— Откуда ему стало известно, что Нелли работала с этим образцом?
— Я пока не знаю. Думаю, Нелли и Хоакин были знакомы. Он ведь участвует сразу в нескольких южноамериканских гуманитарных ассоциациях. Они встретились. Она знала, что он родился на северо-востоке Аргентины, и, вероятно, упомянула об этом в разговоре — может быть, мимоходом. Но эта осведомленность стоила ей жизни.
— Мы отследили все телефонные номера, по которым она звонила, и все электронные адреса, по которым писала.
— Наверное, она общалась с ним как-то иначе. Не по телефону и не по почте, а вживую. Хоакин почуял опасность. Пришел и навел порядок.
— А зачем ему было убивать Марион Кантело?
— Понятия не имею. Но между Хоакином и Центром для умственно отсталых детей явно существует связь. От Марион тоже исходила какая-то угроза его тайне, я в этом уверена.
— А Франческа Терча?
— Ну, с ней все ясно. От Де Альмейды она получила череп. Очевидно, он принадлежал одному из предков лесного народа. Вспомни: на нем были следы деформаций. Возможно, это как раз обезьяньи черты, характерные для древнего вида гоминид. Франсуа Тэн все это понял.
— Ну да, он прямо гений, — скептически протянул Райшенбах.
— Да нет, его заслуги в том не было. Он же видел скульптуру.
— Какую скульптуру?
— Реконструкцию, которую Франческа сделала на основе черепа. И вот тут я допустила ошибку. Я решила, что ее изваяния — плод творческих исканий самой скульпторши. На самом деле она просто занималась антропологической реконструкцией по ископаемым черепам. То есть трудилась в духе мастерской Вьотти. Только работала дома, в глубокой тайне, поскольку понимала, что речь идет о настоящей сенсации. Когда я пыталась спасти Франсуа из огня, я видела скульптуру — он утащил ее из мастерской Франчески. Она уже горела, но я успела заметить, что это было изображение невысокого обезьяноподобного человека.
— Тот же вопрос — ты уж извини. Откуда Хоакин узнал, чем занимается Франческа?
— Они были знакомы. По Аргентине.
— Аргентина велика.
— Но в Париже не так уж много аргентинцев.
Они помолчали.
— Значит, так, — после недолгого размышления подвел итог Райшенбах. — Что мы имеем? Три убийства с элементами каннибализма и психа, который принимает себя за доисторического человека. Мотив — капля крови и череп?
— Не просто крови. И не просто череп. Это улики. И они указывают на существование народа, генетически связанного с кланом древнейшего происхождения. Например, череп. Он наверняка должен напоминать кроманьонский. Такие черепа известны. Их находили — не то на Ближнем Востоке, не то в Европе.
— Вот такой?
Жанна окаменела. Ей на кровать плюхнулся череп. А за спиной звучал голос. В ее номере.
Секунду или две она рассматривала страшный подарок, не в силах отвести взгляд от пустых черных глазниц. Кость казалась неестественно белой, словно это была не кость, а пластмасса. Муляж?
— Жанна, ты здесь?
Она не отвечала. Медленно, очень медленно, поворачивалась на голос.
— Жанна?!
— Я тебе перезвоню, — пробормотала она.
В дверном проеме стоял Антуан Феро. Мокрый. Взъерошенный. В рваной одежде. Но для мертвеца он выглядел более чем сносно.
64
Снова бушевала гроза.
Серый сумрак за окном озаряли всполохи молний, на долю секунды превращая свет в тьму, а тьму — в свет.
Как негатив реальности…
Жанна не успела раскрыть рта, как Антуан Феро заговорил. Она мгновенно узнала бархатный тембр голоса, знакомый по записи. Сколько в нем обаяния, мягкости, доброты… Ей даже как будто стало теплее.
Психиатр обрушил на нее град вопросов. Он хотел знать, зачем она приехала сюда, в Гватемалу. А до того — в Никарагуа.
Значит, Феро все известно.
Но в то же время ему не известно ничего.
Она решила перейти в наступление:
— Вы что, за мной следили?
— А не наоборот? — улыбнулся он.
— Я за вами не следила.
— Ну конечно. Я знаю, что вы ищете. Не знаю только одного — как вас угораздило влезть в это осиное гнездо. В мое осиное гнездо. Даже при том, что вы — следственный судья. Видите, мне и это известно.
Время уловок, вранья и лицемерия миновало.
— Может, спустимся, выпьем чаю? — предложила она.
Несколько минут спустя они сидели на застекленной веранде и смотрели, как дождь колотит по поверхности гостиничного бассейна. Покрепче обхватив ладонями чашку, Жанна приняла решение. Она расскажет ему все. Всю историю целиком. Без умолчаний и обмана. Просто вывалит на него все как есть. Начиная с прослушки его кабинета и заканчивая добыванием из могилы личного дневника Пьера Робержа. «Взбаламучу весь ад…»
В заключение она добавила: парижского убийцу зовут Хоакин Палин. Он приемный сын Альфонсо Палина, адмирала, служившего кровавой аргентинской диктатуре. Он совершил три убийства в Париже и одно в Манагуа, оберегая свою тайну — существование в сердце аргентинского леса потомков первобытного племени.
Она говорила почти час, и Антуан Феро ни разу ее не перебил. К своему чаю он так и не притронулся. Его, казалось, ничуть не шокировало признание Жанны в установлении жучков в его кабинете — пошлая «постельная история», — как не напугала и ее решимость. Она, со своей стороны, снова вглядывалась в лицо, так поразившее ее на выставке венской живописи. Тонкие правильные черты, так чудесно соответствующие мягкому голосу и обходительным манерам. Единственным, что ее смущало, оставалась некоторая вялость выражения, которая никак не вязалась с силой воли, необходимой для подобного дела.
— Ну а вы? — спросила она наконец.
Психиатр начал свой рассказ. Он говорил уверенным и нейтральным тоном, словно излагал историю болезни пациента.
— Мы с вами, Жанна, вели одно и то же расследование. Только мне не хватало ваших талантов и вашего опыта. Зато я располагал информацией, которой у вас не было. Полученной лично от отца. Во-первых, имена. Альфонсо и Хоакин Палины. Их аргентинский период — ну, во всяком случае, его часть. Я знал, что после трагедии, разыгравшейся в доме Гарсия, Хоакин бежал из казармы в Кампо-Алегре и укрылся в лесу. Правда, Палин никогда ни словом не упоминал ни про какой народ, населяющий Лес мертвецов. По-моему, он просто не в курсе. Зато преступные наклонности приемного сыночка его явно восхищают. Он ведь по-своему тоже серийный убийца. Отец, сын и Дух Зла.
— Кроме того, я знал, что Хоакин собирается в Никарагуа. По словам отца, он хотел разыскать там некоего Эдуардо Мансарену.
— Когда вам стала очевидна преступная сущность Хоакина?
— Во-первых, об этом еще в пятницу меня предупредил отец. Затем на сайте «Журналь дю диманш» появилась первая статья об убийстве Франчески. Я понял, что Альфонсо говорил правду. Его сын перешел к активным действиям. Связаться с ним я не мог — он не оставил мне координат. Зато я нашел в Манагуа координаты Мансарены. Дозвониться до него не удалось, и тогда я решил предпринять более рискованный шаг. Вечером отправился к Франческе Терча. В мастерскую. На поиски улик.
— В котором часу?
— Около десяти.
— Вы должны были столкнуться там с Франсуа Тэном.
— Нашел я только череп. В понедельник утром купил билет до Никарагуа. Торопился лично предупредить Мансарену.
— Я проверила все отели в Манагуа. Человек по фамилии Феро не регистрировался ни в одном из них.
— Я предпочел небольшой пансион. И записался под другим именем. Мера предосторожности… Да у меня даже паспорт не спросили! Расплачивался наличными.
— Как же вы вели расследование? Вы говорите по-испански?
— Не очень хорошо. Я искал Мансарену. Безрезультатно. Я же не профессиональный сыщик. Встречался кое с кем из городских психиатров. Заходил в специализированные центры. Пытался найти следы подростка, который когда-то проходил курс лечения от аутизма. Я ведь не знал, что ни Палин, ни Хоакин никогда не бывали в Никарагуа.
— Откуда вам стало известно, что я в Манагуа?
— Случайность. Я помнил о том, что Хоакин одержим кровью. Представил себе места, которые могли бы его заинтересовать. В их числе были и донорские пункты. Только тогда обнаружилось, что глава «Плазма Инк.» — не кто иной, как Эдуардо Мансарена. В среду я туда отправился. И чуть не столкнулся с вами — вы как раз выходили из центра с сердитым видом. Мне показалось, что у меня галлюцинации. Вы ведь были для меня просто восхитительной, хоть и немного растерянной, молодой женщиной, с которой я неделю назад познакомился на выставке.
Жанна отметила про себя слова «молодая» и «восхитительная». И запрятала их в ларчик с сокровищами. «Немного растерянную» она предпочла временно забыть.
— Я пошел за вами, — продолжил Феро. — Ждал возле виллы Мансарены. Видел, как подъехали полицейские машины, скорая помощь. Видел, как вы разговаривали с высокой индеанкой. Я ничего не понимал. Вспомните, вы ведь солгали мне насчет своей профессии. Сказали, что возглавляете пиар-агентство.
Жанна отметила про себя слова «молодая» и «восхитительная». И запрятала их в ларчик с сокровищами. «Немного растерянную» она предпочла временно забыть.
— Я пошел за вами, — продолжил Феро. — Ждал возле виллы Мансарены. Видел, как подъехали полицейские машины, скорая помощь. Видел, как вы разговаривали с высокой индеанкой. Я ничего не понимал. Вспомните, вы ведь солгали мне насчет своей профессии. Сказали, что возглавляете пиар-агентство.
Жанна пожала плечами:
— Не хотела вас пугать. Мужчинам более симпатичны стюардессы, чем чиновницы.
— Не могут устоять перед красивой формой… А вы носите судейскую мантию?
— Никогда. Следственные судьи не участвуют в судебных заседаниях.
— Жалко…
Они оба замолчали, немного удивленные оборотом, который неожиданно приняла беседа. Вокруг творился кошмар, а они как ни в чем не бывало болтали о пустяках…
— А что было дальше? — спохватилась Жанна, снова становясь серьезной.
— Я зашел в интернет-кафе. Поискал информацию о вас. Вы ведь в своей области знаменитость. И понял, что вы мной манипулировали.
— Ничего я вами не манипулировала. Это было стечение обстоятельств.
— Вы возникли в моей жизни. Вот так. — Он щелкнул пальцами. — И тут я узнаю, что вы следственный судья. Я решил, что вы вознамерились использовать свой шарм, чтобы вытянуть из меня нужные сведения.
— Какой еще шарм?
— Не надо себя недооценивать. Опять этот игривый тон.
— Ну а потом что вы делали?
— Я потерял ваш след в тот же вечер. Назавтра принялся собирать информацию об Эдуардо Мансарене. Это было нетрудно: все газеты напечатали его портрет. Между делом просмотрел французскую прессу и узнал, что до Франчески Хоакин совершил в Париже еще два убийства. Но мне это мало чем помогло. Я застрял на месте. Никаких следов, никаких улик, ничего. К тому же мне не удалось разыскать в городе ни Хоакина, ни его отца. Я понял, что заблуждался. У меня нет ни средств, ни навыков, чтобы их найти.
— А зачем вы поехали в Гватемалу? Следили за мной?
— Нет. Еще одна случайность. В четверг вечером я пошел во французское посольство. Разговаривал с культурным атташе, неким Марком, который оказался крайне услужливым.
— Мы могли бы там встретиться!
— Вот именно. В разговоре он упомянул француженку, которая только что уехала в Антигуа. Извините, конечно, но он говорил, что эта женщина выглядела немного… э-э… истеричной. Я догадался, что это вы. Рано утром сел на самолет до Гватемала-сити. Взял напрокат машину и поехал в Антигуа. Обшарил весь город. Он ведь невелик. И все-таки нашел вас. Вы как раз выходили из церкви Нуэстра-Сеньора-де-ла-Мерсед.
— И что, у меня в самом деле был истерический вид?
Феро улыбнулся:
— Скорее героический. Больше я не терял вас из виду.
Психиатр умолк. Настало время определяться — кто с кем. Друзья или враги? Союзники или соперники? В глубине души Жанна ликовала. Она уже не одна. У нее появился помощник, и какой! Один из самых симпатичных парижских психиатров. Кстати сказать, не привыкший скупиться на комплименты…
Не желая выдавать свои мысли, она заговорила нарочито «следовательским» голосом:
— И к какому выводу вы пришли?
— Отец с сыном продолжат путешествие. В Аргентину. Здесь, откуда кровь, они уже разобрались. Теперь поедут наводить порядок туда, откуда череп.
— Согласна.
Жанна кивнула на сумку Феро. Муляж лежал внутри.
— Что вам известно про этот череп?
— В мастерской Франчески я нашел координаты палеонтолога, который отправил ей эту штуку.
— Хорхе Де Альмейда.
— Мобильный у него не отвечал. Я дозвонился в аргентинскую лабораторию в Тукумане. Разговаривал с заместителем начальника лаборатории Даниелем Тайебом.
— Повезло вам.
— От него узнал, что Де Альмейда предпринял несколько вылазок в Лес мертвецов и всякий раз привозил с собой странные древности. Из последней поездки он пока не вернулся. Если верить моему информатору, он в последние месяцы вел себя очень возбужденно. Думал, что совершил революционное открытие.
— Череп?
— Да. И другие ископаемые останки.
— В чем революционность древних костей?
— Они принадлежат архаичному Homo sapiens sapiens. У черепа должны быть признаки докроманьонского человека: срезанный подбородок, выступающие надбровные дуги, выдвинутая челюсть… Черты, близкие к обезьяньим. Они могли бы служить доказательством того, что триста тысяч лет назад на Американском континенте обитали люди «в черновом варианте».
— Это невозможно, — возразила Жанна, припоминая хронологическую таблицу Изабель Вьотти. — Homo sapiens появились в Америке гораздо позже.
— То же самое мне сказал и ученый. Но есть кое-что еще, куда более похожее на бред. Де Альмейда утверждал, что ему удалось установить точный возраст останков, в том числе черепа.
— И?
— Ему двадцать лет.
Жанна не поняла. Вернее, не желала понимать. А ведь предчувствие этой истины не давало ей покоя последние несколько часов.
Антуан Феро забил последний гвоздь в гроб ее сомнений:
— Докроманьонские люди до сих пор существуют, Жанна. Они обитают в Лесу мертвецов.
III Народ
65
Она повернула голову и посмотрела в иллюминатор. Из-под крыла самолета открывался огромный, затянутый облаками Буэнос-Айрес. Ах, как хотелось бы Жанне, чтобы ее возвращение в этот город проходило при других обстоятельствах! В студенческие времена она без памяти влюбилась в аргентинскую столицу — это была любовь с первого взгляда. Как было бы здорово оживить старые воспоминания! Насладиться общением со старыми знакомыми! Увы, сейчас голова у нее занята совсем другими заботами. В ней ворочается и перекатывается одна и та же мысль, связанная с невероятной гипотезой, поставившей точку в центральноамериканском этапе расследования. Неужели в наши дни в затерянной лагуне северо-востока Аргентины и правда существует первобытный народ?
Все признаки налицо. Даже не признаки — доказательства. И все-таки Жанна никак не могла допустить подобную возможность. Видимо, в ней говорил обыкновенный здравый смысл. В журналах и по телевидению время от времени затрагивали тему жизни племен, полностью отрезанных от цивилизованного мира. Аборигены, никогда не видевшие так называемого «белого человека». В Амазонии. В Папуа — Новой Гвинее. Но Жанна достаточно поездила по свету, чтобы твердо увериться: таких открытий больше быть не может. Только не в эпоху спутников. Не в эпоху массированного сведения лесов. Не в эпоху грабительской добычи природных ресурсов…
Еще одно обстоятельство сильно тревожило ее. Если народ Леса мертвецов в самом деле существует, он представляет собой не просто архаичную группу людей. Это самый жестокий, самый злобный, самый агрессивный осколок человечества. Каннибалы, поклоняющиеся каким-то темным божествам, строящие свой жизненный уклад на варварстве и садизме. Убежденные убийцы, приносящие в жертву своих венер и устраивающие ритуалы, словно явившиеся из фильма ужасов.
Удар самолета о бетонное покрытие вывел ее из этих мрачных мыслей.
Паспортный контроль. Таможня. Получение багажа. Накануне Жанна и Феро решили, что им надо объединить усилия. Они не затевали споров. Не обсуждали опасностей предприятия. Просто договорились, что следующим этапом станет Буэнос-Айрес. В столицу они вернулись на машине Феро — от Николаса так и не было никаких известий. В тот же вечер отправились в аэропорт «Ла-Аурора» и купили билеты на рейс до Майами. Несколько часов сна в отеле для транзитных пассажиров — и в 7.15 утра они уже поднялись на борт самолета Аргентинских авиалиний, направляющегося в Буэнос-Айрес.
По дороге успели обменяться краткими сведениями друг о друге. Жанна постаралась представить себя в наилучшем свете, безжалостно вымарав из своего «резюме» все мрачные подробности. А именно: ужасную смерть старшей сестры, свой навязчивый страх перед насилием, впавшую в маразм мать, непреходящую депрессию и неспособность удержать мужчину больше чем на пару месяцев… Антуан Феро сделал вид, что поверил в отредактированную версию ее жизнеописания, наверняка заподозрив с ее стороны лукавство. В конце концов, разве он не был профессиональным психиатром, привыкшим читать в душах между строк?
Его собственная история выглядела гладкой и благополучной. Типичный ботаник. Обеспеченное детство в Кламаре. В семнадцать лет окончил школу, в двадцать пять — медицинский институт. Затем аспирантуру, специализация — психиатрия. Некоторое время занимал должность доцента медицинского факультета при психиатрической клинике Святой Анны, там же вел больных. Пять лет назад обратился к частной практике, оставив за собой в клинике одну еженедельную консультацию. Открыл собственный кабинет не ради денег, а потому что мечтал о «личном пространстве». С тех пор наблюдал, посещал и пользовал обычных парижан с их обычными неврозами.