– Почему вы смеетесь, Дженни?
– Да нет, ничего, – ответила я. – Я каждый раз встречаю интересного парня накануне отъезда.
Я выбрала такой тон, чтобы он понял: это не просто шутка.
Затем я снова перевела разговор на преподавание. Мы побеседовали о его любви к математике, о его обидах на студентов, неспособных понять изящество уравнений.
– Кажется, будто у них есть какое-то слепое пятно, – сказал он.
– Как давно вы на Тринити, Ханс? – спросила я.
– Шесть лет. Вместе со студенческими годами – десять.
– У меня тут преподает подруга. На литературном отделении.
– В самом деле? Кто? – заинтересовался он.
– Ее зовут Тери.
– Я ее знаю, – уклончиво ответил Ханс.
– Я хотела сделать ей сюрприз, но, похоже, она уехала.
Хансу принесли яичницу. Он попробовал, похвалил ее и откусил кусок тоста.
– Она покинула остров. Где она сейчас, я не знаю.
– То есть после аварии?
– Вы и про это знаете?
– Я знаю, что в океан упал скиммер. Ее ищет полиция. Предполагается, что она видела, как это случилось. – Я помолчала. – Надеюсь, с ней все в порядке.
– Я тоже. Подробности мне неизвестны, но, думаю, полиция считает, что она и есть виновница аварии.
– Я слышала о том же самом. Не верю ни единому слову.
– Как и я. – Он пожал плечами.
Кафе «У Салли» обслуживали роботы. Один из них снова наполнил мою чашку горячим шоколадом.
– Ханс, – сказала я, – мне кажется, что, когда я говорила с ней в последний раз, за несколько дней до аварии, у нее было что-то на уме.
Он пристально посмотрел мне в глаза. В его взгляде промелькнуло беспокойство.
– Мне тоже так показалось. В последнее время она выглядела слегка подавленной.
– А раньше отличалась неизменным оптимизмом.
– Знаю.
– Есть идеи насчет того, что могло случиться?
– Нет. Она мне ничего не говорила, а на вопросы отвечала, что с ней все в порядке.
– Угу. И мне тоже. Так в чем же дело?
Я пыталась говорить как можно небрежнее, изображая вместе с тем озабоченность. Не так-то просто, если твои актерские способности равны нулю.
– Не знаю, – ответил Ханс.
– И давно это началось?
Он немного подумал.
– Несколько недель назад. – Он издал горловой звук. – Надеюсь, с ней все в порядке.
Я хотела перевести разговор на «Полярис», но не знала, как лучше это сделать. Наконец я выпалила:
– В свое время она увлекалась всем, что связано с «Полярисом».
– А-а-а, с тем кораблем-призраком? Вот не знал. Она никогда об этом не говорила.
Я еще не закончила есть, но тем не менее отодвинула тарелку. То был сигнал Алексу, вооруженному проектором.
– Странная история, – сказала я и стала вспоминать множество случаев, когда Тери при всех интересовалась, что случилось с тем или иным участником экспедиции. Это продолжалось минуту или две.
Тем временем по тротуару, прямо на виду у Ханса, зашагал виртуальный Маркус Кирнан, созданный проектором Алекса. Конечно, Ханс не мог знать, что Кирнан – не настоящий. Виртуальный Кирнан остановился возле двери, изучая меню.
Ханс, сидевший прямо напротив окна, не мог не заметить Кирнана, но никак не показал, что узнал его, продолжая невозмутимо есть свой завтрак. Он явно не знал и никогда не видел Маркуса Кирнана.
Наконец Ханс ушел на занятия, а я вышла из кафе и зашагала по дорожке парка.
Алекс ждал меня. Он слышал весь разговор по моему каналу связи. Я описала ему свои впечатления. Он сидел, развалившись, и наблюдал за ребятишками, которые забавлялись на качелях под присмотром матерей. Мне показалось, что мы так и не узнали ничего существенного, кроме того, что Ваксман и Кирнан не были знакомы.
– Не уверен, – заметил Алекс.
– В чем? Что еще нового мы узнали?
– Он утверждает, что перемены в ее настроении начались несколько недель назад. Примерно в это же время разведка объявила, что выставит артефакты на аукцион.
Вечером я сидела дома и читала детектив. Тут позвонил Алекс.
– Я кое-что нашел в архивах, – сказал он.
Он переслал мне файлы, а сам остался на связи. Притушив свет, я надела очки виртуальной реальности и огляделась. Мы находились в помещении, облицованном деревянными панелями. Книжные полки вдоль стен, произведения боккарианского искусства, цветы, старомодная мебель. Толпа народу. Люди обнимались и обменивались рукопожатиями. Я узнала Даннингера и Уркварта.
– Где мы? – спросила я.
– Университет Карминделя, вечер перед отлетом «Поляриса».
Я увидела в углу Нэнси Уайт. И Мендосу. И Мэдди, которая расхаживала, словно богиня среди гигантов.
– Накануне отлета они устроили праздник для всех, кто имел отношение к «Полярису».
Мендоса о чем-то разговаривал с двумя женщинами.
– Та, что помоложе, – пояснил Алекс, – его дочь.
Джесс Тальяферро оживленно беседовал с мужчиной, по сравнению с которым он казался карликом – судя по всему, уроженцем Тьюпело, планеты с низкой гравитацией. Тальяферро искренне улыбался и кивал, явно пребывая в хорошем настроении. Одежда его вполне соответствовала обстоятельствам: голубой пиджак, белый воротничок, золотые пуговицы и застежки.
– Возле стола – Мартин Класснер.
Класснер сидел рядом с женщиной средних лет и маленькой девочкой, которая забавлялась с игрушечным скиммером, пытаясь посадить его Класснеру на руку. Похоже, он наслаждался всеобщим вниманием.
– Он был серьезно болен, – сказал Алекс. – Не знаю точно, чем именно.
– Синдром Бентвуда, – ответила я. По иронии судьбы, Класс неру предстояло путешествовать в компании двоих выдающихся ученых-нейрологов своего времени, но никто из них не мог ему помочь. Сейчас, конечно, синдром Бентвуда побежден – идешь в клинику, получаешь таблетку. Но тогда…
– Та женщина – Тесс, его жена. А девочка – внучка.
У Тесс был обеспокоенный вид. Среди небольшой группы у окна стоял Чек Боланд.
– Судя по подписи, все эти люди – с литературного факультета. Женщина в белом платье – Джейла Хорн, выдающийся эссеист своего времени.
– Никогда о ней не слышала.
– Тут говорится, что сейчас она почти забыта, ее читают лишь ученые. Она собиралась писать о столкновении, о Дельте К и усматривала множество аналогий между тем, что должно было случиться со звездой, и тем, как поступает институциональная власть с индивидуальной свободой. Или что-то в этом роде.
– Она не полетела?
– Она была на «Страже».
Нэнси Уайт стояла в окружении молодых людей – судя по всему, студентов-выпускников. Уайт занималась разнообразными вещами, в том числе составлением кратких биографий великих ученых. Но самая знаменитая ее работа «Спустившись с деревьев» представляла собой попытку реконструировать ход научного прогресса в древности. Когда человечество впервые осознало, что вселенная подчиняется системе законов? Кто первым понял, что космос не вечен? Почему человек инстинктивно сопротивляется подобной мысли? Как ученые пришли к осознанию сущности квантового мира? Кто первым понял природу времени?
Я лично природу времени не понимала. И никто из моих знакомых – тоже.
Иногда удавалось расслышать отдельные фразы: «Жаль, что не могу отправиться с вами», «Это опасно?», «Такого больше не случится в ближайшие сто тысяч лет».
– Какой во всем этом смысл? – спросила я. Происходящее казалось мне повтором прощальной сцены на Скайдеке.
– Давай я прогоню вперед.
Он что-то подкрутил. Присутствующие стали носиться по залу с бешеной скоростью, поглощая напитки и опустошая стол с закусками. Затем скорость вновь сделалась нормальной. Все прощались, направляясь к выходу и в последний раз пожимая друг другу руки.
«Передавайте привет брату», – услышала я.
Уайт отделилась от окружавших ее людей и обошла зал по кругу, обмениваясь поклонами и объятиями.
– Рядом с ней муж? – спросила я.
– Тот высокий?
– Да.
Алекс кивнул:
– Они были женаты девятнадцать лет. Его зовут Карл.
Даннингер и Мендоса вышли за дверь, увлекая за собой небольшую толпу. Мэдди Инглиш ждала возле бара, ведя оживленный разговор: ее собеседником был рыжеволосый мужчина с оливковой кожей.
– Сай Хуано, – сказал Алекс. – Тут говорится, что он финансовый менеджер.
Мэдди рассеянно улыбалась, словно голова ее была занята чем-то другим. Разговор, похоже, подходил к концу. Хуано в очередной раз кивнул, затем наклонился и поцеловал Мэдди. Судя по ее виду, она была не слишком довольна этим.
Картинка исчезла, и искин включил свет.
– Что ж, все это очень интересно, – заметила я.
Алекс посмотрел на меня, словно на отстающую ученицу:
– Ты не заметила?
– Заметила – что?
– Тери Барбер.
– Не поняла…
– Я думал, ты сразу обратишь на нее внимание.
– Там была Тери Барбер?
– Ну… не сама Барбер. Это могла быть Агнес.
Я понятия не имела, о чем он говорит.
– Где? – спросила я.
– Взгляни еще раз.
Алекс велел Джейкобу воспроизвести последние две минуты. Даннингер, Мендоса и их спутники пытались протиснуться в дверь. Мэдди позволила Хуано ее поцеловать. Он слегка помедлил, прижавшись щекой к ее щеке, – словно знал, что находится в центре картинки.
Я понятия не имела, о чем он говорит.
– Где? – спросила я.
– Взгляни еще раз.
Алекс велел Джейкобу воспроизвести последние две минуты. Даннингер, Мендоса и их спутники пытались протиснуться в дверь. Мэдди позволила Хуано ее поцеловать. Он слегка помедлил, прижавшись щекой к ее щеке, – словно знал, что находится в центре картинки.
– Останови, – попросила я.
– Ну, что скажешь?
Я уставилась на Мэдди. Те же голубые глаза, идеальные очертания лица, вздернутый нос, полуулыбка на полных губах. Чуть больше морщин, но в остальном…
– Да, – сказала я. – Будь Мэдди помоложе, они были бы очень похожи.
– Покажи ее в возрасте двадцати трех лет, Джейкоб. И измени цвет волос на черный.
Черты лица смягчились. Энергия уступила место ленивой невинности. Морщины, наметившиеся на лбу и в уголках рта, исчезли. Кожа на скулах натянулась.
Добавить черные волосы. Укоротить.
– Говоришь, Тери Барбер похожа на Мэдди? – спросил Алекс.
Я оказалась права: Тери и Мэдди были неотличимы, словно две капли воды.
По имеющимся данным, у Мадлен Инглиш не было детей. Но у нее имелась целая армия племянниц и двоюродных сестер. Просмотрев фотографии ее нынешних родственников, мы обнаружили трех женщин, напоминавших Тери Барбер и примерно подходивших по возрасту. Одна из них, Мэри Капитана, выглядела точной копией Тери. Но Мэри работала интерном в больнице в Кубране, посреди Западного океана. Остальным двум работа тоже не позволяла в свободное время жить на Тринити.
Мы не смогли найти ничего об Агнес Локхарт Шенли до того, как она получила лицензию сверхсветового пилота в 1397 году. Если она что-то и рассказала о себе правлению, эти сведения охранялись законом о защите персональных данных. Единственный известный адрес, по которому она проживала, находился в курортном городке со зловещим названием Вальпургис – тысяча сто километров на север вдоль побережья. Судя по информационному файлу, она уехала оттуда двадцать лет назад, в 1405 году, после чего все следы ее терялись. Где она жила сейчас, никто не знал.
Вальпургис – одно из тех мест, которые миновал бум последнего десятилетия. По какой-то причине, известной, скорее всего, лишь социологам, толпы людей покинули северные прибрежные курорты, предпочтя им острова.
Нельзя сказать, что это бедный район, но, когда мы с Алексом прибыли туда, нам показалось, что бо́льшая часть местного населения получает прожиточный минимум и почти ничем не занимается. В центре города возвышались большие полуразваленные отели, построенные в прошлом веке, несколько безвкусно раскрашенных ресторанов и пара спортивных дворцов. Вдоль океана тянулось множество дорожек и помостов, а всю южную часть занимал игровой полигон – вероятно, обанкротившийся несколько лет назад, когда военные игры вышли из моды. На улицах не было заметно никакого движения.
Мы летели в новом скиммере корпорации «Рэйнбоу», купленном взамен утонувшего. Руководствуясь старым адресом Шенли, искин сел на общественной посадочной площадке возле обшарпанного двухэтажного углового дома, близ западной окраины города. Из магазина выходила нагруженная покупками пожилая женщина с белой собачкой. На школьном дворе играли несколько детей. Больше никаких признаков жизни не наблюдалось.
– Этот город знавал лучшие времена, – сказал Алекс.
«Да, – подумала я. – Как и все мы».
Неухоженные газоны заросли сорняками. Дома кренились в разные стороны. Деревья были обвиты ползучими растениями. К живым изгородям в последние годы, похоже, никто не прикасался. День стоял серый, унылый, в любую минуту мог пойти дождь, и во многих окнах горел свет. Со школьного двора послышались радостные крики. Дети – удивительные существа: достаточно давать им еду и игрушки, и они не заметят всеобщего упадка.
Дорожка вела мимо школы и заброшенного парка с лесенками и полем для игры в мяч. Возле рощицы стаций стоял дом, где когда-то жили Агнес и ее муж, – зеленый с белым, хотя краски давно поблекли. Крыльцо осело, ставни нуждались в замене, а фонарный столб наклонился под опасным углом.
– Да? – спросил искин, когда мы подошли к дому. – Чем могу помочь?
Входная дверь была большой и тяжелой, выщербленной от многолетних атак со стороны ветра и песка.
– Меня зовут Алекс Бенедикт, – сказал Алекс. – Мне очень хотелось бы поговорить с владельцем дома. Много времени я не отниму.
– Если вы будете так любезны сообщить, по какому делу вы пришли, господин Бенедикт, я ей передам.
– Мне очень понравился дом. Я интересуюсь возможностью покупки.
– Одну минуту, пожалуйста.
– У тебя стыда нет, – укорила я Алекса.
– Что ты предлагаешь? Сказать, что мы хотим задать несколько вопросов насчет пропавшего капитана звездолета?
– Так и представляю, как ты тут живешь.
– Прекрасное место вдали от всяческой суеты.
– Это уж точно.
Алекс сошел с террасы, делая вид, будто разглядывает крышу. Внезапно дверь открылась и появилась женщина лет пятидесяти, подозрительно глядя то на него, то на меня. В этих краях посетители редко приносили хорошие известия.
Женщина выглядела очень усталой. Она напоминала своих соседей – такая же апатичная, ничем не выделяющаяся, неряшливо одетая. В наше время нет ни голодных, ни бездомных и можно вести достаточно беспечную жизнь, нигде не работая. Вот почему меня всегда удивляло, что до сих пор есть люди, не способные устроиться в жизни, – хотя, возможно, они не видят в этом нужды.
– Господин Бенедикт, – сказала женщина, вновь бросив подозрительный взгляд в мою сторону, – дом не продается.
– И все-таки мне интересно.
Еще раз взглянув на нас и решив, что терять ей нечего, она отошла в сторону, пропуская нас внутрь. Интерьер оказался примерно таким, как и следовало ожидать, – потертая мебель, отсутствие занавесок, голые полы. На стенах – несколько семейных фотографий: исключительно дети или старики.
– Меня зовут Казава, – сказала она. – Казава Демми.
Мы представились в ответ, и Казава показала нам дом – достаточно ухоженный, несмотря на едва заметный запах плесени. По ходу дела мы задавали вопросы. Сколько она хотела бы получить за дом? Что за соседи? Как давно она тут живет?
– Восемнадцать лет. Хороший дом. Как сами видите, нуждается в некотором ремонте. Но очень крепкий.
– Да, вижу.
– Рядом с пляжем.
– Да, очень даже неплохо. Похоже, прошлый владелец тоже о нем заботился.
– Да, Тоун Брэкет. Хороший был человек.
– До Тоуна, – сказал Алекс, – дом принадлежал семейной паре. Эду и Агнес Крисп.
Казава нахмурилась:
– Так вы из-за этого? Из-за убийства?
– Какого убийства? – удивился Алекс.
Она плотно сжала губы и покачала головой:
– Говорят, это был несчастный случай. Но я сильно сомневаюсь.
– Кого убили?
– Ну как кого? Ее мужа Эда. – Она снова покачала головой, словно сокрушаясь из-за порочности мира. – Вы знали про Криспов, но не знали, что случилось?
– Нет. И что же?
– Он погиб, сорвавшись в пропасть возле Уоллаба-Пойнта. Она тогда была вместе с ним. А поженились они за несколько лет до того.
– Вы ее знали? – спросил Алекс.
– Так, немного, – с явной неохотой ответила женщина.
Алекс показал ей коммуникатор и перевел деньги – сколько именно, я не видела.
– Что вы можете рассказать про Агнес?
Найдя свой коммуникатор в ящике стола, она проверила счет, взглянула на нас обоих, словно пытаясь понять, чем вызван наш интерес, и пожала плечами:
– Да, я ее знала. Мы были одного возраста и даже иногда встречались с одними и теми же мужчинами. До того, как она вышла замуж, само собой.
– Само собой. Вы дружили?
– Я бы так не сказала.
– Каким человеком она была? Почему вы утверждаете, что она убила своего мужа?
– Это было давно, господин Бенедикт. Я знала ее не настолько хорошо.
– Ладно, – вздохнул Алекс. – Все равно без толку.
Мы вернулись в гостиную. Казава пристально посмотрела на Алекса, затем на меня, и я могла бы поклясться, что она задает мне немой вопрос: можно ли доверять Алексу? Я кивнула – «да, конечно».
– Не хочу, чтобы вы думали, – наконец сказала она, – будто я вам не доверяю, но совсем недавно вы хотели купить мой дом.
Мы ждали. На улице залаяла собака.
– Мне просто показалось странным… однажды вечером оба отправились на прогулку, и он не вернулся. Думаю, она просто устала от него.
– У вас есть причины так считать?
– Меня всегда удивляло, как быстро ей надоедает любой мужчина.
– Что-нибудь еще?
– Она работала пилотом. Была очень высокого о себе мнения. Считала себя лучше всех. Когда она впервые появилась в городе, я только что закончила школу и жила в Брентвуде. Мы обе играли в театре – так и познакомились.
– Вы вместе участвовали в постановках?
– Да. У меня тогда был хороший голос.
– Не знаете, что она пилотировала?
– Я была певицей.