ХМАРА - Анатолий Гончар 13 стр.


-Да благословит Господь труды наши! Удел наш труден, но высок! Не всякому мужу по силам деяния сии и да пребудет...

Ну, понесло...

-Аллах акбар!

Отец Клементий, поперхнулся, недовольно на меня покосился и продолжил свою проповедь, но, опасаясь новых выходок с моей стороны, явно её (то есть проповедь) подсократил. Ибо уже через пару минут обратясь ко мне перешёл на нормальный человеческий язык.

-Так что, Никола, готов ли ты за дело правое голову положить?

-Не-а, - я помотал головой, - не готов я предстать пред Господом нашим. Мне сперва грехи искупить надо, да и жить пока нравится, так что я повременю. Ну, а Вы, если уж так невтерпёж, давайте, вперёд на мины.

Что такое мины батюшка не знал, но смысл в целом понял. На его морде лица проступило удивленно - раздосадованное выражение, правда быстро сменившееся на грустно-отеческое. Посмотреть: прямо-таки старая нянька над дитем-несмышленышем.

-Ты, Николай, - оказывается он имя мое и правильно говорить может, - просто молод еще, не понимаешь, что судьба нам не часто дает возможность за веру постоять. Ежели и погибнешь, Господь не обойдет тебя своей милостью, да и мы с отцом Иннокентием поспособствуем, помолимся. А как возвратимся к братии, молебен по тебе отслужим.

-Вот за молебен тебе, батюшка ,спасибо, удружил, всю жизнь только об этом и мечтал. Но не выйдет у тебя ни шиша, я же тебе говорю: рано мне пока помирать.

-Так я тебя и не тороплю, меч сперва достанешь, а там уж как получится, за оградку главное его перекинь...

-Так ты что, "святое причастие в рясе", Ку-клукс-клан недоделанный, решил, что я один на кладбище попрусь? То-то ты и не чешешься. Нет уж, ни фига. Или идем вдвоём или не идем вообще. И ты идешь первым! - я сознательно перешёл на ты, что бы добить его окончательно.

-???

-И не смотри ты на меня так, ты не Ленин, я не буржуазия. Мне что, твой отец Иннокентий брат, сват? Мне ваши проблемы по барабану, я могу уйти и тебя одного здесь оставить. Хочешь за мечом - иди, а хочешь- у Яги живи. Это уж вы как договоритесь. У меня своя дорога, у вас своя.

Здорово я его, аж пятнами весь пошел. Привык чужими руками, хотя насчет рук может я и ошибаюсь, руки у него самые то, лопаты, а не руки. Значит отвык, обленился, ничего, мы его быстренько пообломаем, всё вспомнит. Не может - научим, не хочет - заставим.

-Таки и не пойдешь? - произнес батюшка вкрадчиво, кажется, он осознал всю серьёзность положения, но до конца так и не поверил.

-А мне это надо?

-Хорошо, хорошо, вместе так вместе, сейчас перекусим и пойдем.

А быстро он сориентировался, стоит бодрячок бодрячком, только морда малость красная и веко подрагивает. Ничего, свыкнется, хотя первым на кладбище его всё равно не затолкаешь, да оно может и к лучшему, ещё неизвестно где безопаснее: спереди или сзади, на спине-то глаз нет.

Когда мы вышли уже смеркалось. Узкая лента дороги серой змеёй убегала в даль, пропадая среди чахлых, исковерканных бурями деревьев. Я повторял про себя последние инструкции, полученные от Бабы-Яги, отец Клементий поудобнее устраивая перекидывал с плеча на плечо мешок со всевозможными защитными амулетами, склянками со святой водой, кадилом, ладаном, завернутым в серую парусину десятком разнокалиберных свечек и огнивом, выданным Бабой Ягой под строгое обещание вернуть в цельности. Из карманов его рясы во все стороны торчали пучки каких-то сушеных трав, призванных если не сразить, то как минимум отпугнуть обитающую в округе нечисть. Травка эта, так же как и огниво, была получена от Тихоновны. Отец Клементий, хоть и почитавший нашу хозяйку за ту же самую нечисть и сильно досадовавший, что та после наложения на неё креста не корчится в страшных муках, в преддверии большей опасности не только не стал открещиваться от её советов, но и сгреб в мешок все что попало под руку. Так что после его набега Яге пришлось извлекать из мешка: сушёные мышьи лапки, лягушачьи шкурки, змеиную желчь, гадючью печень, пучок базилика и скляночку черного перца. Правда, поразмыслив, она решила перец оставить, для того чтобы, как она выразилась, "врагам в глаза посыпати".

Идем не спеша. Тишина, благодать. Луна уже корячится на горизонте, переваливая своё раскрасневшееся тело через возвышающийся над лесом косогор, ни дать, ни взять глаз циклопа. Под её блеклыми лучами в куче бурелома сверкнули чьи-то "моргалки" и тут же повеяло странным пронизывающим холодом. Или это мне показалось? Мурашки, пробежавшие по телу, заставили зябко поёжиться. Предчувствие опасности бодрит не хуже самого холодного ветра. Мой ржавый меч, зажатый в правой руке, особой уверенности не придаёт, но с ним всё же лучше чем без него. Дракона, конечно, не завалит, но голову супостату помельче срубить можно (с трех раз). Сколько бы я его не точил, он остаётся таким же тупым, как и был, то ли металл такой, то ли я точильщик... А его "преосвященство" вышагивает чуть сзади, и всё норовит перестроиться мне за спину, поминутно крестится и зыркает по сторонам: "не вспыхнул ли от сего деяния бес али демон". Никто не вспыхивает и спустя полчаса отец Клементий успокаивается, а зря. Зенки самых разнообразных цветов и размеров таращатся на нас чуть ли не из-за каждого пня, и я далек от мысли, что это простые зайчики и лисички. Что-то я не помню, чтобы глаза наших зверюшек так разнообразно светились или здесь природа такая? Чья-то длинная тень мелькнула меж деревьев и, потонув во внезапно вспыхнувшем бледно-сиреневом мареве, осветившим широкую клыкастую пасть, исчезла. Не хотел бы я встретиться с этой зверушкой нос к носу. А ведь наверное смотрит на нас, облизывается, но напасть почему-то не решается, может сыта? Или ждёт когда это сделает кто-то другой, а она уж на готовенькое? Не дождётся. Скорее ,что ли ,добраться до кладбища, но что-то его не видно. А луна уже из-за косогора вылезла, от тумана опросталась, побледнела, налилась ясностью, вся округа как на ладони. Чав, чав - под ногами мох. Осока справа, слева, кустик рогоза впереди, а дальше только кочки, никакой тебе оградки, никаких врат кладбищенских.

-Бум-с, - больно-то как. Как шел -так лбом и печатался, чуть меч не выронил и вроде нет ничего, а стена. Лоб болит, но одно утешает, кажется пришли. Отцу Клементию повезло больше, остановился вовремя, теперь стоит с ноги на ногу переминается, руки чем занять не знает.

Интересная все же штука: твердая, невидимая, надо попробовать мечом поковырять. Бесполезно, не ковыряется, а если со всего размаха. Эхма... глухой удар и ничего больше. Руку только отшиб.

-Акстись, ты чего вытворяешь? - ну слава богу, отец Клементий проснулся, - ты же всю нечисть так разбудишь.

-А Вы что-нибудь конкретное предложить хотите? - с тех пор как он со мной в одной связке, я снова перешел на Вы. А чёрт, а лезвие-то как от удара по нему молотом, это сколько же его теперь точить надо? - может, попробуете крест наложить или святой водой сбрызнуть?!

Лунного света мне вполне хватило, что бы заметить как наш святоша взбледнул с лица.

-Ить как спровоцируем чего?!

-А кого нам бояться? Нечисти? Так мы к ней и идём. Два- три лишних демона нам не помешают, - ну может это я и зря про демонов- то, хотя с другой стороны не век же ему бояться, привыкать пора, - так что, батюшка, с богом, с богом.

Клементий еще немного потоптался на месте, шмыгнул носом и, нерешительно вытащив из мешка скляночку со святой водицей, с видом обреченного на казнь шагнул вперёд. Изрядно окропив водицей самого себя и покосившись в мою сторону, он трижды перекрестился и с резким выдохом ливанул из склянки на невидимую стену: в первое мгновенье ничего не произошло, во второе тоже, про третье и четвертое я молчу. В общем , мы постояли так пару минут, затем отец Клементий повернулся в мою сторону и беспомощно развел руками.

-Что, батюшка, не сработало?

-Дак, оно ж ты видел...

-Да уж, видел, - ничего не попишешь, придется хлад металл оставить...

Я огляделся в поисках места поприметнее, но ничего лучше куста лозы не было. Куст так куст, всё-таки какая никакая, а метка. Сказать ,что я расстался с мечом без сожаления, это значит ничего не сказать. Меч хоть и ржавый, но лучше чем кукиш. Я аккуратно сунул его в переплетение ветвей и отпустил рукоять. Туда же последовали мои часы и кожаный, с металлической пряжкой, ремень. Вот о ремне мне надо было заранее подумать. Хорошо хоть у Яги немного поправился, а то свалились бы с меня мои порточки... Все, дело сделано, иду к воротам. Уп-с - не тут-то было, стена прогнулась, но не пропустила.

-А ежели с разбега?!

-Да иди ты...

Тут что-то не то, подумать надо, можно конечно и с разбега попробовать, но это уже край. Так что же я упустил? Может где металл остался? Может мелочь какая в кармане завалилась? Нет, ничего нет. Так не пойдет, надо по порядку. В головном уборе металла нет, в карманах куртки тоже, в рубашке, брюках... Остаются берцы. Вот черт, точно! Гвозди! И как я забыл?! Берцы летят под рогозовый куст, а мои бедные ступни погружаются во влажный, но, слава богу, теплый мох. Вот теперь с богом. Раз, два, левой, стена с легким хлопком остается за моей спиной и я плюхаюсь на землю. Святой отец что-то мнется и ко мне присоединится не торопиться. Я уже было решил, что он надумал отсидеться, когда тот, матюгнувшись (О, оказывается, чего мы могем!), прыгнул в мою сторону и с громким воплем отлетел обратно.

Вот ведь дурень.

-Крест снимите.

-Да разве ж можно?

-Ну, сиганите еще пару раз, если понравилось.

Клементий недовольно поморщился, потёр ушибленное плечо и, тяжело вздохнув, стянул с шеи святое распятие.

Сквозь пелену стены батюшка проломился со скрежетом и треском. Отдуваясь, словно после забега, он беспокойно огляделся вокруг, но, не заметив ничего подозрительного, успокоился и принялся проверять содержимое мешка. Как ни странно, святую воду и прочие причиндалы странный страж пропустил.

Не дожидаясь, когда он закончит ревизию, я поднялся и неторопливо двинулся в глубь кладбища. Почва под ногами оказалась страшно холодной, какой-то липкой и совершенно лишенной растительности. Ощущение мерзкое. Чем дальше я заходил, тем чаще под подошвами гремели и переламывались чьи-то иссушенные кости. Клементий, выставив перед собой левую руку, сжимавшую склянку, а правой волочив полупустой мешок, плелся чуть сзади.

Первые могилы стали попадаться, когда я еще не сделал и трех десятков шагов. Но это были либо простые холмики, либо нетесаные каменные плиты без каких либо изысков, и я не стал обращать на них внимания. Чуть дальше оказались захоронения более богатые. Раз или два я даже на мгновение останавливался , всматриваясь... Не то. Кости под ногой хрустят всё чаше и чаще, ножки зазябли, да какое, к черту, зазябли, окоченели нафик. Если еще через полчасика не найду искомое, замерзну к ядрене фене.

Мы уже выперлись на середину кладбища, когда под ботинком отца Клементия очередная кость развалилась с оглушающим грохотом. Он витиевато помянул пресвятую богородицу, а из-под каменных, могильных плит показались первые тени. Они перли со всех сторон, охватывая нас плотной стеной спереди, с боков и неторопливо обходя сзади. Сотни, если не тысячи скелетов, шурша и погромыхивая костяшками, медленно приближались. Я попятился и оказался спина к спине с батюшкой.

-Перекрестите их, что ли? - неуверенно попросил я, но тот только досадливо отмахнулся, видно опыт с окроплением святой водой незримых врат наложил свой грязный отпечаток на его веру. А из-за развороченных надгробий появлялись новые скелетики. "Это сколько ж надо было народу положить, чтоб такую охрану поставить"? - невольно подумал я, отступая на один шаг. Тысячи людей ради какого-то меча, не перебор ли? Хотя история знавала примеры и похуже.

-Так что будем делать? - бодрость моего голоса отнюдь не соответствовала моим мыслям.

-Молиться, - каким-то странным не своим голосом ответствовал преподобный, но креститься не спешил, а вместо этого перехватил наподобие кистеня мешок, затем, нерешительно потоптавшись, начертил вокруг нас круг и окропил его освященной водицей. Я же поднял с земли похожую на дубину, кажется берцовую, кость и приготовился дорого отдать свою жизнь.

...бряцанье костяшек стало совсем невыносимым, ближайший ко мне скелет, сделав очередной шаг, внезапно запнулся о край надгробья и брякнулся. От удара о землю его кости распались и покатились в разные стороны, рассыпаясь на отдельные составляющие, а череп откатился мне под ноги и, клацнув челюстью, обратился в прах. Уцелевшая кисть правой руки беспомощно поскрежетала по серому лежащему на земле камню и притихла.

-Ага, старость не радость?! - восхищенно возопил я и запустил тяжелой берцовой костью, оказавшейся в моей руке, в ближайшего противника. Разлетевшаяся вдребезги черепушка возвестила о том, что я на правильном пути. В рядах супостата появилось смятение. Видимо даже прозябание в столь непотребном виде казалось им более приятным, чем тьма полного небытия. Или они опасались геенны огненной?

-Во имя отца и сына и святого духа, - отец Клементий размахнулся и треснул подступившего мертвеца мешком по куполу, - аминь!

Дальше была бойня. Мы хватали, кидали, рушили. Наконец всё стихло. Последний черепок откатился в сторону, зыркнул на нас пустыми глазницами и рассыпался. Кажется, нам повезло. Я уселся на ближайшую плиту и...

Сгусток тумана появился как бы из ниоткуда и, неспешно уплотнившись, превратился в голого худущего мужика с длинными костлявыми руками, на пальцах которого загибались уродливые черные когти.

-Я устал ждать, - скрипуче исторгло исчадие тьмы и в его вспыхнувших фиолетовым огнем глазах зажглось нескрываемое торжество.

"Стылый" -сформировалась в моем мозгу отчётливая мысль, и я увидел, как на моих руках оседает морозный иней.

-Плоть, живая плоть, теплая, сладкая, - утробно заскрежетал Стылый, разевая свою пасть, и навстречу мне вытянулась громадная, бездонная воронка. Я почувствовал, как воздух скручивается в исполинскую спираль смерча, я заглянул в него и не увидел ничего, кроме бездонной пустоты. В глазах разверзлась бездна, холодом опалило щеки и спёрло дыхание, руки бессильно обвисли и, увлекаемый потоками воздуха, проваливаясь в небытиё, я раскрыл рот в беззвучном крике и рухнул на мраморное надгробье. Краешек моего сознания еще цеплялся за реальность, а тело, словно груда старого тряпья, смешавшись с обломками костей, кладбищенского мусора и лепестками непонятно откуда-то взявшейся травы, безвольно волочилось в объятья чёрного зева. Сила, сковавшая мои члены, была непонятна и безмерна. Что это было - ледяная стужа или всёпоглощающий, леденящий ужас, не знаю. Прямо перед моим носом, громыхая осколками склянок, словно метеор, окутанный бледно-красным маревом, пронесся драный мешок Бабы-яги. В моем носу нестерпимо зачесалось и:

-Апчхи-и, - оглушительно чихнуло чудовище, и сила ,сковавшая меня ,ослабла. -Апчхи, - и ужас, заполняющий мое сознание, улетучился.

-Апчхи-и, - чихнул я и попытался сесть. В носу нестерпимо свербело.

-Апчхи, апчхи, апчхи, - чихали мы хором на все лады от попавшего в нос перца.

-Апчхи-и, - чихнув в последний раз, я нашел в себе силы взглянуть в сторону всё еще продолжающего чихать Стылого. Бледно-красное облако окутало сумеречную фигуру с головы до пят. Нечисть взвыла и стала разрывать грязными когтями сгорающее от жгучего перца горло. Странная фигура Стылого, постепенно расплываясь, теряла свои грязно-серые очертания. С жутким ревом, больно резанувшим по ушам, со скрежетом, рвущим нервы, он скрутился в узкую спираль и, увлекая за собой окрасившийся в розовое туманный сгусток, ушел под землю.

Я устало привалился спиной к надгробью и перевёл дух. Отец Клементий, отплевываясь и матерясь, вытаскивал из бороды каменные крошки и мелкие косточки. Меня знобило. Где-то высоко в небе блистала луна. Её неясный свет падал на старые замшелые могилы, отбрасывавшие серые, ирреальные тени. Когда тяжесть, сковывающая моё тело, немного уменьшилась, я приподнялся на локте и огляделся вокруг. Строго на запад в окружении уродливых, изогнутых крестов или скорее даже не крестов, а крестоподобных каменных фигур, мастодонтом наступая на обветшалые могилы, высилась потрескавшаяся мраморная гробница. Её темные стены, с изломанными полуразрушенными контурами, в лунном свете казались черно-багровыми, а в самом центре, на том месте, где должна была быть дверь, ведущая в усыпальницу, зиял черный провал. Я скинул охватившее меня оцепенение и, поднявшись, решительно двинулся в сторону раскрывавшегося мне навстречу могильного зева. Поиски меча нужно было заканчивать. Мне осточертело это неприветливое место, и совсем некстати вспомнились жуткие рассказы об охраняющих кладбище упырях. А по упыреведению у Бабы-Яги были воистину энциклопедические знания.

Из её рассказов я вынес, что: во-первых, упырь скотина на редкость сильная и выносливая; во-вторых, боится серебра и осины, но ввиду вышеприведенных качеств редко становится добычей доблестных рыцарей, чаще все обстоит наоборот. Да-да, Тимофеевна знала, чем подбодрить бедных путников.

А он стоял у входа в гробницу и приветливо улыбался, если конечно его улыбку, увенчанную устрашающими клыками, можно было назвать приветливой. Нет, скорее улыбка была гнусной и довольной до отвратительности. В его намерениях не было ни малейших сомнений. По давно небритой щеке медленно стекала слюна. Он коротко рыкнул и бросился в мою сторону.

Серебряной пули у меня не было, осинового кола тоже, рукой эту бестию не убить, обратиться в бегство? Нет! Опять же, ну разве я могу справиться с ним голыми руками?! Вопрос риторический, хотя, с другой стороны, хорошая зуботычина еще никому не повредила. Я отпрянул чуть в сторону, уклоняясь от оскаленной морды, и мой кулак, описав плавную кривую, врезался в удивленно отпавшую челюсть упыря. Челюсть клацнула, как хорошо сработавший капкан, но выдержала, чего нельзя было сказать о хваленых клыках. Упырь взвыл и, подхватив лапищей вывалившиеся из пасти осколки, скрылся среди могильных надгробий.

-Куда это он? - растеряно пробормотал отец Клементий.

-К дантисту, - я ехидно улыбнулся и шагнул в темноту склепа, подсвеченную бледно-зелеными испарениями, сочившимися из-под крышки гигантского саркофага.

Назад Дальше