Слюна, пропитав рисовую бумагу, испачкала ее желтым табачным соком. Он выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. Руль он держал одной рукой и смотрел в зеркало, дожидаясь, когда девушка снова шевельнется. Он уже пробовал эту молодую плоть, знал, какая она сладкая, теплая и доступная, и болезненно хотел повторить. И готов был пойти на любой риск ради новой возможности попробовать.
Впереди из знойного марева возникла рощица деревьев верблюжьей колючки. Он ездил по этой дороге так часто, что у него были свои ориентиры и ритуалы. Посмотрев на карманные часы, он хмыкнул. В этом пункте ему следовало бы быть уже двадцать минут назад. Но ведь машины перегружены новыми безработными и их жалким скарбом.
Он остановил машину у деревьев, выбрался на подножку, чувствуя, что все тело затекло, и крикнул:
– Хорошо, вы все. Короткая остановка. Женщины налево, мужчины направо. Всякий, кто не вернется через десять минут, остается здесь.
Он вернулся к грузовику первым и стал возиться у левого заднего колеса, делая вид, что проверяет клапан, но на самом деле наблюдая за девушкой.
Она вышла из-за деревьев, оправляя юбку. Недовольная, грязная от пыли, потная. Но увидев, что Фьюри смотрит на нее, она откинула голову, повертела крепкими маленькими ягодицами и сделала вид, что не видит его.
– Аннелиза, – прошептал он, когда девушка рядом с ним задрала босую ногу, чтобы забраться в кузов.
– Иди к черту, Джерард Фьюри! – прошипела она в ответ. – Оставь меня в покое, или я папаше пожалуюсь.
В любое другое время она ответила бы дружелюбнее, но ее бедра, ягодицы и спину еще покрывали лиловые полосы, оставленные отцовским кнутом. И Аннелиза временно утратила интерес к мужскому полу.
– Я хочу поговорить с тобой, – настаивал Фьюри.
– Поговорить, ха! Знаю я, чего ты хочешь.
– Встретимся вечером за лагерем, – взмолился он.
– Чтоб тебе яйца зажало!
Она взобралась в кузов, и в животе у Фьюри все перевернулось, когда он увидел ее длинные загорелые ноги.
– Аннелиза, я дам тебе денег.
Он был в отчаянии: желание сжигало его.
Аннелиза помолчала и задумчиво посмотрела на шофера. Его предложение стало откровением, открывавшим дорогу в новый мир волшебных возможностей. До сих пор ей и в голову не приходило, что мужчина может платить за то, что ей самой нравилось больше еды и сна.
– Сколько? – с интересом спросила она.
– Фунт, – предложил он.
Это большие деньги, столько она в жизни в руках не держала, но в ней проснулся торгашеский инстинкт, и ей хотелось посмотреть, как далеко можно зайти. Поэтому она мотнула головой и чуть отодвинулась, следя за ним краем глаза.
– Два фунта, – отчаянно прошептал Фьюри, и Аннелиза воспрянула духом.
Целых два фунта! Она почувствовала себя красивой и смелой. Ее ждет удача! Следы на спине и ногах блекли. Она скосила глаза с хитринкой, которая сводила его с ума, и увидела, что по его щекам катится пот, а нижняя губа дрожит.
Это еще больше подбодрило ее. Она набрала в грудь воздуха, задержала его, а потом отчаянно прошептала:
– Пять фунтов!
Она облизнула губы, пораженная собственной храбростью: ведь она назвала такую огромную сумму! Почти недельный заработок отца. Фьюри побледнел и дрогнул.
– Три, – выпалил он, но Аннелиза почувствовала, что он готов согласиться, и отпрянула с оскорбленным видом.
– Вонючий старик.
Она произнесла это с презрением и отвернулась.
– Хорошо! Хорошо! – капитулировал он. – Пять фунтов.
Аннелиза победоносно улыбнулась. Она открыла новый мир бесконечного богатства и наслаждения и вошла в него.
Она сунула палец в рот и облизала его.
– А если захочешь и этого, тебе это будет стоить еще фунт.
Теперь ее смелости не было предела.
* * *Луна, которая несколько дней назад начала убывать, заливала пустыню расплавленной платиной, а тени под стенами ущелья казались свинцово-синими пятнами. По ущелью слабо разносились голоса из лагеря, кто-то рубил дрова, звякнуло ведро. Издалека была слышна почти птичья перекличка женщин у кухонного костра. Ближе завыла пара рыщущих шакалов: запахи кухонных котлов будоражили их, заставляя исторгать дикий, почти мучительный хоровой вопль.
Фьюри присел под утесом и закурил сигарету, глядя на ущелье, по которому должна была прийти девушка. Горящая спичка осветила его полное небритое лицо. Напряженно ожидая прихода девушки, он и не подозревал о том, что совсем рядом из лунной тени за ним наблюдают хищные глаза. Все его существо сосредоточилось на приходе Аннелизы, и в ожидании он уже тяжело и мелко дышал.
Она была как призрак в лунном свете, серебристая, легкая, и Фьюри распрямился и затушил сигарету.
– Аннелиза! – позвал он. Его негромкий голос дрожал от желания. Она остановилась, не приближаясь, а когда Фьюри бросился к ней, легко отскочила и насмешливо рассмеялась.
– Пять фунтов, минхеер, – напомнила она и подошла ближе, увидев, что он достает из заднего кармана смятые банкноты. Взяла их и поднесла к лунному свету. Потом, удовлетворенная, спрятала в одежде и подошла.
Он обхватил ее за талию и накрыл рот своими влажными губами. Она вырвалась, задыхаясь и смеясь, и придержала его руку, которую он уже запустил ей под юбку.
– Хочешь того, что стоит еще фунт?
– Это слишком дорого, – тяжело дыша, ответил он. – У меня нет столько.
– Тогда десять шиллингов, – сказала она и маленькой искусной рукой коснулась выступающей части его тела.
– Полкроны, – выдохнул шофер. – Это все, что у меня есть.
Аннелиза посмотрела на него, не убирая руки, и увидела, что больше получить не удастся.
– Хорошо, давай, – согласилась она и спрятала монету, прежде чем опуститься перед ним на колени, как для молитвы. Он положил обе руки на ее выгоревшие кудри и привлек к себе, пригнув голову и закрыв глаза.
Что-то сзади ударило его в ребра с такой силой, что он задохнулся, и Фьюри услышал хриплый голос:
– Вели маленькой шлюхе исчезнуть.
Голос был низкий, угрожающий и ужасно знакомый.
Девушка вскочила, тыльной стороной ладони вытирая рот. Мгновение она широко раскрытыми, полными ужаса глазами смотрела за плечо Фьюри, потом повернулась и на длинных легких ногах побежала по ущелью к лагерю.
Фьюри неловко поправил одежду и повернулся к человеку, который стоял перед ним, наставив ему в живот «маузер».
– Деларей! – выпалил он.
– А ты ожидал кого-то другого?
– Нет, нет! – отчаянно замотал головой Фьюри. – Просто… уж очень быстро.
С их последней встречи прошло достаточно времени, чтобы Фьюри успел пожалеть о договоре. Трусость выиграла долгий бой с алчностью, и поскольку Фьюри этого хотелось, он уверил себя, что план Лотара Деларея – одна из тех фантазий, которыми утешают себя обреченные на нищету и тяжелый труд.
Он рассчитывал – он надеялся – больше никогда не видеть Лотара Деларея. А теперь Лотар стоял перед Фьюри, высокий, смертельно опасный, с головой, горящей в лунном свете, как бакен, и в его глазах леопарда блестел топазовый огонь.
– Быстро? – переспросил Лотар. – Что значит быстро? Прошло много недель, старина. На подготовку потребовалось больше времени, чем я ожидал. – И Лотар сурово спросил: – Ты уже отвез в Виндхук партию алмазов?
– Нет, еще нет.
Фьюри осекся и молча выбранил себя за то, что не отрезал себе возможный путь к отступлению. Надо было сказать: «Да! Отвез на прошлой неделе». Но теперь уже ничего нельзя было поделать. Он понурил голову и сосредоточился на том, чтобы застегнуть все пуговицы на брюках. Несколько необдуманных слов могли стоить ему пожизненного заключения, и он испугался.
– Когда будет доставка?
Лотар сунул ствол «маузера» под подбородок Фьюри и приподнял ему голову, чтобы свет падал на лицо. Он хотел видеть глаза этого человека, поскольку не доверял ему.
– Доставку отложили. Не знаю, на сколько. Говорят, будто собираются отправлять большую партию камней.
– Почему? – негромко спросил Лотар, и Фьюри пожал плечами.
– Я только слышал, что партия будет большой.
– Как я тебя и предупреждал, они собираются закрыть шахту. – Лотар внимательно наблюдал за лицом шофера. Он чувствовал, что этот человек дрогнул. Надо его подстрекнуть. – Последняя доставка, а потом ты станешь безработным, как те бедняги, что едут в твоих грузовиках.
Фьюри мрачно кивнул.
– Да, их уволили.
– Следующим будешь ты, старина. А у тебя, помнится, хорошая семья, и ты ее любишь. Денег, чтобы кормить детей, одевать их – не будет, не найдется даже нескольких фунтов, чтобы заплатить маленькой девочке за ее хитрые штучки.
– Послушай, зачем ты так…
– Сделай, как мы договаривались, и у тебя будет столько маленьких девочек, сколько захочешь, и так, как захочешь.
– Не говори так, приятель. Это грязь.
– Ты помнишь наш уговор? Знаешь, что нужно сделать, как только тебе скажут, что будет доставка?
Фьюри кивнул, но Лотар настойчиво сказал:
– Расскажи. Повтори.
Он выслушал неохотный пересказ своих указаний, кое-где поправляя, и наконец довольно улыбнулся.
– Не подведи, старина. Я не люблю разочаровываться.
Он наклонился к Фьюри, посмотрел ему в глаза, потом вдруг повернулся и исчез во тьме.
Фьюри, дрожа и спотыкаясь, как пьяный, побрел по ущелью к лагерю. Он был почти на месте, когда вспомнил, что девушка забрала деньги, а свою часть сделки не выполнила. Фьюри мрачно задумался, сумеет ли уговорить ее в следующем лагере, потом решил, что шансы не очень велики. Но почему-то сейчас это уже не казалось таким важным. Лед, который проник в его кровь от слов Лотара Деларея, дошел и до паха.
* * *Они ехали по открытому лесу под холмами, беззаботные и веселые, в предвкушении следующих нескольких дней.
Шаса ехал на Пресвитере Иоанне, под коленом у него висел семимиллиметровый спортивный «манлихер» в кожаной кобуре. Прекрасное оружие: приклад и рукоять из каштана, вороненая сталь с гравировкой из серебра и чистого золота – искусно изображенные сцены охоты и написанное драгоценными металлами имя Шасы. Ружье подарил ему на четырнадцатый день рождения дед.
Сантэн сидела на великолепной сероватого оттенка кобыле. Шкура в кружевных полосках на плечах и крупе, морда, грива и круги возле глаз тоже черные – в ослепительном контрасте с белой кожей наездницы. Сантэн назвала ее Нюаж – Облако, в память о жеребце, которого подарил ей отец, когда она была еще девочкой.
На Сантэн была шляпа австралийских скотоводов с широкими полями, жилет из шкуры куду поверх платья, на шее – свободно повязанный желтый шелковый шарф. Глаза ее сверкали.
– О, Шаса, я чувствую себя школьницей, которую отпустили поиграть в хоккей. У нас впереди целых два дня!
– Давай наперегонки до ручья! – предложил Шаса, но Пресвитер Иоанн не мог соперничать с Нюаж, и, когда он добрался до ручья, Сантэн уже спешилась и держала голову лошади, не давая ей слишком много пить.
Они снова сели верхом и направились в глубину дикой Калахари. Чем дальше они отъезжали от шахты, тем меньше чувствовалось вторжение людей, а дикая природа становилась все более разнообразной и бестревожной.
Сантэн учили жить в этой первозданной дикости лучшие в мире наставники – бушмены из племени сан, и она не утратила ничего из своих умений. Ее интересовала не только крупная дичь. Сантэн показала сыну пару необычных лис с ушами, как у летучих мышей. Сам Шаса их не заметил бы. В редкой серебристой траве они охотились на кузнечиков: навострив огромные уши, молча, ползком подкрадывались и наконец героически бросались на грозную добычу. Когда лошади проходили мимо, лисы прижали уши и сами прижались к земле.
Всадники спугнули желтого песчаного кота, сидевшего у норы муравьеда, и тот удрал с такой поспешностью, что влетел в липкую желтую сеть огромного, как краб, паука. Комичные попытки кота на бегу обеими лапами стереть паутину с морды заставили Сантэн и Шасу согнуться от хохота.
В полдень они заметили стадо изящных антилоп, цепочкой прошедших на горизонте. Антилопы высоко держали головы, а их прямые тонкие длинные рога издали казались прямым рогом единорога. Мираж превратил их в необычных длинноногих чудовищ, а потом и вовсе поглотил.
Когда закатное солнце расписало пустыню тенями и сочными красками, Сантэн увидела еще одно небольшое стадо антилоп и указала Шасе на молодого упитанного самца.
– До лагеря всего полмили, а нам нужен обед.
Шаса охотно достал из кобуры «манлихер».
– Осторожно! – предупредила мать. Ее слегка встревожило то, что он так радуется возможности поохотиться.
Держась позади, она смотрела, как сын спешивается. Прячась за Пресвитером Иоанном, Шаса начал сбоку приближаться к стаду.
Пресвитер Иоанн понимал свою роль. Он держался между Шасой и добычей, даже останавливался и начинал пастись, когда антилопы тревожились, и снова начинал приближаться, когда они успокаивались.
В двухстах шагах Шаса присел, уперся локтями в колени, и Сантэн с облегчением увидела, что сразу после выстрела самец упал. Однажды она видела, как Лотар Деларей одним выстрелом уложил изящную газель. И это воспоминание до сих преследовало ее.
Подъехав, она увидела, что пуля попала в антилопу сразу за плечом и пробила сердце. Она критически наблюдала, как Шаса свежует добычу – этому его учил сэр Гарри.
– Оставь внутренности, – сказала она. – Слуги любят требуху.
Он сложил все во влажную шкуру, взвалил тушу на спину Пресвитера Иоанна и привязал за седлом.
Лагерь был у подножия холмов, у источника воды. Накануне Сантэн отправила сюда трех слуг с вьючными лошадьми, и теперь охотников уже ждал удобный и безопасный лагерь.
Обедали кебабом из печени, почек и сердца, приправленным белым жиром из брюха антилопы.
Потом долго сидели у костра, пили кофе, отдающий древесным дымом, негромко разговаривали и наблюдали, как встает луна.
На рассвете они поехали дальше, закутавшись от холода в овчинные куртки. Не проехали и мили, как Сантэн остановила Нюаж и, наклонившись в седле, стала осматривать землю.
– В чем дело, мама?
Шаса всегда был очень чувствителен к оттенкам настроения матери и теперь заметил, что она очень взволнована.
– Подойди скорей, chеri. – Она показала на следы в мягкой почве. – Что ты об этом скажешь?
Шаса свесился с седла и всмотрелся в след.
– Люди? – Он удивился. – Такие маленькие? Дети? – Он взглянул на Сантэн, и ее сияющее лицо подсказало ему ответ. – Бушмены! – воскликнул он. – Дикие бушмены!
– О да, – рассмеялась Сантэн. – Двое охотников. Охотятся на жирафа. Смотри! Их следы накладываются на следы добычи.
– Давай пойдем за ними? Давай?
Шаса разволновался не меньше матери.
Сантэн согласилась.
– След давностью в один день. Мы их догоним, если поторопимся.
Сантэн двигалась по следу, Шаса – за ней, стараясь не затоптать отпечатки. Он никогда не видел ее за такой работой. Трудные места, где даже его острые глаза ничего не могли заметить, она преодолевала быстрым шагом.
– Смотри, бушменская зубочистка.
Она показала на свежую ветку, конец которой был разжеван в щеточку; ветка лежала прямо на следе.
– А здесь они впервые увидели жирафа.
– Откуда ты знаешь?
– Они натянули луки. Вот следы упора.
Маленькие люди прижимали концы луков к земле, чтобы натянуть их.
– Смотри, Шаса, тут они начали подкрадываться.
Он не видел никаких изменений в следе и так и сказал.
– Шаги укоротились, идут украдкой, на цыпочках, – объяснила она и еще через сто шагов добавила: – Здесь они легли на живот и поползли, как змеи. Здесь поднялись на колени и выпустили стрелы, а потом вскочили, чтобы посмотреть, попали ли. – Через двадцать шагов Сантэн воскликнула: – Смотри, как близко они подобрались к добыче! Вот здесь жираф почувствовал укол стрелы и поскакал галопом; видишь, охотники побежали за ним, ожидая, когда подействует яд.
Они скакали вдоль линии преследования, пока Сантэн не поднялась в стременах и не показала вперед.
– Стервятники!
Впереди, в четырех-пяти милях от них, в голубом небе чернело множество точек. Облако этих точек медленным водоворотом крутилось высоко над землей.
– Теперь помедленней, chеri, – предостерегла Сантэн. – Если мы их испугаем и они запаникуют, это может быть опасно.
Пустив лошадей шагом, они медленно приближались к месту убийства.
Огромная туша жирафа, частично освежеванная и разделанная, лежала на боку. У соседнего куста было сооружено грубое убежище от солнца, а куст увешан полосками мяса и лентами внутренностей, которые сушились на солнце. Ветви сгибались под их тяжестью.
Все пространство было истоптано маленькими ногами.
– Они привели женщин и детей, чтобы помогли разделать и унести добычу, – сказала Сантэн.
– Фу! Ужасно воняет! – наморщил нос Шаса. – А где же они?
– Прячутся, – ответила Сантэн. – Они увидели нас, наверно, за пять миль.
Она поднялась в стременах, сняла широкополую шляпу, чтобы яснее видно было лицо, и позвала на странном гортанном, щелкающем языке, медленно поворачиваясь и при каждом повороте повторяя свои слова, обращаясь к молчаливой, мрачной окружавшей их пустыне.
– Жутко. – Шаса невольно вздрогнул на ярком солнце. – Ты уверена, что они еще здесь?
– Они наблюдают за нами. И не торопятся.
Тут как из-под земли, так близко, что жеребец отступил и нервно закивал головой, возник человек в набедренной повязке из звериной шкуры. Он был маленьким, но с прекрасной фигурой, с изящными конечностями, созданными для бега. На груди выделялись жесткие мышцы; на обнаженном животе они слегка подрагивали, как рябит под ветром прибрежный песок.