– Ну ты, блин, Щелкунчик, даешь!
У Петренко отлегло от сердца. Проблема решилась просто.
– Я на тебя не в обиде. Значит, это твоя судьба. Я же женюсь на деньгах. Кстати, моя избранница очень мила. Ты увидишь.
Марина, узнав от Сергея содержание его разговора с Переваловым, была рада.
– Значит, у вас все нормально? Вот и славненько! Честно сказать, я очень переживала, что из-за меня у вас могут возникнуть проблемы. Но если их нет, пора подумать о свадьбе!
Все было настолько неправдоподобно хорошо, что Петренко отказывался верить. Он ожидал подвоха.
– Марина! Я хочу знать…
– Что, милый?
– Я не милый, я – Щелкунчик! Вот как меня назвал Альберт. И он прав! Скажи честно, что ты во мне нашла?
– Понимаешь… – Марина замялась. – Знаешь, мы в детстве любили устраивать всякие розыгрыши. Берешь яркий фантик, сворачиваешь его в форме конфеты и даришь какому-нибудь простаку. Тот радуется, раскрывает ее, а внутри – пустота. Так и Альберт – яркая упаковка, фантик, розыгрыш! А ты… Ты – настоящий! Кроме того, я люблю тебя, Щелкунчик!
Так, с легкой руки Перевалова, к Сергею прилипло это сказочное прозвище. Но Петренко не обижался. Он считал себя счастливейшим из смертных и совсем не комплексовал по поводу своей неблестящей внешности. Ему, как и деревянному персонажу из сказки, здорово повезло. Его беспокоило только одно. Все счастливые сказки заканчивались одинаково. Зло наказывалось, добро побеждало, влюбленные соединялись, чтобы быть вместе навек! Но жизнь – не сказка. Жизнь требует продолжения. И каким будет оно, это продолжение, было не ведомо никому. В том числе и Сергею Петренко…
– Сергей – замечательный! Любящий муж. Отличный семьянин. К сожалению, мы не успели завести ребенка. Но, думаю, у нас все впереди…
У Петренко глухо заныло сердце. Марина, такая близкая и вместе с тем страшно далекая, стояла на свидетельском месте. Она так блестяще охарактеризовала своего супруга, что дополнительных вопросов у присутствующих почти не возникло. Кроме одного. Его и озвучил старый народный заседатель. Щурясь, как на ярком солнце, он надел сначала одни очки, затем вторые. Потом снял и те и другие, засунул их в футляр.
– Скажите, свидетельница, – голос его дребезжал как расстроенный патефон, – вы это… действительно того… любите подсудимого?
Вопрос был настолько бестактным, что молоденькая секретарь, ведущая протокол, прыснула в кулачок, а Фрик недоуменно воззрилась на дедушку, не зная, как реагировать на старческие заскоки. Марина ничуть не смутилась.
– Люблю! – сказала она. В ее голосе слышался вызов.
– Еще вопросы? – поспешила судья.
– У меня, ваша честь! – вылезла Елизавета. – Вы любите собак?
– Господи, да вы сговорились, что ли! – в сердцах обронила Фрик. – Любит ли она подсудимого, любит ли собак…
– Ваша честь, мои вопросы – не праздное любопытство. Вещественными доказательствами по делу является собачья шерсть, обнаруженная на оружии и в машине…
– Ну хорошо, хорошо. Продолжайте! Только давайте поближе к делу, а то любит – не любит…
– Поставлю вопрос по-другому. Вы держите двух собак?
– Нет. Только одну. Боксера.
– А как же ротвейлер? В протоколе вашего допроса на следствии речь идет вроде бы о двух собаках.
– Возможно, это неточность. На самом деле, у нас с Сергеем был ротвейлер. Но он погиб от энтерита за два месяца до ареста. Мы были очень расстроены. А вторую собачку, боксера-девочку, мне подарил директор Сережиного агентства Полич. Это было уже после ареста. Он такой славный человек. Хотел помочь…
– Понятно. У меня нет вопросов.
– Может, я что-то не так сказала? – всполошилась Марина. – Я не придавала значения. Две собаки, одна собака…
– Нет-нет. Все ясно.
– Вы удовлетворили свое любопытство, адвокат? – осведомилась судья. – Можно отпускать свидетеля?
– Конечно.
Марина вздохнула и заняла место в зале судебного заседания. Поближе к решетке.
В кабинет главного редактора газеты «Вечерний Урал» без стука вошла эффектная женщина. Несмотря на то, что ее годы, очевидно, уже давно перешагнули роковую для женщины сороковую отметку, выглядела она очень даже неплохо. Хрупкая, энергичная, ухоженная, она не была похожа на деловую женщину, скорее, на любимую жену преуспевающего мужчины. Со вкусом подобранная одежда и обувь, безусловно, из дорогих магазинов, умело нанесенная косметика и свежий маникюр – словом, все то, обладательница чего уже имеет право называться дамой.
– Вероника Алексеевна! – подскочил на месте тощий и бледный главный редактор. – Какими судьбами?
Вероника Дубровская грациозно опустилась в кресло и выдержала достойную паузу. Затем вытащила из сумочки свернутый номер «Вечернего Урала» и, ткнув в него изящным наманикюренным ноготком, произнесла:
– Ты давно знаешь нашу семью, Владислав. Скажи, есть ли у нас что-нибудь общее с беженцами с ближнего зарубежья?
– Э-э? – обалдел редактор. – Что общего?
– Да, да! Ты не ослышался, мой бывший друг. Я, по – твоему, похожа на бомжа?
– Вероника Алексеевна! Вы выше всяких похвал. Я даже не смею…
Дубровская извлекла из сумочки тонкую дамскую сигарету и выжидающе уставилась на редактора. Мужчина так порывисто бросился к ней с зажигалкой, что, споткнувшись, чуть было не растянулся на полу.
– А дочь моя, Елизавета, она, позволь спросить, чем вам не угодила?
– Лиза?! Замечательная девушка! Редкая красавица! – тараторил главный редактор, не понимая, куда клонит его утренняя посетительница.
– Если так считаете, то какого, извините, черта вы позволяете печатать всякую чушь?
– А-а! – осенило Владислава Игоревича. – У вас претензии к напечатанному? Сейчас разберемся. Какая рубрика?
– Криминальная хроника.
У редактора засвербило в носу. Так и есть! Опять эта Виолетта. Поручая ей вести рубрику криминальной хроники, Владислав Игоревич заранее предчувствовал грядущие неприятности. Милая девушка с романтичными кудряшками на голове в действительности оказалась особой вздорной и напористой. На дух не перенося милицейские сводки, она потребовала для себя рубрику «Светская жизнь, мода и дизайн». Редактор только закатывал глаза и с пеной у рта доказывал бестолковой журналистке, что никакой светской жизни в их индустриально-вонючем мегаполисе просто быть не может. Перестрелки, разборки и прочие чудеса большого города происходили у них не в пример чаще, чем презентации, светские рауты и губернаторские приемы. Но когда стервоза притащила свой первый материал, у Владислава Игоревича голова пошла кругом. У него всерьез возникли опасения, не является ли его журналисточка внебрачной дочерью губернатора либо третьей женой известного преступного авторитета.
После этого обе стороны пошли на компромисс. Редактор позволил Виолетте по выходным печататься в рубрике «Светская жизнь», ну а Виолетта снизошла до криминальной хроники. Правда, все кто читал ее опусы, надолго впадали в состояние прострации. Вершиной ее творчества на ниве криминала стала заметка в газете, повествующая о том, как во время распития самогона на крыше граждане Ф. и К. поссорились, в результате чего Ф. засунул К. в анальное отверстие бутылку из-под вина. Сей прискорбный случай был лихо расписан Виолеттой. Она не пожалела времени и сил, описывая достоинства вина «Меdok» от «Barton, Guestier», бутылка из-под которого была использована незадачливыми Ф. и К. На следующий день бедный редактор топтал ковер у областного прокурора, извиняясь и оправдываясь. Служитель закона усмотрел в этом творении Скороходовой «глумление над моралью и светлой памятью ушедшего в мир иной К.».
Сейчас же Владислав Игоревич чувствовал себя бодрее, но решил прояснить ситуацию до конца.
– Верочка, – связался он по селектору с секретаршей. – Виолетту сюда. Живо!
Через несколько минут в кабинете материализовалось создание женского пола с волосами-кудряшками. Стрельнув глазами в сторону редактора и расфуфыренной дамы, оно произнесло:
– Что звали?
Владислав Игоревич, щелкнув пальцами, изобразил нечто подобное: «Вот, пожалуйте-с! Ваша жертва! Кушать подано!»
Вероника Алексеевна вытащила из сумочки алый платок и, взмахнув им в воздухе, подобно фокуснику, покрыла им беспорядок на редакторском столе.
– Что скажете?
Виолетта вопросительно взглянула на редактора. Но шеф, наблюдая за чудачествами Дубровской, только пожал плечами.
– Ну, не знаю… Косынка какая-то, красная.
– Косынка! Да это же «Гуччи». 250 долларов – цена. А вы пишете – пионерский галстук!
Дубровская кинула редактору номер «Вечернего Урала», и Владислав Игоревич уткнулся в статью, помеченную жирным восклицательным знаком.
– Черный низ – белый верх! Это же классика! Контрастные цвета, четкие силуэты, простые линии… Неувядающий деловой стиль, оживляющая нотка которого – алый шейный платок. Дань женственности, если хотите!
– А что вы от меня хотите? – удивилась Виолетта.
– Опровержения! Реабилитации! – воскликнула странная посетительница.
Главный редактор уже пробежал глазами газетную галиматью и теперь озабоченно хмурил брови. «Valentino», «Christian Dior»… Опять Скороходова взялась за старое.
– Вероника Алексеевна! Мне все понятно. Но позвольте все-таки внести ясность. Пострадавшая – ваша дочь. Поэтому мы в ближайшее время пригласим ее к нам и решим с ней все вопросы. Вы согласны?
– Хорошо, – милостиво согласилась Дубровская. – Надеюсь, вы понимаете всю опасность подобных опусов. Вы ставите под удар деловую репутацию моей дочери!
– Конечно, конечно, – поспешил заверить ее главный редактор. – Разберемся. Виновных накажем. Может, даже уволим!
Вероника Алексеевна удалилась с чувством выполненного долга. Виолетта осталась. Виновато опустив глаза, она нерешительно молвила:
– Станислав Игоревич! Насчет увольнения, это вы серьезно?
Шеф неожиданно рассмеялся:
– Что, испугалась? Это тебе урок! Я с тобой еще поговорю. Но увольнять не буду, не бойся. Это я так, для красного словца, сказал. Думаю, и без опровержения обойдемся. Конечно, был бы жив Герман Дубровский – вы бы так легко не отделались. Мощный был мужик! Власть имел, перспективы. А семья его… Дурь барская осталась, да что толку! Девчонку мы, конечно, пригласим. Разберешься с ней, как полагается. А ты – не промах! Надо отдать должное, акценты расставляешь правильно. Про Савицкую вон как здорово написала! Надеюсь, ей понравилось.
Виолетта, конечно, была рада, что все так легко разрешилось. Но ей было почему-то жаль яркую, но беспомощную в своем одиночестве Веронику Дубровскую.
В судебное заседание явился бывший охранник погибшего бизнесмена Коровин. Допрос начал представитель государственного обвинения.
– Ваше место работы?
– Объединение «Кокос», работаю охранником.
– Кто-либо из подсудимых вам знаком?
– Видел обоих. Это охранники из «Мухи».
– Имеются с ними дружеские, приятельские отношения?
– Нет, конечно.
– Скажите, что вам известно о событиях 27 августа 20… года.
– Мой бывший босс в компании знакомых отдыхал в ресторане «Кактус».
– Отмечали что-то конкретное?
– Нет. Рядовой ужин в собственном ресторане. Там у него произошел конфликт.
– С кем конкретно?
– С тем подсудимым, который сидит слева.
– Перевалов, встаньте! Это он?
– Да. Он сильно выпил, вышел в холл ресторана и начал нецензурно выражаться.
– Чем он был недоволен?
– Всем на свете. Боюсь, я не смогу здесь повторить его выражения. Тут вышел Макаров и, как хозяин заведения, попросил его удалиться.
– Перевалов послушался?
– Как бы не так! Мы вдвоем с еще одним охранником еле выволокли его на улицу.
– Он что-то говорил Макарову?
– Да. Он сказал, что обязательно его убьет.
– С вашей точки зрения, это была реальная угроза?
– Во всяком случае, на шутку не было похоже.
– У меня вопросов нет.
– У защитника Перевалова есть вопросы?
– Нет.
– У защитника Петренко?
– Да, ваша честь!
– Задавайте!
– Вас допрашивали сразу после убийства Макарова?
– Много раз.
– Когда вы сообщили об этом конфликте следователю?
– Я сейчас не вспомню.
– Вы рассказали об этом почти через полгода после первого допроса. Верно?
– Кажется, да.
– Почему же вы вспомнили это так поздно?
– Ну… Я все же вспомнил, а это главное.
– Получается, вы не придали этому обстоятельству особого значения. Не так ли?
– Я просто забыл. Но когда вспомнил, сразу же позвонил следователю. В деле есть мое заявление.
– Все же непонятно! Конфликт происходит за три дня до убийства, а вы не помните! Что это за провалы в памяти? Вы можете объяснить?
– Снимаю вопрос! Свидетель вам уже на него ответил, – вмешалась судья.
– Больше нет вопросов, ваша честь!
– Нет! Ну как вам это нравится? – возмущалась Елизавета. – Он не помнит!
Был обеденный перерыв. Кроме Дьякова, Полича, Марины и самой Дубровской в холле второго этажа никого не было.
– А почему вы придаете этому такое значение? – поинтересовалась Марина. – Забыл человек, потом вспомнил. Где тут криминал?
– Криминала в этом, положим, нет! Но сомнения в его искренности возникают обоснованно! Представляете, убили его шефа. Событие, само собой, не рядовое. Не каждый же день совершаются подобные вещи. Весь город на ушах. По телевидению в этот же вечер дают экстренный репортаж с места событий, называют фамилии задержанных. Во всем охранном бизнесе города это новость номер один. Об этом говорят, спорят, делают предположения не один месяц. А что же Коровин? Он полгода чешет репу, прежде чем сообщает правоохранительным органам о происшествии в «Кактусе»! А ведь теперь на этом конфликте обвинение строит мотив убийства. Месть!
– А что, вы полагаете, был какой-то другой мотив преступления? – поинтересовался Полич.
– Я полагаю, что это типичное заказное убийство!
– Час от часу не легче! – вмешался Дьяков. – Моя прелесть, вы отдаете себе отчет в том, о чем толкуете? Месть, во всяком случае, не относится к отягчающим признакам 105-й статьи УК. Это объяснимое человеческое качество. Вы что, добиваетесь, чтобы нашим подзащитным еще и пункт «з» вменили, совершенное по найму? Вы не в себе, моя красавица!
– По-моему, Елизавета Германовна, вы здесь на самом деле не правы, – покосившись на Марину, сказал Полич. – Не надо усугублять положение наших друзей. Боюсь, что оно и без того серьезно.
У Марины задрожали губы.
– Простите! – она повернулась и зашагала по коридору. Плечи женщины вздрагивали. Полич кинулся за ней.
– Ох, молодо-зелено! – покачал головой Дьяков. – Во всем хорошо чувство меры, моя ласточка! Подумайте об этом на досуге!
Было уже четыре часа дня, время, когда каждый участник процесса начинает поминутно поглядывать на часы в предвкушении окончания трудного дня. Конвой торопится закончить все формальности до пяти часов: отправить подсудимых в следственный изолятор. Бабушка-заседатель нервничает: успеет ли она забрать внучку из детского сада. У дедули другая проблема: футбольный матч и домино во дворе. Благо, погода вон какая хорошая! Адвокат Дьяков разве что дырку на штанах не протер от нетерпения: пора бежать, его ждут еще другие клиенты. Чего там думает эта неисправимая трудоголичка Фрик?
Судья, наслаждаясь данной ей властью, изобразила нечто вроде добродушной улыбки. Все оживились. Прокурор положил бумаги в портфель и щелкнул замками. Савицкая тайком засунула ноги в туфли. Жмут невероятно. Ее соседка Каменецкая нащупала в сумочке помаду.
– На сегодня свидетелей больше не вызвано, – заявила Фрик. – Мы выполнили план работы. Но…
Она грозно взглянула на Дьякова, который уже принял низкий старт. Тот разом съежился и осел, как перестоявшее тесто.
– Но… Не будем терять времени. Обвинение, вы можете начинать исследовать ваши письменные доказательства.
По залу пронесся стон.
Чтение материалов дела, если смотреть со стороны, – невероятно занудная вещь. Документы, справки, протоколы, рапорта, написанные неразборчивым почерком, должны тщательно исследоваться в суде. Это длительная работа, которая по обыкновению занимает уйму времени: прочесть каждую страницу многотомного дела, найти ответы на возникшие вопросы. Разумеется, участники процесса должны проявлять активность, но о чем тут говорить, когда все чертовски устали.
Раздался звук какого-то падающего предмета. Это Савицкая сбросила туфли – капитулировала.
Прокурор, подавив зевоту, приступил к делу:
– Том первый, лист первый. Постановление о возбуждении уголовного дела…
Монотонный, жужжащий голос обвинителя навевал сон. Присутствующие погрузились в тревожную дрему.
– Том первый, лист шестидесятый. Протокол обыска от четвертого сентября. Так… Обыскивали квартиру Петренко. Понятые на месте. Чего нашли? М-м-м! Пятьдесят тысяч долларов! У участников процесса вопросов не возникло?
Савицкая просто вынуждена была вмешаться:
– У меня вопрос к Петренко.
– Встаньте, Петренко, – попросила судья.
– Спасибо. Откуда такая сумма?
– Мои сбережения.
– А откуда такие сбережения?
– Заработал.
– Напомните суду, кем вы работали?
– Охранником в «Мухе».
– И сколько же там платят, если не секрет?
– На жизнь хватает!
– А я бы так не сказала! Уважаемый суд! Пользуясь случаем, хочу заявить ходатайство. Прошу приобщить к материалам дела справку с места работы Петренко. Итак, в ней сказано, что заработная плата нашего подсудимого исчисляется четырьмя тысячами. В рублях, разумеется.
– Судебная коллегия приобщает справку к материалам дела. Возражений от участников процесса не последовало.
– Повторить вопрос, Петренко? Откуда такие деньги? Может, у вас есть дополнительный источник дохода? Так вы скажите. Ей-богу, не смущайтесь! А может, вам известен какой-то секрет экономии? Как можно жить на такую зарплату, да еще и делать столь значительные накопления. Побольше бы таких умельцев у нас в правительстве! Нам бы не был страшен никакой экономический кризис!