— Понял. Все сделаю, — холодно ответил Лаврентий Павлович.
— Ну и поаккуратнее. Ты ведь слышал – он про жену все понял. Напутал немного, но понял, что заказчики наши. Его нельзя ни упустить, ни спугнуть.
— А может быть, задержать? Риск слишком большой.
— Нет. Не стоит. Если он пройдет проверку, то такого человека, безусловно, нужно будет ставить на должность наркома. И образование, и опыт, и знание будущего. А задержав, пусть даже и с последующим оправданием, мы подмочим ему репутацию. Это возможный ход, но нежелательный.
— Нам нужна готовая к сотрудничеству женщина рядом с "Лазарем" на тот случай, если он пройдет проверку.
— У тебя уже кандидатуры на подсадную утку?
— Есть одна, — задумчиво произнес Берия. — У нас в Германии есть агент влияния. Женщина очень эффектная и страстная. Вы ее знаете – Ольга Чехова, урожденная Книппер. Бывшая подданная Российской империи. Эмигрантка. Очень ценима Гитлером и Геббельсом. Да и вообще – считается одной из самых красивых женщин Европы. С ней есть беда – она не очень управляема. По последним сведениям ей хочется чего-нового. Подумывает о том, чтобы эмигрировать в США, где и спокойнее, и интереснее. Да и Гитлер ее последнее время стал сильно раздражать, так что может выкинуть какой-нибудь финт.
— И зачем такую женщину использовать? Шальная какая-то.
— По нашим данным, все эти недовольства вызваны тем, что она чувствует себя глубоко одинокой. Ей хочется влюбиться. А "Лазарь" – как раз ее типаж.
— Но фигурантка, насколько я помню, гражданка Рейха. Их роман и ее бегство не станут политическим скандалом?
— Станут. Но тем лучше. Ей нравится быть в центре внимания. Да и мы уже готовы предложить ей очень интересные условия. Тем более что если "Лазарь" пройдет проверку, то мы сможем его использовать и в этом плане. Он ведь видел много фильмов, которые еще не сняли. Замечал кучу ходов, получивших особое одобрение зрителей. Слышал много еще ненаписанных песен. Думаю, если подобрать хорошего сценариста, который будет все это обрабатывать, мы сможем обеспечить ее грандиозным успехом в кинематографии, причем мирового уровня.
— А если Геббельс предложит больше?
— То мы поторгуемся. В конце концов, одинокий "Лазарь" станет такой картой, которую Геббельсу нечем бить.
— Но ведь раньше "Лазарь" не реагировал на подобные провокации. Почему вы считаете, что он клюнет на нее?
— Раньше у него была жена и он соблюдал облик праведника. Сейчас это уже не нужно. Ну и мы попробуем его подтолкнуть. Кроме того, если даме он приглянется, а наши условия устроят, то она сама его завоюет.
— Хорошо. Займитесь этим вопросом. И, кстати, попробуй аккуратно отследить появления подобных гостей у наших "друзей", да и вообще. Пусть Слуцкий более плотно займется этом вопросом.
— Предлагаете его посвятить?
— Смотри сам. В крайнем случае придумай какую-нибудь легенду. Вон, немцы все уже легендами обросли как пенек опятами. Все какую-то мистику ищут. Экспедиции снаряжают. Вот и мы будем искать какие-нибудь чудеса. Пусть лучше все думают, что мы сошли с ума на мистической почве, чем знают правду.
Глава 10
31 июля 1939 года. США. Один из особняков Манхэттена
— Итак, господа, пора подводить очередной итог большой кампании, — хозяин кабинета просто сиял лицом. — Наша лошадка начинает показывать характер и оправдывать ожидания на скачках. Похоже мы не ошиблись.
— И что будет дальше? Ситуация ведь в Европе пока еще не вышла из равновесия.
— Дальше Польша, — улыбнулся суховатый старичок с холодным взглядом. — Думаю, в Варшаве все отлично понимают и будут пытаться брыкаться, но шансов у них немного. Гитлеру нужно сохранить свою власть, для чего требуются внешние успехи. Кроме того, у Германии потихоньку наступает кризис перепроизводства и сильно затягивать им нет резона.
— Какие сроки?
— К лету сорок второго года у них все шансы погрузиться в пучину серьезного кризиса, а, значит, начинать они должны чем быстрее, тем лучше. Сорок второй год – это год обвала, когда они уже ничего не смогут добиться. И судя по тому, что промышленным предприятиям даны новые, весьма масштабные заказы на военную продукцию с жесткими сроками поставки, Гитлер это тоже понимает. Причем они не пытаются как раньше, заниматься научно-исследовательской деятельность, дабы получить самую лучшую технику. Нет. Они запускают в серию те наработки, что уже есть. Кроме того, началась плавная мобилизация промышленности и серьезная реструктуризация финансового сектора. По аналогии с Францией введена схема долговых денег, которая позволила Рейху решить проблему внутреннего финансирования. Да и с внешнеэкономическими операциями все весьма неплохо складывается.
— И в этом им очень помог Лондон, — с усмешкой произнес суховатый старичок, — Берлину были открыты новые кредитные линии. Началась транзитная продажа сырья по дешевке через Испанию. Малоизвестные испанские нувориши и странные компании в Мадриде вдруг начали покупать германские государственные облигации, что наводит на определенные мысли. Конечно, это мог быть кто угодно, но выгодно это только англичанам.
— Сколько немцам нужно времени, чтобы подготовиться к удару по Польше?
— Тут как дело пойдет. Танковый корпус немцам в любом случае нужно восстанавливать, а это примерно четыреста-пятьсот танков. Решения были приняты уже в марте, так что к сентябрю, скорее всего, будут готовы. Даже с запасом. По нашим сведениям кто-то им очень сильно помог в плане организации промышленного производства.
— Что вы имеете в виду?
— Бурные перестановки в руководстве Рейха оказались вполне осмысленными играми, приведшими, например, на волну успеха Шпеера. Очень, я вам скажу, талантливого специалиста, который самым стремительным образом стал раскрываться на посту рейхсминистра вооружений и боеприпасов. Кроме того, насколько мне стало известно, адмирал Канарис начал добиваться успехов в области промышленной разведки.
— Вот как? — удивился хозяин кабинета. — И кого же он смог обчистить?
— Не поверите, Великобританию.
— Действительно, не поверю. Неужели Чемберлен решил прикормить их?
— Что ему еще остается? Да, он теперь будет прикладывать все усилия к тому, чтобы всемерно укрепить Германию для войны с СССР. Он раскусил наш ход и теперь пытается выжить.
— Тем лучше, — произнес молчаливый толстяк. — Чем сильнее будут противоборствующие стороны, тем масштабнее окажутся разрушения.
— Может быть и мы подбросим пару поленьев?
— Не стоит, — покачал головой хозяин кабинета. — Лишние финансовые затраты нам не нужны. Берлин с Москвой и так вполне неплохо справляются. Главное им сейчас не мешать. А вообще очень интересная ситуация получается – мы и дельцы из Сити делаем ставки на двух бойцовых собак, которым предстоит большая драка насмерть. Они и так уже ходят, рычат друг на друга, так мы их еще и подначиваем. Дразним. Только вот цена поражения для нас разная. Мы теряем только инвестиции, но сохраняем лицо и можем вполне продолжать сотрудничество с собачкой-победителем, которая нас не в состоянии достать. Лондон же рискует своей головой, потому что если наш волкодав загрызет их породистую немецкую овчарку, то мелкую английскую таксу, сидящую на своем острове, не ждет ничего хорошего. Им припомнят все. Интересный расклад. А главное – мы тут ни при чем. Русские сами воруют у нас технологии, а торговля… так что торговля? В ней ничего грешного нет, — подвел итог толстяк.
— Вы очень оптимистичный мой друг, — отозвался хозяин кабинета.
— Мы знаем о большинстве советских разведгрупп, которые действуют под прикрытием гангстеров и прочих бандитов. Если потребуется, то прекратим их тяжелый труд. В том числе с полным упокоением. А без наших технологий, которыми мы с ними великодушно делимся, они ничто. Даже с тем сырьем и промышленными мощностями, которыми потенциально они могут обладать. Слишком серьезен отрыв. Что они реально могут нам сделать? Призовут на наши головы какую-нибудь божественную кару силой в тысячу солнц?
— Не зарекайтесь друг мой, не зарекайтесь. Конечно, в целом вы правы, но никто из нас не застрахован от случайностей или упущения какой-нибудь на первый взгляд малозначительной, но очень важной детали. Кроме того, ученые не раз уже выкидывали номера, совершенно спутывающие нам карты.
— Но мы всегда оказывались на коне.
— Безусловно. Однако, я считаю, нам лучше, все же работать аккуратнее, прикрывая свой зад на случай какой-то неприятности. Думаю, никто из присутствующих не будет рад советским войскам в Нью-Йорке. Как, впрочем, и нацистским.
— Вы, что-то очень переживаете. Неужели боитесь?
— Да. Вероятно, боюсь. Понимаете, Советский Союз вдруг начал играть на совершенно ином уровне. Как будто это не вчерашние крестьяне, только обучившиеся читать и писать, а солидные люди. Вспомните Испанскую кампанию. Вас не смущает тот факт, что Москва не только своевременно включилась, постаравшись получить для себя наибольшую выгоду, но и очень тонко поняв момент, отступила. Красная линия была не пройдена. А популярность левого крыла вообще и Советов в частности в Европе повысилась. Их стало больше людей воспринимать как защитников простых и обездоленных. И это, несмотря на то, что Москва практически ограбила Мадрид. А потом еще и людей с квалификацией вывозила. Да что говорить – до сих пор они уезжают с попустительства Франко, который не желает иметь в своей стране социалистов, коммунистов и прочую нечисть. А Чехословакия? Ведь что мешало Советам надавить на Гаху и поставить его на место? Ничего. И если бы мы имели дело с обычными пролетариями, то так и было бы. И Москва бы оказалась кровожадным захватчиком и тираном в глазах европейцев и американцев. А так – красная линия не была преодолена и снова Советы вышли защитниками. Чехи хотели защищаться? Они им помогли. Легитимно избранное правительство посчитало левые силы бандитами? И опять Москва помогла решить эту проблему, предложив всем желающим чехам и словакам уехать в СССР с получением гражданства. Да и с эпизодом на Халхин-Голе все очень непросто. Совсем не просто. И чем дальше я наблюдаю за нашей европейской партией, тем сильнее пугаюсь.
— Не зарекайтесь друг мой, не зарекайтесь. Конечно, в целом вы правы, но никто из нас не застрахован от случайностей или упущения какой-нибудь на первый взгляд малозначительной, но очень важной детали. Кроме того, ученые не раз уже выкидывали номера, совершенно спутывающие нам карты.
— Но мы всегда оказывались на коне.
— Безусловно. Однако, я считаю, нам лучше, все же работать аккуратнее, прикрывая свой зад на случай какой-то неприятности. Думаю, никто из присутствующих не будет рад советским войскам в Нью-Йорке. Как, впрочем, и нацистским.
— Вы, что-то очень переживаете. Неужели боитесь?
— Да. Вероятно, боюсь. Понимаете, Советский Союз вдруг начал играть на совершенно ином уровне. Как будто это не вчерашние крестьяне, только обучившиеся читать и писать, а солидные люди. Вспомните Испанскую кампанию. Вас не смущает тот факт, что Москва не только своевременно включилась, постаравшись получить для себя наибольшую выгоду, но и очень тонко поняв момент, отступила. Красная линия была не пройдена. А популярность левого крыла вообще и Советов в частности в Европе повысилась. Их стало больше людей воспринимать как защитников простых и обездоленных. И это, несмотря на то, что Москва практически ограбила Мадрид. А потом еще и людей с квалификацией вывозила. Да что говорить – до сих пор они уезжают с попустительства Франко, который не желает иметь в своей стране социалистов, коммунистов и прочую нечисть. А Чехословакия? Ведь что мешало Советам надавить на Гаху и поставить его на место? Ничего. И если бы мы имели дело с обычными пролетариями, то так и было бы. И Москва бы оказалась кровожадным захватчиком и тираном в глазах европейцев и американцев. А так – красная линия не была преодолена и снова Советы вышли защитниками. Чехи хотели защищаться? Они им помогли. Легитимно избранное правительство посчитало левые силы бандитами? И опять Москва помогла решить эту проблему, предложив всем желающим чехам и словакам уехать в СССР с получением гражданства. Да и с эпизодом на Халхин-Голе все очень непросто. Совсем не просто. И чем дальше я наблюдаю за нашей европейской партией, тем сильнее пугаюсь.
— Думаете, что там сидит какой-то серьезный игрок, который прикидывается дураком?
— Похоже именно на это. Советы формально проиграли Испанию и Чехословакию, но получили выгоды от этих поражений намного больше, чем могли бы, обрести при победе.
— Вы слишком пугливы, друг мой. А даже если и допустить, что Москва в курсе той роли, которую мы ей отвели, то тем лучше. Это означает, что она выполнит дело с большей вдумчивостью. Ведь в этом случае до голов в Кремле вполне должно дойти, что или они разрушают Европу, или Европа разрушает их. Вряд ли кто-то из них решится на самоубийство. Так что, все под контролем. В этой войне будут только одни победители – мы.
Часть 3 Пятый раздел Польши
Глава 1
18 июля 1939 года. Москва. Большой Кремлевский дворец, Георгиевский зал, закрытое совещание советско-германской конференции
— …таким образом, мы сможем добиться полного устранения недопонимания в советско-германских отношениях, дабы неприятного инцидента подобного тому, что произошел в Чехословакии, больше не повторилось, — подвел итог своей речи Риббентроп.
— Мы также с радостью пойдем навстречу нашим германским друзьям, — ответил ему Молотов. — Но хотелось бы уточнить несколько вопросов. — Он сделал паузу. Обвел глазами всех присутствующих. И продолжил. — Совет народных комиссаров Советского Союза выступил с инициативой от десятого числа сего месяца к назначенному на второе августа XIX съезду ВКП(б) с предложением провозгласить СССР полноправным наследником Российской империи. И, соответственно, взять на себя все ее права и обязательства. В связи с чем, я хотел бы предложить уточнить наши взаимные интересы с учетом этой небольшой, но очень важной детали.
— Иными словами, вы хотите установить границу между нашими государствами по той линии, что была в одна тысяча тринадцатом году? — осторожно поинтересовался Риббентроп.
— Именно так. Кроме того, нам хотелось бы, чтобы вы учли наши интересы в Прибалтике, Финляндии и в других регионах.
— Вы считаете, это выгодно Германии?
— Более чем, — улыбнулся Молотов.
— Чем же? Можете пояснить?
— Охотно. Мы отлично понимаем, что перед Берлином стоят две важные военные задачи – разгром Польши и Франции. Кроме того, в Москве отлично знают о нарастающих затруднениях в германской экономике, которая начинает задыхаться от кризиса перепроизводства, что подталкивает Рейх к скорейшему началу польской и французской кампаний. Но у немцев нет сил, позволяющих разгромить даже поляков в разумные сроки.
— Чем конкретно вы готовы помочь Рейху? — невозмутимо спросил Риббентроп.
— Мы можем принять участие в совместном разгроме Польши, а также обеспечить дружественный нейтралитет в ходе вашей французской кампании. Да, у Советского Союза сейчас не самая большая армия, особенно в связи с ее преобразованием из-за оптимизации расходов. Но три-четыре десятка дивизий с нашей стороны совершенно точно ускорят процесс разгрома нашего общего врага, который за недолгое время своего существования уже стал костью в горле для всех цивилизованных людей. Или вы думаете, армия Польши способна крепко держаться на два фронта?
Риббентроп молча посмотрел на невозмутимое лицо Молотова, и задумался. Как и все остальные. Советская делегация была в курсе предложения и ждала реакции немцев и наблюдала за реакциями, а германская сторона просчитывала выгоды.
— Вы сказали, что Советский Союз желает признать преемственность от Российской империи, — медленно начал после большой паузы Риббентроп. — Однако в этом случае Рейху и СССР придется произвести серьезную ревизию взаимных финансовых претензий, которые на данный момент нас не обременяют. И далеко не все они могут быть выполнены. Вы же понимаете, что золото, конфискованное правительством Кайзера мы вернуть не в состоянии.
— В этом нет никакой сложности, — с улыбкой ответил Молотов. — Просто обговорим форму оплаты. Совершенно не обязательно брать строго в той форме, которая была в прошлом. Она могла и истлеть. Произведем оценку и подумаем, как нам произвести взаимовыгодный учет с минимальным количеством натуральных выплат. Ведь главная задача не столько добиться каких-то преференций, сколько устранить противоречия на строгой юридической платформе, дабы ни у кого не возникало вопросов.
— Нам приятно это слышать, — улыбнулся Риббентроп.
— Кроме того, в случае успешного заключения договора, учитывающего наши интересы как правопреемника Российской империи, мы готовы предложить Берлину расширенное торговое сотрудничество. Как я уже выше заявил, Советский Союз в курсе затруднений, с которыми столкнулась экономика Германии и готов протянуть руку помощи. Например, взять обширный кредит под долгосрочные долговые обязательства по французской схеме. Сырье, в обмен на продукты германского производства, прежде всего для оснащения заводов и реализации инфраструктурных проектов.
— Это щедрое предложение, но, к сожалению, этот вопрос я не вправе решать.
— Но разве это наша последняя встреча? — наигранно удивился Молотов. — Если мы договоримся вместе бить Польшу, то нам придется многое согласовывать. Я бы даже сказал больше – находиться постоянно в тесном взаимодействии, дабы держать руку на пульсе и полностью контролировать ситуацию.
— Вы, безусловно, правы, — кивнул с серьезным видом Риббентроп, — однако, все равно, мне требуется проконсультироваться с Берлином. Слишком многое нужно обсудить и обдумать. Поэтому, я предлагаю нам всем собраться здесь через три дня для подведения окончательного итога. Надеюсь, вы подготовили проект договора, который я мог бы представить моему фюреру?
— Конечно, — кивнул Молотов, сохраняя непроницаемо спокойное лицо.
Интерлюдия
21 июля 1939 года все европейские газеты пестрели заголовками о заключении пакта о ненападении между Советским Союзом и Третьим Рейхом, а также массой весьма интересных пунктов. Одним из которых стало признание Берлином СССР прямым наследником Российской империи. Причем ни о каких тайных пунктах и протоколах этого пакта никто не говорил. Да и зачем? И так все было предельно ясно. Хотя деталей для обсуждения оказалось предостаточно. Так что вся Европа гудела от этого события. Особенно Прибалтика, Польша и Финляндия, которые четко и ясно осознали свою предстоящую совершенно безрадостную судьбу… Независимость, доставшаяся им на чужой крови и горе, теперь становилась призрачной и могла растаять в любой момент как утренний туман.