Его врожденное чувство юмора преодолело вспышку гнева. На самом деле, на мгновение, он почувствовал некоторое смущение. Дружелюбно выглядевшая женщина, сидевшая по другую сторону стола — к которой, в конце-то концов, он пришел за помощью, не наоборот — также была членом той же самой аристократии. И, на самом деле, очень заметным членом. Хотя титул графини относился к середине жесткой шкалы дворянских титулов — только более жесткой от того, что они были искусственно созданы после заселения планеты — состояние графини Тор было больше, чем у большинства герцогов и герцогинь.
Должно быть что-то из его мыслей отразилось на лице, поскольку леди Кэтрин расплылась в улыбке до ушей.
— Эй, морячок! — сдавленно хихикнула она. — Полегче со мной, ладно? Ничего не поделаешь, такая уж уродилась.
В это мгновение Антона ошеломило, насколько прекрасной она выглядела. Это было в каком-то роде странное ощущение — незамутненный вид на личность сквозь барьеры плоти. Лицо графини нельзя было назвать привлекательным, разве только благодаря некой открытой свежести. И хотя фигура у неё была определённо женской, но долговязой — практически костлявой — изрядно за пределами того, что обычно считалось, как минимум мужчинами, “сексуальным”. Однако Антону не было нужды спрашивать, чтобы знать, что леди Кэтрин ни разу в жизни не задумалась над тем, чтобы обратиться к биоскульпторам, столь популярным среди высшего общества Мантикоры. Даже при том, что для неё, в отличие от большинства, цена не являлась препятствием. Как бы дороги ни были услуги биоскульпторов, леди Кэтрин могла их оплатить из средств на мелкие расходы.
Просто такова она была. Вот она я. Вот как я выгляжу. Не нравится? Тогда иди…
Антон не сдержался и улыбнулся в ответ, только представив себе поток грубой брани, который за этим последовал бы.
Мгновение длилось и длилось. Двое, до сего дня незнакомцы, улыбались друг другу. И по мере этого началось то, что Антон по классике знал как “лёд начал таять” .
И поэтому его потрясение усилилось. Он пришел сюда с грузом многолетней скорби вдовца и обретенной ярости отца, ребенок которого в опасности. Он искал здесь всего лишь помощи. А нашел — черт подери, если это не так! — женщину, которая впервые с того ужасного дня, когда погибла Хелен, неподдельно заинтересовала его.
Он старался отвести взгляд, но не мог. И, когда улыбка сошла с лица графини, он понял, что ничего ему не показалось. Она также чувствовала это неимоверное притяжение.
Положение переломил всплывший в памяти образ его дочери. Хелен, тогда четырехлетняя девочка, сидела у него на коленях в тот самый момент, когда её мать погибала. Хелен-мать спасла Хелен-дочь. Ответственность отца никуда не делась.
Леди Кэтрин откашлялась. Антон понимал, что она пытается дать ему время прийти в себя, и был за это глубоко благодарен. Хотя, конечно же, эта самая сверхъестественная интуитивность только усилила ее привлекательность.
— Вы говорили, капитан… — голос ее несколько охрип.
Антон наконец-то сумел оторвать от нее глаза и запустил пятерню в свои густые и жесткие черные волосы.
— Дело в том, мэм…
— Антон, называй меня Кэти, хорошо?
Он убрал руку.
— Кэти, поверь мне в этом. По всему хевенитскому обществу проходят разделительные линии. И Госбезопасность здесь не исключение. Оскар Сен-Жюст знает это не хуже — черт, лучше — кого-либо во вселенной. Может быть за исключением самого Роба Пьера.
Антон подался вперед, держа руки перед собой.
— Поэтому он предусмотрительно отделяет агнцев от козлищ. Точнее — поскольку секрет телепатии пока никем не раскрыт — позволяет агнцам и козлищам разделиться самостоятельно. Громилы вызываются служить в концентрационных лагерях, а юные идеалисты с горячими головами рвутся на передовую. Что для шпионов означает что-то вроде Чикаго.
Он кивнул в сторону окна.
— И в большинстве своем в местной Госбезопасности именно такие кадры. Во всяком случае среди младших чинов. Они круты, да… даже безжалостны. Но я знаю , что не они похитили мою дочь.
Кэти в свою очередь подалась вперед. Но если движения Антона были скупыми и сдержанными, ее были порывистыми и выразительными.
— Антон, я не могу искренне сказать, что согласна с твоей оценкой. У меня, конечно, нет твоего опыта работы в разведке, но мне приходилось иметь дело с изрядным количеством молодых… э-э, “горячих голов”. Некоторые из них, как ни прискорбно это признать, не побрезговали бы любым ударом по врагу.
Антон покачал головой.
— Не побрезговали бы. Но побрезговали бы использовать для этого неправильное оружие.
Он поднял зажатый в руке пакет.
— Это отчет экспертизы. Если хочешь, посмотри сама, но я могу выделить главное. Люди, вломившиеся в нашу квартиру и похитившие мою дочь, — судя по химическим следам женщина и мужчина, — оставили ясные генетические метки. Кристально ясные, на само то деле — эти идиоты были достаточно беспечны, чтобы даже не уничтожить следы кожного жира с записки.
— И это были не хевы.
— Нет. В образцах ни намека на стандартные для хевов сочетания генов. И это даже неважно, поскольку сочетания которые там есть перепутать невозможно. Это были члены “Священной Стаи”, или, по крайней мере, люди, произошедшие от той же самой узкой генетической группы.
Кэти все-таки не открыла рот от изумления, но рука ее прижалась к горлу.
— Ты серьезно ?
Антона не удивило то, что леди Кэтрин — Кэти — не только слышала о “Священной Стае”, но и явно не сомневалась в их существовании. Большинство людей не поняло бы о чем идет речь, а те кто понял немедленно бы заявили, что всё это сказки — легенды, как про вампиров. Его подозрения получили подтверждение, и это доставило ему изрядное удовлетворение. Узнать о “Священной Стае” графиня могла только одним способом — от тех самых людей, которых и искал Антон. Тех самых, в поисках которых он пришел сюда.
Графиня невидяще уставилась в окно.
— Но во всем этом нет смысла! — Губы её сжались. — Хотя теперь я могу понять, почему ты столь уверен в том, что это операция не хевов.
Она окинула Антона проницательным взглядом. В её глазах горела враждебность, но направлена она была не на него.
— И — конечно же — я могу понять, почему посол и адмирал не поверили бы тебе.
Она взвилась на ноги.
— Долбанные задницы! — Графиня принялась расхаживать взад-вперед размахивая руками. — Долбанные задницы, — повторила она. — Привилегированные члены Консервативной Ассоциации, оба они, забери, Господи, их души. Поскольку единственный принцип, которому они следуют в политике, это “дай мне ”…
Антон мрачно улыбнулся.
— … они просто не могут понять людей, которые серьезно относятся к идеологии.
На мгновение, как гарцующая кобылка, она развернулась к нему.
— Ты, я полагаю, лоялист?
— До глубины души.
Кэти резко рассмеялась.
— Грифонские горцы! Столь же твердолобые, как их репутация. — Но она подошла ближе. — Ладно, я тебя прощаю.
Прежде чем ускакать в другой конец комнаты, она запустила тонкие пальцы в его жесткую шевелюру. Такой непроизвольно интимный акт со стороны кого угодно кроме дочери взбесил бы Антона. Со стороны Кэти он привел к тому, что вдоль спины Антона пробежал какой-то разряд, на мгновение парализовавший его.
Теперь она расхаживала взад-вперед перед окном. Движения её были порывисты — практически неловки и неуклюжи — но при этом выражали бурлящую энергию.
Антона ослепил открывшийся вид. Яркий солнечный свет пробивался сквозь её юбку — вполне скромную, по своему, но сшитую не из плотной ткани — и обрисовывал её длинные ноги с такой четкостью, как будто они были обнажены. Очень стройными были эти ноги, хотя и с четко прорисованными мускулами. Антон испытал внезапную бурю чувств представив…
Он усилием воли подавил эту мысль. При его способности к концентрации успех был достигнут в течение секунд. Но в сердце остался маленький огонек. Подобного наплыва чувств он не испытывал с момента смерти жены. В нем было что-то чистое, он нес какое-то очищение эмоциям.
Кэти резко остановилась, развернулась к нему лицом и уперла руки в бедра. Очень стройными были эти бедра. Антон подозревал, что они представляли для нее разочарование всей жизни. Смотрясь в зеркало, она скорее всего бормотала: “Змеиные бедра”. Онже , с другой стороны, думал…
Остынь!
— Дерьмо! — воскликнула графиня. — Ни один из известных мне хевов на километр не подойдет к мезанцу или Кощею — Да! Она знает уничижительное прозвище — разве только чтобы проделать новую дыру в их долбанных головах. Как бы они ни ненавидели нас, мантикорских “элитистов”, мы в их демонологии всего лишь Вельзевул. Самого же Сатану называют “Рабсила Инкорпорейтед”, а Ад расположен на планете по имени Меза.
Кэти резко остановилась, развернулась к нему лицом и уперла руки в бедра. Очень стройными были эти бедра. Антон подозревал, что они представляли для нее разочарование всей жизни. Смотрясь в зеркало, она скорее всего бормотала: “Змеиные бедра”. Онже , с другой стороны, думал…
Остынь!
— Дерьмо! — воскликнула графиня. — Ни один из известных мне хевов на километр не подойдет к мезанцу или Кощею — Да! Она знает уничижительное прозвище — разве только чтобы проделать новую дыру в их долбанных головах. Как бы они ни ненавидели нас, мантикорских “элитистов”, мы в их демонологии всего лишь Вельзевул. Самого же Сатану называют “Рабсила Инкорпорейтед”, а Ад расположен на планете по имени Меза.
— Именно, — сказал Антон. — Как бы деспотичны и жестоки они ни были, хевы ещё и яростные эгалитаристы. На Хевене вас могут казнить за чересчур активное восхваление чьих-либо достижений. — И снова он процитировал классику: — “Все животные равны. Но некоторые животные равны более, чем другие”. У них нет места для наследственных каст — особенно для касты рабов! — или для самопровозглашенных сверхчеловеков.
Он тяжко вздохнул.
— И, со всей честностью, приходится признать, что в чём в чём, а уж в этом у хевов достаточно хороший послужной список. — Ещё один вздох, ещё тяжелее. — А, черт, будем честными. У них превосходный послужной список. “Рабсила” обходит хевенитскую территорию стороной. Так было даже до Революции. В отличие…
— В отличие от мантикорского пространства! — гневно вмешалась графиня. — Где они и на мгновение не задумываются. К черту законы . Грязные ублюдки знают, где именно найти мантикорских покупателей.
Антон нахмурился.
— Кэти, это также несправедливое мнение. Флот…
Она всплеснула руками.
— Не надо, Антон! Я знаю, что официально Флот занимается пресечением работорговли. Даже на самом деле делает это, время от времени. Хотя и ни разу после начала войны. Они утверждают, что слишком заняты.
Антон нахмурился еще сильнее и Кэти еще раз всплеснула руками.
— Ладно-ладно, — проворчала она, — они действительно заняты войной с хевами. Но даже до начала войны единственным примером, когда бы Флот нанес настоящий удар мезанской работорговле был случай…
Тут они оба широко улыбнулись. Новости о невероятном массовом побеге с тюремной планеты хевов Ад все ещё были свежи в памяти у всех.
— … когда Харрингтон вдребезги разнесла их базу на Казимире, — закончила она и фыркнула. — Кем она тогда была? Жалким лейтенант-коммандером? Боже, как я люблю импульсивных юнцов!
Антон кивнул.
— Ага. Практически пустила под откос свою карьеру еще прежде, чем та начала набирать ход. Скорее всего и пустила бы, если бы Курвуазье не выкрутил руки нескольким адмиралам-консерваторам. И если бы…
Он твердо взглянул на неё.
— … некая юная и импульсивная графиня с левого крыла не выдала в Палате Лордов жгучую речь, требуя ответа, почему, когда флотский офицер впервые во всей полноте применила законы, запрещающие работорговлю, она за это вместо награды получила пристрастную критику.
Кэти улыбнулась.
— Это была хорошая речь, если позволишь так сказать о самой себе. Почти такая же хорошая, как и та, что закрыла передо мною двери Палаты Лордов.
Антон фыркнул. Хотя членство в мантикорской Палате Лордов было наследственным, не выборным, у лордов по закону было право официально лишать членства в Палате. Но учитывая естественную для аристократов тенденцию оглядываться на происхождение, такое случалось очень редко. Насколько знал Антон, в настоящий момент было всего три дворянина, лишенных членства в Палате Лордов. Один из них, лорд Сивью, был изгнан только после того, как он был осужден за тяжкие преступления — о которых всем членам Палаты давно было известно, но они предпочитали смотреть в другую сторону. Оставшиеся двое были Хонор Харрингтон и Кэтрин Монтень, изгнанные за то, что, каждая по-своему, глубоко задели драгоценную чувствительность мантикорской аристократии.
Антон прочистил горло.
— На самом деле, Кэти, я здесь именно из-за той речи.
Она прервала свою порывистую ходьбу и склонила голову набок.
— С каких это пор лоялисты изучают старые речи человека, который раздражает даже либералов и прогрессистов?
Он улыбнулся.
— Хочешь верь, хочешь нет, Кэти, но эта речь сильно прозвучала в наших плоскогорьях. Так уж получилось, что один из грифонских йоменов в тот момент находился под судом. Выстрелил в местного барона — восемь раз — за то, что тот домогался его дочери. Прокурор настаивал, что убийство есть убийство. Защита возразила ему, процитировав вашу речь.
— Полагаю ту часть, где говорилось о том, что “террорист для одних — борец за свободу для других”.
Антон кивнул. Но улыбки на его лице не было. Наконец-то Кэти поняла причину того, что он пришел к ней. Ее рука снова взметнулась к горлу, но на этот раз она все-таки открыла рот.
— О, Боже мой!
Глаза Антона были как уголь, начавший разгораться.
— Да, именно так. Я пришел не для того, чтобы обсудить в подробностях политические осложнения, которые могут или не могут последовать за похищением моей дочери. Честно говоря, Кэти, мне это безразлично. Посол и адмирал могут приказать мне воспринимать это как политическую акцию, но они…
Он сжал зубы.
— Неважно, что они такое. Но я — грифонский горец. И таковым я был задолго до того, — он дернул за рукав свою форму — как стал офицером Флота Её Величества.
Теперь его глаза жарко горели.
— Я не могу использовать обычные каналы, поскольку посол и адмирал в мгновение ока перекроют мне кислород. Поэтому я вынужден искать альтернативу. — Он бросил взгляд на человека, всё ещё сидевшего на ковре. — Мастер Тай согласился помочь, — настоял на этом, на самом деле, — но мне нужно большее.
Он еще раз поднял пакет, в котором были данные экспертизы.
— Кощеи, похитившие мою дочь, живут — или действуют — где-то в Старых Кварталах Чикаго. Ты знаешь, что это за лабиринт. Только тот, кто знает его как свои пять пальцев, имеет шанс найти там Хелен.
Кэти предприняла попытку уклонится.
— Я знаю кое-кого из живущих в Петле. Многих, на самом-то деле. Уверена, один из них…
Антон взмыл на ноги.
— Грифонский горец, женщина !
Его акцент теперь был настолько густым, что, казалось, его можно резать ножом. А черная ярость самых знаменитых кровных мстителей Звездного Королевства поколебала скорлупу самоконтроля.
— Ты являешься — была ею в течение многих лет — одним из ключевых лидеров Антирабовладельческой Лиги. Самым радикальным лидером. Именно поэтому ты провела здесь все эти годы, фактически в ссылке. — Слова Антона, при всей невнятности грифонского говора, вылетали как заготовки из-под штампа. — Так что не говори, что не знаешь его .
— Это не доказано! — воскликнула она. Но протест прозвучал скорее писком.
Антон ухмыльнулся. Как волк, признающий ловкость лисы.
— Верно-верно. Поддерживать связь с известным членом Одюбон Баллрум — с любым членом, тем более с ним — есть преступление. Как в Звездном Королевстве, так и повсюду на территории Лиги. Тебя в этом обвиняли четыре раза. И каждый раз обвинение снималось из-за недостатка улик.
Очень злой волк и изрядно испуганная лиса.
— Оставь молоть чушь, Кэти! Ты его знаешь, и я знаю, что ты его знаешь, и вся чертова вселенная знает. Здесь не суд. Мне нужна его помощь, и я намерен её получить. Но я не знаю, как с ним связаться. Ты знаешь.
— О, Боже, Антон, — прошептала она.
Он помотал головой.
— Что они себе думали, Кэти? Что я им подчинюсь ? — Следующие слова вырвались сквозь сжатые зубы. — Грифонский горец . Когда они отдали мне тот приказ, они прикончили мою лояльность. К дьяволу их, и к дьяволу всю аристократию! Я сделаю что должен, и отвечу только перед королевой. Если она — она , не они! — решит назвать это изменой, так тому и быть. Я верну свою дочь и помочусь в пепел тех, кто украл её у меня.
Он залез в другой карман и достал еще один пакет, внешне точно такой же.
— Скажи ему, что в обмен на помощь он получит это. Чтобы собрать эти данные я провел последние два дня за взломом файлов посольства.
Ухмылка Антона стала совершенно смертоносной. Веселья в ней было не больше, чем в распахнутой пасти акулы.
— Взломав личные записи Юнга и Хендрикса, я напал на золотую жилу. Я не ожидал, что кто-то из них будет достаточно глуп, чтобы вести дела с “Рабсилой” напрямую, и так оно и оказалось. Формально, в соответствии с мантикорскими законами о запрете рабовладения, кара за такое простирается вплоть до смертной казни.