Шло время. Она не шевелилась. Не включала телевизор — воскресные передачи доконали бы ее. И уже не смотрела на иссохшую седую женщину, погребенную под толстыми одеялами. Жара казалась нестерпимой, и при виде этого укутанного полутрупа ей делалось не по себе.
За внешним спокойствием этой сцены скрывалась внутренняя борьба. Жанна пыталась отогнать назойливые воспоминания. Сожаления. Годы, проведенные с этой женщиной, которой после смерти Мари становилось все хуже и хуже. Ее поместили в клинику, когда Жанна поступила в институт. А потом — годы ритуальных воскресных визитов в разные лечебницы, изматывающих и бесполезных. И все же это была хоть какая-то веха. Какой-то полюс в ее жизни. Даже если каждый раз после этого она чувствовала себя еще более опустошенной, еще более потерянной…
Прошел час. Она решила, что отбыла свою повинность. Главное — сбежать отсюда до «ужина». Пять часов. Зрелище беззубых ртов, заглатывающих детскую кашку, напоминало ей полотна Брейгеля, где смех и ужас неразлучны и создают пугающий контраст. Пока, мама. Задержав дыхание, Жанна чмокнула мать. Подоткнула одеяла. И вот она за дверью. Гора с плеч.
Осталось последнее испытание.
Напротив лечебницы в открытом по воскресеньям баре, торгующем табачными изделиями, собирались все курильщики южного предместья. При виде очереди из помятых, неряшливых, дрожащих от нетерпения людей ей каждый раз становилось дурно. В глубине бара виднелись припавшие к стойке пьяницы. Они напоминали ей тараканов, мокриц, сороконожек, забившихся под камень.
А главное, неподалеку в закрытом газетном киоске была выставлена реклама порножурналов. «Хот-видео». «Пентхаус». «Вуайер»… Эти картинки были для Жанны последней каплей. Распластанная плоть, замаранная пылью и копотью. Жирные, бледные тела, призванные пробуждать столь же бледное желание.
Жанна нащупала ключи от машины. Девки с афиш пялились на нее, выставив напоказ свои тяжелые груди, лоснящиеся губы, толстые ляжки. Она открыла дверцу. Попыталась сесть в «твинго», не глядя на них. И не удержавшись, взглянула. Слишком поздно. Ей представилось, как рушились их мечты о славе — кино, телевидение, подиум, — прежде чем они оказались в этих журналах категории XXL. Как увядали их тела, вынашивая детей от случайных мужчин, как истлевали души под грузом несбывшихся надежд, подавленных печалей, горьких лет… Эти красотки на обложках олицетворяют Женщину. Сущность женской судьбы. Любить. Надеяться. Давать жизнь. Гнить. Чтобы в итоге угодить в такую вот лечебницу, когда впереди только смерть. Утратив разум и чувства.
Жанна захлопнула дверь. Сорвалась с места. Слезы вырвались наружу, словно крик или рвота. Она включила радио на полную громкость. Поискала частоту. Выбрала «На моем месте» Акселя Бауэра и Зази. Пронзительный, горький, печальный хит.
«Я не жду, чтобы ты оставалась прежней, я не жду, чтобы ты меня понимала…»
В Париже ей стало лучше. Сверкающие платаны. Прекрасные строения Османа. Здесь даже ее одиночество и тоска переживались иначе… На бульваре Распай Жанна вспомнила о мобильном. Во время визита в лечебницу она его отключила. Нажала на кнопку, дисплей загорелся. Один пропущенный звонок.
Но не от Феро.
От Франсуа Тэна.
Лучше, чем ничего.
Она прижала телефон к уху. Кожа была липкой от пота и слез.
— Жанна? Нам надо увидеться. Ты не представляешь, что я обнаружил. Между жертвами есть кое-что общее. Ты была права. Он выбирает их не наугад. Вовсе нет. У него есть план!
Жанна слышала сразу два голоса. Скороговорку Тэна и одновременно — слова отца Хоакина: «Это как мозаика, понимаете? Каждый кусочек привносит свою долю истины».
— Приезжай ко мне часам к десяти, — продолжал судья. — Улица Монсе, восемнадцать. Я пришлю тебе код эсэмэской. Сперва мне нужно кое-что забрать дома у Франчески Терча, третьей жертвы. Сама увидишь. Ты просто обалдеешь!
Жанна отключила связь. Она вдруг успокоилась. Словно оледенела. Остановилась на углу бульваров Распай и Монпарнас. Шесть часов. Она как раз успеет принять душ. Собраться. И поразмыслить, глядя, как наступает вечер.
Она будет готова, когда поедет к Тэну.
Она будет чиста, чтобы принять голую истину.
23
Улица Монсе расположена в верхней части Десятого округа. В половине десятого Жанна ехала вверх по улице Клиши. На углу с улицей Атен ее охватило дурное предчувствие. Сумерки сгустились. Откуда-то потянуло гарью. Под вой сирен мимо мчались пожарные машины. Не задумываясь она прошептала:
— Франсуа…
На углу улицы Милан ее опасения подтвердились. Ночная тьма действительно изменилась. Стала чернее и гуще. В воздухе витал запах разрушения. Движение было перекрыто. Жанне удалось свернуть на улицу Милан и кое-как припарковать машину. Она вытащила из сумки удостоверение и бросилась к улице Монсе — к счастью, на ней были джинсы и «конверсы».
У подъездов домов толпились местные жители. Водители выходили из машин, чтобы узнать, что происходит. Полицейские сдерживали толпу, а спецфургоны перекрывали улицу. Жанна бежала не останавливаясь. Показав удостоверение, она пересекла первую полосу ограждений. Пронеслась мимо пожарных машин. Преодолела второе ограждение и свернула на улицу Монсе.
Сердце у нее оборвалось. Языки пламени вырывались из окон последнего этажа здания в середине улицы. Наверняка дом восемнадцать. В панике она укрылась под аркой, с трудом преодолев приступ тошноты.
Переждав несколько секунд, двинулась дальше, задыхаясь от едкого дыма. Темнота сгустилась в черный туман. Плотный воздух прорезали оранжевые всполохи. Во мгле блеснули хромированные части автомобиля. У задка пожарной машины она различила чей-то силуэт. Попыталась окликнуть, но из горла не вырвалось ни звука. Она похлопала пожарного по плечу.
Ему не было и двадцати. Жанна снова показала свое удостоверение. В данных обстоятельствах это ничего не значило, но национальные цвета всегда внушают уважение. Она расследовала немало дел о поджогах и нашла нужный тон:
— Жанна Крулевска, судья.
— Судья?..
— Кто у вас начальник наряда?
— Майор Кормье.
— Где он?
Паренек заорал, силясь перекричать рев брандспойтов:
— Думаю, внутри.
— Жертвы есть?
Каждое слово обжигало ей горло. Пожарный пожал плечами:
— Неизвестно. Загорелось на последнем этаже.
— Это ведь дом восемнадцать?
— Ага.
— Всех эвакуировали?
Но он не знал. И тут взрыв сотряс всю улицу. Горящие обломки посыпались на мостовую. Осколки стекла крупным градом застучали по тротуару и крыше машины. Инстинктивно пригнувшись, Жанна вцепилась в пожарного.
— Не стойте здесь, мадам!
Жанна не ответила. Вытаращив глаза, она уставилась на утонувший в пламени фасад. Из выбитых окон вырывались клубы черного дыма. Огненные языки лизали рамы. Пожар толчками изрыгал тучи дыма, искр и обломков. Темная пелена заволокла последний этаж. Этаж Франсуа…
Жанна поискала взглядом спасшихся жильцов. Перепуганные, они столпились поодаль, у «скорой», где медики оказывали им первую помощь. Но Тэна там не было. В голове все спуталось. Как-то раз она заходила к нему домой. Он перестроил чердак и сделал квартиру двухуровневой. Его кабинет находился на галерее без окон, и туда можно было попасть только из квартиры. Что, если там его и застиг пожар? Пожарные никак не могут знать об этом закутке. Этаже внутри этажа…
Опустив глаза, она заметила страховку — канат, который связывал машины с пожарными бригадами. Оттолкнула новичка и, ступая вдоль каната, добралась до следующей машины. То и дело она попадала в лужи. Каждый вздох причинял ей боль. Под стенами дома восемнадцать пожарные все еще вели сражение с огнем. Бьющие из брандспойтов струи скрещивались в воздухе.
Жанна открыла дверцы машины. Нашла куртку, шлем, перчатки, сапоги. Не раздумывая переоделась. Сапоги и куртка болтались на ней, как на ребенке. Когда-то она проходила стажировку у парижских пожарных. Ей всегда хотелось иметь четкое представление о технической стороне дела. Кое-что она еще помнила, хотя и не все. Опустила щиток и пелерину шлема, но забыла, как он застегивается. Зато не забыла, как важно надеть респиратор. Головкой вниз закрепила на спине баллон со сжатым воздухом. Подключила его к шлему. Отрегулировала давление воздуха. И наконец надела пожарный пояс. Прицепила к нему багор, топор, огнетушитель. Теперь ее не отличить от других пожарных.
Никто не обратил на нее внимания, когда она бросилась к дому. Про себя она твердила: «Я рехнулась, рехнулась…». Потом ощущения заглушили внутренний голос. Кожаная куртка весила не меньше тонны. От кислорода пересохло во рту.
Повсюду было настоящее пекло. Она подняла глаза: по щитку стекала хлеставшая со всех сторон вода. Пламя охватило уже все этажи здания. Огненные столбы высотой в несколько метров вырывались из окон четвертого и пятого этажей, а водяные струи выглядели жалкими и бессильными.
Никто не обратил на нее внимания, когда она бросилась к дому. Про себя она твердила: «Я рехнулась, рехнулась…». Потом ощущения заглушили внутренний голос. Кожаная куртка весила не меньше тонны. От кислорода пересохло во рту.
Повсюду было настоящее пекло. Она подняла глаза: по щитку стекала хлеставшая со всех сторон вода. Пламя охватило уже все этажи здания. Огненные столбы высотой в несколько метров вырывались из окон четвертого и пятого этажей, а водяные струи выглядели жалкими и бессильными.
Она проникла в здание. Ни зги не видно. Но она шла вперед. Справа от нее смутно виднелись почтовые ящики. Страха она не чувствовала. В этом снаряжении она казалась себе неуязвимой. Жанна добралась до лестницы. Клубы густого, как асфальт, дыма проникали повсюду. Между лестничными пролетами завывал и потрескивал огонь. Натыкаясь на пожарных, она добралась до ступеней. Даже наружная стена раскалилась. Вздулась под напором воздуха.
Второй этаж.
Она окинула взглядом лестничную площадку. Темно, хоть глаз выколи. С верхних этажей падал горящий мусор, на мгновение прорезая искрами мглу. Она поднялась выше, ориентируясь по страховочному тросу и тянущимся вверх трубам.
Третий этаж.
Огня нигде не видно. Только темнота. От сжатого воздуха у нее онемели легкие. Она спотыкалась. Продвигалась ощупью. И все-таки шла вперед.
Четвертый этаж.
А вот и огонь. Потрескавшиеся двери. Дерево, изъеденное, обожженное, истерзанное пламенем. Ни одного пожарного. Ни страховки, ни труб уже не найти. Жанна нащупала перила и продолжила подъем. Теперь ступеньки казались ей ненадежными. Вот-вот провалятся. Надо поторапливаться, пока все не рухнуло.
Пятый этаж.
Три пылающих дверных проема. Здесь работали пожарные. В каждой из квартир по бригаде, борющейся с очагами пламени. Жанна обнаружила, что перил больше нет. Лестничная площадка обрывалась над пропастью.
Тэн жил еще выше. Жанна двинулась дальше по лестнице, и тут кругом вспыхнуло яркое пламя. Огненные языки со свистом взметнулись вверх. Жанна повернулась и шлепнулась оземь. Через секунду из квартиры слева от нее, уступая напору огненной стихии, выскочили пожарные. Один из них, отбиваясь от горящего мусора, попятился к обрыву.
Жанна не раздумывая вскочила и схватила его за рукав в тот самый миг, когда он потерял опору под ногами. Силы иссякли, но ей было достаточно, не отпуская рукав, повалиться на спину, чтобы, притянув пожарного к себе, не дать ему упасть. Оба рухнули на лестницу.
Изогнувшись, Жанна вцепилась в его куртку. Ноги пожарного все еще висели над пропастью. Ее кроссовки вязли в обугленном ковре и тлеющем паркете. Тут их обоих осветили лучи фонарей, и Жанна заметила знаки различия у него на куртке. Капитан. Или майор. К ним протянулись руки в перчатках. Дым рассекли сверкающие, как расплавленная ртуть, щитки.
Выбравшись из кучи, Жанна повернула обратно и на четвереньках преодолела последние ступеньки. И тут она, подобно самолету, который, поднявшись над тучами, летит к солнцу, угодила в самое пекло.
Шестой этаж.
Повсюду полыхал огонь. Вырываясь из паркета, он лизал стены и пожирал потолок. На Жанне загорелся шлем. Она сорвала его. Отшвырнула баллон. Навалилась на центральную дверь и, заслонив лицо, бросилась в дверной проем. Квартира Тэна превратилась в пылающие джунгли.
Она пробиралась вперед, прикрывая рукавом лицо и пытаясь вспомнить расположение комнат. Пересекла вестибюль. Гостиную залила огненная лавина. Поддавшись страху, Жанна отступила и упала навзничь.
Поднимаясь на ноги, она увидела его. На галерее Франсуа Тэн пытался выбраться из огня. Он был не один. Тэн боролся с карликом, который не давал ему вырваться. Она хотела закричать, но раскаленный воздух обжег горло, вынудив ее сжать губы.
В ужасе она вновь отступила. Прищурилась, чтобы лучше видеть происходящее. Противником Тэна был голый коротышка. Возможно, ребенок. Черный, со скрюченными руками. По взлохмаченным волосам пробегали языки пламени. Огромный череп с вытянутым затылком, как у инопланетянина из фантастического фильма. И похоже, он не чувствовал ожогов. Удерживал свою жертву в огне, точно фридайвер, который топит пловца, утягивая его на глубину.
Жанна подумала: «Хоакин», и тут чудовище обернулось к ней. Она окаменела. Уродливый подросток уставился на нее горящими глазами, словно не замечая огня, пожиравшего их с Тэном. Почерневшее лицо, будто иссушенное жаром, обрело обезьяноподобные черты наших пращуров.
Жанна протянула руку. В этот миг галерея с грохотом рухнула, поглотив обоих противников. Больше она ничего не видела. Только чувствовала, как ее тащат назад.
24
— Вы проснулись?
В дверях палаты стоял врач. В белом халате, руки в карманах. На груди приколот бейджик с фамилией. Отсюда не разглядеть. Он подошел к ее кровати. Широко улыбнулся. Открытое, добродушное лицо, очки в тяжелой роговой оправе.
— Как вы себя чувствуете?
Жанна попыталась ответить, но не смогла разлепить пересохшие губы. Она чувствовала себя опустошенной, как сдутая воздушная камера. Кожа, липкая от высохшего пота, которым она истекала, пока длился этот кошмар. Она поморгала. Предметы вокруг встали на свои места. Линолеум на полу. Металлическая тумбочка. Рядом пустая койка. Обычная больничная палата.
Наконец ей удалось выговорить:
— Нормально.
Эти три слога причинили ей боль. Ее голосовые связки словно обуглились.
— Вам невероятно повезло, — сказал врач.
Жанна решила, что он иронизирует. Она совсем не помнила, как ее спасли. Она потеряла сознание. Ее перевезли сюда. Солнце уже взошло. Вот и все.
— Вы только-только начали задыхаться, — добавил врач. — Даже не получили ожогов. Легкие очистятся сами собой. Мне сказали, что вы судья…
— Так и есть.
— Если когда-нибудь надумаете сменить профессию, из вас получится отличный пожарный.
— А Франсуа Тэн?
— Кто?
— Тот человек, которого я пыталась спасти в квартире.
Врач пальцем поправил оправу. Его лицо приняло скорбное выражение. Он нахмурился:
— Кажется, они ничего не смогли поделать.
Жанна даже не удивилась. Значит, все это ей не приснилось.
— Теперь вам надо подумать о себе, — продолжал доктор. — Те, кто чудом уцелел, просто обязаны себя беречь.
— Когда меня выпишут?
— Через пару дней. Мы вас понаблюдаем. — Он похлопал себя по груди: — Посмотрим, как поведут себя ваши легкие.
Жанна не ответила. Врач прокомментировал ее молчание:
— И не вздумайте сбежать. Судья, которой не терпится вернуться к работе, — это хорошо в кино. Поверьте, два-три дня постельного режима вам не повредят. Вы сейчас не в лучшей форме. Давление понижено. Вы явно недоедаете. К тому же, похоже, горстями поглощаете антидепрессанты.
— Это преступление?
Ее враждебный тон заставил врача улыбнуться:
— Только если вы не воспользуетесь своим пребыванием в больнице.
— Который час?
— Девять утра.
— А день?
— Девятое июня, понедельник.
— Где мы?
— В детской больнице Неккера.
Он опять потянулся к своим очкам. И снова улыбнулся:
— Больше нигде не было места. Вы в отделении эндокринологии.
Жанна опустила глаза. К ее правой руке была подсоединена капельница. Другая трубочка тянулась к лицу. Видимо, в ноздрю ей ввели кислородную канюлю.
Врач подошел к окну и слегка приоткрыл жалюзи. У нее есть право на свет. Улыбчивый доктор попрощался с ней и обещал заглянуть после обеда.
Оставшись одна, она сорвала с себя трубки, соскочила с кровати и стала выдвигать металлические ящики. В третьем она нашла свои вещи, почерневшие от сажи. Ощупала карманы. Отыскала мобильный. Вспомнила, что ее тачка и сумка так и остались на улице Милан.
Нажала кнопку, чтобы набрать номер.
— Райшенбах? Это Крулевска.
— Как ты там? Мне сказали, что…
— Нормально. Я не пострадала.
— Черт… Не знаю, что и сказать.
— Я тоже, — прошептала Жанна. — Бред какой-то. Это…
Она замолчала. Полицейский в ответ тоже промолчал. Они поняли друг друга без слов. Лучше забыть о патетике и подумать о следствии. Разберемся, сказала она себе.
— Что там у нас по пожару?
Говорить было трудно. Должно быть, дым обжег ей слизистые.
— Официально пока ничего.
— Но?
— Эксперты говорят о поджогах. Но письменных отчетов у меня пока нет.
— А есть шанс, что убить хотели не Тэна?
— Честно говоря, вряд ли. Пожар начался на его этаже.
— О'кей, — сказала она. — Надо проверить все его текущие дела. И кто из тех, кого он посадил, недавно откинулся. Ты уже этим занимаешься?
— Сейчас девять утра. И я даже не уверен, что это дело поручат мне. Или вообще кому-то с набережной Орфевр![32]