Ланча скользила в лабиринте слепых речных рукавов, посреди буйной болотной растительности. В тростнике неспешно расхаживали водоплавающие птицы. Вокруг простирался лес. Он наступал со всех сторон такой же черно-зеленой стеной, на какую она успела насмотреться, пока они плыли на барже.
Жанна безотрывно глядела на воду. Порой ее глаз натыкался на что-нибудь живое, но до сознания не сразу доходило, что это такое, настолько все краски сливались в монотонно-размытую зеленоватую серость. Огромные кайманы, застывшие, как каменные изваяния. Юркие ящерки, слепые и похожие на древесные щепки. Змеи, неотличимые от ряби на глади воды. «Нерожденный лес», — твердила она про себя. Действительно, это была экосистема в стадии формирования, своего рода первичный бульон, из которого только должны появиться на свет живые существа.
Они плыли по узкому рукаву, под шатром деревьев, сомкнувших у них над головой кроны. Лес-галерея. Мелкие протоки зубьями великанского гребня впивались в травянистую шевелюру островков. Туман уплотнился. Жанна молча созерцала берега и вывернутые наружу древесные корни, облепленные вязкой землей, в очертаниях которых ей чудились гигантские человеческие губы. Пахло рыбой, тиной, влажной корой.
Странно, но она ощущала их присутствие. Их — Неживых душ. Они прятались здесь, в закоулках затерянного лабиринта, за непроницаемым туманом, огромным бинтом накрывшим зияющую рану этого края. Вдруг раздался ужасающий вой. Жанна мгновенно узнала эти звуки — так кричат обезьяны-ревуны. Carayas. Вопли сталкивались, перекрывая и заглушая один другой, сливаясь в чудовищную симфонию, от которой внутренности скручивало узлом.
Жанна бросила взгляд на Феро. Они поняли друг друга. Цель достигнута: они вступили во владения народа, поклоняющегося Танатосу.
Обезьяны — его часовые.
Его система сигнализации.
83
— Проклятье!
Жанна с трудом удержалась, чтобы не шлепнуть себя по затылку. Нельзя убивать на себе присосавшуюся пиявку: оставшиеся в теле хитиновые челюсти воспалятся и вызовут заражение. Вот уже три часа, как они шагали по тропе, и все это время с деревьев им на головы то и дело падали эти мерзкие твари, пропахшие кровью. Впиваясь в кожу, они начинают накачиваться кровью жертвы, пока не насытятся, после чего отваливаются сами. Жанна осторожно сняла с себя маленькую кровопийцу, бросила на землю и со всей силы рубанула по ней мачете. Половинки пиявки продолжали извиваться в грязи. Жанна прикончила их ударом каблука.
Не произнеся ни слова, она пошла дальше. Феро следовал за ней. Он по-прежнему не снимал черных очков, и понять, о чем он думает, было невозможно. Жанна опасалась, как бы вместе со зрением он не утратил и разум…
Первая ночь, которую они вместе с гаучо провели возле начала тропы, прошла спокойно. Едва рассвело, тронулись в путь. Узкая тропинка, засыпанная палой листвой, вилась среди папоротников. Иногда им попадались оазисы — полузатопленные лужайки сочной травы. Потом снова подступали джунгли. Бесконечные, безмерные. Кишащие жизнью и мертвечиной…
Жанна шла, не разжимая кулаков, время от времени подкидывая на спине тяжелый рюкзак. Фернандо не поскупился, собирая их в дорогу: палатка, походная аптечка, сапоги, смена одежды, ножи, мачете, котелок, переносная печка… Она не жаловалась. Она чувствовала себя легкой. Непобедимой.
Зелень листвы. Красная почва. Черные лужи. Над головой покачивали кронами деревья-великаны. Она задумалась над устройством этой поразительной экосистемы, опорными столбами которой служили деревья, а кровлей небо… Но это была не декорация, а гигантский живой организм. Состоящий из множества более мелких организмов — враждующих между собой, пожирающих друг друга, сражающихся за свое место под солнцем. На стволах рухнувших деревьев росли кустарники. На субстрате из гниющих плодов распускались цветы. Мелкие растеньица облепили стебли лиан, в свою очередь обвившихся вокруг деревьев и сосущих из них соки…
Чем дальше они продвигались, тем труднее становилось идти. Непроходимые заросли. Клубки лиан. Выпирающие из земли корневища. Термитники… Порой путь им преграждал теплый и мутный ручей. Иногда попадались речушки — в них вода была прохладней и чище. Один раз пришлось перебираться через настоящую трясину — болото красноватой грязи, в которую Жанна и Феро ухнули по пояс.
Стемнело. Если верить словам Фернандо, эстансия Альфонсо Палина располагалась в одном дневном переходе от начала тропы. Если они не сбились с пути, значит, логово Кентавра совсем рядом. Выбрав полянку посуше, они устроили привал.
Натянули палатку, разложили спальные мешки. Сняли насквозь промокшую одежду и развесили ее на кустах. Впрочем, это было бесполезно. При почти стопроцентной влажности воздуха надежда высушить здесь что-либо выглядела чистой утопией. Хорошо, что в рюкзаках нашлась смена одежды — что-то вроде военной формы цвета хаки. Жанна достала канистру бензина и прошлась с ней вокруг палатки, поливая почву, — накануне так делал гаучо, чтобы отпугнуть муравьев и скорпионов.
Они забрались в палатку. Жанна совершенно утратила всякое представление о времени и пространстве. Не раздеваясь, залезла в спальный мешок, вытянулась на спине и стала смотреть на мерцание метавшихся в ветвях светляков. Мыслей не осталось — одна усталость. О том, что будет завтра, предпочитала не думать. Даже о том, что за ночь их ждет. Страха она не испытывала. Засунутый за пояс пистолет действовал успокаивающе…
Уже засыпая, она покосилась на лежащего рядом Феро, так и не снявшего черные очки. Вспомнила о том, как сидела на скамье в сквере возле Елисейских Полей и мечтала о романе с ним. Каждая деталь тогдашней сцены виделась сейчас необычайно ясно, вызывая неудержимое желание засмеяться. Как наяву она услышала голос Франсуа Тэна: «Спорим, ты не знаешь ни одного анекдота?»
Почему же, знаю, могла бы теперь возразить она ему.
Моя собственная жизнь — чем не анекдот?
84
Проснувшись на следующее утро, они обнаружили, что их снаряжение исчезло.
Между тем, устраиваясь на ночлег, они затащили все вещи в палатку. Значит, кто-то открыл ее, проник внутрь, украл рюкзаки, после чего снова застегнул полог. Кто это мог быть? И почему их оставили в живых? Феро никак не комментировал происшествие — он вообще упорно молчал, поблескивая стеклами черных очков.
Зато Жанна отлично поняла смысл этого сообщения. На земли Альфонсо Палина они должны явиться нагими, лишенными всякой защиты. Очистившись от налета современности. Теперь она уже не сомневалась: Неживые души во всем подчинялись воле старого Кентавра. И чтили его сына Хоакина.
— Выходим, — бросила Жанна.
Они выглянули наружу и выползли из палатки. Вокруг разливался зеленоватый туман. Одежда, развешанная на кустах, тоже испарилась. И — никаких следов вторжения. Ни поломанной ветки, ни оборванных листьев. Как будто похитители явились в виде призраков, столь же нематериальных, как и утренний туман.
Жанна прошла несколько метров и нашла тропу. Никого. Она приказала себе успокоиться. Если до сих пор их не убили, значит, не возражают против того, чтобы они достигли цели своего путешествия.
Цели, к которой они приблизились вплотную…
Свернуть направо, на мощенную камнем дорогу.
Эта красная нить приведет их прямиком в ад.
Они двинулись в путь, голодные, дрожащие от холода. Палатку бросили на месте ночевки, не потрудившись даже свернуть. Прошагали с час. Или прошло уже два? Ни он, ни она не смотрели на часы. Просто шли и шли сквозь пласты тумана, как парочка зомби. Туман… Его дыхание… И они с каждым шагом все ближе к чудовищной глотке, из которой оно вырывается, как из кратера вулкана…
Внезапно перед ними открылся большой чистый луг, по краям которого росло несколько пальм. Место напоминало вчерашнюю эстансию, хотя после километров пути через джунгли его ухоженность и чистота воспринимались странно. Наверное, такое же впечатление производят на людей загадочные круги на полях, якобы оставленные тарелочками пришельцев. Знак смертельной угрозы, исходящий от существ, неизмеримо превосходящих человека по мощи.
Они медленно выбрались на открытое пространство. С самого утра они не сказали друг другу ни слова. Лес сделал речь ненужной. В дальнем конце поляны угадывались очертания нескольких построек. Кирпичный склад. Деревянный хлев. Здесь же бродили лошади с подстриженными гривами.
Вполне безобидная картина. И полная тишина.
Никаких собак. Никакой охраны. Ничего пугающего. Жанна поискала взглядом взлетную полосу. Она обнаружилась справа, за зарослями эвкалиптов. Но самолета не видно. Неужели адмирала и его сыночка нет дома? Да нет, быть того не может…
Вместо буйного разнотравья под ногами теперь расстилались недавно подстриженные лужайки. Приглядевшись, Жанна заметила среди построек виллу. Беленые стены, шиферная крыша. Она повернулась к Феро, и тот качнул головой. Пришли. Господи боже, они это сделали…
Жанна в последний раз огляделась вокруг. До чего же все-таки тихо. Ни птичьих трелей. Ни стрекота насекомых. Почему все живое молчит? Затаилось от страха?
Она поднялась по ступенькам. Толкнула затянутую противомоскитной сеткой дверь — не заперто. Оказалась в обыкновенной гостиной типичного фермерского дома. Керамическая плитка на полу. Высокий камин с деревянной полкой. На стенах — оленьи рога и крокодильи шкуры. Низкий стол черного дерева, рядом — стулья и кресла. На столешнице — несколько телевизионных пультов. Напротив, ближе к углу, — большой экран. Самая обычная комната. Не таким представлялось Жанне жилище Кентавра.
Они прошли в коридор. Жанна не удержалась и посмотрелась в стенное зеркало. Неужели это она? Тощая как скелет фигура в нелепых одеждах цвета хаки. Серое от усталости лицо с ввалившимися глазами. То-то она казалась себе такой легкой. Не удивительно — она успела превратиться в ходячий труп.
В коридоре Феро обогнал ее. Жанна следовала за ним. В ней росло ощущение фальши происходящего. Что-то здесь не так. Все слишком просто. И почему дверь была открыта? Феро остановился на пороге следующей комнаты. Жанна подошла к нему.
Кабинет Альфонсо Палина.
Оттолкнув Феро плечом, она вошла. Белые оштукатуренные стены. Натертый дубовый паркет. Мебель в кастильском стиле. Письменный стол, стоящий наискосок, под углом к мраморному камину. Застекленные окна выходят на дворовые постройки. С улицы яркими лучами било солнце, будя приятные мысли о завтраке, верховой прогулке, блаженном безделье…
Кондиционер был включен на полную мощность. От холода ломило зубы. Жанна сделала несколько шагов вперед. Кое-что в комнате заинтересовало ее. Вдоль стен тянулись книжные полки, на которых стояло множество фотографий в рамках. Семейные снимки — отец с сыном. Или один сын.
У нее перехватило дыхание.
Она знала, что на этих фотографиях найдет разгадку всей истории.
Альфонсо Палин и Хоакин.
Кентавр со своим незаконнорожденным сыном.
Еще шаг — и она взяла в руки один из снимков.
И только тут ей открылась истина.
Вполне очевидная.
Как же она раньше не догадалась?
У нее за спиной послышался голос Хоакина. Существо, сидящее у него внутри, запело:
— …se irán contigo. Me olvidorás, me olvidorás.
Junto a la estación lloraré igual que un niñо,
Porque te vas, porque te vas,
Porque te vas, porque te vas…
На Жанну накатило непостижимое, нечеловеческое спокойствие. Не оборачиваясь, она вернула на полку фотографию отца и сына.
— Замолчи, Хоакин, — раздался хриплый голос Альфонсо Палина. Он говорил по-испански: — Жанна должна узнать правду.
Она сжала кулаки и, наконец, обернулась.
Перед ней никого не было.
Никого, если не считать Антуана Феро.
Антуана Феро, чьи многочисленные фотографии украшали стены комнаты. Феро-подросток, Феро в спортивном костюме, Феро-студент, Феро на яхте, Феро на лыжах…
Феро в обнимку со своим отцом.
85
Он снял очки. Глаза у него были налиты кровью.
— Дома я всегда слепну. Глаза плачут кровавыми слезами. Эдипов комплекс, не иначе. Преступник, не способный смириться с сознанием собственной жестокости…
Жанна вгляделась в фотографию, висевшую справа от нее. На ней Альфонсо Палин, высокий седовласый мужчина, прижимал к себе сына — худого подростка с лохматыми бровями. Будущего психиатра Антуана Феро.
— Когда ты убил отца? — по-испански спросила она.
— Я принес его в жертву в девяносто четвертом. И пожрал. Прямо здесь. В то время я был студентом университета Буэнос-Айреса, на факультетах права и палеоантропологии. Много читал. Особенно «Тотем и табу». Он даже не сопротивлялся. Так было предначертано, понимаешь? Жертва, инициация. Первородный грех. Но он не умер в тот день. Он переселился в меня. И до сих пор живет. — Он похлопал себя по груди. — Вот здесь.
Для завершения следствия Жанне предстояло выяснить еще многое. Она дала себя провести как глупая девчонка. Началось все с магнитофонной прослушки. На диске, записанном 6 июня 2008 года, в пятницу. На нем звучали три голоса. Антуана Феро. Альфонсо Палина. Хоакина Палина. Даже четыре, если считать маленького маугли, притаившегося в глубине сознания аргентинского адвоката. Она никогда не видела этих людей в лицо. Она выдумала их, наделила конкретными чертами, создала их из ничего, хотя единственным, с кем она встречалась в реальной жизни, оставался психиатр Феро.
А на самом деле все это был один и тот же человек.
В душе которого сосуществовало несколько личностей. Они пустили корни в его психике и год за годом диктовали ему, что делать и как себя вести. Жанна попыталась мысленно «разобрать» всю эту мешанину личин, как разбирают матрешку. Только эта матрешка оказалась выкрашена в кровавые тона. Итак, ребенок-каннибал из Кампо-Алегре. Хорошо воспитанный юноша из Буэнос-Айреса, избравший адвокатское поприще. Отец-адмирал, съеденный в Лесу мертвецов. И наконец, Антуан Феро — парижский психиатр. Боязливый и прижимистый. Убежденный вегетарианец. Обманщик, внимательно слушавший чужие исповеди и изучавший чужие неврозы с интересом зоолога, исследующего рептилий в вивариуме. Эти отдельные, порой диаметрально противоположные личности иногда враждовали между собой, но чаще игнорировали друг друга. В мозгу Хоакина правое полушарие не ведало о том, что творит левое…
Жанна стояла в круге света не двигаясь. Одежда висела на ней мешком. Она не боялась. Нисколько. Ошеломление вытеснило все прочие чувства. Антуан Феро у нее на глазах брал одну за другой фотографии, рассматривал и ставил на место. В эту минуту он снова напоминал того обворожительного молодого мужчину, за которым она следила на выставке в Гран-Пале.
— Расскажи мне о себе, — по-французски приказала она ему.
Он повернулся к ней. Лицо его изменило выражение. Черты заострились. Кожа покрылась морщинами. В один миг он постарел на сорок лет. Перед ней стоял Альфонсо Палин — кровавый убийца и отставной адмирал.
— Какой валютой будете расплачиваться? — по-испански поинтересовался он.
— Своей жизнью.
Альфонсо Палин улыбнулся. Лицо его снова изменило выражение. Оно разгладилось и помолодело. Он опять превратился в Антуана Феро:
— Вы пытаетесь продать нам то, чем мы и так располагаем.
Нет, это говорил не Феро. И акцент, появившийся в речи, свидетельствовал о том же. Это говорил Хоакин Палин — адвокат из Буэнос-Айреса, защитник организаций, занимающихся гуманитарной деятельностью. Жанна решила, что будет по-прежнему обращаться к нему на «ты»:
— Ну тогда считай это последним желанием приговоренного. Вместо традиционной сигареты.
Мужчина улыбнулся улыбкой Антуана Феро. В этой его способности мгновенно менять голоса, лица, повадку было что-то гипнотическое. Очевидно, мелькнуло у Жанны, это свойство созданий с серьезными генетическими отклонениями…
— Ты права. Раз уж мы привели тебя сюда, пожалуй, следует открыть тебе правду. Всю правду…
Психиатр сел за стол. Пока он произносил последние слова, его внешность успела измениться несколько раз. Сосредоточенный взгляд врача. Располагающая улыбка адвоката. Насупленная мина Альфонсо Палина. И на несколько кратких мгновений — гримаса маленького дикаря. Она производила ужасающее впечатление. Перекошенное на сторону лицо, как будто подцепленное на рыболовный крючок.
Жанна уже поняла: когда личность маугли в сознании ее собеседника брала верх, его речь теряла связность, как у людей с симптомами аутизма. И снова становилась нормальной с новой сменой персонажа.
Она попыталась представить себе, как по вечерам, сидя у себя в кабинете, Антуан Феро выпускал на волю все свои личности. Играл поочередно роль каждого. И смотрелся в них, как в кривое зеркало. В самом деле, похоже на катарсис… Один из подобных сеансов она и записала на пленку в тот июньский вечер.
Пока что его признания нисколько не прояснили общую картину. Он сообщил ей лишь то, что она и так уже знала — если при этом не солгал. Скорее всего, он старался придерживаться версии, которую они совместными усилиями разрабатывали в ходе расследования. Но в излагаемой им истории оставалось еще слишком много темных пятен.
Она решила действовать как профессионал. Как следственный судья, изучающий все аспекты дела. Не оставляющий без внимания ни одного факта. Именно это она поклялась сделать после гибели Франсуа Тэна.
— Начнем с парижских убийств, — сказала она. — Мотив?
Ей ответил голос отца: