– Мне, знаете ли, тоже, – сказал Данил.
Валентин глянул на него, улыбаясь уголками рта:
– Как это у вас говорят? Не ершитесь. Я не собираюсь выстраивать вас в шеренгу и мучить строевой подготовкой. Разумеется, мы с вами – полноправные напарники.
– Рад слышать. Покажете маячок?
Валентин полез в рюкзак, уверенно, не глядя внутрь, вынул большую пластмассовую коробку. Раскрыл. В гнезде из поролона лежал серебристый кубик с пуговкой выдвижной антенны.
– А, с такими-то я сталкивался… – сказал Данил. – Стандарт. Ваши вертолеты точно придут?
– Это я вам гарантирую. – Его взгляд стал жестким. – Так что не нужно самодеятельности. Клад должен попасть именно туда, где его ждут.
– Помилуйте, я и не собираюсь смываться с ним в Китай. Во-первых, не дотащу на хребте, пришлось бы переть верст пятьсот до более-менее обитаемых мест, а во-вторых, китайцы отымут…
– Вот и прекрасно. А с таким прибором вам приходилось иметь дело? – Он выложил на стол черную плоскую коробку величиной с книгу. Вспыхнул экран размером с пачку сигарет – загадочные для непосвященного зеленые путаные линии, цифры в углу…
Данил кивнул. Вещичка и в самом деле была крайне полезная. РПС – микропроцессор особого назначения, высвечивает заранее разработанный маршрут, показывает, где ты сейчас находишься, фиксирует все отклонения. Внутри – банк данных на несколько сот точек маршрута, сотню курсовых углов, игрушечка использует сигналы навигационных спутников (причем те, кто эти спутники создал и запустил, представления не имеют о посторонних нахалах, приспособивших чужие орбитальные маяки для решения личных проблем). Словом, мечта землепроходца, путешественники прежних лет душу бы дьяволу продали за такую игрушку…
– Маршрут запрограммирован отсюда. – Валентин показал на карте. – В эту точку нам удастся добраться даже на машине.
– Если не наткнемся на посты.
– Если не наткнемся… – согласился белесый здоровяк. – Удостоверение у меня с собой, но здесь от него, боюсь, не будет никакого толку, совсем наоборот. Какая у вас «крыша»?
– Да не нужна мне «крыша», – пожал плечами Данил. – Охотиться едем, вот и вся «крыша». Там отнюдь не дураки, появление конкурента у них учтено заранее в виде каких-то процентов вероятности, и если найдется знающий меня в лицо – никакие липы не помогут. А тот, кто меня в лицо не знает, ничего и не заподозрит – места, в принципе, бойкие, охотники валят на юг, ломщики идут за жадеитом, орехи-ягоды…
– Логично. Что там? – Он бесшумно развернулся к двери, в руке появилась «гюрза» – крутая восемнадцатизарядная игрушка, пришедшая на смену ветерану «стечкину».
Вошел дядя Миша, передернул плечами:
– Ребята, пора отрываться. Эти скоты рыскают по городу, ищут нас. Пока еще Ташка найдет авторитетного человека, да и нечего нам тут больше делать…
Следом появилась Лара, завистливо оглядела чертовски изящный пистолет с силуэтом разинувшей пасть змеи на затворе:
– А мне что, ствол не полагается?
– Тебе полагалась бы порка, – сказал Валентин. – Увы, придется отложить.
Дядя Миша уже привычно полез за руль. Данил сел рядом, показал на карте:
– Сюда…
Из города, казалось, выбрались без приключений. Обогнали караван из десятка КамАЗов.
– Ну, осталась развилка, – сказал дядя Миша. – Если проскочим, начинается большак. В конце-то концов они и на нахаловском выезде торчать могут…
– Накаркал, – сказал Данил. – Не торчат они на нахаловском…
На обочине желтел потрепанный «уазик», а рядом красовался БМВ. Сержант Колька в компании с другим обмундированным кинулись наперерез, делая угрожающие жесты.
– Не останавливаться, – сказал Данил сквозь зубы.
Корявый приударил по газам. Пролетев с километр, сообщил:
– Висят, суки…
Данил опустил стекло, высунулся в окно. Сзади с нехорошей быстротой надвигалась битая, но все еще проворная таратайка. Ну конечно, смекнули, что их примитивно надули насчет полковника, а если даже и нет, тайга все спишет… По сторонам дороги давно уже тянулась густеющая с каждой верстой чащоба, сосны придвинулись вплотную к асфальту.
БМВ приотстал, какое-то время держал дистанцию – видимо, выжидали, пока начнутся совсем уж глухие места. Потом резко прибавили ходу. Устраивать с ними гонки не было смысла – «уазик» по ровному месту не уйдет. Хорошо еще, «лунохода» не видно – не рискнули ввязываться в столь туманное дело…
– Сделали бы вы его, сударь мой, – сказал Данил, оборачиваясь к Валентину.
– Точно, делай, – подтвердил дядя Миша. – Догонят ведь, козлы.
– А мы не получим дополнительных хлопот на свою голову? – спокойно спросил Валентин. – Нравы вашей провинции для меня сплошная загадка, сибирские особенно.
– Никаких тебе хлопот, – заверил Корявый. – Дальше пойдут деревушки без особой власти, и никаких тебе раций, а там и деревни кончатся… Медведь-прокурор, и весь базар.
Валентин, отстранив Лару и заставив ее пересесть поближе к кабине, распахнул заднюю дверцу. Одна половинка осталась на крюке, вторая болталась свободно. Белобрысый, упираясь правой ногой в закрытую половинку, хладнокровно поднял автомат, выжидая подходящего момента. Кажется, там кое-что увидели – БМВ вильнул, но потом опять пристроился в хвост. Вполне возможно, провинциальные мафиози подумали, что их просто пугают безобидной игрушкой, в последнее время в Сибирь хлынул поток западных детских забав – точных копий разных экзотических стволов из легчайшей пластмассы, но выполненных неотличимо от оригинала с заграничным старанием…
Очередь прозвучала так, словно кто-то лениво провел пустой бутылкой по штакетнику, серия глухих хлопков – пок-пок-пок… БМВ рыскнул, будто налетев на невидимую стеклянную стену, а в следующий миг уже летел на обочину, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вмазался в сосну, сверкнули в солнечных лучах брызнувшие осколки стекла. Дорога была прямая, и Данил вскоре увидел взмывший вдали огненный клубок…
– Прекрасное начало, – хмуро сказал он. – Впрочем, что было делать, шины на такой скорости…
– Шины? – поднял брови Валентин, успевший захлопнуть дверцу. – Я бил на поражение. Вы же сами сказали, что дальше начинается территория без властей и законов. Надежнее было обрубить хвост именно так.
– Прыткий паренек… – проворчал под нос дядя Миша.
Глава тринадцатая Золото спит без кошмаров
Описывать дальнейшее подробно было бы скучновато – дорога тянулась унылая, как песня табунщика. Данил сменил за рулем Корявого – теперь все равно, кому вести, никто из них по этим местам не ездил. Порой асфальт сменялся немощеными трактами, сопки то подступали вплотную к дороге, то отпрыгивали подальше. С каждым часом тайга становилась гуще, а к девяти вечера, когда асфальт кончился бесповоротно, вокруг уже почти сплошной стеной вздымались приличной высоты гряды и гребни, именуемые здесь «горами», сплошь заросшие темно-зеленым лесом. Начиналось обещанное безлюдье. Подальше, к юго-востоку, лежало Монгольское Алатау, горная страна (это ведь только столичный житель уверен, будто Монголия – сплошная пустыня, а на самом деле запад Монголии своей горной тайгой ничуть не отличается от Сибири). А если взять к юго-западу – километров через сто по тайге проходит чисто умозрительной линией китайская граница. Кое-где разбросаны чисто символические погранзаставы с той и с другой стороны, но никакого проку в них нет, очень уж грандиозны размахом необитаемые места, где потерявшегося человека не отыщет и дивизия, где редкий охотник, потайной старатель или ломщик жадеита теряется, словно бусинка в аравийской пустыне. Даже гражданская война обошла эти места стороной – разве что особенно упрямые беляки, как и в Якутии, продержались года до сорокового, но нападениями населенные места не тревожили, очень уж долгие концы пришлось бы отмахивать. По этой же причине на них махнула рукой советская власть – как и на вовсе уж затерянные в чащобе раскольничьи скиты. Контрабандных тропок здесь нет – овчинка не стоит выделки, все пришлось бы волочь на себе, даже если пустить караван неприхотливых монгольских лошадок, не окупятся такие труды… Контрабандисты предпочитают более цивилизованные места, где есть железные дороги и многолюдье, а таможенники ничуть не уступают коллегам из более приближенных Европе мест по части изящного и непринужденного принятия «благодарности». Пора одиночек, крадущихся темной ночью через тайгу с тюком чесучи и флаконом кокаина, давно минула…
Никаких постов до сих пор не попадалось – собственно, они огибали по широкой дуге вычисленную с большим запасом «сферу жизненных интересов Логуна». Но потом стали понемногу приближаться к ней, заходя с северо-востока.
Ехалось скучно. Всякая охота к разговорам пропадает в таком рейсе через полчаса-час. Лара сначала металась от окна к окну, наслаждаясь экзотикой, но и это занятие ей надоело очень быстро. Валентин сидел как статуя, временами словно бы дремал. Данилу он очень не нравился, но делать было нечего, напарников сплошь и рядом не выбирают… Судя по косым взглядам дяди Миши, чувства командира он разделял полностью. Но русифицированный литовец если и чуял некую настороженность в окружающем воздухе, не подавал виду. Спокойный, уверенный в себе профессионал – вот этого Данил не мог не оценить.
Никаких постов до сих пор не попадалось – собственно, они огибали по широкой дуге вычисленную с большим запасом «сферу жизненных интересов Логуна». Но потом стали понемногу приближаться к ней, заходя с северо-востока.
Ехалось скучно. Всякая охота к разговорам пропадает в таком рейсе через полчаса-час. Лара сначала металась от окна к окну, наслаждаясь экзотикой, но и это занятие ей надоело очень быстро. Валентин сидел как статуя, временами словно бы дремал. Данилу он очень не нравился, но делать было нечего, напарников сплошь и рядом не выбирают… Судя по косым взглядам дяди Миши, чувства командира он разделял полностью. Но русифицированный литовец если и чуял некую настороженность в окружающем воздухе, не подавал виду. Спокойный, уверенный в себе профессионал – вот этого Данил не мог не оценить.
– Автомат прикрой чем-нибудь, – сказал он, не оборачиваясь. – Впереди кто-то топает. Деревня близко, подбросим, а заодно и поговорим…
Таежная стежка давно сузилась до ширины одной-единственной машины, так что, появись встречная, разъехаться было бы трудновато. Валентин прикрыл автомат курткой. Старуха, рассмотрел Данил. «Уазик» катил не быстрее велосипеда.
– Ты, главное, смотри, чтоб не рявкнула, – хмыкнул дядя Миша. – Ходят байки, попадаются тут… минотавры. Идет себе баба по обочине, оглянется – а вместо лица медвежья морда…
– Шутите? – потянулась Лара.
– А черт его знает, – серьезно сказал Корявый. – В таких местах все бывает, это тебе не город. Чингиз семьсот лет пролежал, а про снежных людей я с детства слышал, только их тут зовут не снежными, а лесными хозяевами или соседями…
Бабка оказалась без всякой медвежьей морды – да и не такая уж старуха, лет шестидесяти. В машину она залезла, не чинясь. Данил еще обдумывал, как бы поестественнее с ней заговорить, не подделываясь под пресловутый народный говор (это одни столичные кинорежиссеры верят, будто сибиряки через каждое слово повторяют «чаво» и «однако»), но дядя Миша опередил:
– Немцы в деревне есть, мамаша?
– Один есть, – преспокойно ответила бабка. – Гонзиц Иван Альфредович, из ссыльных. Так и прижился. А если вы про солдат, так их шестеро. С лейтенантом. На грузовой машине. Дальше поедете или как? – Она смотрела на обернувшегося к ней Данила с философским спокойствием сагайской каменной бабы. – Хотите разворачиваться – сейчас будет развилочка…
– Зачем? – пожал плечами Данил. – Солдат мы не боимся, хоть и непонятно, что они делают в такой глуши…
– Встали кордоном, – сказала старуха. – Утром по радио говорили, что в Тохаре неспокойно, где-то в деревнях уже резня началась, тохарцы с русскими…
– Мать твою, и до нас докатилось… – начал дядя Миша, но Данил перебил:
– Кто говорил, Москва?
– Москва про нас и не слышала. Областное радио. Сказали, в тайгу ходить не рекомендуется, потому что были уже случаи… И правда, были. До Тохара километров пятьдесят, да иногда заходят на конях, озорничают. Они же независимыми хотят быть – по вашей нынешней городской моде, вот молодежь и шумит… Милиционера у нас нет, так прислали солдат. С автоматами. Тохар всегда был тихий, не знаю, что на них и нашло… Меньше надо беспокоить тайгу, вот и будет тихо…
Данил слегка смутился под ее спокойным таким, благостным, и з н а ч а л ь-н ы м взглядом. Он плохо верил во все россказни о колдовских тайнах, укрытых в глуши, но вырос как-никак в деревне, точно так же затерявшейся в тайге, разве что Судорчага была гораздо больше да поближе к городам… Всякого успел наслушаться.
– И как солдаты? – спросил он.
– Как все солдаты, – пожала плечами старуха. – Бражку вынюхивают потихоньку, девок у нас почти что и нет, с этой стороны никакого озорства… Лейтенант, как ему и положено, держит себя строго, не пьет. Говорит, там, дальше в тайгу, еще солдаты, так что беспокойства, обещал, не будет никакого. Вот только веет из тайги… в небе не хмарно, да на душе морокотно, никакого настроения нет…
Лара, определенно изнывавшая от желания вклиниться в степенную беседу, наконец прорвалась:
– А вы, бабушка, не колдунья? Взгляд у вас… загадочный.
– Внимания не обращайте, – сказал Данил. – Она у нас маленькая еще, мультиков насмотрелась…
– Колдуний, милая, давным-давно всех вывели, – сказала старуха.
– Кто вывел?
– Жизнь… Когда приходит такая жизнь, что колдуны ей не нужны, все само по себе тает, не успеешь и заметить. Оглянешься – и нет ничего, а еще вчера было столько…
– Жаль, – сказала Лара. – Я-то думала, попаду в деревню, покажут мне домового под печкой и волков-оборотней… В Германии об этом столько писали, есть даже академия колдовства с сибирской кафедрой. Что вы смеетесь? Журналы выходят, симпозиумы собирают… Должно же в самых глухих уголках что-то такое оставаться?
– Ох, да притихни ты, – сказал Данил. – Ты сама для здешних мест – неплохая экзотика… Бабушка, переночевать не пустите? Время к вечеру…
Они уже въехали в деревню. Справа над ней нависала гора с обширными серыми каменными проплешинами. Слева подступала тайга. Домов двадцать, не больше. У одного Данил увидел темно-зеленый «уазик» с эмблемой ФКГЗ на дверцах. Тут же стояли два солдата в пятнистых комбинезонах и лениво покуривали. Машину они проводили довольно безразличными взглядами.
– Вон тот дом, – сказала старуха. – Деревня не староверская, так что курите в избе свободно, только если вздумаете разводить любезности, – она быстрым взглядом словно бы соединила Данила с Ларой, – скажите сразу, постелю в сараюшке.
– Стелите, – с невиннейшим выражением лица кивнула Лара.
Дядя Миша хрюкнул. Данил хотел что-то сказать, но, не в силах отвязаться от стойкого убеждения, что старуха видит его насквозь, промолчал. Вылез, остановив машину у изгороди, вытащил рюкзак и вслед за старухой вошел в избу. Из угла вышел худой серый кот, потянулся и заорал, прося жрать.
– Сюда поставь, – сказала старуха. – Я сейчас печку раздую, сготовим ужин… Охотники?
Данил молчал. Полное впечатление: что бы он ни соврал, з д е с ь это не пройдет. Говоря по-книжному – аура, а если проще – д р у г о й м и р. Никакое не колдовство, просто другой мир, кое в чем не изменившийся со времен Чингисхана.
– А у вас, бабушка, в самом деле под печкой никого такого не водится? – спросил он, развязывая рюкзак и выставляя на стол консервные банки.
Во дворе о чем-то тихо говорили дядя Миша с Валентином.
– Кто их знает, сегодня был, завтра ушел, – старуха ловко пихала поленья в печь. – Девчонку-то зачем тянете? Да ты на меня так не смотри, я ж говорила, колдунов давно повывели… Просто вы в городе з н а т ь разучились, вот и все премудрости… Может, оставишь ее у меня? Над теми местами, куда у тебя нос повернут, которую сотню лет, как говаривали старики, очень уж недобрые ветры. Плохие места, господин проезжающий. И беспокоить их не стоило бы.
– Бабушка, ты ведь давно живешь, – сказал Данил тихо. – Может, приходилось слышать, что есть такие места, куда идешь не по своей воле…
– С о в с е м не по своей?
Он пожал плечами.
– Я тебя не пугаю, – сказала старуха. Подсунула под клетку поленьев бересту и ворох щепок, чиркнула спичкой. – Хотела бы напугать, уж придумала бы что пострашнее, вы, городские, разинув рот все подряд глотаете… Только еще деды рассказывали, что в той долине в особые ночи скачет орда, и все, как один, безголовые. Уздечки не звенят, копыта не чапают, носятся взад-вперед без всякого звука, а головы ни у одного нет. Вреда от них еще никому не было, просто п о к а з ы в а е т тайга… Бывает такое над золотом. Само оно спит спокойно, ни снов, ни кошмаров, а над ним мельтешит – когда пестрая кошка, когда беленький барашек, а когда и те, кого с т о р о ж и т ь положили. Кошмары у людей бывают. П о т о м… В особенности когда золото – заклятое. Ты его, может, и возьмешь, может, оно тебе и не навредит ничуть, но унести бывает трудновато.
– Я уж думал, скажете, что душу погублю…
– Очень уж не н а ш е золото-то. К такому страхи о погублении души вроде бы и не относятся, однако палка бывает о двух концах – поди угадай, что ч у ж о е к тебе потом привяжется. Один сагаец его называл «буруш-олтун» – «пачканое золото». Это он не о грязи…
Данил стоял среди избы. Вновь, не впервые уже, окружающее показалось ему нереальным, но теперь знаки были переставлены – сейчас именно он, если подумать, был для этого не менявшегося столетиями мира чем-то призрачным и мимолетным, как ползущий между кедров утренний туман.
Резко мотнул головой, стряхивая наваждение, вышел на крыльцо. Пропустил в избу Валентина с рюкзаком на правом плече, за ним Лару, задержал Корявого:
– Пойдем-ка… – Отвел к машине, понизил голос: – Дядя Миша, нужно в темпе провернуть маленький шмон. Сможешь?
– Смотря что.
– Слушай сюда…
От баньки они отказались, от «кваску» тоже. Старуха уселась разбирать принесенные из тайги травки. Лара, узрев такое занятие, начала увиваться вокруг с деликатными расспросами о колдовстве, и Данила такой поворот событий как нельзя лучше устраивал – обе сидели в дальней комнате, а рюкзаки остались в сенях… Он подошел к Валентину и сказал многозначительно: