— Мадам, вы, кажется, флиртуете со мной? — пошутил он и ухмыльнулся при виде ее зардевшихся щек. Несмотря ни на что, его жена еще так невинна!
Он принялся осторожно развязывать ленты ее ночной рубашки и широко развел половинки выреза.
— Желает ли мадам, чтобы я показал ей всю меру своего нетерпения?
— Да, — выдохнула она, встретив откровенный взгляд мужа.
Он задохнулся, когда Аллегра притянула его голову ближе и прильнула к губам. Призыв был столь явным, что Куинтон, зарывшись лицом в ложбинку между ее маленькими грудками, стал осыпать ее страстными поцелуями.
— Ты восхитительна, Аллегра! Так и хочется съесть! И я съем тебя!
Он впился губами в ее задорно торчащий сосок. Голова у него шла кругом, сердце колотилось. Как он мог быть так слеп, чтобы не видеть посетившую его любовь?
Аллегра счастливо вздыхала, нежась под его ласками. Что с ней происходит?
«Ты влюблена», — прошептал едва слышный внутренний голос.
— Нет! — громко вскрикнула она.
— Что с тобой, любимая? — удивился герцог, поднимая голову. — Ты здорова? Хочешь, чтобы я ушел?
— Нет-нет, Куинтон, только не останавливайся! — выдохнула она.
Почему он назвал ее любимой?
— О-о, да, — пробормотала она, когда его губы заскользили вниз. — О-о, да… как чудесно… я тоже хочу сделать это!
— Что, душа моя? — спросил герцог, принимаясь лизать ее живот.
— Хочу тебя ласкать. Женам это позволено, верно? Не желаю лежать, как глупая кукла! Ты покажешь мне, что делать?
Герцог сел и, сбросив рубашку, швырнул к изножью кровати.
— Да, Аллегра, жены могут ласкать мужей. Делать с ними все то, что я делаю с тобой. Я счастлив, что ты решилась на это.
— Ты даришь мне наслаждение. Теперь, когда мы стали друзьями, я отвечу тебе тем же.
— К вашим услугам, мадам, — объявил он, ложась на спину.
Аллегра, подражая ему, скинула свою рубашку, уселась со скрещенными ногами и принялась изучать обнаженное мужское тело. Наконец она робко коснулась волос на его широкой груди.
— Какие мягкие, — удивилась она, ероша темную поросль и с любопытством проводя по узкой дорожке до самого живота. Желая получше рассмотреть мужа, Аллегра, к его удивлению, уселась на него верхом, прижалась пухленькой попкой к бедрам и провела ладонями по его длинному торсу. Тонкие пальчики игриво ущипнули его соски. Подавшись вперед, она потерлась о них своей грудью.
Куинтон почти всхлипнул, не в силах сдержаться, потрясенный ее смелостью.
— Тебе понравилось? — с любопытством спросила она.
— Твои прикосновения меня волнуют, — признался он.
— У тебя изумительное тело, Куинтон. Я видела рисунки древних статуй в тех книгах, что в отцовской библиотеке. Поэтому и могу сравнивать.
— Я так и подумал, дорогая, — галантно отозвался он. Его плоть, сжатая ее бедрами и упругими ягодицами, лихорадочно пульсировала. Ему до смерти хотелось перевернуть ее на спину и погрузиться в теплую, сладостную пучину.
— Что-то не так? — спросила Аллегра, заметив мученическое выражение его лица.
— А ну слезай, мой маленький синий чулок, и я тебе покажу, — выдавил герцог.
Аллегра послушалась и ахнула при виде его вздыбленной плоти, поднявшейся меж мускулистых бедер. Она впервые видела ее так близко и сейчас не могла отвести глаз. Длинная, с проступавшими под кожей голубыми венами, твердая, она чуть подрагивала в ожидании… Аллегра зачарованно наблюдала это невиданное зрелище.
Куинтон снова уложил жену на подушки, устроился между ее разведенными ногами и одним стремительным движением вошел в ее влажные жаркие недра.
— Понимаешь ли ты, какую власть приобрела надо мной, Аллегра? — прошептал он, целуя ее и принимаясь двигаться, сначала медленно, потом быстрыми уверенными рывками, лишавшими разума, наполнявшими ее бездумным наслаждением.
Аллегра, не сдержавшись, громко вскрикнула:
— О, я больше не вынесу! Не останавливайся, Куинтон, только не останавливайся!
Повинуясь некоему древнему инстинкту, она обвила его ногами, вбирая в себя еще глубже.
Ее неожиданное движение пробудило в нем новую волну сладострастия. Он вонзался в нее все сильнее и сильнее, пока кровь не застучала у него в ушах. Тело Аллегры вздрагивало от удовлетворенного желания, которое они, как и в ту, первую, ночь, разделили вместе.
— Ах, Аллегра, не могу совладать с собой! Я обожаю тебя!
Не отвергай меня, душа моя! Ты не будешь меня ненавидеть, если я скажу, что хочу от тебя той же любви, которую питаю к тебе?
Он сжал ее щеки ладонями и стал целовать с отчаянной страстью.
Аллегра не слышала, как он признался ей в любви. Она все еще переживала последние восхитительные моменты экстаза.
— Мы оба не верим в любовь, — пробормотала она едва слышно. — Любовь — это боль.
— Совсем не обязательно, дорогая, — возразил герцог. — О, Аллегра, открой глаза и взгляни на меня.
Густые черные ресницы медленно поднялись. Фиалковые глаза встретились с серебристыми.
— Я люблю тебя, — тихо признался Куинтон. — Знаю, что наш разумный брак, заключенный по расчету, не предполагал возникновения такого глупого чувства, как любовь. Но, увы, оказалось, что я, подобно своим романтическим предкам, влюбился. Ты сможешь меня простить? Сумею ли я научить тебя любви, родная?
— О, Куинтон, — пролепетала она, — не знаю, что тебе сказать. Если откровенно, нужно признать, что и я испытываю нечто такое, чему нет объяснения. Но любовь ли это? Не знаю. Я никогда не любила, если не считать чувств, которые питаю к папе, тете-маме и Сирене, а это совсем другое. Ты в самом деле меня любишь? Но почему?
Герцог лег на спину и надолго задумался.
— Сам не понимаю, Аллегра. Но знаю, что люблю тебя. Я едва вынес разлуку, когда ты уехала в Морган-Корт. Спроси Оки. Я вел себя как настоящий глупец в ожидании твоего возвращения. Как-то мне даже показалось, что ты решила меня отвергнуть. Это было настоящей пыткой.
— Почему ты вдруг вообразил, будто я не вернусь, Куинтон? — нерешительно спросила Аллегра. Как странно было слышать откровения этого гордого человека.
— Что же мне было предложить тебе, кроме титула? Узнав тебя поближе, я понял, что одного титула недостаточно и для тебя ничего не значит древность рода.
— Но я дала слово, — возразила она. — Неужели ты подумал, что я способна его нарушить?
— Я понял, что логика и рассудок не имеют ничего общего с любовью.
— Ясно, — кивнула она. — Но ты мне доверяешь?
— Безоговорочно, дорогая, — поклялся он.
Аллегра рассмеялась. В ее душе загорелся и расцвел крохотный огонек счастья.
— Ты меня любишь? Вправду любишь?
— Да! — воскликнул он, вновь принимаясь ее ласкать.
Аллегра довольно замурлыкала. Он ее любит! До этого она не верила в любовь, но оказалось, что его преданность очень для нее важна.
— Супружеская любовь нынче вышла из моды, — заметила она и тут же снова засмеялась, когда он покрыл ее тело поцелуями. — О, Куинтон, как хорошо… — выдохнула она, когда он опять припал к ее соскам, почти грубо, пока она не растаяла от наслаждения. Потом он стал лизать ее ухо, и она ответила ему тем же, шепча:
— Ты хочешь снова взять меня, Куинтон?
— Хочу и возьму, — бросил он, медленно вонзаясь в нее и отстраняясь. Он проделал это несколько раз, и Аллегра взмолилась о пощаде. Она обхватила его ногами, молча требуя, подгоняя, умоляя, не в силах выдержать эту сладостную пытку.
— Скорее, Куинтон, скорее, — повторяла она. — Я снова хочу взлететь!
Она впилась ногтями в его плечи, царапая до крови спину. Но легкая боль лишь возбудила его желание. Он с силой врезался в горячую глубину ее лона, заставив ее тихо застонать. Тело, придавленное им, извивалось, билось, стараясь достигнуть пика наслаждения. Его собственное желание росло с каждым мгновением.
— Ты моя, Аллегра! Моя! — рычал он, уже не сдерживая страсти. Ему вторили крики Аллегры.
Что происходит? Если раньше им было хорошо вместе, теперь у нее наверняка разорвется сердце в водовороте блаженства. Она умирает! Боже, она умирает!
Аллегра пришла в себя в объятиях мужа. Ее щека была прижата к могучей груди, и она слышала гулкий стук его сердца. Он нежно гладил ее волосы, выбившиеся из длинной косы.
— Ты очнулась? — тихо сказал он.
— Я еще жива? — поразилась она.
Куинтон рассмеялся.
— Более страстной любовницы мне еще не встречалось, — признался он, целуя ее в макушку. — Ты лишила меня последних сил.
— Ты уйдешь от меня сегодня, Куинтон? — немного помолчав, спросила Аллегра.
— Нет, душа моя. Вряд ли я когда-нибудь покину твою постель, что бы там о нас ни сплетничали.
Аллегра улыбнулась, закрыла глаза, ощущая необыкновенный покой и безмятежность, подобных которым она никогда не ведала прежде.
Куинтон скорее почувствовал, чем увидел, что его жена расслабилась. Но самому ему еще не хотелось спать. Что заставило его объясниться в любви Аллегре? Хорошо еще, что" она не отвергла его сразу! Даже уверила, что питает к нему нечто вроде нежности. Правда, не сказала, что любит его, но это придет. Обязательно придет. Впервые в жизни он понял отца, допившегося до смерти после кончины матери. Лучше это, чем ад на земле.
Аллегра проснулась рано. Куинтон, лежа на боку, мирно спал. Она внимательно всмотрелась в него. Да, ее муж красив, но не красота привлекает ее. Его лицо светится честностью и силой.
«Но я не верю в любовь», — снова подумала она.
«Не веришь? — эхом отозвался внутренний голос. — Почему же ты счастлива оттого, что находишь в нем честность и силу?»
Герцог открыл глаза и взглянул на свою красавицу жену.
И она вдруг растерялась и зажмурилась, словно от нестерпимого света.
— Ты и вправду меня любишь! — восторженно ахнула она. — Я это вижу по твоим глазам, Куинтон! О Господи, Господи!
Боже всемогущий! Она что-то лопочет, как деревенская дурочка, но все его слова ничего не значат по сравнению с тем, что она узрела в глубине его серебристо-серых глаз.
— Ты слишком много думаешь, дорогая, — покачал он головой. — А сейчас вставайте, мадам. С минуты на минуту нагрянут гости, не говоря уже о тех двоих, что сейчас блаженствуют в своих спальнях.
— Никогда не ожидала, что медовый месяц так внезапно кончится и меня призовут герцогские обязанности! Следовало бы сразу же уехать, и тогда Принни и Браммел попросту нас бы не застали. Кроме того, они утверждают, что следующей весной мы не сможем отправиться в Италию, потому что какой-то французский генерал решил завоевать Венецианскую республику.
— Ничего, еще успеем посетить этот сказочный город, когда беспорядки прекратятся, — пообещал муж. — Кроме того, я горю желанием овладеть тобой в гондоле, моя милая Аллегра.
Страстно, безумно ласкать тебя под луной, пока мы скользим мимо площади Святого Марка в теплую летнюю ночь.
— Сэр, вы, кажется, с ума сошли! — упрекнула Аллегра, поднимаясь. — Ой!
Она вихрем развернулась, потирая свою покрасневшую от легкого шлепка попку.
— Не смог устоять, — ухмыльнулся Куинтон.
Аллегра, смеясь, покачала головой:
— Немедленно в свою спальню, милорд! Я должна одеться, да и вы тоже. Его высочество наверняка жаждет поохотиться.
Едва герцог успел умыться и спуститься в столовую, как на лестнице послышались мужские шаги. Поспешно оглядев комнату, он убедился, что стол уже накрыт.
— Доброе утро, милорд, — тихо приветствовал господина Крофт.
Герцог кивнул, восхищенный и пораженный тем, как безупречно ведется его хозяйство. Ничего не скажешь, Аллегра — настоящее чудо.
— Доброе утро, ваше высочество, — многозначительно провозгласил дворецкий у него за спиной.
Герцог поспешно повернулся и приветствовал гостей. Лакеи почтительно усадили джентльменов и стали приносить серебряные блюда и закрытые чаши. Принц, довольно мурлыча, положил себе гору ломтиков сочного бифштекса с кровью, позволил лакею залить их сливочным соусом с тушеным, предварительно обжаренным луком и перцем. Своей очереди ждали яйца-пашот в сливочно-винном соусе с мускатным орехом, не говоря уже о других деликатесах! Он жадно пожирал все, что перед ним ставили, запивая вином из никогда не пустеющего бокала. Его сотрапезники вели себя более сдержанно.
Насытившись, принц откинулся на спинку стула, прихлебывая вино.
— Мы в настроении поохотиться, — объявил он.
— Разумеется, ваше высочество, — кивнул герцог, поднимаясь. — Поедете с нами, Браммел?
— Браммел не охотится, — хмыкнул Принни. — Он вообще избегает резких движений. Боится, что помнет свой идеальный галстук.
— Именно, ваше высочество, — без особого запала отозвался Браммел. — Не говоря уже о том, что я запачкаю свои идеально начищенные сапоги. Мой слуга тратит по часу на уход за каждым. Он просто свихнется, если увидит, что я забрызгал грязью сапоги еще до полудня.
— Я еще не осведомился о здоровье принцессы Каролины, ваше высочество, — вежливо заметил герцог, выходя вместе с принцем из столовой.
— Жирная, беременная и еще неряшливее, чем всегда! — с отвращением бросил принц. — Только бы она ощенилась сыном! Выполнит свой долг, и я смогу о ней забыть. Я и женился только для того, чтобы король увеличил мне содержание. Переделка Карлтон-Хауса просто пустила меня по миру.
— Будем надеяться, что желание вашего высочества исполнится, — пробормотал герцог Седжуик, возмущенный столь пренебрежительным отношением принца к жене. Каролина Амелия Елизавета, принцесса Брауншвейгская, приходилась двоюродной сестрой своему мужу. Выросшая при славившемся грубыми нравами дворе своих родителей, она была плохо образована и дурно воспитана. Ее мать была старшей сестрой короля Георга III, и монарх не мог сделать худшего выбора для своего сына. В этом браке главную роль сыграла мать невесты, сумевшая уговорить брата.
Каролина, от природы неглупая и довольно остроумная, была совершенно невежественна, вспыльчива и своевольна.
Ее воспитывала вечно хмурая, чопорная мать, с утра до вечера вязавшая чулки и вышивавшая салфетки в своем безвкусно обставленном дворце недалеко от Брауншвейга. Отец Каролины прекрасно проводил время в столице в обществе своей любовницы и редко навещал семью. У матери даже не хватило ума воспитать дочь в какой-то определенной вере. Считалось, что она примкнет к той церкви, приверженцем которой будет ее муж. Она едва читала, еще хуже писала и почти не выезжала за пределы дворца. Бедняжка была лишена музыкальных талантов, в руки не брала кистей и акварельных красок, да и танцевала неважно. Она пренебрегала модой, не обладая ни вкусом, ни чувством цвета. Словом, была диаметральной противоположностью своему мужу. Неудивительно, что между супругами не было ничего общего.
Поскольку Каролина имела несчастье родиться девочкой, никто не уделял ей особого внимания, а именно внимания и любви она так отчаянно жаждала. В довершение ко всему она славилась ужасающей неряшливостью и почти никогда не мылась. Но собственная внешность нисколько ее не заботила, и она не принимала никаких советов от людей, понимавших, что очень многое зависит от того, какой предстанет принцесса перед теми, кто играл значительную роль в ее будущем.
Ее старшая сестра, герцогиня Вюртембергская, исчезла при довольно странных обстоятельствах, когда гостила с мужем в России. Ходили слухи, что она изменила супругу с великим князем Павлом. Герцог Вюртембергский вернулся домой с детьми, а императрица Екатерина II заточила герцогиню в крепость на Балтийском море. Два года спустя было объявлено о ее смерти, хотя обстоятельства, при которых она скончалась, так и остались неизвестными. Оказалось, однако, что ее младшая сестра тоже питает пристрастие к красивым джентльменам. Злые языки твердили даже, что она не была невинной в брачную ночь, поскольку еще раньше распространились сплетни о каком-то ее романе.
Впервые встретившись с невестой, Принни пришел в ужас при виде безвкусно одетой, неряшливой девицы, от которой к тому же дурно пахло.
— Харрис, мне нехорошо, принесите рюмку бренди, — потребовал он от графа Малмсбери, который привез принцессу в Англию. Принц одним глотком осушил рюмку, повернулся и поспешно покинул комнату, не услышав жалоб принцессы:
— Боже! И это принц? Я нахожу его безобразно толстым и совсем не таким красивым, как на портрете.
Тем не менее три дня спустя в Королевской часовне Сент-Джеймсского дворца состоялось венчание. Герцог Седжуик тоже был там и помнил, как принц, безобразно напившись, бродил по церкви, распевая непристойные песни, пока взбешенный отец не притащил его к алтарю. Он сумел выполнить свои супружеские обязанности, но остаток ночи провел за бутылкой, лежа в камине, как охотно сообщала всем и каждому новобрачная. Однако она умудрилась забеременеть с первого же раза, потому что принц больше не находил в себе сил к ней притронуться. Он отказался даже жить с ней в одном дворце и продолжал вести себя так, словно супруги вообще не существовало.
Куинтон Хантер женился на деньгах Аллегры. Оба они не обманывались на этот счет, но ведь многие люди вступали в брак ради богатства и положения. Все так, но вот обращение джентльмена с женой — дело другое, думал герцог. Даже не влюбись он в Аллегру, все равно выказывал бы ей всяческое уважение. Ему было жаль Каролину. Для подобных неучтивости и бессердечия принца не было извинений.
— Лошади готовы, ваша светлость, — объявил Крофт, указывая на открытую дверь.
— Превосходно! — с улыбкой воскликнул принц, и обратился к Браммелу:
— Подождите нас в библиотеке, Джордж.
Мы вернемся как раз к обеду.
Крофт едва заметно кивнул хозяину.
Аллегра позавтракала в своей спальне, оделась и приготовилась к встрече гостей. Спустившись вниз, она узнала, что герцог и принц уехали на охоту, а мистер Браммел в библиотеке и обед будет подан в час дня.
— У нас достаточно провизии? — встревожилась Аллегра. — Принц ест за троих.
— По поручению кухарки Перкинс с утра уехал в деревню за съестным и скоро вернется, миледи.
— Крофт, этот дом без вас пришел бы в упадок, — польстила дворецкому Аллегра. — Я вам так благодарна!