Уже во второй раз мне подвернулся шанс все рассказать, но я вновь напомнила себе о печальной перспективе Дашки, если только открою рот, и пролепетала:
– Я обещала не ввязываться в опасные предприятия в ваше отсутствие… Но вы ведь здесь, а значит, я в полной безопасности!
Мужчины ошеломленно переглянулись, поверженные моей «железной» логикой.
– Простите меня, – продолжила я, поняв, что обстановка несколько разрядилась. – Это все мое проклятое любопытство. Поймите, я просто не могла не узнать продолжение этой таинственной семейной истории, раз уж я стала ее невольной участницей…
– Как ты могла бросить Дашу совершенно одну? – с упреком спросил Робер.
– О, уверяю тебя, с ней ничего не случится и она никуда не двинется из своей комнаты до нашего возвращения!
Робер посмотрел на Макфейдена, затем на деда.
– Что ж, – сказал он, – в любом случае не можем же мы отвозить Улу назад! Придется взять ее с собой.
Я с облегчением вздохнула, поздравив себя с тем, что хотя бы одна часть моей задумки выполнена. Мы, теперь уже в одной команде, продолжили путь. Макфейден двигался во главе маленького отряда, за ним шел Филипп, потом – я, а Робер замыкал шествие, то и дело оглядываясь по сторонам, словно в постоянном поиске невидимого врага. Я поежилась при мысли о том, что нас и в самом деле могли преследовать.
В небе ярко светила полная луна, а звезды рассыпались по темно-синему южному небу, словно сверкающие осколки елочных игрушек. Черные силуэты огромных камней принимали причудливые формы на фоне неба и моря, кидающего белые пенные перья прямо на голые скалы.
Неожиданно прямо перед нами выросли мощные стены громадного сооружения. Строение казалось столь величественным и грозным, что у меня вырвалось тихое «о-го!».
– Это сторожевая башня, – ответил на мой невысказанный вопрос Филипп де Кассар, продолжая двигаться вперед. – Один из многочисленных следов пребывания здесь Мальтийского ордена. Ее построили при Великом Магистре де Виньякуре, который надеялся, что она будет служить маяком и предупреждать об опасности гарнизон, охраняющий Комино и канал Гозо.
– Откуда вы знаете, в каком направлении идти? – спросила я, оглядываясь на Робера.
– Аркон навел справки, – коротко ответил молодой человек. – Здесь трудно заблудиться, сама видишь.
Наконец впереди я заметила плетеную изгородь, увитую плющом. За ней просматривался силуэт домика, в одном из окон которого горел свет. Я сразу сообразила, что он не электрического происхождения – скорее всего, помещение освещалось керосиновой лампой.
Мы вошли в покосившуюся калитку. Подойдя к дому, Макфейден постучал в дверь деревянным молоточком, свисающим с косяка. За дверью раздались быстрые шаги. Она распахнулась, и на пороге возникла женщина средних лет невысокого роста, одетая в потрепанные джинсы и клетчатую рубашку.
Она произнесла пару фраз с вопросительной интонацией, я не поняла ни слова. Язык, на котором говорила женщина, был мне абсолютно незнаком. Он походил на арабский, с тем же набором мягких, быстро произносимых звуков. Очевидно, это мальтийский, решила я. К моему удивлению, Лиам-Аркон ответил женщине на том же языке, и я разобрала лишь два слова – «Агата Микаллеф». Хозяйка домика окинула изумленным взглядом крупную фигуру доктора, затем сказала по-английски:
– Здесь нет никакой Агаты Микаллеф. Кто бы вы ни были, уходите. Агата Микаллеф давным-давно здесь не живет, и я понятия не имею, как ее найти!
Слова женщины прозвучали резко, если не сказать – грубо. Совершенно очевидно, она считала разговор оконченным.
– Простите за поздний визит, – мягко сказал Макфейден. – Мы не хотели вас потревожить.
Нам не оставалось ничего другого, кроме как развернуться и направиться к «Маркизе». Я не ожидала, что поездка на Комино закончится столь быстро. Проходя мимо окон дома обратно к калитке, я заметила, что занавеска на одном из них слегка зашевелилась.
Обратно мы двигались в полной тишине, и я с тоской размышляла о том, что же теперь делать. Внезапно позади раздались быстрые шаги. Я обернулась. По каменистой тропинке спешила та самая женщина, которая десять минут назад не очень вежливо попросила нас убираться.
– Идемте со мной, – сказала она. Голос ее звучал напряженно, но вполне дружелюбно. – Бабушка хочет вас видеть. Я – Роза Микаллеф.
Не задавая вопросов, наш небольшой отряд развернулся и вновь зашагал в сторону домика. Отворив дверь, Роза пропустила нас вперед, а потом вошла сама, закрыв дверь на тяжелую металлическую задвижку.
На столе в комнате ярко горела керосиновая лампа, а рядом в плетеном кресле-качалке сидела старая, очень старая женщина. Ее ноги были заботливо укутаны клетчатым пледом.
При виде посетителей старушка медленно стала подниматься с кресла, и плед соскользнул на пол. Роза тут же подбежала и подняла его, что-то сказав. Старушка только отмахнулась от нее и, с трудом передвигая ногами, направилась туда, где стоял Макфейден. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она поравнялась с ним. По сравнению с доктором старая женщина казалась прямо-таки крошечной. Она задрала голову и подняла руки, узловатыми пальцами дотронувшись до лица доктора. Потом она тихо пробормотала несколько слов, и доктор, кивнув, ответил по-мальтийски.
Через несколько минут все расселись вокруг небольшого стола. Роза засуетилась, поставив на плиту кофейник.
– Бабушка не говорит по-английски, – сказала она. – Я буду переводить. Во-первых, простите, что прогнала вас, – я не знала, кто вы такие. Агатой Микаллеф интересуются не впервые, но она ни с кем не соглашалась разговаривать до этого дня.
– Почему же согласилась на этот раз? – поинтересовался Филипп.
– Потому что увидела лицо вашего товарища, – и Роза кивнула в сторону Макфейдена. – Она узнала его.
Старушка заговорила, а Роза перевела:
– Он очень похож на человека, которого бабушка знала много лет назад, во время войны. Ее муж вытащил из прибоя раненого человека в форме офицера военно-морского флота.
– Это был мой дед, – внезапно севшим голосом произнес Макфейден. Роза перевела бабушке его слова, и старушка закивала, улыбаясь.
– Он находился в очень плохом состоянии, – продолжала переводить Роза. – Дедушка с бабушкой думали, что раненый не выживет, но он оказался сильным и стал поправляться. Его звали Пьер, и он тоже говорил по-мальтийски. В отличие от бабушки, дед знал английский, даже умел писать на нем.
– Так вот почему ты не узнал почерка деда в письме, – пробормотал Робер, взглянув на Макфейдена. – Его писал муж Агаты!
Роза кивнула.
– Как только Пьер пошел на поправку, он продиктовал дедушке письмо, так как был ранен в правое плечо и не мог писать самостоятельно. Он попросил деда отвезти письмо на Мальту. Бабушка точно не знает, какие еще поручения дед должен был выполнить для Пьера, но она видела, как он передавал ее мужу перстень с рубином. Дедушка отправился на Мальту в своей лодке. Домой он больше не вернулся.
За столом повисло тяжелое молчание. Его прервал Макфейден. Взяв в свои большие ладони узловатые руки старой Агаты, он принялся что-то тихо говорить по-мальтийски. Она слушала его молча, в то время как ее прозрачные серые глаза наполнялись слезами. Я поняла: доктор рассказывает ей о том, как погиб ее муж, выполняя поручение его деда. Он исполнил просьбу спасенного им человека, не приходившегося ему ни другом, ни родственником, да еще и нашел возможность спрятать перстень, являющийся ключом к тайнику. Это, пожалуй, даже больше, чем Пьер де Кассар мог ожидать!
Утерев слезы, Агата заговорила снова.
– Жиллельмус отсутствовал уже двое суток, когда в доме появился мужчина, – продолжила переводить Роза. – Он пришел один и бабушке сразу не понравился, несмотря на сильное сходство с Пьером. Через его правую щеку проходил длинный тонкий шрам, из-за которого правый уголок его рта был слегка приподнят кверху, словно он постоянно ухмылялся.
При этих словах Филипп де Кассар резко подался вперед.
– Довольно точное описание вашего отца, Филипп, не правда ли? – тихо спросил Макфейден.
– Вашего отца? – изумленно переспросила Роза, и ее губы искривились в презрительной гримасе. Она повернулась к Агате и передала ей слова доктора. Старушка при этом вздрогнула, и глаза ее наполнились ужасом.
– В чем дело? – спросил Филипп. – Почему она так на меня смотрит?
– Вы хотите сказать, что не знаете? – с подозрением спросила Роза.
– Понятия не имею, клянусь Богом! – воскликнул Филипп де Кассар. – Что происходит?
Агата немного помолчала, словно раздумывая, продолжать ли ей. Наконец, она снова заговорила.
– Этот человек представился братом Пьера, и Пьер это признал. Бабушка не знает, о чем они говорили. Через некоторое время ей пришлось уйти в деревню по какому-то делу. Когда она вернулась, то обнаружила Пьера мертвым!
– Боже! – ахнула я. – Как… как это случилось?
– Сначала бабушка подумала, что Пьер умер во сне, но это оказалось не так. Ее дочь, моя мать, вернулась домой из школы раньше обычного в тот день. Она шла мимо окна, рядом с которым стояла кровать Пьера. Через стекло она видела… – Роза прервалась на мгновение, словно живо представляя себе то, чему невольно стала свидетелем ее мать, будучи маленькой девочкой. – Мама увидела, как высокий мужчина накрыл лицо лежащего на кровати Пьера подушкой и долго удерживал, пока тело раненого не перестало дергаться. В ужасе от увиденного, мама бросилась прочь, в глубь острова. Бабушка нашла ее прячущейся среди скал, только когда стемнело.
– Это неправда! – воскликнул Филипп, и я вздрогнула от неожиданности. – Это не может быть правдой!
Вскочив со своего места, он бросился вон из комнаты. Никто не последовал за ним. Старушка снова заговорила, но Роза не спешила переводить, а Макфейден внимательно слушал. Внезапно он резко поднялся и помог это сделать Агате. Поддерживая ее под руку, он медленно пошел к выходу. Нам с Робером ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру, прихватив с собой фонарь. По пути к двери Роза ненадолго задержалась у кладовки, вытащив оттуда лопату с острыми краями.
Оказавшись на улице, Агата повела Макфейдена за дом – туда, где располагался крошечный садик. На потрескавшемся от солнца клочке земли я заметила мелкий зеленый виноград и несколько неспелых арбузов, печально лежащих среди камней. Но Агата шла дальше, к забору, где стоял сарай. Зайдя внутрь, она наклонилась и попыталась отодвинуть тяжелый деревянный сундук у самой стены. Доктор пришел ей на помощь, и через мгновение сундук был сдвинут. Агата что-то сказала Макфейдену по-мальтийски, и он, встав на колени, взялся за одну из половиц и легко снял ее. Затем он проделал то же еще с несколькими половицами, и наконец перед нами оказался вход в погреб. С трудом протиснувшись вниз, доктор взял у Розы лопату и принялся копать в том месте, куда указала Агата. Робер светил ему фонариком. Сначала инструмент категорически не хотел входить в сухую, твердую почву, но через короткое время Макфейдену удалось совладать с ним и приноровиться. Теперь лопата глубоко врезалась в землю, и вскоре вокруг ямки образовалось несколько кучек земли, больше похожей на песок. Неожиданно раздался приглушенный металлический звук – лопата наткнулась на какое-то препятствие. Опустившись на колени, Макфейден начал руками разгребать землю и извлек из ямы длинный узкий предмет, завернутый в кусок полуистлевшего брезента.
– Боже мой! – прошептал доктор, и мне показалось, он уже знает, что держит в руках. Очень аккуратно, словно боясь повредить содержимое свертка, Макфейден развернул брезентовую обмотку. Затаив дыхание, мы наблюдали за его движениями.
– Глаз Шайтана! – вырвалось у Робера, когда в свете фонаря тускло сверкнула сталь меча, вынутого из ножен. – Il est impossible! (Это невероятно! (фр.)
На широкой рукояти сверкал невероятных размеров голубой бриллиант с таким количеством граней, что казалось, под его поверхностью струится водопад! Значит, это тот самый меч, который, по легенде, Аркон де Кассар получил в дар от Сулеймана Великолепного в качестве признания героизма его рыцарей! Что ж, Сулейман, похоже, отличался экстравагантностью и любил показать свое великодушие.
– Бабушка говорит, – подала голос Роза, – что, когда мой дед обнаружил раненого Пьера, при нем было только это, – она кивнула в сторону меча. – Он сжимал его в руках так крепко, словно меч являлся последней ниточкой, связывающей его с жизнью. Пьер не разжимал рук до тех пор, пока, уже в доме, бабушка с мужем силой не вырвали у него оружие, мешавшее им осмотреть его раны. Когда Пьер впервые пришел в себя, первым делом он спросил, куда они его дели, и не успокоился, пока дедушка не принес меч. Потом бабушка видела, как ее муж закапывает его здесь. Она спросила, зачем он это делает, а он только ответил, что так велел Пьер. И еще, сказал он, бабушка должна забыть об этом.
Я зачарованно смотрела на Макфейдена, чья большая кисть играла с рукоятью Глаза Шайтана. Сейчас, при бледном свете луны и с мечом своего предка в руках, доктор выглядел копией портрета Аркона в галерее де Кассаров! Так вот что нужно похитителям Дашки? Что ж, убивают и за меньшее! Интересно, можно ли продать такую вещь?
Вернувшись в дом, мы обнаружили старшего де Кассара. При появлении Макфейдена он медленно поднялся со своего стула и открыл рот, чтобы что-то сказать, но доктор прервал его.
– Не нужно, Филипп, – сказал он. – Теперь в объяснениях нет необходимости. Мне очень жаль, что вам пришлось испытать такое страшное разочарование в своем отце. Возможно, вас утешит мысль о том, что мой отец прожил с этим чувством всю жизнь. Взгляните-ка лучше, какой подарок нам сделала Агата, – и он протянул де Кассару меч рукоятью вперед. Я заметила, что глаза Филиппа широко распахнулись при виде Глаза Шайтана. Дрожащими руками он принял оружие из рук Макфейдена.
– Подумать только, – пробормотал он. – Я ведь считал его существование мифом!
Я ворочалась с боку на бок, сна не было ни в одном глазу. Меня разместили в каморке, в задней части дома, используемой под кладовую. Через единственное окошко, расположенное под самым потолком, ярко светил белый диск луны. Я смотрела на него, не отрываясь, размышляя обо всем, что произошло накануне. Как же странно все обернулось! Оказывается, дед Лиама-Аркона вовсе не пропал без вести и не погиб вместе с «Санта-Марией», а был убит собственным братом! Почему Поль де Кассар так поступил? Это по-прежнему оставалось загадкой. Зато хотя бы теперь Аркон мог успокоиться: его деда похоронили, как христианина, на местном кладбище, и перед отплытием Роза обещала показать его могилу.
По мере приближения рассвета луна бледнела, и звезды одна за другой гасли в светлеющем небе, на котором заря уже прочертила первые следы. Я не могла оставаться в постели, поэтому вскочила, наскоро причесалась и, на цыпочках прокравшись к двери, вышла наружу, подставив лицо свежему ветру.
В утреннем свете сторожевая башня выглядела еще более внушительно. Я вошла внутрь. Ветер нанес туда кучи песка и колючек, и мне пришлось продираться сквозь них, чтобы добраться до лестницы, ведущей наверх. Наконец я вышла на площадку и встала между каменными зубьями башни, обозревая окрестности. С этого места отлично просматривалась голубая лагуна, усеянная скалами причудливых форм. Они вырывались из воды, словно препятствия в компьютерной игре. Весь пейзаж казался нереальным, как картинка из журнала, сделанная гениальным фотографом. Я наблюдала за тем, как гигантский солнечный диск, таща за собою шлейф из розово-золотого марева, начал медленно выплывать из-за горизонта, разбрасывая по воде сверкающие блики. Это было зрелище, от которого трудно оторвать взгляд.
– Вы постоянно куда-то пропадаете! – услышала я знакомый голос рядом.
Обернувшись, я увидела Макфейдена. Его присутствие не показалось мне неуместным – наоборот, я обрадовалась возможности разделить с ним эти невероятные мгновения.
– Здесь очень красиво, Лиам, – заметила я. – Или мне называть вас Арконом?
– Это – мое настоящее имя.
– Я попробую, хотя уже привыкла к Лиаму Макфейдену… Обычно мне редко удается наблюдать восход солнца.
– Долго спите, – усмехнулся Аркон. – А жизнь проходит мимо.
Я удивленно взглянула на него, не понимая, что могло вызвать подобные слова. Доктор подошел поближе. Через тонкую ткань футболки я явственно ощутила жар его тела и подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Сейчас что-то должно произойти, поняла я, и задержала дыхание. Аркон осторожно провел шершавой ладонью по моей коже, и я почувствовала, как все мое тело завибрировало. Это неправильно, попыталась напомнить я себе: приличные женщины так себя не ведут. Приличные женщины сначала ходят на свидания, потом приглашают мужчину «выпить чашечку кофе», а после… После все зависит от того, насколько именно «приличной» полагает себя каждая особа. Беда в том, что с первой же минуты, как увидела Лиама Макфейдена, я вдруг осознала, что этот человек – не просто проходной персонаж в моей жизни. Никогда раньше у меня не возникало подобного ощущения, и я не знала, огорчаться этому или радоваться. Отправляясь на конгресс, я преследовала исключительно профессиональные цели, думала лишь об удовлетворении собственных амбиций и никак не ожидала подобной встречи. Думает ли Аркон так же, как и я? Он говорит на другом языке и принадлежит к иному социальному слою. Кроме того, его окутывает завеса таинственности, и я понятия не имею, можно ли ему доверять!
Поэтому я оказала сопротивление, но Аркон легко преодолел его, заведя мои руки за спину. Он был таким сильным, что выиграл бы и более серьезное «сражение», поэтому я расслабилась и позволила его рукам делать с моим телом то, что они пожелают. Потом, устав от роли жертвы, каковая мне абсолютно несвойственна, я запрокинула голову и сама нашла его твердые, сухие губы и раздвинула их языком.