— Я привел её в числе обменянных людей, она бывшая рабыня, и она умирала, когда наши дороги пересеклись. Но ритуал позволил ей жить. И да, предопределяя возможную просьбу: нынче моя нареченная оправляется, потому ваше с ней знакомство придется отложить.
Четыре голоса разорвали на миг возникшую тишину. Трауш про себя досчитал до десяти и отрезал:
— Прекратите.
Советники замолчали, подчиняясь приказу.
— Ещё вопросы?
— Также мне стало известно, что на вас напали по дороге на Острова, — хранитель покоя поджал губы.
— Было дело, — безмятежно отмахнулся Трауш. — Скорее не напали, а так, поигрались оружием.
— Атаковать правителя, приехавшего с визитом вежливости! Неведомо! С людьми нужно разорвать любые отношения и объявить им войну, а не тащить сюда их женщин, — рыкнул хранитель магии, он же первый жрец государства.
— Нам незачем воевать с той расой, что изначально слабее нас, — поспорил Второй после лорда. — К чему волку бороться с дворнягой? Тем самым мы лишь унизим свое достоинство. Не впадайте в крайности, господин Ретте.
Хранитель магии поморщился как от зубной боли.
— Вы становитесь слишком мягкотелым, младший лорд. Не идите по стопам брата, помните, ваш отец был великим завоевателем, а не тряпкой, готовой развалить страну ради связи с сомнительной женщиной.
С этими словами он, громко отодвинув стул, встал из-за стола и вышел, не попрощавшись. Хранители казны и покоя последовали за ним, впрочем, напоследок склонившись в церемониальном поклоне. В кабинете остался лишь Второй после лорда, сверлящий Трауша гневным взглядом.
— Ты — чокнутый придурок!
Лорд Пограничья отвернулся к занавешенному плотными гардинами окну.
— Прекрати, Шур.
— Прекратить что?!
Бросок. Второй после лорда оказался за спиной и приставил к горлу Трауша кинжал, но тот не стал отстраняться, выжидал, вслушиваясь в частое дыхание Шура. Капелька крови стекла по шее к вороту рубашки.
— Мы оба знаем, ты не рискнешь ударить меня.
— Ударить — нет. Но отныне я снимаю с себя всякие полномочия. Прощай, братец. Надеюсь, дырка человеческой девки того стоит.
Шур брезгливо сплюнул на пол. Младший сын высокого лорда, с детства задвинутый на задние ряды, ушел, хлопнув дверью. Что ж, эти его слова неминуемо бы прозвучали не сейчас, так позже. Трауш во всем был лучше его: в ратном искусстве, в управлении туманами, в подчинении сознания, в обаянии. Даже внешность ему досталась отцовская, мужественная, точно высеченная из камня: черты резкие, губы тонкие, пепельные глаза и широкие плечи. Шур, любимый сын матери, унаследовал её мягкие черты. Он рос болезненным ребенком, тощим и хилым, а в подростковом возрасте испортился и характер: ребенок был груб, плутоват и вечно раздражен. Отец славил богов, что правление унаследует старший сын, а не «маленький нытик», как он называл Шура. Второй после лорда давно завидовал брату и вот, наконец, нашел причину уйти.
Трауш ухмыльнулся, стер с кожи кровавую каплю и внимательно осмотрел её, будто кровь могла что-то рассказать.
До рассвета он просидел за бумагами и неотложными делами, которых скопилось до безобразия много. И уже перед самым сном, когда первые лучи солнца коснулись продрогшего за ночь дома, посетил свою невесту.
Она спала, разметав волосы по подушкам. Румяная и свежая, будто выписанная кистью мастера. Тень от ресниц ложилась на щеки, рот чуть приоткрылся, но не вульгарно, а как-то очень… правильно.
Трауш задумчиво осмотрел девушку, ставшую по праву его собственностью. Смешно, обычно рабов покупают, а не дарят им целый мир: деньги, величие, возможности. Она — его продолжение во всем, даже в правлении страной. Если с Траушем что-то произойдет — на неё ляжет ответственность за Пограничье. Справится ли она с нею?
И вообще, должна ли теперь измениться жизнь Трауша? Отец говорил, что правитель, совершивший обряд, должен быть верен своей супруге; сам он ни разу не запятнал себя позорными связями, и пускай отношения с матерью у них были холодные, но отец принадлежал всецело ей.
Ну, то отец…
А он завтра же пригласит ту стройную танцовщицу, что еженедельно развлекала его последние полгода. Она ни на что не претендовала и каждый раз вела себя так, словно повторения могло и не случиться — отдавалась до последней капли.
Лорд размял затекшие плечи и развернулся на пятках. И уже на пороге сказал, обращаясь к дверному проходу:
— Добрых снов, найденыш.
Глава 4
Сон оборвался на полутоне. Вот я бежала босиком по чаще, и колючие ветви лупили по обнаженной спине… и всё. Знакомая комната да кровать под балдахином. В костях ломило остатками болезни, и я, с оханьем поднявшись, наклонилась влево — вправо, хрустя позвонками.
Проходя мимо туалетного столика, глянула на себя в зеркало. В отражении появилась отдаленно знакомая мне светловолосая женщина с впалыми щеками, на которых цвели веснушки. Недоверчиво дотронулась до светлой пряди, провела по ней — отражение повторило это движение. Боги, что произошло?! Кто перекрасил мои волосы, что случилось с кожей?!
Нельзя поддаваться панике. Нет — нет — нет!
Я ринулась к двери — заперто; заметалась как сумасшедшая по комнате. Отодвинула гардины — окно было заколочено с внешней стороны досками. К непониманию добавился ужас, зажавший сердце в тисках.
На столе нашлась записка.
«Аврора, золотце, оденься в то, что тебе приглянется. Скоро свидимся».
Какая, к бесам, Аврора?! Кто она?!
Я вернулась к зеркалу и принялась с остервенением оттирать веснушки, но те словно въелись в кожу. В конце концов, я расцарапала лицо до кровавых полос, а они никуда не делись. Хуже того, пятна «украшали» и тело: несимпатичные, рыжие, словно намалеванные второпях.
— Помогите, — ревела я, молотя кулаками по двери. В ответ пронзительная тишина. Я отбила плечо, пока билась, силясь выломать створку. Изранила пальцы, всадила занозы — но не продвинулась ровным счетом ни на шаг.
Полезла по ящикам и полкам, чтобы найти хоть что-то для защиты. Нижнее белье (определенно не принадлежащее мне), множество платьев с чужого плеча, рубашек, ботинок. Даже внешность чужая. Кто я?
Ответ пришел не сразу: жену господина Розеншаля звали Авророй, и она умерла. Неужели он решил воссоздать её во мне?..
Иттан говорил что-то про обескровленную служанку — неудавшийся эксперимент? По спине покатились мурашки. Куда я вляпалась!
Не было ни вешалок, ни даже стакана, чтобы разбить его на осколки. Я, совершенно беззащитная, в комнате, полной одежды Авроры, в ожидании её супруга, с ошейником на шее, блокирующем магию, которой у меня и так нет!
Я метнулась к обувному ящику и достала туфли на неприлично высоком каблуке. Сойдет как средство обороны. Так, что дальше?
Взгляд упал на кровать, которую я попыталась пододвинуть к двери, но не смогла сместить ни на сантиметр. А вот стол легко поддался и был перевернут так, чтобы помешать войти внутрь — минутная отсрочка, но и она сгодится. Сама я переодеваться не стала, как и обуваться, но туфлю держала за спиной, готовая, если придется, даже убивать.
Нестерпимо болели кровоточащая кожа лица и пальцы, утыканные занозами. Я сидела на кровати, отсчитывая удары сердца.
В двери заворочался ключ. Ещё секунда, и стол, так тщательно пододвигаемый мною, отлетел к стене. По телу пробежала волна магического воздействия. Я почувствовала, как пальцы теряют чувствительность, как немеет язык. Завалилась на бок, неспособная ни заговорить, ни даже приподняться.
— Здравствуй, золотце. — В голосе, полном нежности, звучала ирония.
Из глаз покатились злые слезы.
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал господин Розеншал. — Моя умная девочка решила обороняться. Какого ты мнения обо мне? Я никогда не обижу тебя, золотце. Раздевай её.
Последнее относилось к Вейке. Я скорее поняла, чем почувствовала, как цепкие ручонки стаскивают с меня ночную рубашку. Вейка развела мои руки в стороны, ноги свела вместе. Я мычала нечто невразумительное, но служанка не слышала — или делала вид, что не слышит.
Как в том сне, я лежала голая, и надо мной склонился господин Розеншал. Старческие пальцы, сухие и шершавые, гладили кожу, покрывшуюся мурашками, водили под грудью, трогали ключицы. От темного мага несло удушливой сладостью.
— Ты потрясающе красива, Аврора. Совсем как раньше. Не хватает одной маленькой детали. В тебе должна бурлить магия, чтобы всё прошло успешно.
Я не поняла, как именно он снял ошейник, но тот перестал сдавливать шею. Дышать стало на порядок легче. Господин Розеншал тронул мои губы и зачем-то раздвинул их.
— Вейка, давай.
В его руке появилась склянка с жидкостью, которую он бережно, стараясь не пролить ни капли, начал заливать мне в рот. Снадобье напоминало тот самый морс, разве что куда слаще, ярче. Я давилась, морс выливался обратно, но что-то пришлось сглотнуть.
— Замечательно подавляет волю, — бормотал господин Розеншал себе под нос. — Пока ты не совсем Аврора, золотце, и могла бы сопротивляться, а я не желаю причинять тебе боль. Совсем скоро… ритуал увенчается успехом…
Так вот почему я была такой доверчивой дурехой и радостно рассказывала господину Розеншалю всю свою подноготную — его «морс» дурманил сознание, как, думаю, и лилии, расставленные повсюду. Меня и сейчас накрыло пуховым одеялом спокойствие. Всё хорошо, опасаться нечего, господин Розеншал знает, что делает. Я в надежных руках.
Нет! Сольд, опомнись! Что за ерунду ты несешь?!
Темный маг заговорил на ломаном языке, незнакомом и пугающем. Чернокнижное заклятие пахло затхлой водой.
Первая судорога коснулась позвоночника. Мне точно переломали спину и вправили её обратно. Жидкость выжигала изнутри дыры. Кожа плавилась. Я выгнулась дугой. Носом пошла кровь — я не видела, но слизала с губ соль.
— Тело пока не готово принять дух, но всему своё время, — восхищенно твердил господин Розеншал, касаясь моего лба. — Не зря это теневое отродье пометило тебя руной, ибо в тебе, золотце, есть что-то, неподвластное взгляду. Ты гораздо глубже, выносливее. Ты способна выдержать всё. Если тело откроется для передачи, я смогу впустить туда… Продолжим!
Он отвернулся, потребовал у Вейки нож. В моей голове смешались слова и мысли, звуки, голоса. А потом появилась магия. Шелковой нитью она сплела Вейку и меня. Окрепшие туманы (как же я по ним скучала!) потянули за нить аккуратно, чтобы господин Розеншал не почувствовал ничего необычного. Он был занят тем, что обтирал лезвие ножа.
Канал ширился, позволяя погрузиться в него. Девочка слабела, сама не догадываясь, почему. Туманы чернели. Я наполнялась до краев.
«Ты можешь её опустошить», — мелькнуло в голове боязливое.
Да и бесы с ней! В вопросах выживания благородство отошло на второй план.
Последний кусок энергии ворвался в меня ледяным вихрем. Вейка страдальчески застонала, и господин Розеншал обратил свое внимание к посеревшей девушке.
Вдох. Туманы сдернули с моего тела магические оковы. Я пошевелила пальцами — двигаются!
— Не сопротивляйся, золотце. — Господин Розеншал с ножом наготове вновь появился у моего лица. Я напряглась, готовая вскочить и понестись, куда глаза глядят. Далеко ли? Плевать!
— Я не ваша Аврора!
— Пока — нет, — легко согласился он. — Но твое тело уже готовится принять её душу, а твое лицо — её копия. Признай, моя супруга — истинная красавица. Кроме того, она — величайшая колдунья. Огромная честь стать ею.
В его глазах появилось нечто мечтательно — похотливое, от чего меня затошнило.
— Ваша супруга умерла! — Я всё-таки встала, а господин Розеншал не стал нападать или плести новое заклинание. Лишь наблюдал с величайшим интересом.
— Давай же закончим ритуал. Посмотри, зелье действует.
Я и сама видела, как пульсируют под кожей вены, как наливаются синевой. Они проступали сквозь тонкую кожу.
— Твое тело такое восприимчивое, просто изумительно!
Ещё бы, ведь полгода назад, когда я умирала, клетки тела тоже перестраивались, принимая в себя магию Пограничья. Им не привыкать.
— Позволь мне быть с тобой, золотце. Я бы использовал твой потенциал, развил его. Аврора…
— Никакая я не Аврора! — пронзительно вскричала я.
Энергия, украденная у Вейки, вырвалась из-под контроля, туманы приняли её в себя и мощным ударом сразили господина Розеншаля. Тот упал, прижатый волной, ударился об угол кровати, хохоча в голос.
— Поразительно! Великолепно, невероятно! Золотце, ты — само совершенство.
Туманные змеи сдавили его шею. Господин Розеншал захрипел, но огонь безумия из глаз не пропадал. По затылку стекала кровь. Он пытался подняться, но туманы держали крепко.
Я могла бы задушить его и потратить на это весь резерв. Нельзя. Нужно экономить.
Тогда я побежала. Откидывая в сторону туманами всё то, что могло помешать: вещи, напольные вазы, служанок, забившихся по углам. Истинной силой распахнула входную дверь и очутилась в ночной тьме, укутанной молочными тучами. Я бежала, не разбирая дороги, не жалея босых ног. Неслась сквозь дворы и проулки. В боку нестерпимо кололо, а на языке горчила кровь, но даже это не могло остановить бег. Я ощущала за спиной присутствие, липкое и пахнущее морсом.
В жизни не притронусь к этому напитку!
Если бы я знала, где поселилась та янми с корабля, Линель, ломанулась бы к ней, но сейчас, совсем одна, голая и без единой монеты, я была способна лишь передвигаться. Ноги кровоточили, и сердце колотилось у горла. Ужас сковывал, мешая сосредоточиться, дезориентируя. Казалось, за поворотом скрывается господин Розеншал, готовый схватить меня в охапку и отнести обратно, чтобы воссоздать погибшую жену.
Нет. Нет. Нет!
Силы оставили тело. Я выдохлась и чуть не рухнула навзничь, но справилась с собой, залезла в канаву с нечистотами и вслушивалась в ночную тишину, изредка прерываемую жужжанием навозных мух. Так и лежала незнамо сколько, неспособная вылезти.
Шаги появились словно из ниоткуда. Кто-то неторопливо приближался — враг или случайный прохожий? Я затаила дыхание, отсчитывая шаги. Один, два, три. Губы твердили как молитву: «Пройди мимо, прошу же тебя, пройди мимо».
Вот он двигался вдалеке, а вот оказался совсем рядом. Сомнений не осталось — пришел за мной. Я попыталась рвануть, но поскользнулась и ничком рухнула в помои.
Смех ударил по ушам.
— Вылезай, крыса! — Некто потянул меня за волосы.
От боли перед глазами посыпались искры. Я пала перед мужчиной на колени и долго созерцала начищенные ботинки, блестящие в свете луны. Смотреть в глаза своему мучителю не хватило смелости, лучше так.
— Недалеко ты убежала, золотце, — последнее слово мужчина сказал с насмешкой, поднял мой подбородок и сильно сдавил его пальцами, оставляя синяки. — Разбила несчастному господину Розеншалю голову, а теперь валяешься по уши в дерьме.
Его хохот заставлял сердце колотиться в утроенном ритме. Наконец, я рискнула поднять взгляд. Чуть узковатые глаза, пухлые губы, серьга в правом ухе и шрам, пересекающий левую бровь.
— Дарго…
— Откуда ты… — озлобленно начал он, а закончил с ноткой узнавания: — Сольд?! Так мы и встретились.
В любом городе есть харчевня, в которой можно найти абсолютно всё: от сексуального раба до запрещенных к употреблению трав. В таких местах нанимают беспринципных убийц и платят женщинам, чьи язвы покрывают уголки губ, чтобы те исполнили самые извращенные прихоти. Здесь всем безразличны внешность и раса, никого не волнует прошлое или настоящее. Именно в такой харчевне и затерялась странная парочка: наемник и его обнаженная жертва.
Я, одетая в рубашку Дарго, отпивалась грушевым сидром, но дрожь не унималась. Тот, кого я искала целый месяц, сидел напротив и задавал вопрос за вопросом: откуда, как, почему.
— Я думал, ты умерла, — обвинил с грустью. — Ещё корил себя, что разрешил сбежать. Думал, помогаю девчонке, а в итоге… Когда видел, как они тебя… втроем… как кости ломали… хотел накинуться на них и загрызть! А когда почти смирился с твоей смертью, явилась ты, живая.
— И невредимая, — хмыкнула я, рассматривая вздутые вены. — Скажи, я навсегда останусь… ею?
— Авророй? — Дарго покачал головой. — Нет, у снадобья временное действие — изобретение страдающего муженька, чтобы его супруга оставалась с ним хотя бы так. Неделя максимум, и ты станешь прежней.
И на этом спасибо. Я потерла запекшиеся царапины.
— Зачем ты уехала от своего лорда? — спросил с укоризной.
— Не поверишь, — я поводила пальцем по немытой кружке, — за тобой. Обещала ведь освободить, вот и поехала, как смогла. Ну а как ты очутился на побегушках у Розеншаля?
— Он приехал за очередной рабыней и увидел меня, ну и выкупил. Дескать, ему давно требовался помощник, а во мне он увидел себя в молодости. Так я и стал его личным наемником. Извини, но распространяться о заданиях не стану — аппетит пропадет.
Аппетита не было и в помине — сидром-то давилась только для того, чтобы смыть переживания и увязнуть в болотистом безразличии ко всему. Но задавать лишних вопросов не стала — и правда, незачем.
— Кто такая эта Аврора?
Алкоголь лупил по сознанию, перед глазами начало двоиться. Я подавила приступ тошноты.
— Один из самых могущественных архимагов — стихийников, — на начале фразы я подавилась, — а по совместительству любимая женушка темного ученого. И померла она, как понимаю, во время одного из их опытов. Плоть сгнила, а вот душу он заключил в какой-то сосуд, бес его разберет, в какой. С тех пор искал тело, способное принять чужой дух. Как понимаешь, безуспешно. Ах да, ещё одна любопытная деталь. Совет дал добро на её воскрешение любой ценой.