на западной окраине города. Традиционно атаку танков предварял мощный удар авиации. Далее, по воспоминаниям полковника в отставке Хорста Зобеля, в июле 1941 года служившего в 3-й танковой дивизии, произошло следующее: «3-я танковая дивизия начала атаку против Могилева двумя боевыми группами. Правая боевая группа несколько продвинулась вперед, но затем атака была остановлена из-за сильного сопротивления противника. Левая группа немедленно пришла к катастрофе. Пехота на мотоциклах, которая должна была сопровождать танки, завязла в глубоком песке и не вышла на линию атаки. Командир танковой роты начал атаку без поддержки пехоты. Направление атаки, однако, было полигоном гарнизона Могилева, где были установлены мины и вырыты окопы. Танки напоролись на минное поле, и в этот момент по ним открыли огонь артиллерия и противотанковые пушки. В результате атака провалилась. Командир роты был убит, и 11 из 13 наших танков было потеряно». Наступление немецкой 3-й танковой дивизии на Могилев было остановлено. Зобель также заметил, что «противник оказался намного сильнее, чем ожидалось».
Это был один из первых успехов Красной Армии в Великой Отечественной войне. В Могилев по этому случаю прибыли корреспонденты центральных газет, в том числе и Константин Симонов, которые собственными глазами увидели подбитые вражеские «панцеры». Снимок кладбища немецкой техники был позднее опубликован в «Известиях».
После трех недель боев возможности сопротивления, к тому времени окруженной дивизии, были исчерпаны. На совещании в опустевшей школе было принято решение прорываться. Части, оборонявшиеся на левом берегу Днепра, должны были пробиваться в северном направлении. Частям, оборонявшимся на правом берегу Днепра, было приказано прорываться на юго-запад, а затем идти вдоль Днепра, форсировать его и далее двигаться на восток, на соединение со своими войсками. Прорыв начался в полночь, под проливным дождем. В условиях плотного кольца немецкой пехоты вокруг города прорыв был делом почти безнадежным. Однако нескольким отрядам все же удалось прорваться. Генерал-майор М.Т. Романов попал в плен в конце сентября и умер от последствий пулевого ранения 3 декабря 1941 года.
По итогам боев за Могилев в отчете VII корпуса были сделаны следующие выводы: «Штурм укрепленного плацдарма Могилев представлял собой семидневную самостоятельную операцию против прекрасной долговременной оборонительной позиции, защищаемой фанатичным противником. Русские держались до последнего. Они были совершенно нечувствительны к происходившему у них на флангах и в тылу. За каждую стрелковую ячейку пулеметное или орудийное гнездо, каждый дом приходилось вести бои».
Немецкая кавалерия Могилева
Однако главным итогом сражения за Могилев было исключение 7-го армейского корпуса из боев за Смоленск. Вместо того чтобы форсированным маршем двигаться вперед и сменять подвижные соединения 46-го или 47-го корпусов на захваченных ими позициях, немецкая пехота билась за город довольно далеко в тылу группы армий «Центр». Если бы состоялась смена подвижных частей под Смоленском или Ельней, они могли прорваться в район Дорогобужа или Ярцево и соединиться с 3-й танковой группой Германа Гота. В этом случае точка в боях за Смоленск была бы поставлена намного раньше, чем это произошло в реальности.
Стабилизация линии фронта под Смоленском
После захвата Минска танковые группы Германа Гота и Гейнца Гудериана вновь должны были прорваться далеко в глубь территории Советского Союза и встретиться к востоку от Смоленска. Однако попытка повторить под Смоленском успех Минского «котла» столкнулась с непреодолимыми препятствиями. Гот еще раз был вынужден, не скрывая раздражения, написать: «Связь (войск группы Гудериана. – Прим. авт.) с 3-й танковой группой так и не была восстановлена, в кольце окружения между Смоленском и Ярцевом осталась брешь». На этот раз дело было не в своеволии Гудериана – его моторизованные корпуса попали под град ударов со стороны прибывших из внутренних округов Советского Союза армий. Танковая группа Гота вскоре сама была вынуждена вести тяжелые оборонительные бои. Ей пришлось даже оставить Великие Луки, которые стали первым крупным советским городом, отбитым у немцев. Оторвавшиеся от пехоты полевых армий германские танковые группы оказались под угрозой разгрома, поэтому переломить ситуацию противнику удалось лишь с их подходом. Из-за этого кольцо окружения вокруг смоленской группировки советских войск Вермахт смог замкнуть лишь в начале августа 1941 года.
Стабилизация линии фронта под Смоленском стала спасением для многих мелких групп окруженцев, пробивавшихся к основным частям Красной Армии. Почти через месяц после прорыва под Минском и скитаний по лесам группа бойцов и командиров во главе с генералом В.И. Кузнецовым вышла к линии фронта, которая тогда проходила вдоль железной дороги Рогачев-Могилев. На следующую ночь с помощью партизан красноармейцы вышли к своим. Летом 1941 года подобных групп окруженцев численностью от нескольких человек до 1,5 тысячи было множество. Для них с переходом линии фронта начиналась новая страница организованного сопротивления немецким захватчикам. Командармы с боевым опытом в 1941-м были в цене, поэтому Кузнецов после выхода из окружения не остался без дела и возглавил 21-ю армию, с начала войны став уже ее пятым командующим.
«Приказ о комиссарах» (Kommissarbefehl) – секретный приказ от 6 июня 1941 года, отданный Верховным Главнокомандованием Вермахта немецким офицерам. Приказ предписывал: «Носителей государственной политической идеи и политических руководителей (комиссаров) следует уничтожать». Войскам сообщалось, что опознать комиссаров можно по «красной звезде с вытканными на ней серпом и молотом на рукаве». Решение о расстреле мог принять «офицер, обладающий дисциплинарной властью». Тем самым немецкие войска в приказном порядке должны были уничтожать людей, которые по всем формальным признакам (наличие униформы и табельного оружия) укладывались в определение военнопленных. В непримиримых идеологических противоречиях противников война между СССР и Третьим рейхом в чем-то перекликалась с религиозными войнами Средних веков. «Приказ о комиссарах» фигурировал в числе документальных свидетельств на Нюрнбергском процессе 1946 года.
Военные действия на советско-германском фронте в начальный период войны 22 июня – середина июля 1941 г.
Действия высшего руководства СССР
Рабочие читают текст выступления по радио товарища Сталина
3 июля 1941 года Сталин выступил по радио со своим знаменитым обращением к народу, начинавшемся словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Именно после этого обращения в оборот вошло словосочетание «Великая Отечественная война», хотя в самом тексте сталинской речи слова «великая» и «отечественная» были употреблены раздельно. Вождь призвал к объединению и мобилизации всех усилий страны ради интересов фронта, разгрома врага и освобождения Европы от фашизма. Он заявил: «Враг жесток и неумолим. Дело идет о жизни и смерти, быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм неукротим в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине». В своем выступлении Сталин не ограничился констатацией факта поражения Красной Армии. Вождь попытался проанализировать причины, по которым нападение Третьего рейха на Советский Союз стало внезапным, а затем очертил круг первостепенных мер, которые необходимо было принять для отражения германской агрессии. Сталин призвал не оставлять врагу «ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего <…> Все ценное имущество <…> которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться… В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать их мероприятия». В своем выступлении Сталин сообщил, что в Москве и Ленинграде создается народное ополчение. Закончил он словами: «Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»
Выступление Сталина, шокировавшее население СССР, сыграло очень важную роль в перестройке массового сознания на военный лад. Узнав о проигрыше Приграничного сражения, люди утратили последние шапкозакидательские иллюзии и осознали, что война будет долгой и тяжелой. Выступление Сталина не только отрезвило население, но и консолидировало его. Сразу после 3 июля НКВД отмечал улучшение настроений в обществе. Осознав всю опасность положения на фронте, люди были рады тому, что им сказали правду. К началу августа страна превратилась в военный лагерь. Все работало на нужды армии и обороны. Витрины городских магазинов заложили мешками с песком, во дворах и подвалах оборудовали бомбо– и газоубежища. В кинотеатрах шли первые «Боевые киносборники» и выпуски кинохроники «С фронтов Отечественной войны». Шок первых дней войны прошел. Теперь она стала частью обыденной жизни.
10 июля Сталин лично принял командование Красной Армией в качестве Верховного Главнокомандующего, а также создал главные командования стратегических направлений – Северо-Западного во главе с маршалом К.Е. Ворошиловым, Западного во главе с маршалом С.К. Тимошенко и Юго-Западного во главе с маршалом С.М. Буденным. 12 июля было положено начало созданию антигитлеровской коалиции. В Москве было подписано советско-английское соглашение «О совместных действиях в войне против Германии». Стороны обязывались оказывать друг другу помощь и поддержку, а также не вести переговоры и не заключать перемирие или мирный договор, кроме как с обоюдного согласия. 16 июля для восстановления пошатнувшегося боевого духа красноармейцев в войсках вновь были введены должности комиссаров, упраздненные в 1940 году. 30 июля между СССР и польским правительством в изгнании было подписано соглашение о восстановлении дипломатических отношений, взаимопомощи в войне против Германии и о формировании на территории Советского Союза польской армии.
Сдавшиеся красноармейцы идут в тыл к немцам. Лето 1941 г. Снимок сделан из кузова грузовика в немецкой колонне, идущей по дороге
Подбитые советские танки – легкий Т-26 и тяжелый КВ-1 3-й танковой дивизии, потерянные 5 июля 1941 г. в боях c немецкой 1-й танковой дивизией на дороге Псков-Остров
Мобилизация
Отправка на фронт советских солдат и командиров, июнь 1941 г.
Советские девушки-добровольцы направляются на фронт. Лето 1941 года
На лето 1941 года пришлась и первая волна всеобщей воинской мобилизации. В Красную Армию призывались молодые люди 1918-1923 годов рождения, кроме работающих на военных заводах, трактористов и комбайнеров. Матери и жены плакали, провожая мужчин на войну. В деревнях вся тяжесть сельских забот теперь легла на женские плечи. Дмитрий Булгаков, житель Курской области, вспоминает: «На второй день после объявления войны, призывникам были вручены повестки с приказом явиться в сельсовет. Деревня плакала, провожая мужиков на войну. В сентябре объявили о том, что все мужчины, рождения с 1890 по 1923 годам были призваны и эвакуированы на юго-восток».Одновременно с призывом шла запись добровольцев, как мужчин, так и женщин, в истребительные отряды и народное ополчение. Вспоминает Наталья Пешкова: «Я только закончила десять классов, у нас был выпускной вечер на Красной площади, а на следующий день началась война. Ну, а поскольку я считала себя не хуже чем Жанна Д’Арк, то сразу побежала в райком комсомола, откуда меня и отправили в дружину санинструкторов, которая была организована в нашей же школе».
Люди рвались воевать по разным причинам. Кто-то из любви к Родине, кто-то, чтобы не отрываться от друзей, позднее появился мотив личной мести за погибших родных и товарищей, кто-то рассуждал как Николай Смольский, окончивший летное училище и очутившийся в Запасном авиаполку, где по его мнению можно было спокойно просидеть всю войну: «Я начал искать возможность вырваться на фронт: «Вот спросят меня дети: «А что ты делал, папа, когда все воевали?» Что я им отвечу?» Зимой 41-го появилась и еще одна причина – голод. Снабжение тыла шло по остаточному принципу, люди недоедали. Страна напрягала все усилия претворяя в жизнь лозунг «Все для фронта! Все для победы!» В этой ситуации, зная, что на фронте кормят лучше, мужчины стремились в армию.
НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ
В первые дни Великой Отечественной войны прекратили свою работу легальные резидентуры советской разведки в Германии, в странах, союзных с немцами, и в оккупированных ими государствах, поскольку все сотрудники советских учреждений были депортированы на родину. Военная разведка потеряла связь с агентами в 11 европейских странах. Сами разведчики и их агенты оставались на свободе, но передать добытые сведения в Москву они не могли. Аналогичная ситуация сложилась с агентурными сетями, созданными в приграничных военных округах. После 22 июня 1941 года связь Центра с большинством этих разведчиков была утрачена вплоть до конца войны. Разведгруппы не имели в своем распоряжении достаточного количества радиостанций и радистов. Сама радиоаппаратура была громоздкой и часто ломалась. Не хватало батарей для раций. Радиус действия радиостанций не превышал тысячи километров, и их сигналы принимались только в западных областях Советского Союза, не достигая ни Москвы, ни тем более Куйбышева (ныне – Самара), куда были эвакуированы основные подразделения аппарата военной разведки. Алгоритмы шифрования и ключи, которыми пользовались советские разведчики, первое время оставались неудобными в использовании и требовали много времени на шифрование и расшифровку сообщений. Кроме того, германская контрразведка активно использовала методы радиопеленгации для обнаружения радиостанций советской разведки. Значительную часть полученной информации в Центр разведчики передать так и не смогли. Связь с большинством довоенных агентов удалось восстановить только в 1945 году, когда Красная Армия освобождала государства Европы. Для особо важных сведений использовали случайные каналы связи или курьеров. Но если в мирное время такие гонцы относительно свободно и безопасно перемещались по европейским странам, то во время войны это стало почти невозможно – курьера могла захватить контрразведка, он мог погибнуть в результате атаки подводной лодки на гражданский корабль или под бомбежкой. Однако на Дальнем Востоке – в Японии и Китае – агентурные группы советской военной разведки практически полностью сохранили работоспособность. Продолжало действовать несколько нелегальных резидентур во Франции, Бельгии, Голландии. Чрезвычайно эффективно действовала советская разведка в Соединенных Штатах и Великобритании и в нейтральных странах – Швеции и Швейцарии.
Руководитель советской разведывательной группы «Дора» в Швейцарии Шандор Радо
Призывники на улицах Ленинграда 1941 г. Витрины магазина «Фрукты» уже заклеены полосками бумаги
Суд над руководителями Западного фронта
Части немецкой 7-й танковой дивизии движутся через советскую деревню. Лето 1941 года
Пока в «котлах» под Волковыском и Новогрудком гремели последние выстрелы, печальную судьбу своих подчиненных разделил командующий Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов. Первое крупное поражение в ходе войны с немцами было сильным ударом по репутации Красной Армии и Советского Союза в целом. Руководству СССР понадобились «стрелочники» – виновники прорыва танков Гудериана через Брест к Минску, которых можно придать суду трибунала и примерно наказать. Помимо Павлова были арестованы начальник штаба Западного фронта генерал-майор В.Е. Климовских, командующий воевавшей под Брестом 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков и еще несколько человек. На допросах в НКВД Павлов своей вины не признал, ссылаясь на объективные причины неудачи в сражении с немцами в Белоруссии. С позиций сегодняшнего дня можно утверждать, что правда была на стороне генерала, а злого умысла в его действиях не просматривается. Ошибки Павлова являлись достаточно типичными для советских командующих того периода. Интересно, что обвинение в заговоре в конечном итоге с него было снято. В окончательной версии обвинения сказано, что арестованные генералы «проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками». Бывшие руководители Западного фронта во главе с Павловым были поспешно признаны виновными и расстреляны.
Цепочка наказаний за события лета 1941-го не закончилась судом над руководством Западного фронта. Попавший в плен командир 4-й танковой дивизии А.Г. Потатурчев был освобожден в 1945 году, но в ходе спецпроверки арестован органами НКВД. Подробности следствия по его делу на данный момент неизвестны. Возможно, что эти материалы были уничтожены. Однако сохранились стенограммы допросов генерала в немецком плену, где он давал довольно подробные показания относительно организационной структуры своей дивизии и даже рисовал схемы. Разглашение совершенно секретных сведений, разумеется, неблагоприятно сказалось на результатах спецпроверки органами госбезопасности после войны. Даже немцы, допрашивавшие Потутарчева, довольно жестко высказались о его пространных показаниях: «Он охотно дает данные о своей дивизии, ее структуре и боевом применении, даже о тактических основах действий русских танковых сил. Ему, по-видимому, совершенно не приходит в голову, что тем самым он, с нашей точки зрения, нарушает священнейший долг офицера. У него отсутствует сознание национальной чести и долга, которое является у нас само собой разумеющимся».