— Об этом, отец, тебе лучше спросить моего охотника.
Все еще держа сына за руку, Рузвельт повернулся к Леону.
— Итак, мистер Кортни, сколько было выстрелов? Десять, двадцать или больше? Скажите нам всем.
— Ваш сын убил трех слонов тремя выстрелами, — ответил Леон. — Все три в голову.
Рузвельт пристально посмотрел в глаза Кермиту, потом сгреб его в объятия и крепко стиснул.
— Я горжусь тобой. И я счастлив.
Через плечо президента Леон видел сияющее лицо Кермита. Сам он испытывал смешанные чувства: к радости за друга примешивалась горечь. «Вот если бы мой отец смог когда-нибудь сказать такие же слова обо мне, только он никогда их не произнесет».
Между тем Рузвельт разжал наконец объятия и, отстранившись, но держа сына обеими руками за плечи, улыбнулся и с легким прищуром сказал:
— Будь я проклят, если не произвел на свет настоящего чемпиона. Расскажешь все сегодня за обедом. Но прежде… мой нос подсказывает, что тебе надобно принять ванну. Ступай и приведи себя в порядок. — Он взглянул на Леона: — Мистер Кортни, я буду рад, если и вы почтете нас своим присутствием. Скажем, в половине восьмого?
Пока Леон скоблил бритвой заросшие густой темной щетиной подбородок и щеки, Ишмаэль до краев наполнил горячей, пахнущей дымом водой оцинкованную ванну. А когда порозовевший хозяин вышел из нее, его ожидало большое, нагретое у костра полотенце. На кровати лежала чистая отутюженная одежда, а под ней стояли начищенные до блеска сапоги.
Спустя некоторое время причесанный и напомаженный Леон направился к большой, похожей на цирковой шатер палатке-столовой. Опасаясь опоздать на обед к президенту, он вышел на полчаса раньше. У палатки Перси Филипса его окликнул знакомый голос:
— Леон, зайди на минутку.
Он откинул полог и, пригнувшись, вошел. Перси, сидевший со стаканом в руке, указал ему на свободный стул.
— Присаживайся. Стол у президента сухой, крепче клюквенного сиропа там ничего не предложат. — Он недовольно поморщился и указал на стоявшую на столике бутылку. — Подкрепись заранее.
Леон плеснул в стакан виски — ровно на два пальца — и добавил речной воды, которую сначала вскипятили, а потом охладили. Пригубил.
— Эликсир! К этой штуке можно пристраститься.
— Не беспокойся — ты себе такое позволить не можешь. По крайней мере пока. — Перси протянул стакан. — Добавь-ка и мне тоже. — Леон добавил. — Ну, твое здоровье!
— Вперед, стрелки! — ответил Леон.
Выпили с удовольствием, наслаждаясь восхитительным вкусом виски.
— Между прочим, — сказал Перси, — я уже поздравил тебя с последним успехом?
— Не припоминаю, сэр.
— Черт возьми, а я был уверен, что поздравил. Старею, должно быть. — В его глазах запрыгали озорные искорки. Глаза у Перси были ясные и пронзительно-голубые, как горные озерца на морщинистом, прокаленном солнцем лице. — Ладно, тогда слушай хорошенько. Скажу только раз, больше повторять не стану. Сегодня ты отличился. Как говорится, заслужил шпоры. И я чертовски тобой горжусь.
— Спасибо, сэр, — с чувством поблагодарил Леон.
Поздравление старого охотника тронуло его сильнее, чем можно было ожидать.
— На будущее — просто Перси.
— Спасибо, сэр.
— Перси.
— Спасибо, Перси.
Выпили еще. Помолчали. Потом Перси продолжил:
— В следующем месяце — ты, наверное, знаешь — мне стукнет шестьдесят пять.
— Никогда бы не подумал.
— Не подумал бы… черта с два. Небось считал, что мне уже девяносто. — Леон открыл было рот, чтобы возразить, но Перси остановил его. — Сейчас, может, и не самое лучшее время трогать эту тему, однако я чувствую, что начинаю сдавать. Ноги уже не те. Прохожу милю, а кажется, все пять протопал. Два дня назад промахнулся по антилопе с сотни ярдов. Нужен помощник. Вот я и подумываю взять партнера. Младшего партнера. Я бы даже сказал, очень младшего.
Леон сдержанно кивнул, ожидая продолжения.
Перси достал из кармана охотничьи часы, откинул крышку с гравировкой, посмотрел на циферблат, убрал часы, допил виски и поднялся.
— Негоже заставлять президента ждать. Тем более что поесть он любит. Если б еще и к выпивке был расположен… Ну да ладно, это мы переживем.
На обеде присутствовало десять человек. Стол накрыли в большой палатке. Почетные места по обе стороны от президента достались Кермиту и Фрэнку Селоусу. Леона посадили на самый дальний от хозяина стул. Тедди Рузвельт был прирожденным рассказчиком. Красноречие, энциклопедические знания, могучий интеллект, заразительная жизнерадостность, неотразимое обаяние — всего этого у него было в избытке. Какой бы темы он ни касался, какой бы предмет ни затрагивал — от политики и философии до орнитологии, от тропической медицины до антропологии, — ему удавалось одинаково очаровать и увлечь аудиторию. В какой-то момент Леон поймал себя на том, что, слушая анализ текущей политической ситуации в Европе, совершенно позабыл о стынущем на тарелке стейке из антилопы канны. Примерно о том же говорил с ним несколько месяцев назад Пенрод Баллантайн, когда они сидели у костра после охоты на бородавочника.
Президент вдруг остановился и посмотрел на Леона:
— А каково ваше мнение, мистер Кортни?
К величайшему смущению молодого человека, все за столом повернулись к нему. Первым побуждением было уклониться от ответа, сославшись на отсутствие интереса к политике и незнание вопроса, но он заставил себя собраться.
— Прошу извинить, сэр, я смотрю на все это с британской точки зрения. Полагаю, опасность кроется в имперских амбициях Германии и Австрии. В этом, а также в увеличении числа закрытых союзов в Европе. Разобраться в них трудно, однако все заключенные договоры содержат обязательства взаимной военной помощи и поддержки в случае конфликта с государством, не входящим в данный альянс. В системе, построенной на такого рода ответственности, возможен эффект домино, если младший участник альянса спровоцирует конфронтацию с соседом и призовет на помощь влиятельного союзника.
Рузвельт, не ожидавший, похоже, столь полного ответа, нахмурился.
— Можете привести пример? — сухо бросил он.
— Мы считаем, сэр, что сохранить Британскую империю возможно лишь с помощью мощного военно-морского флота. Кайзер Вильгельм Второй не скрывает, что намерен построить для Германии сильнейший в мире флот. Это угроза для нашей империи. Нам пришлось заключать союзы с другими европейскими странами, такими как Бельгия, Франция и Сербия. У Германии договоры с Австрией и мусульманской Турцией. В 1905-м, когда обострились отношения между Марокко и Францией, нашим новым стратегическим партнером, кризис захватил всю Северную Африку. Германии, связанной союзническими обязательствами с Турцией, пришлось, как известно, выступить против Франции, а поскольку Франция является нашим союзником, то вмешаться были вынуждены и мы. Одно повлекло за собой другое. Сохранить мир удалось только благодаря отчаянным стараниям дипломатов и большой-большой удаче.
Выражение на лицах слушателей сменилось на уважительное, и Леон, вдохновленный этим обстоятельством, продолжил:
— На мой взгляд, мир балансирует на краю бездны. В паутине множество нитей, а в больших колесиках всегда есть маленькие — уж вы-то знаете это получше многих.
Рузвельт сложил руки на груди.
— На этих юных плечах мудрая голова. Вы должны обязательно пообедать с нами завтра. Мне хотелось бы узнать ваше мнение о расовом разделении в Африке и связанных с этим проблемах. Но сейчас у нас есть дела поважнее. Мой сын хочет охотиться с вами. Говорит, что вы уже строите планы новой охоты.
— Рад, что Кермит желает продолжить наше сотрудничество. Со своей стороны могу сказать, что мне нравится его компания.
— И на кого вы нацелились после триумфального успеха со слонами и носорогом?
— Мой главный следопыт обнаружил место, где водятся очень большие крокодилы. Возможно, образчик этих особей мог бы заинтересовать Смитсоновский институт?
— Несомненно. Однако если вы знаете место, много времени вам не понадобится. А что потом?
— Кермит хочет добыть хорошего льва.
— Каков наглец, а! — Президент потрепал Кермита по плечу. — Со слоном и носорогом меня обскакал, теперь хочешь и со львом обойти. — Все рассмеялись вместе с ним, после чего Тедди Рузвельт добавил: — Ладно-ладно, считай, что мое разрешение у тебя есть. Предлагаю пари. На десять долларов. — Отец и сын скрепили сделку рукопожатием. — А что касается львов, то у нас есть признанный эксперт по этой части. — Он повернулся к сидевшему по другую сторону от себя седобородому мужчине. — Не поделитесь опытом, Селоус? Не подскажете ли, как идти против этого зверя? Меня, например, особенно интересует, по каким признакам можно понять, что лев намерен атаковать. Хотелось бы услышать, что вообще испытывает человек, встречаясь лицом к лицу с таким противником?
Селоус отложил вилку и нож.
— Знаете, полковник, я уважаю этого зверя и восхищаюсь им. Помимо истинно царственной внешности и повадок, он обладает такой физической силой, что способен, держа в зубах бычка, перемахнуть через шестифутовый забор крааля. Самые твердые кости все равно что мел для его мощных челюстей. Он быстр, как смерть, и, преследуя добычу, развивает скорость до сорока миль в час.
Селоус говорил негромко, но слушали его с затаенным дыханием, и прошло, наверно, не меньше часа, прежде чем президент перебил охотника.
— Благодарю. Я хотел бы пораньше встать завтра, так что, джентльмены, с вашего позволения отправляюсь спать.
К палатке Леон возвращался с Перси.
— Ты удивил меня сегодня политической прозорливостью, хотя в какой-то момент я как будто услышал голос твоего дяди Пенрода. Думаю, на Рузвельта ты тоже произвел впечатление. На мой взгляд, сегодня ты обеими ногами встал на лестницу успеха. Путь к звездам открыт — лишь бы его сына не покусал лев. Помни совет Фредерика Селоуса. Эти звери крайне опасны. Когда лев прижимает уши и вскидывает хвост — это знак того, что в следующий момент он бросится на тебя. Стреляй без промедления. — Они подошли к палатке и остановились. — Спокойной ночи, — сказал Перси и, откинув полог, шагнул в темноту.
Леон и Кермит лежали на берегу реки за тонкой тростниковой завесой, которую поставили накануне Маниоро и Лойкот. Оба следопыта держались неподалеку. Крокодила ждали с самого рассвета. Через проделанные в завесе дырочки охотники видели заросший травой и затянутый ряской пруд. До противоположного, спрятавшегося в тени берега было около двухсот ярдов. Высокие деревья подступали к самой воде, их длинные ветки украшали ползучие лианы и легкие гнездышки ярко-желтых пташек. Под сплетенными гнездами головой вниз висели самцы, зазывавшие в гости пролетавших мимо самочек. Наблюдая за ними, Леон забывал о времени, а вот Кермит явно скучал и уже начинал нервничать.
Маниоро устроил засаду на отвесном берегу прямо над тропой, проходившей к воде через камышовые заросли. Легких подходов к воде было немного. Охотники засели в засаде еще до света, а когда рассвело, Маниоро показал Леону то место под берегом, где укрылся, зарывшись в мягкую грязь, крокодил. Он долго крутился и вертелся, взбивая донный ил, потом залег и притих, и тина медленно осела на него тонким слоем. Выдавал присутствие хищника лишь сетчатый узор на иле, соответствовавший рисунку чешуйчатой спины. Леон с трудом различал очертания головы и двух глазных выступов.
Им с Маниоро понадобилось немало времени, чтобы объяснить американцу, где именно прячется крокодил. Разглядев наконец неясную форму, Кермит недолго думая заявил, что ждать не будет, а будет стрелять в голову. Жаркий спор продолжался несколько минут. С большим трудом Леону удалось убедить Кермита, что три фута воды не хуже кирпичной стены остановят пулю, выпущенную из благословленного Лусимой «винчестера».
Теперь был почти полдень. Зебры и антилопы пришли к озеру, но выбрали три других водопоя, далеких от того места, где поджидал их затаившийся крокодил. Терпение Кермита иссякало, он все больше нервничал, и Леон понимал, что американец вот-вот взбунтуется и откроет огонь.
Удача не забыла о нем. Зафиксировав краем глаза какое-то движение слева, Леон медленно повернул голову, а потом, тронув за руку Кермита, указал подбородком на появившуюся из-за деревьев стайку зебр Грэви. Животные робко ступили на тропу, и Кермит воспрянул духом.
— Ну, может, день еще не прошел даром, — прошептал он, поглаживая приклад.
Зебра Грэви — самый крупный представитель семейства лошадиных; размерами она превосходит даже тяжеловоза — не зря ее называют иногда императорской зеброй. Шедший впереди самец достигал пяти футов в высоту и весил, наверное, около тысячи фунтов. Стадо шло за ним с большой опаской, словно подозревая, что водопой может охранять некий хищник. Сделав несколько шагов, животные останавливались, озирались и, не обнаружив признаков опасности, продвигались еще немного вперед.
Кермит следил за ними с едва сдерживаемым нетерпением. Заряженный «винчестер» лежал перед ним на надежной подпорке — седельной сумке. Наконец вожак ступил на тропу, протоптанную задолго до него и утрамбованную тысячами копыт приходивших на узкий берег измотанных жаждой животных. Остановившись у озера, он еще раз огляделся и затем принял роковое решение: опустил голову и приник к воде черной бархатистой мордой. Как только вожак начал пить, остальное стадо, теснясь и толкаясь, последовало за ним по тропе.
Именно этого момента крокодил и ждал столь терпеливо. Оттолкнувшись от дна хвостом, он вырвался из-под ила и воды в облаке сверкающей водной пыли. Люди на берегу инстинктивно отпрянули при виде чудовищной ящерицы.
— Боже, да он не меньше двадцати футов! — выдохнул Кермит.
Выпрыгнувший из воды монстр был в четыре-пять раз тяжелее зебры.
Однако вожак стоял на твердой почве, и вся его сила была заключена в ногах. Лапы у крокодила маленькие, кривые, слабые, а вся его сила — в хвосте. В схватке на суше преимущество оставалось за зеброй, и крокодил делал все, чтобы стащить противника поглубже в воду, где тот лишился бы опоры.
Он не стал хватать врага зубами, но использовал собственную голову в качестве боевой дубинки. Все произошло в мгновение ока. Жуткий ороговевший череп врезался зебре в голову, сломал кости и оглушил. Вожак завалился набок и, оказавшись под водой, забил судорожно ногами и завертел головой. Крокодил метнулся вперед и, зажав морду противника между двумя мощными челюстями, потащил его на глубину. Дергая голову зебры из стороны в сторону, взбивая воду в пену, скручивая шею, как цыпленку, он одновременно дезориентировал ее. Так продолжалось до тех пор, пока жертва не перестала трепыхаться и не затихла, полосатое тело не обмякло. Только тогда крокодил разжал челюсти и отступил.
Замерев на поверхности в двадцати ярдах от берега, он наблюдал за мертвой зеброй, которая уже почти полностью ушла под воду. Над поверхностью оставалась лишь одна задняя нога. Охотники видели крокодила сбоку. Точнее, видели только верх спины и половину головы с застывшей насмешливой ухмылкой.
Кермит лежал за седельной сумкой, вдавив в плечо приклад и прижавшись щекой к ложу. Зажмурив левый глаз, он напряженно всматривался правым в прорезь прицела.
Леон наклонился к нему.
— Целься под глаз и бери на уровне воды. — Он еще не договорил, как Кермит спустил курок. Приникнув к биноклю, Леон увидел всплеск — пуля скользнула по воде и вошла в голову чудовища прямо под маленьким злобным глазом.
— Отлично! — воскликнул Леон, поднимаясь.
— Пига! — крикнул Маниоро. — Попал!
— Нгвенья куфа! Крокодил мертв! — завопил Лойкот и, вскочив со смехом, пустился в пляс.
Чудовище еще ударило несколько раз могучим хвостом, щелкнуло челюстями, выпрыгнуло высоко из пруда и рухнуло, вертясь, колотя по воде, взбивая волны.
— Нгвенья куфа! — подхватили люди на берегу.
Предсмертное неистовство достигло пика и оборвалось внезапно: массивное тело вдруг застыло, хвост выгнулся дугой и окоченел, а крокодил замер неподвижно на поверхности. Потом он быстро погрузился и исчез под зеленой водой.
— Мы его потеряем! — заволновался Кермит и принялся стаскивать сапог.
Леон схватил его за плечо.
— Ты что, черт возьми, делаешь?
— Хочу вытащить его.
Кермит попытался высвободиться, но Леон не отпускал.
— Послушай меня, придурок. Ты залезешь в воду, а там тебя уже дожидается папаша или дедушка этого чудовища.
— Мы его потеряем! Я должен его выловить.
— Нет. Здесь останутся Маниоро и Лойкот. Завтра крокодил всплывет. Вот тогда мы вернемся, накинем на него веревки и подтащим к берегу.
Аргумент подействовал — Кермит немного успокоился.
— Его может унести течением.
— Река пересохла, никакого течения нет. Так что, приятель, никуда твой крокодил не денется.
День близился к вечеру. Кермит и Леон сидели в палатке, попивая чай и снова и снова перебирая детали недавней охоты, когда по лагерю прокатилась волна беспорядочной активности, предвещавшая обычно скорое прибытие президента. Кермит торопливо поднялся.
— Идем! Посмотрим, с чем вернулся мой старик. — Не дожидаясь Леона, он шагнул к выходу, но в последний момент обернулся. — Насчет крокодила ничего не говори. Он все равно не поверит, пока сам не увидит.
Въехав в лагерь, где встречать его уже собралась целая толпа, Тедди Рузвельт спешился и бросил поводья подскочившему сайсу. Заметив Кермита, он улыбнулся, и глаза за стеклами очков победно блеснули.
— Привет, отец. Удачный был день?
— Неплохой. Записал на свой счет первого льва.
Лицо у Кермита вытянулось.