— Как тебе угодно, дорогая.
Граф пожал плечами и заглушил мотор. Ева положила на колени альбом и достала карандаш. Леон слегка подался вперед, с изумлением наблюдая, как у него на глазах на чистой странице появляется великолепный набросок скачущего животного — выгнутая спина, напряженные ноги, вскинутая голова… Ее художественный талант был несомненен. Леон вспомнил, что видел среди доставленного «Зильберфогелем» багажа мольберт и ящики с краской, но не придал им тогда значения.
Поездка и в дальнейшем еще не раз прерывалась остановками по просьбе Евы. Ее привлекало многое: сидящий на верхушке акации орел, самка гепарда, мчащаяся через выжженную солнцем саванну в сопровождении трех детенышей. Граф неизменно отзывался на просьбы спутницы, но было заметно, что частые остановки раздражают его и утомляют. Выйдя на очередной остановке, Отто взял ружье и подстрелил пять газелей, потратив ровно столько же патронов. Впечатляющая демонстрация.
— Что с ними делать, сэр? — спросил Леон, с трудом сохраняя вежливый тон.
Как и любой настоящий охотник, он презирал тех, кто убивает просто так, ради забавы.
— Ничего. Оставьте как есть, — равнодушно бросил граф, возвращая оружие на место.
— Не желаете ли взглянуть поближе, сэр? У одной, по-моему, прекрасные рога.
— Nein. Вы сами сказали, что их будет еще много. Пусть послужат кормом стервятникам. Я всего лишь хотел проверить прицел. Едем дальше.
Ева заняла свое место, и Леон заметил, что она побледнела и поджала губы. Похоже, он был не одинок в своей оценке этого проявления бессмысленной жестокости.
Мирбах полностью сосредоточился на дороге, а Ева за все время поездки так ни разу и не взглянула на Леона. Более того, она ни разу не обратилась к нему напрямую, а все свои просьбы и замечания адресовала через графа. Почему? Возможно, причиной была застенчивость. Или графу не нравилось, что она разговаривает с другими мужчинами. С другой стороны, он сам видел, как Ева беседовала о чем-то с Густавом и даже перекинулась парой слов с Максом и Хенни, когда их представили ей в Килиндини. Так почему она явно игнорирует его? Он продолжал исподтишка наблюдать за ней, и этот интерес, похоже, не остался незамеченным: вот Ева безотчетным жестом убрала выбившуюся из-под шляпки прядь, вот изменила слегка наклон головы, и обращенная к нему щека чуть-чуть порозовела.
Солнце прошло зенит. Пыльная дорога сделала еще один поворот, и они увидели стоящего у развилки Густава. Инженер поднял руку, а когда граф остановился, подбежал к машине.
— Прошу прощения, но ленч готов. Так что если желаете подкрепиться…
Он повернулся и вытянул руку, указывая на рощицу хинных деревьев, у которой стоял грузовик.
— Отлично, я уже проголодался, — ответил граф. — Становись на подножку, я тебя подброшу.
Густав вскочил на подножку, и автомобиль, свернув с дороги, покатил вперевалку к роще, до которой было не более двухсот ярдов.
Ишмаэль натянул тент между четырьмя деревьями и поставил в тени раскладной стол и несколько стульев. Стол был накрыт белоснежной скатертью, серебряные приборы разложены строго по порядку. Пока гости, выйдя из машины, разминали занемевшие члены, Ишмаэль — в красной феске и длинной белой канзе — подходил к каждому с кувшином теплой воды, кусочком лавандового мыла и переброшенным через руку полотенцем.
Когда все умылись, Макс пригласил их к столу. На подносах лежала тонко нарезанная ветчина, в корзиночках — черный хлеб, в горшочке таяло масло, а на огромном серебряном блюде красовалась русская белужья икра. Рядом, на сервировочном столике, выстроилась батарея винных бутылок. Открыв первую, «Gewurztraminer», Макс разлил золотистый напиток по высоким бокалам.
Ева почти не ела, удовольствовавшись несколькими глотками вина и бутербродом с икрой, зато граф Отто продемонстрировал завидный аппетит. Насытившись и оставив после себя несколько грязных тарелок, он в одиночку опорожнил две бутылки «Gewurztraminer» и поднялся из-за стола. Впрочем, выпитое никак не сказалось на его поведении и реакции. Усевшись за руль, граф держался с прежней уверенностью, разве что гнал еще быстрее, хохотал громче и не стеснялся в шутках.
Проезжая мимо шедших вдоль дороги женщин с тюками скошенной травы на головах, Отто сбросил скорость и с минуту пялился на их обнаженные груди, а отъехав, фамильярно положил руку на колено сидевшей рядом Евы.
— Следи за дорогой, — спокойно заметила она, возвращая руку на место.
Леон, наблюдавший эту возмутительную сцену с заднего сиденья, вскипел от злости и хотел было вмешаться, но в последний момент сдержался — подвыпивший граф мог повести себя непредсказуемо, и еще неизвестно, как это отразилось бы на самой Еве.
Потом злость Леона обернулась против нее. Почему она позволяет по отношению к себе такие вольности? Почему сносит покорно унижение? Она ведь не шлюха. И тут его мысль споткнулась. Леон вдруг с полной ясностью постиг простую истину. В том-то и дело, что шлюха! Высококлассная куртизанка. Игрушка для Отто фон Мирбаха, продавшаяся за дешевые безделушки, тряпки и скорее всего за деньги. Он постарался внушить себе презрение к ней. Хотел возненавидеть ее. И сделал еще одно поразительное открытие: если она продажная девка, то ведь и он сам ничем не лучше. Разве он не продался принцессе Изабелле? Разве не исполнял покорно ее прихоти? Мысль эта ошеломила как удар кастетом между глаз.
Что ж, каждый выживает, как умеет, думал Леон, стараясь оправдать и ее, и себя. Если Ева шлюха, то и все мы такие же. Впрочем, все это не имело ровным счетом никакого значения. Ненавидеть и презирать было поздно, потому что он влюбился — отчаянно и безнадежно.
Солнце садилось, когда они приехали наконец в Тандала-Кэмп. Граф Отто и Ева сразу удалились в приготовленные для них роскошные апартаменты. Обед им подали в отдельную столовую. Появились они лишь на следующее утро после завтрака.
— Guten Tag, Кортни. Позаботьтесь, чтобы эти письма были незамедлительно отправлены. — Граф вручил ему стопку запечатанных красным воском конвертов с изображением двуглавого орла министерства иностранных дел. Письма были адресованы губернатору колонии и всем прочим знатным лицам, включая лорда Деламера и командующего вооруженными силами его величества в Восточной Африке, бригадного генерала Пенрода Баллантайна. — Это рекомендательные письма от германского правительства, а потому никакой задержки быть не должно. Вы меня поняли?
— Конечно, сэр. Прослежу, чтобы их доставили сегодня же. — Леон послал за Максом Розенталем, а когда тот пришел, в присутствии графа передал ему письма. — Возьми один из наших автомобилей, Макс. И не возвращайся, пока все они не будут вручены адресатам.
Макс уехал. К ним вышла Ева. Выглядела она посвежевшей и отдохнувшей — в платье для верховой езды, с сияющими под солнцем волосами, ослепительно красивая и словно подсвеченная изнутри кипучей молодой кровью.
Оглядев ее, граф одобрительно кивнул и повернулся к Леону:
— А теперь, Кортни, проводите меня к летному полю. Хочу проверить аэропланы.
Накануне вечером машину помыли и почистили, так что теперь она сияла. Все трое сели и поехали через город к полю для гольфа.
Густав уже вывел «Бабочку» и «Шмеля» из ангара и отвел к взлетной полосе. Отто обошел оба аэроплана, внимательно их осмотрел и, поговорив с Густавом, забрался на крыло — проверить натяжение тросов и крепость распорок. Потом открыл капот двигательного отсека, отвинтил крышку топливного бака, проверил уровень масла, убедился в надежности троса привода дроссельной заслонки.
Солнце прошло треть пути к зениту, прежде чем граф, выразив удовлетворение состоянием обеих машин, поднялся по лестнице в кабину «Шмеля». Застегнув под подбородком ремешок шлема, он подал Густаву знак — заводить моторы. Когда двигатели прогрелись, Отто отвел аэроплан к началу полосы и развернул носом к ветру.
Шум моторов долетел до Найроби, и взбудораженное население снова сбежалось к полю в предвкушении невиданного зрелища. Все четыре двигателя взрыкнули, и «Шмель», подпрыгивая на неровностях, покатился по полю к ангару, прямо на Леона и Еву. Леон стоял за спиной молодой женщины — не равный, а всего лишь слуга. «Шмель» быстро набирал скорость. Хвостовое колесо оторвалось от земли. Леон затаил дыхание — мчащаяся на него громадина подпрыгнула, разорвала путы земного притяжения, взмыла в воздух, когда до ангара оставалось не больше двадцати ярдов, и с ревом пронеслась над ним. Зрители инстинктивно втянули головы в плечи. Все, кроме Евы.
Выпрямившись, Леон увидел, что она наблюдает за ним исподтишка. Легкая усмешка тронула ее губы.
— Боже мой! И это отважный охотник и неустрашимый истребитель диких зверей?
Всего лишь второй раз за все время знакомства она посмотрела ему в глаза и впервые обратилась напрямую. В отсутствие графа манеры ее разительно изменились.
— Надеюсь, фрейлейн, в будущем я ваших ожиданий не обману, — с поклоном ответил он.
Ева отвернулась и, прикрыв ладошкой глаза, обратила взор на кружащего над полем «Шмеля». Молчание можно было расценивать как нежелание продолжать разговор, но Леон не огорчился — у него осталась улыбка, пусть и насмешливая. Проследив за ее взглядом, он увидел, что аэроплан заходит на посадку.
Приземлившись, граф подвел машину к ангару, выключил двигатели и спустился по лесенке. Восхищенная толпа приветствовала его аплодисментами и восторженными криками. Он в ответ помахал рукой и вместе с подбежавшим Густавом направился к второй машине. После недолгого разговора Отто поднялся в кабину. Чудо повторилось: он проехал к дальнему краю поля, развернулся, промчался по полосе к ангару и оторвался от земли, пролетев над самыми их головами. На сей раз Леон не пригнулся и, посмотрев на Еву, перехватил ее взгляд. Она едва уловимо кивнула, а ее очаровательные глаза озорно блеснули. Шум моторов заглушил голос, но по движению губ он понял, что она сказала: «Браво!» Насмешку смягчила еще одна улыбка, тенью мелькнувшая в уголках рта. В следующее мгновение Ева уже смотрела на «Бабочку», которая, сделав два круга, снижалась над полем. Коснувшись земли, аэроплан подкатил к ангару и остановился.
Вопреки ожиданиям граф не стал глушить моторы и спускаться. Высунувшись из кабины, он скользнул взглядом по толпе, нашел Еву и жестом ее подозвал. Она сразу направилась к машине. Густав и двое механиков поспешили туда же с лесенкой. В какой-то момент поднятый пропеллерами ветер подхватил широкие юбки, смахнул с головы шляпу и разметал волосы, но Ева только рассмеялась. Шляпа откатилась к ангару, почти под ноги Леону.
Подбежав к аэроплану, Ева ловко — похоже, ей это было не впервой — поднялась по ступенькам и скрылась за бортиком кабины. Не успел Леон проводить ее взглядом, как Отто повернулся к нему и сделал тот же знак — поднимайся. Застигнутый врасплох, Леон для верности вопросительно ткнул пальцем грудь.
— Кто? Я?
Отто утвердительно кивнул и нетерпеливо махнул рукой.
Леон сорвался с места и побежал к машине. Взлетев по лестнице, он первым делом протянул Еве шляпу. Она взяла ее, даже не посмотрев на него. Как будто они и не переглядывались пару минут назад у ангара. Как будто она и не улыбалась ему. Достав откуда-то летный шлем, Ева привычно надела его, застегнула под подбородком ремешок и опустила защитные очки.
— Поднимите лестницу! — прокричал граф, для убедительности подкрепив приказ энергичным жестом.
Леон втащил трап и закрепил его в скобах на фюзеляже.
— Хорошо! Садитесь сюда! — Отто указал на соседнее сиденье. Леон сел и торопливо пристегнул ремень. Сложив ладони рупором, граф прокричал ему на ухо: — Будете моим штурманом!
— Куда полетим? — прокричал в ответ Леон.
— К ближайшему лагерю.
— Это больше сотни миль! — возразил Леон.
— Всего-то? Летим!
Граф вырулил к дальней стороне поля и, проверив показатели приборов на панели, медленно подал вперед все четыре рукоятки газа. Двигатели взревели. «Бабочка» рванулась вперед и, подскакивая, понеслась по полосе, быстро набирая скорость. Крылья дрожали и качались. Леон вцепился в борт кабины. Ветер бил в глаза, высекая слезы, и сердце стучало почти так же громко, как моторы. Потом толчки вдруг прекратились. Леон повернулся и посмотрел вниз — земля как будто провалилась и уходила все ниже.
— Летим! — крикнул он в лицо ветру. — Мы летим!
Внизу появился город, но Леон узнал его не сразу. С высоты все выглядело иначе. Чтобы определиться, он отыскал взглядом змейку железной дороги и только потом смог распознать остальное: розовые стены клуба «Мутайга», сияющую, крытую гофрированным железом крышу нового отеля Деламера, белое здание резиденции губернатора.
— Куда теперь? — Граф дернул его за руку.
— Следуйте вдоль железной дороги.
Леон указал на запад и, защищаясь от хлещущего по лицу ветра, заслонил глаза ладонями. Отто ткнул его в бок пальцем и показал на маленькое отделение на борту кабины. Откинув крышку и обнаружив еще один кожаный шлем, Леон нахлобучил его на голову, застегнул ремешок и опустил очки. Теперь он мог смотреть вперед, а наушники защищали от рева моторов и шума ветра.
Пока Леон возился со шлемом, Ева поднялась со своего места, продвинулась вперед и осталась стоять, держась обеими руками за поручень и напоминая резную фигуру на носу военного корабля.
И в этот момент аэроплан вдруг провалился и начал падать. Усилием воли Леон сдержал рвотный позыв. Сомнений не было — их ждет неминуемая гибель среди обломков. «Бабочка», похоже, придерживалась другого мнения: гордо, словно бросая вызов силам притяжения, тряхнув крыльями, она как ни в чем не бывало продолжала полет.
Ева все так же стояла на носу, и только теперь Леон заметил, что ремень на ее талии соединен стропом со стальным болтом, надежно ввинченным в пол у нее под ногами. Только благодаря этому она и удержалась, когда аэроплан вдруг провалился.
Граф уверенно управлял машиной, держа рычаги крепкими веснушчатыми руками. Поймав взгляд Леона, он перекинул «Кохибу» в уголок рта и прокричал:
— Воздушная яма! Пустяки!
Воздушная яма! Леон почувствовал, что краснеет от стыда. Так испугаться. Так запаниковать. А ведь читал книжку по теории воздухоплавания и знал, что воздух подобен воде, в нем тоже есть непредсказуемые течения и бурные воронки.
— Вперед! — скомандовал граф. — Станьте впереди и ведите меня дальше.
Леон осторожно придвинулся к носу кабины. Ева, не удостоив его взглядом, отступила чуть в сторону, и он встал рядом с ней. Теперь оба держались за поручень. В какой-то момент Леон уловил знакомый аромат ее духов и, не поворачивая головы, искоса посмотрел на нее. Встречный поток воздуха прилепил к телу блузку и юбки, вычертив соблазнительные изгибы и контуры. Впервые Леон смог различить форму ее ног, длинных и изящных, впервые рассмотрел холмики грудей под бархатным жакетом — они были больше, чем представлялось ему раньше, и определенно полнее и круглее, чем у Верити. С немалым трудом он заставил себя отвести взгляд и смотреть вперед.
Между тем они приближались к краю Рифтовой долины. Далеко внизу блеснули стальные рельсы — железная дорога шла под уклон, спускаясь к дну долины. Повернувшись к графу, он жестом показал поворот — девяносто градусов к югу. Немец кивнул, и «Бабочка», накренившись на крыло, плавно пошла влево. Центробежная сила толкнула Еву к нему, и Леон ощутил тепло ее бедра. Она как будто и не заметила ничего, потому что даже не попыталась отодвинуться. Потом Отто поднял левое крыло, аэроплан выровнялся, и контакт прервался.
Им открылась Рифтовая долина, обитель не людей, а Бога и его ангелов. Только теперь, с высоты, Леон смог оценить ее истинное величие: опаленные скалы, львиной окраски равнины с темными пятнами лесов и голубые цепи холмов и гор, растянувшиеся до горизонта и теряющиеся в бесконечности.
Пол вдруг ушел из-под ног — граф опустил нос «Бабочки», и аэроплан соскользнул в воздушную пропасть. Внизу побежали скалистые стены; они были так близки, что, казалось, машина вот-вот заденет их крыльями. Дно долины стремительно приближалось, и Леон заметил, как побелели вцепившиеся в поручень пальцы соседки. Напряжение сковало ее тело. Он же нарочно, чтобы поквитаться за недавние насмешки, отпустил поручень и наклонился вперед. Этот жест она пропустить не смогла. Поймав ее брошенный искоса взгляд, Леон с усмешкой выпрямился, демонстрируя презрение к неодолимым силам, тянувшим тело вниз. Ева отвернулась и, убрав правую руку с перил, повернула ее ладонью вверх, признавая, что на этот раз верх за ним.
Граф снова поднял нос «Бабочки», уводя ее от столкновения со скалами, и у Леона дрогнули колени. Еву снова толкнуло к нему. Теперь они летели вдоль стены, причем так близко, что левая плоскость едва не цеплялась за камни.
Внезапно впереди появилось что-то похожее на рой больших черных жуков-скарабеев. И только когда подлетели ближе, Леон понял, что на самом деле это громадное стадо охваченных паникой буйволов. Он указал на них графу, и аэроплан резко пошел вниз. Еву снова потянуло к нему, но на это раз она умышленно толкнула его бедром. Леона как будто прошил электрический разряд — она явно давала знать, что ощущает их физический контакт так же, как и он.
«Бабочка» пронеслась над колышущимся морем спин так близко, что Леон смог увидеть засохшую на шкурах буйволов грязь, длинные параллельные шрамы на плечах вожака, оставленные, вероятно, когтями льва.
Ева замахала вдруг рукой, указывая на что-то с ее стороны фюзеляжа, и граф, отвечая на просьбу, повернул машину. Чуть впереди, раздвигая густой кустарник, шествовали друг за дружкой пять огромных слонов. И тут Ева опять толкнула Леона в бедро. Ошибиться в ее намерениях было невозможно — никакие внешние силы спровоцировать этот контакт не могли. Они как будто затеяли игру, приятную, волнительную, но и опасную — под самым носом у Мирбаха. Глядя прямо перед собой, Леон рассмеялся, и Ева, коротко взглянув на него из-под полуопущенных ресниц, улыбнулась.